Когда сердце начинает болеть

 

Белла

 

Стиви прав, конечно. Я понимаю, что это лучший совет, какой можно было дать, несмотря на то что я слышу его от человека с приклеенными баками и в усыпанном стразами комбинезоне. Я решаю сделать так, как он говорит, – и сделала бы, если бы в этот момент не начался худший кошмар в моей жизни. В сопровождении суматохи, похожей на ту, какую можно увидеть перед дверьми «Харродз» в день распродажи, мы неожиданно оказываемся не одни.

К столику возвращаются Лаура и Фил. У Лауры в руках ее пиджак, у Фила – стакан виски, похоже двойного. И они приводят с собой Нила Каррана.

– Чтоб их всех на клочки разорвало! Да это вообще ни в какие ворота... Посадили меня под замок – представляете? Я вам скажу – это нарушение прав человека. Да я на них в суд подам! В этой стране каждый жулик таскает по судам другого жулика. Вот и я буду таскать. – Внимательно посмотрев на Лауру, Нил перестает возмущаться. Этот обшарпанный старый потаскун никогда не мог спокойно пройти мимо красивой женщины. – Эй, Бел-чонка, ты не представишь меня своей прекрасной подруге? – спрашивает он у меня.

Я молчу, потому что от неожиданности и потрясения потеряла дар речи. Все летит кувырком. Все летит к черту. Застыв на стуле, я в ужасе смотрю на Нила. Мы пропали – тут уже ничем не поможешь.

Лаура улыбается Нилу и говорит:

– Меня зовут Лаура Ингаллс. Только не шутите, пожалуйста, по поводу моего имени. – Она делает жест рукой, метафорически отметая возможные шутки. Похоже, она сразу раскусила Нила и его способ общения с окружающими. – Но вам совсем не обязательно представляться.

Она инстинктивно понимает, что конферансье – это тот человек, с которым жене или девушке двойника Элвиса стоит подружиться. Забавно. В свое время я Нила Каррана вообще за человека не считала.

– Вы – печально известный конферансье Нил Карран, – ослепительно улыбаясь, говорит она.

– Да, конферансье я известный, тут спору нет – но не так уж печально. Ну, люблю я выпить, и что? Это же не преступление. Черт возьми, леди, я же на отдыхе. Ну, то есть почти. И обет трезвости я никому не давал. – Он плюхается на соседний стул, затем задает Лауре самый кошмарный вопрос, какой только можно представить: – Ну и как вы познакомились с этой прелестной парочкой?

Лаура слегка смущена тем, что Нил счел нас со Стиви «парочкой». Через какое-то мгновение – самое долгое в моей жизни – она решает, что пьяный трепач просто ошибся, и пытается внести в вопрос ясность:

– Белла – моя лучшая подруга, а я – девушка Стиви.

– Едрит твою, прошу прощения за мой французский, – поперхнулся Нил. – Ничего себе. Вот это номер.

– Филип Эдвардс, – говорит Фил, протягивая руку для рукопожатия. – Муж Беллы.

Нил вяло отвечает на рукопожатие и поворачивается к нам.

– А кто такая Белла? – спрашивает он.

Я уверена, что он знает. У меня нет выбора. Мне приходится сказать:

– Я.

– Но ты замужем за Стиви, – говорит Нил, – а не за этим. – Он тычет пальцем в Фила.

– Нет-нет, – хихикает Лаура. – Это я познакомила Стиви с Беллой. Белла – жена Фила. Со Стиви встречаюсь я.

Она старается проявить терпение, искренне полагая, что в непонятливости Нила виновато алкогольное опьянение, но я-то вижу, что более трезвым Нил Карран не был никогда в жизни. Я не решаюсь взглянуть на Стиви, но краем глаза отмечаю какое-то движение. Наверное, он уронил голову на руки, принимая позу, общую для всех увязших в дерьме представителей человечества.

– Э... детка. Не знаю, что тут у вас происходит, но могу точно сказать, что Белинда Макдоннел и Стиви Джонс состоят в браке. Они мне сами так сказали. Мы ведь старые приятели. Знаем друг друга уже больше десяти лет. – Возможно, Нил думает, что Лаура пытается его разыграть, а он хотя он и любит злые шутки, но терпеть не может быть их объектом. Он категорично заявляет: – Эти двое – как попугайчики-неразлучники. Даже после стольких лет. Я только сегодня видел, как они ворковали друг с дружкой в закусочной возле «Элвис-А-Рама».

– О чем это он говорит? – поворачивается к нам Лаура. – Скажите, что это неправда. Он ведь лжет, да? Он же пьян!

– Прости меня. Я... – Я замолкаю. Язык плохо слушается меня. – Прости. Я могу объяснить. – И что я могу ей объяснить? Не представляю.

– Ты замужем за моим мужчиной? – недоверчиво спрашивает Лаура.

Я не в силах ничего сказать – мне слишком стыдно. Я киваю.

После этого мне и не приходится ничего говорить. Лаура выплескивает мне в лицо содержимое ближайшего фужера и, всхлипывая, выбегает из зала. Стиви бросается за ней.

– Да уж, с кем, с кем, а с вами двумя не соскучишься, – говорит Нил, радостно блестя глазками. – Знаете, я, пожалуй, пойду. Мне кажется, Бел-чонка, тебе сейчас предстоит серьезный разговор.

 

ОТЕЛЬ РАЗБИТЫХ СЕРДЕЦ

 

Филип

 

Я уже знал. Где-то за восемнадцать минут до того, как нахальный конферансье подтвердил мои подозрения, я понял, что между Беллой и Стиви что-то есть. Мне не пришло в голову, что они женаты. Для моего воображения это было уже чересчур. Но, глядя на то, как Белла слушает Стиви, исполняющего «Тебе одиноко сегодня?», я подумал, что, вполне вероятно, они трахаются, как кролики, за нашей спиной – моей и Лауры.

Извините за вульгарный язык, но это здорово выбивает из колеи – когда узнаешь, что ты не единственный муж у собственной жены. Какой удар по мужскому достоинству! Думаю, большинство мужчин со мной согласятся. Не говоря уже о том, что у меня только что украли мою жизнь. Я раздавлен, словно лягушка, попавшая под колеса автомобиля.

– Белла, возьми свою одежду в гардеробе, – говорю я. Она подчиняется, не прекословя и не пытаясь ничего объяснить. За это, по крайней мере, я ей благодарен. Я бы предпочел, чтобы мы доиграли нашу драму без свидетелей. Я сижу и жду, когда она возвратится к столику. В какой-то момент я задумываюсь, может ли случиться так, что она вообще не вернется. У нее уже есть опыт сбегания от проблем. И немаленький, насколько я могу судить. Однако спустя несколько секунд она появляется рядом со мной. Она выглядит такой маленькой и прозрачной. В этом есть некая ирония, вы не считаете? Потому что, какая бы Белла ни была, она точно не прозрачная. Зная, что силы мне еще понадобятся, я приканчиваю виски. Мы идем к выходу и ловим такси до нашего отеля.

 

МОЯ ДЕТКА УШЛА ОТ МЕНЯ

 

Стиви

 

Оказалось, Лаура может двигаться невероятно быстро. Прошло всего несколько секунд с того момента, как Нил Карран разоблачил нас с Беллой, а она уже пробилась через толпу в зале, выбежала из отеля и села в такси. Я стараюсь ее догнать, но у меня ничего не получается. Да что такое со мной и женщинами, бросающими меня на ежегодном Европейском конкурсе двойников Элвиса? Но только я понимаю, что в этот раз меня никто не бросает. Если подбирать самые мягкие выражения, можно сказать, что я сам ее упустил. А если не подбирать, можно найти довольно точное определение – я бесстыдно ее «кинул». Поэтому, поймав себя на мысли о дежавю, я одергиваю себя. Думать так было бы несправедливо и неуважительно по отношению к Лауре. Я заслуживаю весь это бардак, но она-то – нет.

К отелю я несусь галопом, в надежде, что у меня на своих двоих получится быстрее, чем у нее в такси, и мне удастся ее перехватить – хотя я ума не приложу, что можно сказать в такой ситуации. Белинда была права – наконец-то я услышал от нее хоть одну разумную мысль: весь этот эпизод – просто отступление. Это не настоящее. То, что я говорил ей в закусочной, – это была ерунда, идиотическая, безответственная чушь. Не было такого, чтобы я все эти годы каждый день думал о ней. Если бы мы не отправились вместе в эту глупую поездку, мне бы и даром не нужны были ее поцелуи, не говоря уже о том, чтобы тосковать по ним. Но я уже тоскую по Лауре.

Все же такси обгоняет меня. Когда я распахиваю дверь нашего номера, она уже собирает вещи.

– Не уходи, – прошу я.

– Отвали, – отвечает она. Кратко, точно, по существу. – Ты жалкий лживый ублюдок, – добавляет она, на тот случай, если мне нужны пояснения.

– Лаура, пожалуйста. Мне так жаль. – Я бросаюсь к ней, но она отшатывается, с презрением глядя на меня.

Ее открытое отвращение пригвождает меня к полу. Я хотел обнять ее, но вместо этого падаю в кресло, стоящее в углу номера. Несколько минут я молчу, пытаясь собраться с мыслями. В это время она мечется по комнате, собирая по шкафам и полкам трусики и блузки. Она комом, даже не подумав расправить, запихивает их в дорожную сумку. Я начинаю говорить. У меня нет убедительных или даже просто стоящих аргументов, потому что, даже рассказав чистую правду, я выставлю себя сволочью. Но я должен, по крайней мере, попытаться.

– Лаура, прости меня. – Где-то я уже такое слышал. Ах да, от Беллы. – Я не хотел причинить тебе боль. – Старый штамп. – Я не думал, что все так выйдет. Просто так получилось. – Я и сам понимаю, что жалок.

– Что просто так получилось? – кричит Лаура. – Идиот несчастный! Ты же женат на моей лучшей подруге! Ну, скажи, что я не права. Ты женат на моей лучшей подруге?

– Официально да, – признаю я.

– Ублюдок! Пять баллов тебе за разводку. Оскар на твоем фоне просто душка.

– Прости.

– Сколько вы уже женаты?

– Э... одиннадцать лет.

– Ну и ну. Целую вечность. Но это хотя бы был фиктивный брак? Или что?

Я слышу надежду в ее голосе. Хотел бы я ее оправдать.

– Нет.

– Ты гнусный тип. Ты хочешь сказать, это был брак по любви?

– Да. Был. Именно был.

– Я тебя ненавижу, – говорит она. Просто и доходчиво.

– Пожалуйста, пожалуйста, Лаура, позволь мне объяснить. – Я вскакиваю с кресла и приближаюсь к ней. – Именно поэтому у нас с тобой все так медленно начиналось. Я просто не знал, как сказать тебе о моем странном семейном положении. Я пытался объяснить это еще в самый первый вечер. Но ты не дала мне ничего сказать. Ты пошутила, что я женат на своей работе.

– Не смей вешать это на меня, слышишь, ты, негодяй?

– Нет-нет. Я ничего не вешаю на тебя. Даже не думал, правда.

Даже сейчас мне трудно не заметить, насколько решительно и уверенно действует Лаура. Я замечал в ней эту решительность и раньше и всегда находил ее привлекательной. Я понимаю, что это несколько неуместно в данных обстоятельствах, но меня заводит, что она с такой твердостью отвоевывает свое попранное достоинство. Я не могу ею не восхищаться. Не то чтобы это могло мне как-то помочь. Ясно, что времена, когда восхищение Лаурой сулило мне какие-то выгоды, давно прошли. Я сам все испортил. У меня нет шансов вернуть ее назад. Я даже не надеюсь на это. Все, что я сейчас хочу, – извиниться.

– Этот нахальный алкоголик сказал, что сегодня вы с Беллой «ворковали». Что он имел в виду?

– Мы наткнулись на него в закусочной.

– Так вы трахались за нашей спиной? – Ее отвращение хлещет по мне, словно плеть.

– Нет! Вчера ночью на меня что-то нашло, и я поцеловал Белинду. Нам нужно было об этом поговорить, поэтому мы решили сегодня встретиться.

– Кого ты поцеловал?

– Беллу. Я знал ее как Белинду. Она сменила имя.

– Эта расчетливая сука.

– Пожалуйста, позволь мне объяснить, – прошу я. Не знаю, как это случилось, но я стою на коленях и в буквальном смысле умоляю дать мне возможность хоть что-нибудь исправить. Допускаю, что это выглядит смешно, принимая во внимание тот факт, что на мне узкий комбинезон небесно-голубого цвета. Однако в данный момент мне, к сожалению, не до чувства собственного достоинства.

– Объясни, – приказывает Лаура.

В первый раз после злополучного эпизода с Нилом Карраном она обратилась ко мне, не повышая голоса и не присовокупляя к фразе какого-нибудь ругательства. Я склонен видеть в этом своего рода прогресс. Лаура садится на край кровати. Она выглядит такой надломленной, несчастной, потерянной. И опять я видел ее такой и раньше – иногда, когда она рассказывала об Оскаре и о том, как плохо он с ней обошелся, я замечал, как у нее на лице мелькало выражение душевной боли. В такие моменты во мне кипела ярость к человеку, которого я никогда даже не видел, – за то, что он посмел обидеть Лауру. Видеть ее страдания сейчас стократ хуже, потому что я отчетливо понимаю, что сам их причинил. Больше всего на свете я хочу, чтобы они прекратились.

Я начинаю рассказывать – насколько возможно честно и объективно, не перекладывая всю вину на плечи Беллы и полностью признавая ответственность за свою долю участия в обмане. Но затем я подчеркиваю, что мне с самого начала не нравилась эта ситуация и что я пошел на поводу у Беллы только потому, что Лаура попросила меня дать ей второй шанс. Это крупный промах.

– Ах ты сволочь! – восклицает Лаура. – Я это сказала, совершенно ничего не зная о том, что у вас там на самом деле творится. Ты жалкий червяк. Даже не пытайся свалить все это дерьмо на меня! – Прямо в точку.

Это трудный разговор, и, когда я добираюсь до того места, где я поцеловал Белинду, он становится еще труднее. Лаура совсем не глупа, она не поверит, если я скажу, что это произошло исключительно из-за воздействия алкоголя. Кроме того, это неправда. С другой стороны, я не хочу, чтобы у нее сложилось впечатление, будто я до сих пор влюблен в Беллу.

– Кого ты сюда привез? Меня или ее? – вдруг спрашивает Лаура.

– Тебя. Конечно тебя. Я не хотел приглашать Белинду. Беллу. Это же была твоя идея.

– Какая же я дура!

– Ты совсем не дура.

– Нет, дура. Глупая, доверчивая дура. – Лаура отводит взгляд. Ее лицо выражает скорбь и сожаление. Это мне наказание за то, что я натворил.

– Когда мы только прилетели в Лас-Вегас, я не хотел ничего начинать. – Мой голос дрожит и срывается, показывая, как важно для меня это заявление. – Напротив, я собирался раз и навсегда повести черту под нашими с Белиндой отношениями. Я хотел поставить точку. – У меня перехватывает дыхание, и я уже не могу говорить. Как бы я хотел, чтобы Лаура мне поверила! Чтобы она поняла. И осталась.

– Нам было так хорошо вместе. Я была уверена, что мы влюбляемся друг в друга, а ты в это время лип к своей старой подружке. Как так можно? – растерянно спрашивает Лаура. – Ты все разломал. Все втоптал в грязь. Весь этот рай был не про нас. Он не был началом наших отношений. Даже если бы я тебе поверила, это все равно конец – твой и Беллы.

– Но это может быть и тем и другим.

– Нет, не может.

Лаура встает с кровати, застегивает «молнию» на сумке и направляется к двери.

– На сегодня я забронировала себе отдельный номер. Думаю, без слов понятно, что на финал я не останусь. Я попробую поменять билет, чтобы улететь отсюда завтра. – Она обводит взглядом комнату. – Если я что-нибудь забыла – пришли по почте. Я больше не хочу тебя видеть. Ты понял, Стиви? Не вздумай показаться мне на глаза.

Дверь захлопывается с мрачным, безнадежным стуком.

 

Я УХОЖУ

 

Лаура

 

Суббота, 10 июля 2004 года

 

Я проплакала всю ночь. Не в силу традиции, а потому что не могла по-другому. У меня просто не укладывается в голове, какой чудовищный обман разыгрывался за моей спиной. Я позвонила в бюро путешествий и аэропорт и обменяла билет. Так что у меня сегодня самолет. После целого часа упрашиваний, всхлипываний и «не вешайте трубку» мне наконец сказали, что я смогу сегодня улететь домой, если только согласна на пересадку в Амстердаме. Я бы согласилась и на пересадку в Тимбукту, только бы выбраться из этой дыры. Я звоню Амели, чтобы предупредить ее о том, что мои планы изменились.

– Ты приезжаешь раньше? Почему? Ты же не поссорилась со Стиви? У тебя все нормально? – спрашивает она. Телефонная связь передает искреннее беспокойство, слышное в ее голосе. Я чуть не плачу. Как хорошо, что у меня есть рассудительная Амели, которая поможет и успокоит. Скоро я устроюсь на ее мягком уютном диване и все расскажу. Я уже сейчас представляю, как она будет возмущена.

– Ты не поверишь, если я скажу, – отвечаю я.

– К сожалению, думаю, что поверю, – вздыхает она. Что-то в ее голосе, возможно какая-то печальная безнадежность, заставляет меня спросить:

– Ты знаешь?

– Да.

– Откуда?

– Я знала с самого начала.

Я вешаю трубку. Амели знает, она знала с самого начала. Честная, благородная Амели, которую я считала своей подругой, тоже принимала участие в этой грязной игре. Она ни словом не заикнулась, даже не подумала меня предупредить. Никакая она не честная, не благородная и не подруга. Я опять одна. Опять рядом со мной никого нет, а я так устала в одиночку брести по этой дороге...

Я не буду звонить Оскару, чтобы сказать ему, что я возвращаюсь домой раньше намеченного. Во мне еще осталась толика гордости, и я не в силах заставить себя признаться ему, что мужчина, с которым я отправилась в эту поездку и которого считала мужчиной моей мечты, оказался мужем моей лучшей подруги. Я оставлю Эдди у него до понедельника, как договаривались, хотя мне не терпится обнять моего мальчика. Я точно знаю, что меня успокоит запах его волос и кожи и тепло его неуклюжих детских объятий.

Мысль о полете домой наводит тоску. Я наивно полагала, что ко дню возвращения в Англию мы со Стиви станем настоящей парой. Заручившись любовными клятвами и уверенные друг в друге, мы будем сидеть в больших удобных креслах и потягивать бесплатное шампанское. И когда я поумнею? Я же прекрасно знаю, что никогда нельзя загадывать наперед. О чем я думала, когда купалась в фантазиях, где мы со Стиви вместе приезжаем к Оскару, чтобы забрать Эдди? Я получала огромное удовольствие, представляя лицо Оскара в тот момент, когда я знакомлю его со Стиви. Признаю, мне нравилось воображать момент рукопожатия моего средненького прошлого с великолепным настоящим. Что ж, так мне и надо! Я предвкушала, какая радость засияет на лице Эдди, когда он получит ту гору подарков, которые мы для него накупили. А сейчас я даже толком не знаю, где эти подарки. Я в спешке забыла их в номере Стиви.

В номере Стиви.

Потому что он уже больше не мой. Чужой. Правду сказать, в этом мире вообще все чужое. И всегда было чужим. Белла не была моей подругой, а Стиви не был моим мужчиной – он муж Беллы, поэтому даже воспоминания – не мои.

От недосыпа и плача меня болит голова. Глаза щиплет, в горле сухо. Я умираю от голода, но, когда пытаюсь есть, меня тошнит. Не могу придумать, чем занять день. Мы со Стиви собирались посмотреть достопримечательности, хотели поехать либо к плотине Гувера, либо к Большому каньону. Наверное, я могла бы поехать и одна, но не могу собраться с силами. С сегодняшнего дня мне много чего придется делать одной, поэтому к чему спешить?

Я не хочу ни загорать, ни пить, ни играть. Вегас и вправду пустыня.

Я сижу в кафе в холле и через силу потягиваю кофе. Я купила огромный кусок морковного торта, но даже не притронулась к нему. Вчера я несколько раз проходила мимо и просто умирала от желания попробовать замечательные торты, выставленные в стеклянной витрине. Мы со Стиви договорились зайти сюда после вчерашнего шоу, рассудив, что крем и легкий бисквит послужат отличным абсорбентом для выпитого шампанского. Странно, что все может перевернуться за такой короткий промежуток времени. Вот ты настолько близок с человеком, что кажется, будто у вас одни на двоих мысли, стремления, мечтания, – и вдруг, в следующую минуту, вы с ним – чужие люди.

– Привет, Лаура. Я тебя искала.

– Господи, только этого не хватало. Белла Эдвардс, или, может быть, мне следует называть тебя Белиндой Макдоннел? – не оборачиваясь, говорю я.

Она присаживается на стул напротив.

Я удивлена тем, что она меня выследила. Очевидно, она недооценивает враждебность моих чувств по отношению к ней. Я даже слегка восхищена тем, что у нее хватило наглости встретиться со мной лицом к лицу. С другой стороны, если взглянуть на последние восемь лет ее жизни, и в особенности на последние несколько месяцев, приходится признать, что в наглости ей не откажешь.

– Я хотела с тобой поговорить.

– Слегка поздновато, тебе не кажется? – Я через силу смотрю на нее. Она вся красная как рак. Хорошо. Надеюсь, она самовоспламенится.

Проходит два миллиарда лет, и она наконец поднимает на меня взгляд. Господи боже мой. Выглядит она хуже некуда. Это хорошо. Значит, не только мне выдалась кошмарная ночка. Я никогда в жизни не видела ее в таком виде. Моим первым бессознательным импульсом является желание ее пожалеть, но потом я вспоминаю, насколько я ее ненавижу. Если уж даже ей хреново, каково же сейчас от ее игр Филипу? Бедняга, он оказался в худшем положении, чем даже я. Может, стоит ему позвонить? Мы могли бы вместе принять участие в одной из этих ужасных телепередач, идущих в дневное время.

– Разве тебе не с Филом следует говорить? – спрашиваю я.

– Да. – Дрожащими руками она кладет в кофе три кусочка сахара. Обычно она пьет вообще без сахара. – Я очень хотела поговорить с ним вчера вечером, но он был не в состоянии.

– Значит, ты больше не командуешь парадом, а?

– Не командую, – признает она. – Мы договорились встретиться сегодня в полдень.

– Как цивилизованно, – бормочу я.

Я мысленно возвращаюсь во вчерашний вечер. Я полагала, что достигла новых горизонтов самоконтроля, так как не пошла дальше осыпания Стиви ругательствами. Если бы я находилась в своей квартире или в его, я бы расколошматила всю посуду, швыряла бы в него лампами, книгами – всем, что попало бы под руку. Проблема состояла в том, что в отеле все привинчено к полу или за это потом придется дорого платить. И как Фил и Белла могут быть настолько рассудительными, что планируют скандалы заранее? Разве Филу не хочется свернуть ей тощую шею?

– Мне очень жаль, что я вам со Стиви все испортила, – говорит Белла. – Я не нарочно.

– Откуда ты знаешь, что ты все испортила? – спрашиваю я. – Может, мы это переживем? – Я и наносекунды так не думаю, но и не собираюсь доставлять ей удовольствие – пусть не думает, что разрушила мою жизнь.

– Я видела Стиви утром. Он считает, что у вас все плохо.

Я с остервенением смотрю на нее. Да как она смеет сидеть тут и хладнокровно сыпать мне соль на рану? С чего она взяла, что может вот так сообщать мне, что по-прежнему видится со Стиви? Она что, думает, что недостаточно все изгадила?

– Стиви просто места себе не находит, – говорит Белла. – Во всем этом нет ни капли его вины.

– Да ладно, не заливай. – Я с напускной небрежностью машу рукой. – Ты же в курсе, что у него между ног. Только этого и можно ожидать от парня – что он ввалится в жизнь девушки, словно слон в посудную лавку, и все там перебьет.

– Он не хотел, чтобы тебе было плохо.

– А мне и не плохо. С чего ты взяла, что мне плохо? Слушай, Белла, давай забудем на минутку о Стиви, хорошо? Поговорим лучше о тебе и о том, как ты втоптала меня в грязь. – Белла похожа на жертву катастрофы – она так напряжена, что кажется, вот-вот сломается.

Ну и замечательно. Это, конечно, очень подло, что желаю ей пострадать побольше, – ну и хрен с ним.

– Как ты могла так поступить со мной? Почему ты не сказала мне, кто он такой, когда впервые увидела его в «Колоколе и длинном колосе»?

– Я надеялась, что все обойдется.

– Я просто восхищена твоей честностью, – с сарказмом говорю я. Затем задумываюсь над тем, что сказала. Меня охватывает печаль, и я оставляю иронический тон: – Черт возьми, Белла, я правда всегда восхищалась твоей честностью, а теперь вдруг оказалось, что ты лживая насквозь. Я считала, что наша дружба основана на искренности, но, как я понимаю, это предположение было, мягко говоря, неверно.

– Мне очень жаль, – повторяет она.

– И не смей даже заикаться о том, что тебе меня жаль, – шиплю я. – Меня уже тошнит оттого, что ты постоянно напоминаешь мне о том, что я мать-одиночка. Честно, ты меня этим уже достала. Для тебя, может, это новость, но на дворе двадцать первый век, и никто уже давно не обращает на это особого внимания. Ну, не получилось у меня с Оскаром, так что из этого? У меня просто фантастический сын. Я успешно пережила свой развод, я иду дальше. Хотела бы я, чтобы это получилось у каждой женщины, от которой ушел муж. Если бы я была красоткой-супермоделью, владеющей тремя трастовыми фондами, твое предательство не стало бы от этого менее предательским. Как ты не понимаешь, что дело тут в твоих поступках, а совсем не в моих обстоятельствах?

– Я просто не знаю, что сказать, – признает Белла. – Я не хотела ехать в Лас-Вегас... – Она сбивается и замолкает.

– Удивительно. Мне кажется, Вегас для тебя – идеальное место. Здесь ведь можно выйти замуж на вышке для прыжков на эластичном тросе, в проездной часовне и даже в джакузи. Могла бы попробовать еще пару раз. – Удар ниже пояса, поэтому его трудно не сделать. Никто еще не упоминал о том, что ее положение не только аморально, но и незаконно.

– Зря ты меня пригласила, – через силу говорит она. Я тоже так думаю. Хоть в этом мы друг с другом согласны.

– Это мало что значит, – говорю я. – Ты и без Вегаса была бы замужем за моим мужчиной, я бы просто об этом не знала. Ты хоть понимаешь, каково теперь нам с Филом? – Она ведь не понимает, верно? Она думает, что вся проблема в том, что она попалась, а не в том, что она совершила кошмарную вещь. Змея подколодная. – Господи боже. Платье-пион. Ты купила его, чтобы загладить вину.

– Нет. Я просто хотела, чтобы у тебя было что-нибудь красивое.

– У меня был Стиви!

– Я пыталась объяснить... – Она не продолжает.

– Ты говоришь совсем как он. Вы хорошо подходите друг другу.

Белла глубоко вздыхает и говорит:

– Нет, мы не подходим друг другу. Послушай, Лаура, мы уже давно не пара. У нас разные взгляды на все: на Элвиса, Вегас, путешествия, суши, жизненные цели, деньги, людей. Мы не желаем жить одной и той же жизнью. Он очень хороший человек, и когда-то я сильно любила его. И какая-то часть меня будет любить его всегда.

Я сижу и шлепаю вилкой по своему морковному пирогу. Хорошо бы заняться чем-нибудь более кровожадным, вцепиться ей в лицо, например. Мне ее совершенно не жаль, хотя видно, что она едва сдерживает слезы.

– Но сейчас мы друг другу не подходим, и он знает это.

Я оглядываюсь в поисках какого-нибудь тяжелого предмета или, на худой конец, пути для отступления. Я не хочу ее слушать.

– Он подходит тебе, Лаура, а я подхожу Филу. Ты – его женщина. Он не мой, а, поверь мне, я очень хотела, чтобы он был моим. Я очень хотела, чтобы что-то из Кёркспи было моим. Но он не мой.

– Да что там такое с этим твоим Кёркспи? Ты разве не знаешь, что все люди испытывают сильные чувства к родному городу – любовь и ненависть.

– В моем случае это только ненависть.

– У тебя серьезные проблемы, ты знаешь об этом? Ты вообще не представляешь, к каким последствиям могут привести твои действия, и ты просто не способна встретить свои трудности в открытом бою. Вместо этого ты уклоняешься, скрываешься и увиливаешь.

Я жду, что Белла отмахнется от моего замечания – уклонится, скроется или увильнет – но она меня удивляет.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает она.

– Ну, кроме всего эпизода со Стиви и твоей неизбывной ненависти к родному городу, есть, например, еще такой факт: ты всегда охотно концентрируешься на чужих проблемах, а своих в то же время в упор не видишь.

– Это неправда.

Не знаю, откуда взялось это негодование. Я полагала, что злюсь на Беллу за то, что она замужем за моим мужчиной, но оказалось, мое возмущение и раздражение имеют более глубокие корни. Я злюсь на нее за то, что она отказывается взрослеть.

– Чего ты хочешь, Белла? Я, например, хочу, чтобы мой ребенок был здоров, чуть-чуть попутешествовать, влюбиться. Понимаешь, самых обыкновенных вещей. Не умирать со скуки на работе. Но ты! Ты гоняешься за всеми разновидностями порочных иллюзий. Известностью, роскошью, псевдогарантиями, несоразмерным богатством. Да разве в этом счастье? Думаю, именно поэтому ты ни на одной работе больше пяти минут не задерживалась. Ты желаешь управлять компанией еще до того, как научилась управляться с копировальной машиной. Ты стремишься управлять всем и вся, но в то же время избегаешь любой ответственности.

Женская дружба – странный зверь. Мы так близки, что можем с легкостью анализировать друг друга, но у нас не получается быть друг с другом честными. Почему, спрашивается, за столько лет дружбы я ни разу не сказала Белле того, что говорю сейчас? Я ходила вокруг нее на цыпочках – а почему? Потому что чувствовала себя по гроб жизни обязанной ей и боялась ее потерять? Потому что я слишком ее любила? Или, наоборот, недостаточно?

– Так чего ты хочешь? – кричу я.

Судя по виду Беллы, она поражена и раздавлена. Но она молчит. Я уже думаю, что она так ничего и не ответит, но тут она открывает рот, и ее ответ бьет по мне, словно молотом:

– Я просто хочу спокойно жить.

Я больше не кричу на нее, потому что по щекам у нее катятся крупные слезы. Я поднимаюсь и ухожу. Лучше я проторчу несколько часов в аэропорту, чем буду тонуть тут в ее жалости к себе.

 

ЧУЖОЙ В РОДНОМ ГОРОДЕ

 

Белла

 

Я плещу на лицо холодной водой и смотрю на себя в зеркало. Кожа серая и обвислая. Глаза – две узкие мерзкие красные щелочки. Губы белые. Я раздумываю над тем, не достать ли из сумочки помаду. Филип всегда ценит, когда я прилагаю усилия к тому, чтобы выглядеть хорошо, но сегодня у меня просто нет на это сил. Лучше уж я встречусь с ним такой, как есть, без макияжа, без маскировки. Мне кажется, это более уместно.

Господи боже мой, что же Филип мне скажет? Лаура уже пропустила меня через психологическую мясорубку. Она досыта накормила меня горькой правдой. Не знаю, смогу ли я съесть еще.

Но ведь как раз об этом она говорила. Я не способна грудью встречать проблемы. Неужели она права и я интересуюсь жизнью окружающих только для того, чтобы забыть о собственной?

Я расправляю плечи, выпячиваю грудь и выхожу из туалета. Мы с Филом договорились встретиться в полдень в ресторане отеля. Выбранное время наводит на мысли о пистолетных дуэлях из сериала «Высокие заросли чапараля».

Но я все равно решаю пойти. На этот раз мне нельзя сбегать. Да и, кстати, вполне возможно, что Фил меня испытывает. Думаю, он понимает, что приду я или нет – это бабушка надвое сказала. Но он всегда любил рисковать. В конце концов, он ведь женился на мне.

Подаст ли он в суд? Возможно. Он так добросовестно и серьезно ко всему относится. Грустно и смешно, но это одна из многих его черт, которые мне нравятся. Я нарушила закон, и не исключено, что он сочтет, что обязан предъявить мне формальное обвинение. Ой, да хрен с ним. Если у меня не будет ни Фила, ни Лауры, ни Амели, то можно и в тюрьму, чего уж там.

Я говорю метрдотелю, что у них должен быть зарезервирован столик на фамилию Эдвардс. У меня встреча с... кем? Вроде бы с мужем. Но он мне больше не муж. Строго говоря, он никогда им и не был. Я говорю, что у меня встреча с другом. Метрдотель отвечает, что мой друг еще не пришел, и провожает меня к столику.

Американцы едят ленч раньше, чем европейцы, поэтому в ресторане уже много народу. Не скажу, что я этому не рада. Филу не нужен скандал, и я думаю, что наш разговор будет только разговором, а не швырянием тарелок. Также я думаю, что вряд ли Фил нагрянет с полицией. Накал страстей не по его части.

Я благодарна ему за то, что он не стал разговаривать со мной вчера вечером. Любые необдуманные слова были бы губительны. Я восхищаюсь его полным достоинства молчанием и принимаю его решение тщательно обдумать ситуацию. Мы оба нуждались в осмыслении происходящего. Ночью я не спала ни секунды. Сначала я просто хотела свернуться мокрым от жалости к себе калачиком, погасить весь свет и просто дождаться утра, когда горничная стуком в дверь даст мне знать, что я успешно пережила самую долгую ночь в своей жизни, – но поняла, что мне нельзя терять время. Я должна была попытаться привести в порядок мысли и определиться с дальнейшими действиями.

Филип опаздывает на пятнадцать минут. Меня потихоньку обволакивает паника. Он так гордится своей пунктуальностью. Может, он хочет, чтобы я хорошенько понервничала? Если так, то его можно понять. Проходит еще десять минут. А может, он решил не появляться? Чтобы дать мне попробовать моего собственного лекарства. Ну нет, это совсем невероятно. Это на него не похоже, он по натуре не мстителен. Я разламываю пополам булочку и выпиваю два больших стакана воды со льдом. Никаких признаков Фила. Если мы не поговорим в ближайшее время, я просто взорвусь. Проходит еще пять минут, и наконец он входит в зал ресторана.

– О, слава богу! Я уже думала, что что-нибудь случилось, – восклицаю я.

– Кроме того, что у моей жены оказалось два мужа? – спрашивает Фил.

Я вспыхиваю.

– Я уже собралась обзванивать больницы.

– Я не склонен к членовредительству, – справедливо замечает он.

– Нет, я об этом не думала. Но тебя могла сбить машина или еще что-нибудь.

– Жизнь не настолько удобна, Белла, – говорит Фил, садясь на стул напротив и разворачивая на коленях салфетку.

Разговор определенно начался не с той ноты, с какой хотелось бы.

Материализуется официант, он вручает нам меню и бегло проходится по блюдам дня. Все названия сразу же вылетают у меня из головы. Фил спрашивает, какой сегодня овощной гарнир. Его самообладание кажется мне чем-то сверхъестественным. Он откладывает в сторону винное меню. Я заказываю джин-тоник, но он просит лимонад. Я меняю джин-тоник на томатный сок.

– Пей что хочешь, Белла, – говорит он. – Мне все равно.

Правда? Как жаль.

– Хочу остаться в ясном уме, – бормочу я.

Фил заказывает и первое, и второе. Это обнадеживает, так как свидетельствует о том, что он намеревается меня выслушать. Ну конечно. Иначе и быть не могло. Фил – джентльмен. Я говорю официанту, что буду есть то же, что и Фил. На это Фил замечает, что, насколько ему известно, я не люблю зеленую фасоль. Смутившись, я проглядываю меню и заказываю что-то другое – не могу удержать в памяти что.

– Белла, ты не хочешь поделиться со мной фактами? – спрашивает Фил.

Я делюсь с ним фактами, без оправданий, извинений и просьб и делая особый упор на даты, сроки и места на карте. Я рассказываю, когда и где я вышла замуж и как далеко продвинулась в бракоразводном процессе. Я рассказываю о всех своих встречах со Стиви и, хоть мне и нелегко это дается, признаюсь, что один раз позволила Стиви поцеловать меня.

Вооруженный всеми фактами, Фил спрашивает:

– Ну и как ты думаешь, почему ты села в эту лужу?

Я сбита с толку. Я как-то не думала о том, что сама села в эту лужу.

– Я не специально, – говорю я. – Просто так получилось.

– Но ведь это неправда. – Он набирает на вилку фасоль и отправляет в рот.

– Я теперь понимаю, у меня не очень хорошо получается справляться с проблемами и испытаниями. Лаура говорить, что я от них прячусь, а Стиви... – Я бросаю быстрый взгляд на Фила. Он продолжает равномерно жевать. Я не могу решить, что означает для меня его спокойствие: смерть или спасение. Что он чувствует? Ревнует ли он, или злится, или ему просто любопытно, как можно так изломать собственную жизнь? – Стиви думает, что у меня в голове много неразрешенных вопросов, связанных со смертью мамы и жизнью в родном городе. – Я выбираю формальные, наиболее отстраненные слова, но Фил не попадается на мою уловку.

– А что ты думаешь? – спрашивает он.

– Это возможно. – Я отпиваю томатного сока.

– А тебе никогда не приходило в голову, что тебя влечет к Стиви потому, что он является для тебя напоминанием о доме?

– Ну, это явно мимо цели, – говорю я. – В моем доме не было ни одной вещи, которая бы мне нравилась, а Стиви...

– А Стиви тебе нравится?

– Да. – Это трудно признать, но невозможно отрицать.

– Насколько он тебе нравится, Белла? – спрашивает Фил – без малейшей паузы, но по тому, как напряглись его скулы, я вижу, что мой ответ ему важен.

– Мне было легко разговаривать с ним о прошлом. Ведь мы знакомы очень давно. Ты меня не знаешь, Фил. Я даже не хотела, чтобы ты меня узнал. – Это признание мне нелегко дается.

– Ты настолько ужасна? – Фил пытается улыбнуться, но улыбка выходит слабой – конечно, ведь я все же ужас