Одни оставляют после себя прекрасные статуи, другие — книги, третьи — память о своих добрых делах в сердцах благородных потомков. Мне же похвастаться нечем.

А может, я и не смогу ничего сделать.

Ветер стих, и листья повисли неподвижно. Я находился на высоте двенадцати тысяч футов, и было довольно прохладно. Холод усиливался еще потому, что я был в тени — меня окружали деревья. Но ярдов через пятьдесят деревья кончались, да и здесь их было не так уж много.

Вдруг я заметил на верхушке утеса какое‑то движение — должно быть, стрелок, засевший там, готовился стрелять. Мне очень хотелось подпалить ему шкуру — пусть не думает, что пришел сюда развлечься.

Судя по звукам, Андре и его спутники приближались. Я спокойно доел последний ломтик ветчины и налил себе кофе.

В эту минуту в скалу над моей головой ударила пуля, и осколки камней посыпались в мою кружку. Я выругался. Они мне за это заплатят — терпеть не могу, когда мне в кофе сыплют всякую гадость.

Пока я сижу под защитой скалы, меня не достать, так что я не двинулся с места. Пусть постреляют, мне же торопиться некуда. Пускай эти ребята порезвятся, если у них так много патронов. Еще две пули ударились о скалу, не причинив мне никакого вреда. Я сделал еще один глоток кофе и поглядел на вершины дальних гор. До некоторых из них было пятьдесят, а то и шестьдесят миль.

Мне очень хотелось увидеть вершину с необычным названием Спящий Индеец, но эту гору закрывал край цирка. Я наклонился, чтобы взять кофейник, и тут стрелок, сидевший на утесе, выстрелил прямо в костер. Во все стороны брызнули искры, мне пришлось гасить их ладонями. Да, если этот тип будет и дальше так палить, тут станет очень неуютно.

Еще несколько выстрелов, но я не торопясь допил кофе и только тогда взялся за винтовку.

Если имеешь дело с людьми, непривычными к сражениям, нужно как можно дольше тянуть время. У таких людей обычно не хватает терпения сидеть и ждать — они жаждут поскорее покончить с тобой. Зато мне торопиться некуда — я могу ждать хоть до бесконечности.

А мои преследователи потеряли терпение — они открыли беспорядочную стрельбу. Достать они меня не могли, поэтому я сидел в своем уголке, попивая кофе и тихонько посмеиваясь над ними — и не жалко же людям патронов!

Они надеялись, что я высунусь, чтобы убить кого‑нибудь из них, а в это время стрелок с утеса пристрелит меня. Но я не собирался доставлять им такого удовольствия.

Наконец вся эта история мне порядком надоела.

Мои кони стояли в очень удобном месте — до них не долетала ни одна пуля, и умные животные только отгоняли хвостами мух.

Позавтракав, я подумал, что этому парню на утесе, наверное, не терпится поглядеть, что я тут делаю. Я взял ружье и пробрался в такое место, откуда можно видеть, что происходит наверху, оставаясь при этом незамеченным. И разумеется, я увидел дуло винтовки, торчавшее над утесом. А потом я заметил и еще кое‑что — плечо стрелка, одетого в голубую рубашку. Оно скрылось из виду, но я знаю этот тип людей и потому продолжал ждать, зная, что он обязательно высунется. Это очень скоро и произошло.

Я держал винтовку наготове и, как только стрелок высунулся, выстрелил в него. Раздался вопль, винтовка стрелка упала к подножию утеса, а я вернулся к тому месту, откуда мне хорошо были видны подступы к нему.

Перед моими глазами мелькнула рубашка из шотландки, я спустил курок своего винчестера, и рубашка исчезла.

После этого наступило затишье.

Конечно, мои выстрелы не помешают Андре и его дружкам напасть на меня, только теперь они будут осмотрительней. Теперь они знают, что им достался сильный противник, однако мне от этих мыслей лучше не стало. Одолеваемый грустью и одиночеством, я сидел и ждал, когда же они нападут. А ведь всего в нескольких милях отсюда были мои братья и друзья, с которыми мы могли бы разгромить целую армию. А теперь я это должен сделать один, безо всякой помощи.

Впрочем, всю свою жизнь мне приходилось полагаться только на себя.

Я вложил два патрона в винтовку и посмотрел на лошадей. Они стояли и дремали, не обращая никакого внимания на то, что происходит вокруг. Я подошел к ним и немного с ними поговорил, а потом вернулся на свою позицию.

Непросто отсюда выбраться, но одно я знал — когда наступит ночь, я буду на свободе. И если понадобится, пойду сквозь ряды своих врагов, сметая все на своем пути.

Чего бы мне это ни стоило, но я отсюда уйду. И когда Андре и его дружки проснутся, они увидят, что рыбка сорвалась с крючка.

Глава 24

День тянулся нескончаемо. Время от времени в мое укрытие залетала пуля, но Андре и его друзья так и не решились напасть на меня. Они надеялись, что меня убьет стрелок, сидевший на утесе, а когда я убрал его, они пали духом и не знали, что теперь делать.

Никто еще никогда не побеждал, отсиживаясь в укрытии и ожидая неизвестно чего. В моем случае это особенно справедливо. Победить можно, только нападая, я в это искренне верю. Надо нападать, а не ждать, пока на тебя нападут.

Они заперли меня здесь, и днем мне отсюда не выбраться. Однако ночью я попытаюсь напасть на них и прорваться сквозь их ряды. Без сомнения, с наступлением темноты Андре и его друзья предпримут атаку на меня, поэтому я должен опередить их.

Лежа на траве, я обдумывал, каким путем мне лучше выбраться из этой западни. Если бы у меня не было лошадей, я бы удрал отсюда без всякого труда. В седельных сумках я всегда возил с собой мокасины, в которых можно двигаться совершенно бесшумно. Я научился передвигаться по лесу еще до того, как освоил верховую езду, ходить беззвучно для меня так же естественно, как дышать.

Много раз, еще мальчишкой, я ходил на охоту и усвоил: если не удастся неслышно подкрасться к животному, оно убежит, и наша семья останется без мяса. После того как отец пропал, я остался единственным кормильцем семьи — братья были еще слишком малы, чтобы охотиться.