Король его узнает и препоручает своему первому министру.

Последствия этой рекомендации

 

До Мадрида мы доехали меньше чем за неделю, так как дон Альфонсо для

большей скорости дал нам пару лучших своих коней. Мы пристали в

меблированных комнатах, где я уже раньше останавливался, у моего прежнего

хозяина Висенте Фореро, который с удовольствием меня принял.

Так как он гордился тем, что знал все происходящее как при дворе, так и

в городе, то я спросил у него, есть ли какие-нибудь новости.

- Новостей немало, - ответил он. - Со времени смерти Филиппа III друзья

и сторонники герцога Лермы лезли из кожи вон, чтобы удержать его на

министерском посту; но усилия их оказались тщетными: граф Оливарес их

одолел. Поговаривают, что Испания от этой перемены ничего не потеряла:

новый министр обладает будто бы таким всеобъемлющим гением, что один мог

бы управлять всем миром. Несомненно лишь то, - продолжал он, - что народ

составил себе очень высокое мнение о его способностях; будущее покажет,

хорошо или плохо заменил он герцога Лерму.

Усевшись на своего конька, Фореро подробно рассказал мне обо всех

переменах, происшедших при дворе, с тех пор как граф Оливарес стал у

кормила государственной власти.

Через два дня после моего приезда в Мадрид я в послеобеденное время

отправился к королю и встал на его пути, когда он проследовал в свой

кабинет; но король на меня не взглянул. На следующий день я вернулся на то

же место, но и на сей раз мне также не посчастливилось. На третий раз он

мимоходом окинул меня взглядом, но, казалось, не обратил никакого внимания

на мою особу. После этого я принял твердое решение.

- Вот видишь, - сказал я сопровождавшему меня Сипиону, - король меня не

узнает, а если и узнает, то не выражает ни малейшего желания возобновить

со мной знакомство. Я думаю, что нам недурно было бы вернуться в Валенсию.

- Не будем торопиться, сеньор, - возразил мой секретарь. - Вы знаете

лучше моего, что только терпением можно добиться успеха при дворе.

Продолжайте показываться государю: постоянно попадаясь ему на глаза, вы

заставите его внимательнее в вас вглядываться и вспомнить черты своего

ходатая перед прелестной Каталиной.

Дабы Сипион ни в чем больше не мог меня упрекнуть, я из любезности к

нему продолжал тот же маневр в течение трех недель; и наконец, настал

день, когда монарх, остановив на мне удивленный взор, приказал позвать

меня к себе. Я вошел в кабинет, испытывая некоторое волнение от свидания

наедине со своим королем.

- Кто вы такой? - спросил он. - Ваше лицо мне несколько знакомо. Где я

вас видел?

- Государь, - ответил я ему с дрожью в голосе, - я имел честь однажды

ночью провожать ваше величество вместе с графом де Лемосом к...

- А! помню, - прервал король. - Вы были секретарем герцога Лермы, и,

если не ошибаюсь, ваше имя - Сантильяна. Я не забыл, что при этом случае

вы служили мне с большим рвением и довольно скверно были вознаграждены за

свой труд. Ведь вы, кажется, сидели в тюрьме за это приключение?

- Так точно, ваше величество, - отвечал я. - Мне пришлось просидеть

шесть месяцев в Сеговийской крепости; но вы были столь милостивы, что

освободили меня.

- Я не считаю, что этим уплатил свой долг Сантильяне, - отвечал он. -

Недостаточно того, что я вернул ему свободу; я еще должен вознаградить его

за страдания, которые он ради меня претерпел.

При этих последних словах в кабинет вошел граф Оливарес. Фаворитам все

внушает опасение: граф изумился, увидев в кабинете незнакомца, а  король

еще усугубил его изумление, обратившись к нему со словами:

- Граф, я передаю вам из рук в руки этого молодого человека; дайте ему

занятие; я возлагаю на вас заботу о его повышении.

Министр принял это предложение с притворно-любезным видом, оглядев меня

с головы до пят и изо всех сил стараясь догадаться, кем бы я мог быть.

- Идите, друг мой, - добавил монарх, обращаясь ко мне и подавая мне

знак, что я могу удалиться. - Граф не преминет использовать вас в

интересах королевской службы и в ваших собственных.

Я не медля вышел из кабинета и присоединился к сыну Косколины, который,

горя нетерпением узнать, что сказал мне король, пребывал в неописуемом

волнении. Заметив на моем лице выражение удовольствия, он заявил:

- Если верить моим глазам, то мы как будто не возвращаемся в Валенсию,

а остаемся при дворе.

- Весьма возможно, - отвечал я и немедленно же привел его в восторг,

изложив ему короткий разговор, только что происшедший между мной и

монархом.

- Дорогой хозяин, - сказал мне тогда Сипион в преизбытке радости, -

будете ли вы впредь верить моим гороскопам? Сознайтесь, что вы теперь на

меня не в претензии за то, что я побудил вас к поездке в Мадрид. Я уже

вижу вас занимающим высокий пост: вы  станете Кальдероном при графе

Оливаресе.

- Вот чего мне вовсе не хочется! - прервал я его. - Это место окружено

столькими пропастями, что оно ничуть меня не привлекает. Я хотел бы

получить хорошую должность, на которой мне не представлялось бы случая

совершать несправедливости и вести позорную торговлю королевскими

милостями. После того употребления, которое я сделал из первого своего

возвышения, я должен пуще всего быть настороже против жадности и

честолюбия.

- Поверьте, сеньор, - отвечал мой секретарь, - министр даст вам

какую-нибудь хорошую должность, которую вы сможете занимать, не переставая

быть честным человеком.

Побуждаемый более Сипионом, нежели собственным любопытством, я на

следующий же день еще до зари отправился к графу Оливаресу, ибо узнал, что

всякое утро, как зимой, так и летом, он при свете свечи выслушивает всех,

у кого есть до него нужда. Я скромно поместился в углу зала и оттуда

внимательно рассматривал графа, когда тот появился, так как в кабинете

короля я не обратил на него достаточного внимания. Я увидел человека

ростом выше среднего, который мог сойти за толстяка в стране, где редко

видишь нехудощавых людей. Плечи у него были настолько высокие, что я счел

его горбатым, хотя он таковым не был; голова, отличавшаяся величиной

необыкновенной, свесилась на грудь; волосы были черные и гладкие, лицо

удлиненное оливкового цвета, рот впалый, а подбородок острый и сильно

приподнятый.

Все это вместе не создавало впечатления статного вельможи, но, считая

его к себе расположенным, я, несмотря на это, смотрел на него сквозь

розовые очки и даже находил его лицо приятным. Правда, он выслушивал всех

с любезным и добродушным видом и благосклонно  принимал подносимые ему

челобитные, что, казалось, заменяло ему красивую внешность. Однако когда

до меня дошла очередь поклониться ему и представиться, он бросил на меня

суровый и угрожающий взгляд; затем, не удостоив выслушать, повернулся ко

мне спиной и возвратился в свой кабинет. Тогда этот сеньор вдруг показался

мне еще более безобразным, чем был на самом деле. Я вышел из зала, до

крайности озадаченный таким сердитым приемом, и не знал, что и думать об

этом.

Встретившись с Сипионом, который дожидался меня у дверей, я сказал ему:

- Знаешь ли ты, какой прием был мне оказан?

- Нет, - отвечал он. - Министр, спеша исполнить монаршую волю,

вероятно, предложил вам значительный пост?

- Вот тут-то ты и ошибаешься, - возразил я и немедленно рассказал ему о

том, как поступил со мной министр.

Он выслушал меня внимательно и сказал:

- Очевидно, граф вас не узнал или принял за другого. Советую вам пойти

к нему еще раз: без сомнения, он встретит вас более приветливо.

Я последовал совету своего секретаря и вторично показался на глаза

министру, который принял меня еще хуже, чем в первый раз, и при взгляде на

меня сдвинул брови, точно мой вид был ему в тягость; затем он отвел глаза

и удалился, не сказав мне ни слова.

Я был задет за живое таким обращением и собирался немедленно же

возвратиться в Валенсию. Но Сипион не преминул этому воспротивиться, не

будучи в состоянии отрешиться от надежд, его окрыливших.

- Разве ты не видишь, - сказал я ему, - что граф хочет удалить меня от

двора? Король сообщил ему о своем благорасположении ко мне, и этого

довольно, чтобы навлечь на меня неприязнь фаворита. Уступим, друг мой,

уступим добровольно силе столь грозного противника.

- Сеньор, - возразил Сипион в гневе на графа Оливареса, - я бы на вашем

месте не уступил позиции такой дешевой ценой. Я добился бы удовлетворения

за столь обидный прием, пожаловавшись королю на то, как мало ценит министр

его рекомендацию.

- Дурной совет, мой друг, - сказал я ему. - Если бы я совершил столь

неосторожный шаг, то вскоре бы в нем раскаялся. Я даже не знаю, не

рискованно ли мне дольше оставаться в этом городе.

После таких слов секретарь мой образумился и, сообразив, что мы имеем

дело с человеком, который мог вновь познакомить нас с Сеговийской

крепостью, начал разделять мои опасения. Он перестал бороться с моим

желанием покинуть Мадрид, откуда я собирался уехать на следующий же день.