Слова Жака вызвали у атташе внезапный интерес.

– Удивительно, что вы заговорили о сеноях! Представьте себе, я тоже их разыскивал. Я просто брежу ими. Прочитав о них в каком‑то романе, я посвятил им дипломную работу.

– Где их можно найти?

– Не могу сказать, где они находятся в настоящий момент. Сенои – кочевники и часто перемещаются с места на место. Обустраивают деревню на один сезон, а затем, в зависимости от погоды, меняют дислокацию, передвигаясь туда, где побольше кабанов и фруктов. Это очень древний народ.

Поднявшись из‑за стола, Мишель де Вилламбрез принялся рыться в переполненном бумагами шкафу.

– Несколько месяцев назад к нам сюда приходил отметиться – так, на всякий случай – один журналист. Он…

Атташе пригладил усы, будучи довольным, что отыскал нужный документ. В этот момент он напоминал покойного USB.

– А, вот и он! Нештатный репортер. Приехал сюда полгода назад, собирался отправиться в лес в центральной части страны, чтобы там найти племя. Он боялся, что могут возникнут сложности с лесорубами или даже с браконьерами. У нас тут, знаете ли, всякое бывает. С тех пор я ничего о нем не слышал. Может, добыл материл для репортажа и вернулся во Францию, может, отказался от этой затеи. А может… – Атташе скорбно воздел глаза к потолку. – Как бы там ни было, одно точно – он хорошо разбирался в этой теме.

– Если он все еще находится в Куала‑Лумпур, вы можете мне сказать, где его найти? – В последнее скорбное «может» Жак не поверил: стал бы этот кот вытаскивать досье.

– Вообще‑то это личная информация, которой я не имею права с вами делиться, – сухо ответил атташе.

Жак Кляйн теперь уже не сомневался в том, что усатый мужчина в парике кое‑что знает. Однажды мать посоветовала ему говорить людям не то, что надо было бы сказать по ситуации, а то, что они желают услышать, уточнив, что «к каждому можно подобрать свой ключик». Репортер? Какой репортер? О нем он не будет ничего говорить. Не будет он говорить и о волнующих обстоятельствах, приведших его в Малайзию, вообще ни словом не обмолвится о сновидениях. На столе атташе стояла фотография, на которой он был изображен в окружении многочисленной родни, но тема семьи показалась Жаку неподходящей. Затем он обратил внимание на обилие книг в кабинете. И заметил, что несколько книг на столе раскрыты.

– Ах, вы знаете, я готовлюсь к написанию романа, – неожиданно для себя сказал Жак.

Мужчина тут же поменял выражение лица:

– Да? Вы писатель?

– Не хотел об этом говорить, но…

– Обожаю писателей! Признаться, я тоже пописываю, и по большей части стихи, но… надеюсь когда‑нибудь написать роман.

Жак посмотрел на карту мира, висевшую на стене, на ней была россыпь канцелярских кнопок с яркими головками.

– У меня есть привычка отмечать места, где я побывал, – пояснил чиновник.

– О, да вы наверняка знаете множество увлекательных историй!

Мишель де Виллабрез стал намного более любезен:

– Так вы хотите написать о сеноях, мсье Кляйн?

– Да, большой роман о сеноях и о исследованиях сна, на которые маму вдохновил этот народ.

– В таком случае и правда не будет ничего дурного в том, если я вам помогу. Но могу ли я попросить вас об одном одолжении? Укажите мое имя в благодарностях, чтобы начальство узнало о моих усилиях по поддержке французской культуры в самых неожиданных ее проявлениях.

– Так где же я могу найти журналиста, столь хорошо знающего племя сенои?

Мишель де Вилламбрез пригладил усы:

– Скорее всего, вы найдете его в «Раю» – именно там, насколько мне известно, он болтался до своего исчезновения. Так называется притон. Я запишу вам на звание и точный адрес. Там полно журналистов и французов.

36

Над рукавом реки Сунгай‑Кланг витали запахи стоячей воды и мочи. У причалов покачивались допотопные джонки и современные лодки с мощными моторами. Лодки принадлежали мафиози – друзьям мэра города. А может, и их телохранителям – брутальным мужчинам в черных очках и с микронаушниками. Можно было не сомневаться, что эти ребята уложат каждого на счет «раз».

По настилу бегали крысы. Время от времени они попадали в пасть водяных змей, которые хватали их за горло и утаскивали в мутную воду.

Затхлый запах уступил место запахам кухни – адская смесь карамели, стручкового перца, куркумы, рыбного рассола и гвоздики.

Жак уже почти отыскал нужный ему адрес.

Улицы в этом районе города были еще более экзотичными. На каждом углу – специалисты по массажу ног, нищие и гадалки. Одна на другой громоздились лавочки, распространявшие запах специй. Мужчины, присев на корточки, заклинали ядовитых змей. Рядом на веревках висели рептилии с ободранной кожей. Собакам чуть ли не на глазах у прохожих перевязывали морды, чтобы они не лаяли, и окунали их в кипящую воду для придания мясу, из которого впоследствии сварят суп, солоноватого вкуса. Дети играли в канавах с окровавленными отбросами. Торговцы предлагали Жаку жареных насекомых. Девушки шептали на ухо цены. Мальчик лет десяти, похожий на девочку, вызвался показать ему город, заявив на отличном английском: «I speak French, sir».

Жак Кляйн шел вперед. Нищие цеплялись за его брюки, и он знаком показывал им, что с него нечего взять. Какие‑то мужчины и женщины трясли перед его носом медленно агонизировавшими рептилиями, протягивали клетки с птицами и стаканы с коричневой жидкостью – змеиной кровью, которую полагалось, за деньги конечно, разом выпить для восстановления сил. От всего этого у него кружилась голова.

Наконец, на улице Джалан‑Петалинг, он отыскал «Рай».

Снаружи заведение напоминало ресторан. Вместо двери была красная занавеска с огромным драконом, держащим в когтях нефритовый шар. За занавеской скрывался просторный зал с рядами кроватей, похожих на больничные. Простыни гранатового цвета были грязными. Большинство клиентов сосали длинные курительные трубки, в чашках которых потрескивали сильно пахнущие шарики.

Опиумная курильня.

Худенькие девушки в хлопковых саронгах прохаживались между кроватями и заменяли коричневые шарики, когда те истлевали, на новые. При вдохе чашки трубок вспыхивали оранжевым светом, озаряя морщинистые лица с выцветшими, потухшими глазами.