Глава 8. Старый друг лучше новых двух. А если новых – много?

 

«Их утро встречало прохладой». Ладно, врем, конечно. Во‑первых, не утро, а день. И, во‑вторых, не прохладой, а мелким моросящим дождем, на который иногда набрасывались короткие, но резкие порывы ветра. И вот тогда становилось совсем противно. Природа, похоже, догадалась, что сегодня первый день календарной осени, и решила это дело соответственно ударно отметить. Не то у нее самой кошки на душе скребли, как и у Гоши, и она тихонько хныкала, роняя слезы. Кто ж ее разберет, у природы свои причуды.

А у Каджи и на самом деле кошки не только скребли на душе, но еще и жалобно так мяукали, словно предчувствовали поблизости что‑то плохое. А вот Мерида наоборот, стоило только брату проснуться, была деятельна, бодра и чрезмерно весела, шутила по поводу и без него. Это даже отразилось на ее повышенной лохматости колера спелого персика и в цвете глаз, соответствующем прическе.

После позднего завтрака или раннего обеда, фиг поймешь, как назвать, стали собираться в дорогу. Барни сам напросился в рюкзак, угрюмо пробурчав, что совершенно не выспался в непривычной обстановке. Да и вообще очень странно выразился, типа «у нас еще дома есть дела». Парнишка, хотя и удивился слегка, но возражать, конечно же, не стал.

До железнодорожного вокзала оказалось рукой подать. Могли бы и пешком прогуляться. Но из‑за мерзкой погоды никто не стал возражать, когда князь Хаш предложил подвести всех на своей карете. Тем более это он так прозрачно намекнул, что тоже хотел бы проводить Гошу.

Поезд до Хилкровса назывался «Золотой Единорог». И если сказать честно, свое название оправдывал на все сто процентов. Когда Каджи его увидел, он понял, что по‑другому поезд и не могли назвать. И хотя вагоны были в традиционном для волшебного мира стиле – века этак девятнадцатого, с деревянной обшивкой темного цвета, зато по всей их длине протянулась широкая золотистая полоса.

А уж сам паровоз, – мальчишка совершенно не был уверен, что он именно им и является, – был точной копией, тютелька в тютельку, настоящего единорога, застывшего в затяжном прыжке и отливающего золотистым блеском. Только, скажем так, металлическим единорогом. Но сходство просто поразительное. И Каджи пожалел, что солнце сегодня спряталось за тучами, иначе он выглядел бы еще прекраснее.

Но вся его красота померкла в один единый миг, когда они все вместе остановились около ступенек, ведущих внутрь одного из вагонов, возле которого толкалось сравнительно мало учеников и провожающих. Именно здесь Мерида, враз потеряв всю свою веселость и так видно, что наигранную, объявила Гоше, что она с ним не едет. Нужно, мол, еще кое‑какие дела уладить в городе.

– А как же я один? – У брата аж слезы на глаза навернулись, и сердце защемило. – Ведь – первый день, я ничего и никого не знаю…

Девушка крепко прижала его к себе и жалобно так, словно прощения просила, произнесла:

– Гоша, но я же не могу постоянно быть с тобой. Ты пойми, у меня есть задание. Очень важное задание. А то, что ничего и никого не знаешь, так не волнуйся – все первокурсники такие. Все в равных условиях. Вот заодно и познакомишься с кем‑нибудь, заведешь себе друзей. Тебе же здесь семь лет еще учиться, один всяко не останешься. А я скоро тоже в Хилкровс вернусь, тогда будем чаще там видеться. Если, конечно, вас с самого начала не загрузят учебой по полной программе. Не переживай, все будет хорошо, – сестра нагнулась и быстро чмокнула его в щеку.

А князь Хаш слегка ткнул мальчишку в бок кулаком и, степенно‑важно склонившись, тихо прошептал в самое ухо:

– Не теряйся, парень. Оторвись на полную катушку, пока один и без присмотра остался. Я бы на твоем месте обратил внимание вон на ту красотку в сиреневой курточке. Для твоего возраста как раз впору будет.

И выпрямившись во весь рост, вампир весело оскалился, выставив свои клыки напоказ. Что, честно говоря, было совсем излишне. Их компанию и так, почему‑то старались или не замечать, или обходить стороной, словно чумных.

Деваться было некуда, Каджи ведь сам так рвался в этот мир и так хотел учиться волшебству и магии. Вот и сбылась мечта идиота? Гоша собрал все свое мужество в кулак и с достоинством крепко пожал на прощание руку князю, сказав, что они еще обязательно встретятся. Правда, на красотку в сиреневой курточке так даже и не взглянул. Потом Мерида чмокнула его уже в другую щеку, а он в этот момент почувствовал, что она сама готова разреветься. Сердцем почувствовал, других видимых признаков не было.

– Не волнуйся, Мэри, я справлюсь, – теперь уже брат попытался успокоить сестру. – Когда вернешься в школу, позови в гости, и я сразу же приду. Если нужно будет, то прогуляю какой‑нибудь урок. Ну, все, пока! Я пошел…

Подхватив клетку с Янги, он резко развернулся и, едва сдерживаясь, чтобы не оглянуться, направился к ступенькам вагона. Сердце что‑то громко вопило и пыталось выпрыгнуть из груди от нахлынувшей внезапно тоски, но он мысленно приказал ему заткнуться и биться ровно. Странно, но оно так и не послушалось своего хозяина.

И все‑таки парнишка не выдержал. Правда, уже находясь в вагоне. Пока шел по коридору, отыскивая совершенно пустое купе, он посмотрел украдкой через окно на перрон. Мерида и Хаш стояли на тех же самых местах. Князь нервно теребил свою перчатку и что‑то с жаром говорил девушке, стоя чуть позади нее и слегка наклонившись вперед. Прическа у сестры уже потеряла недавнюю буйную лохматость. Теперь она превратилась в совсем обычную, как и у большинства женщин на перроне. И непонятно, почему у Мэри на щеках блестели капли дождя, ведь над перроном был навес, от непогоды и защищавший…

Совершенно пустое купе нашлось почти в самом хвосте вагона, предпоследнее. В остальных уже вовсю размещались ученики, почему‑то в основном первокурсники, хотя и не всегда. Видимо старшеклассники предпочитали ехать ближе к голове поезда. Может быть, традиция у них тут такая? И вообще хорошо, что отыскалось хоть одно пустое купе. По правде говоря, парнишка сейчас никого не хотел видеть, не хотел ни с кем общаться, отвечать на вопросы и так далее. А уж самому что‑то спрашивать, так об этом не могло быть и речи.

Клетку с Янги, который был перед отъездом тоже накормлен наравне со всеми, Гоша поставил на верхнюю полку для багажа. Птица посмотрела на него таким пронзительным взглядом, словно прекрасно понимала его нынешнее состояние. А потом соколенок пощелкал клювом и что‑то проклекотал, словно подбадривал его.

– Спасибо, Янги, – ответил Каджи, хотя ему от этого стало только еще тоскливее. – Вот приедем в школу, и там ты будешь летать, когда захочешь, а не сидеть взаперти в клетке. Мэри сказала, что у вас там даже своя башня есть – «Птичий Угол». Только ты уж, друг, постарайся чужих птиц не обижать. Договорились?

Птица, внимательно его слушавшая, кивнула головой, и мальчишка обалдел от неожиданности.

– Так ты меня понимаешь? – через минуту смог он выдавить из себя.

И соколенок вновь важно кивнул.

– Блин, во дела, – Каджи скинул с плеч рюкзачок. – Хотя чему я удивляюсь? Забыл, где нахожусь…

Он расстегнул рюкзачок и заглянул внутрь. Барни и на самом деле самозабвенно похрапывал там, и парнишка пожалел, что не может с ним сейчас пообщаться. Вот уж кто наверняка смог бы его развеселить. Но будить друга не стал. Раз уж тот и на самом деле не выспался, то пускай дрыхнет, сколько ему влезет.

Рюкзак отправился на ту же полку, рядом с клеткой Янги. А Гоша сел на мягкое удобное сиденье и уткнулся в окно. По его стеклу медленно сползали капли дождя. Навес закрывал только перрон. И были они похожи на слезы. Настроение стало совсем тоскливым, и мальчик с нетерпением ждал, когда же поезд тронется в путь. Может быть, тогда ему полегчает? Хоть какое‑то развлечение: наблюдать, как мимо проносятся километры пути, меняется пейзаж за окном, а он, Гоша Каджи, становится все ближе и ближе к Хилкровсу.

Вот только тут ему опять стало страшно. А вдруг его не признает своим ни один из факультетов, и тогда с позором придется отправляться обратно? А через некоторое время в школу вернется Мэри, станет его искать, а сестре скажут, что, такие, как Гоша Каджи, здесь не требуются. Ей‑то, каково будет выслушивать этакие новости? Слезы сами собой навернулись на глаза, и парнишка еле‑еле сдержался, чтобы они так там и остались.

Поезд дернулся всем телом – раз, другой – и покатил вперед, постепенно набирая скорость. И тут же дверь в купе шумно распахнулась. Кто‑то вошел, взахлеб смеясь тонким девчоночьим голосом. Нет, даже двумя, но очень похожими. Каджи даже не оторвался от окна, только с сожалением подумал что, когда самому тошно до чертиков, а рядом веселятся во всю, то от этого становится намного хуже. Словно ты мешаешь всем своей угрюмостью. Вот только уйти некуда.

Ему бросили коротко и беззаботно: «Здрасьте». Другой голос, чуть серьезнее, добавил: «Наше вашим». И послышался шум раскладываемых по полкам различных предметов, шуршание пакетов. Парнишка надеялся, что этот шум и заглушит, его не ответ. Не расслышали, мол, ну и по барабану. А Гоше вообще, ну совсем, не хотелось общаться. И еще мальчишка боялся к тому же, что по его дрожащему голосу сразу станет понятно, что он готов вот‑вот заплакать. И от стекла отвернуться не мог. Стеклу‑то, ему уж точно все равно, по нему, вон, уже давно слезы текут. А у Каджи они только еще накапливаются.

Но мужчины ведь не плачут! И кто только придумал такую чушь? Какой‑нибудь по пояс сверху деревянный чурбан чугунноголовый с каменным сердцем в мозолях от трудовых свершений и ратных подвигов. Настоящие мужчины могут и заплакать, если есть на то серьезная причина. А у Гоши причина очень веская: он сейчас совсем один в чужом пока еще мире, и на фиг никому не сперся со своими душевными терзаниями‑переживаниями.

Девчонки наконец‑то устроились и угомонились. Парнишка слышал только краем уха, как они о чем‑то между собой тихонько перешептываются. И подумал с облегчением, что он им совершенно неинтересен, а значит можно спокойно продолжать бездумно пялиться в окно.

– Янка, не вздумай! – одна из девчонок внезапно повысила голос. – Не видишь что ли, дура бессердечная, что парню тошно?

– Это ты, Анька, у нас – бессердечная, хоть и умная… И что, ему теперь всю дорогу так мучиться?

Рядом с Каджи кто‑то беспардонно плюхнулся на сиденье и настойчиво потряс его за плечо.

– Что, совсем хреново…? В первый раз совершенно один остался?

За стеклом вагона пролетающие мимо дома сменились лугами, блестяще‑мокрыми от дождя, но веселее от этого не стало ни чуточки. Гоша ничего не ответил, продолжая смотреть на стекающие по окну капли, но все‑таки утвердительно кивнул в ответ.

– Да не гоняй ты! Все перемелется – мука будет. А мы тогда с сестрой блинчиков напечем, – и, видя, что он на шутку никак не отреагировал, девчонка неожиданно для мальчишки предложила. – Ну, хочешь, я тебя поцелую по‑дружески? Полегчает, гарантирую!

И тут Каджи вдруг, сам не зная почему, может слово «по‑дружески» зацепило, резко повернулся и нагло выпалил:

– Хочу!

А на него в упор смотрят потешающиеся серо‑голубые глаза, с лукавым прищуром. Брови тонкие, вразлет. Остренький носик чуть вздернут кверху. Губы не сказать, что толстые, – нормальные. Вот только верхняя слегка приподнята, не достает до нижней, так что видны ровные белые зубки. На щеках – смешливые ямочки. Черты лица простые, но приятные. И все это – в обрамлении свободно ниспадающих до плеч прямых черных волос, раскинутых равномерно в обе стороны, без всяких там челок, зачесов и прочих излишеств, закрывающих лоб. И сиреневая курточка поверх голубого свитерка в мелкую черную клеточку. Накаркал, вампирюга проклятый!

– Девчонка сказала – девчонка сделала, – послышался насмешливый голос ее сестры из противоположного угла.

А эта чудачка, нимало не смущаясь, положила руки парнишке на плечи и, наклонившись к нему, мягко поцеловала в губы. Правда на полсекунды задержалась для обычного дружеского поцелуя. Если сказать честно, то Гоша даже по‑дружески целовался впервые в жизни. И ему показалось, что ничего более сладкого, чем губы этой девчонки в этой жизни не существует. Или она специально перед этим конфетку съела? Фруктово‑мятную…

– Ну, ничего себе! – весело раздалось из открывшейся двери купе. – К вам можно? А то других свободных мест уже не осталось совсем. К тому же здесь поцелуи раздают. Может и мне достанется чуток?

Девчонка плавно оторвалась от Гошиных губ. Задорно, но с хитрецой, подмигнула ему и, повернувшись в сторону вошедшего паренька, окинула того внимательным оценивающим взглядом. А потом коротко резюмировала:

– Перетопчешься. Тебе и так хорошо, – а затем, подумав секунду‑другую, добавила. – Хотя место свободное есть. Вон, возле Аньки. Но предупреждаю сразу, там тебе ничего не обрыбится. Она у нас – девочка серьезная, в отличие от меня. Да и такие красавчики, как ты, совсем не в ее вкусе. Ей больше нравятся – умные.

А Каджи и на самом деле полегчало. И это даже очень мягко сказано. Мальчишке в этой компании вдруг ни с того, ни с сего стало настолько свободно и приятно находиться, будто они уже не один год знакомы. Даже не так, словно они не один год дружат все вместе. Ощущение очень похожее на дежа‑вю.

Вновь прибывший парнишка в шикарно‑строгом костюме‑тройке травяного цвета аккуратно разложил свои вещи на багажной полке и уверенно опустился на сиденье рядом с Аней. А Яна, похоже, что и не собиралась перебираться к сестре, оставшись рядом с Гошей. И даже взяла его прохладную ладонь в свою теплую и чуть‑чуть пожала ее, как бы говоря безмолвно: все будет хорошо, прорвемся. И этого краткого пожатия оказалось достаточно, чтобы мир вновь стал прежним: не серым, а цветным.

Паренек же и на самом деле был симпатичный. И хотя черты лица выглядели слегка крупноватыми для его возраста, но зато они очень хорошо сочетались с копной смоляных кудрявых волос, пронзительной чернотой миндалевидных глаз и крепким спортивным телосложением. Каджи даже подумал, что он рядом с ним наверняка смотрится замухрышкой из захудалого колхоза «Светлый путь в темный лес».

– Давайте знакомиться, – предложил кучерявый атлет. – Я – Роберт Баретто. Можно, просто – Роб, не обижусь. Меня так все друзья называют.

– Аня, – отозвалась его соседка.

– Яна, – следом за ней вторая.

И добавили слаженным хором:

– Лекс, – а потом обе весело рассмеялись, всматриваясь в удивленные лица спутников.

А удивляться было чему. Уж так это у них складно получилось представиться, словно они очень долго репетировали перед этим. Хотя вряд ли. Просто говорят, что близнецы порой даже думают одинаково. А они и на самом деле были поразительно похожи. Наверное, даже во всем. Вот разве что, глаза разные. У Ани – темно‑серые, серьезные, но не слишком уж. А у Яны – серые, но светлые, с голубым отливом и с вечной смешинкой внутри.

– И нечего на нас так таращиться, – ответила Яна на их немой вопрос. – Мы хоть и близнецы, но разные. Просто когда родились, там что‑то неправильно поделилось. Мне досталось сердце, а Аньке – мозги. Но вместе мы – сила!

– Да не обращайте на нее внимания, ребята, – отозвалась ее сестра. – Она постоянно шутит. Хотя да, все говорят, что я более серьезная…

– Ну, конечно, – протянула Яна. – А кто во втором классе придумал…

– Молчи лучше, – зловеще прошипела Аня. – А то я расскажу сейчас, что ты вытворяла в третьем, так обоих мальчишек отсюда как ветром сдует. И придется нам с тобой одним скучать всю дорогу. А тебя как зовут, печальный рыцарь? – Она переключила свое внимание на Каджи, который вообще‑то уже не тосковал, а наоборот тихонько улыбался, глядя на то, как сестры по доброму препираются между собой.

– А вы разве не знаете? – крайне удивился Роб. – Из какого дремучего леса вы выбрались, девчонки? Это же Гоша Каджи. Я‑то его сразу узнал. Про него столько писали последние лет десять, что, наверное, все его знают. Кстати, Гоша, я на самом деле рад, что случайно оказался с тобой в одном купе. Мои родители считают, что ты…, – но, увидев умоляющий взгляд спутника, он заткнулся, выставив перед собой ладони. – Все, молчу, молчу…

– И вовсе мы не из леса, – абсолютно не обидевшись, возразила Яна. – Мы из Рязани. А вообще‑то, если честно, то мы фиг знает откуда. У нас папа – военный. И его часто переводили с места на место. Зато мама – настоящая колдунья. Но последние три года мы жили в Рязани, – с гордостью закончила она.

– А где эта Рязань? – поинтересовался Роб.

– Так это ты, оказывается, из дремучего леса выбрался? – притворно‑удивленно всплеснула руками Аня. – Ай‑яй‑яй! Как жалко мальчика, правда, Янка?

– Конечно, жалко, – у Яны даже настоящие слезы на глаза навернулись. – Бедняжка…

– Это город в России, Роб. Я, кстати, тоже из России, только из Нижнего Новгорода.

– Ну, вот, Гоша, ты нам весь кайф обломал, – слегка расстроилась близняшка. – Мы бы его сейчас с сестрой так классно развели в два счета, пальчики оближешь…

– Да ладно тебе вредничать, Анька, – заступилась за парнишку Яна, которая видимо уже считала Каджи своей законной собственностью. – Зачем своих‑то разводить? Что мы там, в школе других, настоящих лохов, что ли не найдем?

– И то верно, – легко согласилась ее сестра. – Так что ребята: мир, дружба, жвачка?

И первой протянула на центр купе правую руку, раскрытой ладонью книзу. Гоша, не раздумывая ни мгновения, накрыл ее маленькую ручку своей, добавив:

– Навсегда.

– Легко, – тут же на его руку опустилась ладошка Яны, озорно сверкнувшей глазами.

– Везде, – поверх всех весомо легла рука Роба, и через секунду: – А Россия – это где?

И все вместе оглушительно‑весело расхохотались, так, что их наверняка услышали даже в самом дальнем уголке вагона, несмотря на громкий стук колес на стыках рельс.

Хотя смеяться, как оказалось, особо было нечему. Просто все пребывали в прекрасном настроении от обретения новых друзей, скрепленного к тому же клятвой. Пусть наивно‑детской, но все же – клятвой.

А где находится Россия, Роб и на самом деле не знал, так как всю свою жизнь прожил в волшебном мире и о существовании магловского только слышал некоторые отрывочные рассказы от старших. И хотя оказалось, что он парень не только красивый, спортивный, но так же еще начитанный и умный, – это ничего не меняло. И девчонки, перебивая друг друга, принялись рассказывать ему о том, чужом для него мире.

Правда, перед этим они вывалили на столик из пакетов такую груду всевозможной снеди, приказав совместными усилиями ее уничтожить, что ребята даже перепугались слегка.

– Это все мама виновата, – пожаловалась Яна. – Вечно собирает нас в любую дорогу так, словно мы пешком во Владивосток пойдем. Знает прекрасно, что одни мы есть не будем. А так как девчонки мы общительные, то рассчитывает и на других. Но ведь и выкинуть жалко, она же старалась, готовила.

– Так что, мальчики, хотите или нет, а помогайте, – заключила Аня, ухватив бутерброд с ветчиной.

Так под еду и шло образование Роба. Он порой очень удивлялся тому, что рассказывали сестры, иногда вообще не понимал, как же так можно жить. А Гоша едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, прекрасно зная, что девчонки специально запугивают парнишку ужасами и сложностями жизни в магловском мире, привирая процентов этак на пятьдесят. Ну, ладно, ладно, знаем, что и вы нам не верите. Процентов восемьдесят, но ни одним не больше.

Вот Каджи и приходилось или помалкивать в тряпочку, когда совсем невмоготу было от рвущегося наружу хохота. Или с важным видом поддакивать озорницам, когда Яна выжидательно взглядывала на него, выгнув дугой тонкую бровь. Типа, ну‑ка, соври что‑нибудь правдоподобное и красивое, ведь я же тебя выручила. И когда парнишка, тоже окончательно развеселившись, выдал парочку очень страшных и смешных одновременно историй, в которых он якобы участвовал лично, то близняшки его откровенно зауважали и окончательно признали за своего. На все сто.

А стоило мальчику случайно обмолвиться, что сегодня ночью ему от усталости пришлось выпить капли три «Слезы дракона», тут уж изумился Баретто. Близняшкам этот факт ни о чем особенном не говорил, но Роб понял все с полслова. И только молча, с уважением, пожал Каджи руку, а потом пояснил девчонкам, непонимающе на них таращившимся:

– Я один раз очень серьезно заболел слизнячьей корью. Все считали, что вряд ли выкарабкаюсь, в крайнем случае, не сразу. Так врач сказал, что поможет только «Слеза дракона». Мне дали всего одну каплю, и я думал, что меня в клочья разорвет, настолько она сильна. Правда, болезнь уже на следующий день, как рукой сняло. А здесь – целых три, да просто от усталости. Это что‑то с чем‑то!

И он, вновь удивляясь, покачал головой. Хотя удивляться в пору было Гоше, почему на него такое количество подействовало просто бодряще. О чем он и высказался вслух, пожалев потом об этом. А Роб ответил в том духе, мол, ничего странного – ты особенный.

Только этой фразы и не хватало парнишке для полного счастья. Так все хорошо до этого момента шло: он был просто такой же первокурсник, как и его новые друзья. А теперь девчонки переключили все внимание на Каджи, пытаясь разными путями выведать про его особенность. Гоша же совершенно не хотел об этом говорить, слишком уж дорожил новоприобретенной дружбой. Он боялся, что если они узнают в чем дело, то та хрупкая простота отношений, что уже успела сложиться, разлетится вдребезги. И к нему станут относиться как‑то иначе: без разницы, лучше или хуже, но иначе.

Баретто, как парень умный, понял свою ошибку и дальше молчал на эту тему, словно рыба об лед, как подруги ни старались из него что‑нибудь еще вытащить. А Каджи сразу честно и открыто сказал:

– Я не хочу об этом говорить. Нет во мне никакой особенности. Роб просто неправильно выразился, вот и все. Вот он – я, весь перед вами – самый обычный, даже хуже. Я узнал, что волшебник – всего три дня назад. Даже ни одного простейшего заклинания не знаю, в отличие от вас…

Правда, тут же и выяснилось, но никто из присутствующих колдовать не умеет. Но все равно девчонки, огорченные неудачей, надули губки.

– Не хочешь с друзьями поделиться, тогда сами все выясним, – предельно ясно высказалась Аня.

– Она может, – подтвердила ее сестра. – Язва еще та!

Яна молчала и обижалась на ребят целую минуту. Аня много дольше – полторы.

– Гоша, у тебя такая прядка на виске прикольная, – от обиды Яны уже не осталось и следа. – Специально так покрасил или как? Я такую же хочу…

Это было последней каплей.

– Вредно для здоровья, – угрюмо буркнул Роб и, покраснев как вареный рак, постарался переключить всеобщее внимание на другую тему. – Гоша, а это твой сокол? Необычно, большинство предпочитают пользоваться совами. А у меня вот ворона, – добавил он с гордостью.

– Да, Роб, сокол мой, – спокойно подтвердил Каджи, в душе благодарный ему за поддержку. – Я тоже вначале хотел купить сову или филина, но мы с сестрой просто забыли это сделать. И тогда мне подарили сокола, – у парнишки хватило ума не говорить, чей это подарок, иначе, наверное, смело можно было б собирать вещички и дальше ехать до самого Хилкровса где‑нибудь в тамбуре.

Близняшек проблема пернатых друзей определенно не заинтриговала. И тогда, посчитав тему полностью исчерпанной, Каджи, огорченный донельзя тем, что опять все идет не так, а причина – он сам, замолчал и отвернулся к окну.

Скоро они уже, наверно, доберутся до места назначения. И хорошо. Там, как он предполагал, будет такая суматоха с распределением, что всем станет не до его особенности. И может быть получится укрепить начавшуюся дружбу по‑настоящему. Мальчишке чрезвычайно нравились и эти озорные девчонки, и спокойно‑надежный Роб, и было бы жаль лишиться всего этого из‑за какого‑то глупого предсказания. Ведь, черт возьми, там же если и говорится, допустим, правда, то только о том, что погибнет ОН. Им незачем шарахаться от него в сторону, о них в предсказании – ни слова. Неужели нельзя просто дружить, пусть даже и с «предскажённым»…

За плечо опять настойчиво потеребили и вкрадчиво поинтересовались:

– Я что‑то не то ляпнула, да? Ну, хочешь, я тебя поцелую по‑дружески?

Гоша спокойно повернулся и уверенно ответил:

– Хочу!

– А ни‑зя! – шаловливо сверкая серыми глазищами с голубоватой поволокой, протянула Янка, и пояснила тут же, не отходя от кассы. – Хорошего – помаленьку. А то понравится, а там, глядишь, и привыкнешь еще.

И все вместе опять дружно расхохотались, еще пуще прежнего. Странно, что после такого дикого ржача к ним на огонек не слетелось полвагона. Кто узнать, в чем дело, а кто – принять участие в таком небывалом веселье. Неужели у них попались такие не любознательные спутники‑сокурсники?

Когда и до их купе докатилась тележка с диковинными сладостями, они все дружно замахали руками, отказываясь от продолжения банкета. Того, что приготовила мама близняшек, хватило с избытком, и даже еще осталось столько, что и на обратную дорогу хватило бы. Как ребята ни старались уничтожить все подчистую.

Они весело болтали ни о чем и обо всем сразу, и вдруг Баретто как‑то внезапно погрустнел и произнес:

– Жаль будет, если нас распределят по разным факультетам.

– А разве это что‑то изменит в наших отношениях? – поинтересовался Гоша. – Я думаю, что нет.

– И правильно думаешь, – серьезно добавила Аня. – Мы поклялись…

– Навсегда, легко, везде, – продолжила Яна. – Так в чем дело?

– Да, я не о том, – вздохнул Роб. – Просто тогда мы, наверное, реже будем встречаться вместе, а поодиночке станет скучно…

Девчонки проказливо переглянулись между собой. Естественно, поняли друг друга без слов, и, хитро усмехнувшись, в один голос ответили:

– Не боись! С нами – не заскучаешь.

А еще через полчаса бесплодных гаданий, кого куда распределят, прямо в воздухе прозвучал приятный по тембру голос машиниста:

– Через сорок минут поезд прибудет к месту назначения. Просьба ко всем ученикам заранее переодеться в школьную форму. Свои вещи и животных оставьте в поезде, – о них позаботятся.

И, помолчав секунду, он добавил:

– И, пожалуйста, не выпрыгивайте на ходу. А то в прошлый раз мне за это круто влетело от директора школы.

Янка тут же стремительно подорвалась с сиденья к своей сумке с формой. Аня неспешно встала, поправила волосы, слегка разлохматившиеся от недавнего буйного веселья. Парнишки тоже вроде как поднялись с мест, переглянувшись между собой.

– Ребята, мы с Янкой, конечно, можем переодеться и при вас. Ничего в этом страшного нет, – Аня демонстративно медленно расстегнула пуговицу на джинсах, – но…

И Гошу с Робом тут же, словно вихрем, вымело из купе, только дверь громко защелкнулась. А изнутри послышался двойной жутко заразительный смех.

Мальчишки встали около окна и стали смотреть на стремительно проносящийся мимо темнеющий в отдалении лес. В окрестностях Хилкровса дождем даже и не пахло. Помолчали немного, а потом Каджи повернулся к Баретто и сказал:

– Спасибо тебе, Роб.

– За что? – тот удивленно вскинул брови.

– За то, что не считаешь меня тем, кем я на самом деле, наверное, и не являюсь.

– Вообще‑то, считаю, – Гоша встрепенулся было, порываясь что‑то возразить, но парнишка спокойно положил ему руку на плечо, удерживая на месте. – Но в первую очередь, особенно теперь, я считаю тебя своим другом… А ты, и правда, вчера три капли «Слезы дракона» выпил?

– Правда, Роб, – счастливо улыбнулся Каджи. – Зачем мне тебя обманывать? Три или четыре, точно не считал…

– Ничего себе!!! – это вырвалось уже у них обоих одновременно.

Дверь их купе плавно отъехала в сторону, и на пороге стояли уже переодевшиеся сестры. Во‑первых, поразила ребят небывалая скорость. Они‑то, наивные, приготовились, как минимум полчаса проторчать в коридоре, пока они там по‑девчоночьи медленно разберутся со своими шмотками. А во‑вторых, близняшки и до этого были симпатичные, но сейчас, в школьной форме…

Черные туфли‑лодочки на низком каблучке, белые гетры, клетчатые плиссированные юбки, заканчивающиеся чуть выше колен, опять же белоснежные блузки. Поверх блузок темно‑синие жакеты. И в завершение всего – мантии, жаль, конечно, что, как и у всех первокурсников блекло‑серые, невзрачные. Но зато вся их блеклость с лихвой компенсировалась идеально расчесанными на прямой пробор черными волосами, один к одному, широко распахнутыми серыми глазами, весело сверкающими лукавством и хитростью. И мягкими, добрыми улыбками.

– Мальчики, мы готовы, – в один голос произнесли сестры. – Теперь ваша очередь.

А парнишки так и окостенели на месте, чуть ли не разинув рты. Девчонки удивленно переглянулись между собой, затем придирчиво осмотрели друг друга, может быть, что‑то не так у них. Да нет, все нормально. А потом понимающе покивали головами и, подняв правые руки, звонко хлопнули друг друга по ладоням, гордясь произведенным эффектом.

– У нас папа – военный, к тому же десантник, – скромно вздохнула Аня.

– И мама у нас – колдунья, самая настоящая, – не менее скромно добавила Яна.

– А ну, живо переодеваться! – это уже дружным хором и отнюдь не скромно.

Ребят опять вихрем унесло, только на этот раз назад в купе. Близняшки едва успели в разные стороны с прохода отпрыгнуть.

– Тяжело с новобранцами, – притворно посокрушалась Яна. – Просто жуть!

– Ничего, мы быстро научим их жизни, – уверенно успокоила сестру Аня. – А будут рыпаться – пару нарядов вне очереди…

– Но ведь и поощрять иногда стоит, – возразила Янка. – Три поцелуя подряд, если заслужат…

– Но это вряд ли, – два голоса слились в единый. – Если что, и одним обойдутся…

И девчонки весело рассмеялись, страшно довольные собой.