Герой, посланный в далекие страны, видит врача, производящего опыты с магнетизмом. Его наложница начинает учиться у прелестной подруги иностранным языкам

 

Итак, когда гости перешептывались о том, что наряд Цайюнь нарушает этикет, из толпы неожиданно вышла жена Цзинь Вэньцина и твердо произнесла:

— Уважаемые господа! Вы, несомненно, поражены, став свидетелями подобной картины, поэтому я прошу разрешения сказать вам несколько слов. Как вам известно, Вэньцин уезжает за границу, и я должна была сопровождать его. К сожалению, у меня слабое здоровье и я не могу ехать вместе с ним. Наложница, которую он сегодня вводит в дом, заменит меня. К супруге посла будут прикованы взоры всех иностранцев, и я решила, сообразуясь с обстоятельствами, временно уступить новобрачной свое положение знатной дамы. А когда мой муж, выполнив возложенное на него поручение, возвратится, ей, конечно, придется опять занять свое место. Каково ваше мнение, господа?

Все единодушно выразили криками свое одобрение. Тотчас послали за музыкантами, чтобы принести жертвы предкам. Цзинь Вэньцин с женой встали впереди, а Цайюнь поодаль. Когда церемония окончилась, Цайюнь поклонилась супругам, и гости повели ее в комнату новобрачной. Цзинь был так обрадован исходом дела, что в сердце у него распустились цветы, а мысли порхали, словно лепестки. Вскоре он вышел из комнаты новобрачной и начал занимать гостей. Друзья наперебой подшучивали над ним и задавали ему вопросы, на которые ответить было труднее, чем найти танского монаха[153]. Начался грандиозный пир. Гости хотели позвать девушек, но им пришлось отказаться от этой мысли, так как Цзинь Вэньцин получил указ от самого Сына Неба и был облечен посольскими полномочиями.

Цзинь Вэньцин пил вместе со всеми, пока глубокой ночью гости наконец не стали расходиться. Из приличия Цзинь направился в спальню жены, но обнаружил, что она закрыта на замок. Ему оставалось только пройти в комнату новобрачной, где он с удовольствием вспомнил старые времена. После долгого расставания были, конечно, и тесные объятия, но это ясно само собой и рассказывать здесь не о чем.

Как всегда, быстро прошел медовый месяц; срок отпуска истекал. Цзинь Вэньцин простился с женой, взял с собой Цайюнь и уехал в Шанхай. В то время между Сучжоу и Шанхаем постоянного речного сообщения еще не было, как сейчас, когда по этому направлению беспрестанно курсируют пароходы различных компаний. Но поскольку Цзинь Вэньцин был императорским сановником, начальник шанхайской области послал за ним специальный служебный катер, который на следующее утро причалил к шанхайской пристани. Цзинь приказал устроить Цайюнь на берегу, а сам, оставшись на катере, принял участие в пиршестве, организованном в его честь областными и уездными чиновниками. Из временной резиденции императора принесли несколько столичных писем: среди них были и обычные поздравления от родственников и друзей, и рекомендательные письма от влиятельных особ. Кроме того, знаменитые ученые прислали ему прощальные стихи, написанные столь искусно, что Цзинь Вэньцин не мог оторваться от них. Наконец он заметил письмо от Чжуан Хуаньина и поспешно вскрыл конверт, подумав, что у этого человека стоит поучиться стилю.

Вы спросите, почему Цзинь с таким уважением отнесся к имени Чжуан Хуаньина? В нашей книге Хуаньин еще не появлялся, и придется рассказать о нем подробнее. Он был уроженцем провинции Гуандун, происходил из семьи мелкого чиновника, однако ученость его могла загрузить пять телег, а литературные познания — засыпать Три ущелья[154]. Кроме того, он глубоко проник в западные науки, несколько раз ездил за границу и за успехи в дипломатических переговорах был произведен в помощники министра. Слава о Чжуан Хуаньине гремела, и вскоре он должен был отправиться посланником в Америку, Японию и Бельгию. Но когда Цзинь Вэньцин вскрыл конверт, он с удивлением обнаружил там серьезное, рассудительное письмо, а длинное стихотворение:

 

Ты, грамоту приняв от государя,

На Запад уплывешь, за океан,

 

Держа в руках небесное посланье,

На Севере объездишь много стран.

 

От полюса до полюса — весь мир

Великий Юй[155] мечтал познать когда-то.

 

Известно всем, что в древности Кунши

Направлен был послом в страну бурятов…

 

Знаменами китайскими украсишь

Ты в западной стране посольский дом,

 

Святой земли[156] посланник чернокудрый,

К тебе придут с почтеньем на прием.

 

Когда ж, познав нам неизвестный мир,

Ты возвратишься под родную крышу,

 

Всем, состоящим в свите во дворце,

Расскажешь то, что видел там и слышал!

 

 

* * *

Несется о тебе большая слава,

Ты занимаешь столь высокий пост,

 

Но дома у себя и на чужбине —

Ты чист и мудр и в обхожденье прост.

 

Ты образы животных неземных

Все начертал по рангам — до цюнсюя[157]

 

И смолоду прослыл ученым мужем,

Приняв в награду «леопардов хвост».

 

Плывешь, посол, на корабле дракона,

Столь многих удостоенный наград,

 

Встречать тебя выходят иностранцы

Из крытых черепицею палат.

 

Здесь, на чужбине, ты один вершишь

Закон и власть большого государства,

 

Встречающие на твое величье,

Как на величье всей страны, глядят!

 

 

* * *

Ты на тему «О ветке бамбука»

Песню сложишь в стране незнакомой,

 

Там, где племя чилэ[158] обитает,

Ветром травы к земле прибиты.

 

Словно красные ожерелья,

Расцвели цветы возле дома,

 

А кругом возвышаются крыши,

Черепицей лазурною крыты.

 

В правой части Небесного пруда[159]

Необычные плещутся рыбы,

 

Конь священный налево мчится,

От скалы — Заснеженной глыбы[160],

 

Ты опишешь страну иноземцев —

Верю воле твоей и уму,

 

А когда этот труд свой закончишь,

Дай достойное имя ему!

 

 

* * *

Шапку посланника — «феникса пруд»[161]

ты у меня отобрал,

 

Я ж не в обиде — смиренно терплю

этот великий урон:

 

Если сокровища мыслей своих

выплеснешь ты до конца,

 

Помощь и силу тогда обретет

наш императорский трон!

 

Две высочайших печати тебе

Сразу вручил государь[162],

 

Шелком расшитую карту земли

Взял на хранение ты,

 

Оды твои высоко вознесет

Самый ученый поэт,

 

Путь, по которому к славе идешь,

Густо усыплют цветы.

 

Ты во дворце самым первым слывешь

Из государевых слуг,

 

Гордость своей благородной семьи,

Предков достойнейший внук!

 

Прочитав стихи, Цзинь Вэньцин в восторге хлопнул рукой по столу.

— Да, Чжуан Хуаньин не зря носит имя ученого. Нам же остается только умереть со стыда!

Затем он собрал все письма, передал их слуге и велел сопровождать себя на берег. Сев в просторную карету, он отправился во временную резиденцию императора, по пути навестив всех чиновников и двух консулов: немецкого и русского. Был уже полдень, когда он прибыл на место. В резиденции давно собрались советники, переводчики, сопровождающие, которые хотели попасть на прием к Цзинь Вэньцину. Они подали свои визитные карточки слуге, и тот вскоре явился с ответом:

— В кабинет приглашаются только господа Куан Чаофэн и Дай Босяо, для обсуждения служебных дел. Остальных просят прийти завтра.

Услышав это, чиновники встали и разошлись, а Куан и Дай отправились вслед за слугой. Цзинь Вэньцин ждал в гостиной. Завидев старых знакомых, он приветствовал их возгласом:

— Вы, вероятно, устали за эти дни, друзья! Переодевайтесь скорее, и мы с вами потолкуем!

Куан и Дай поклонились.

— Мы только выполняли свои обязанности, — сказал Куан Чаофэн, когда Афу и другие слуги помогли им переменить одежду. — Зря вы беспокоитесь о нас.

Хозяин и гости уселись. Цзинь Вэньцин спросил, как обстоит дело с пароходом.

— Я как раз хотел сказать вам, что, поскольку мы едем сначала в Германию, удобнее всего сесть на немецкий пароход, — промолвил Куан Чаофэн. — Недели две назад германский консул предлагал воспользоваться этой возможностью. Двадцать второго числа из Шанхая отходит немецкий пароход «Саксония» — это огромное судно. Капитана зовут Якоб, я уже знаком с ним.

— Посоветовавшись с господином Куаном, я заказал для вас каюту первого класса, — вставил Дай Босяо. — Советник Куан и переводчики поедут во втором классе, остальные сопровождающие и практиканты — в третьем.

— Я слышал, что на иностранных кораблях очень просторно, — сказал Цзинь Вэньцин. — Даже каюты второго класса там значительно больше, чем салоны у нашей Коммерческой пароходной компании. Зачем же мне ехать в первом классе?

— Посланник — представитель целой страны, — возразил Куан Чаофэн. — От того, как он держится, зависит авторитет государства. Все наши бывшие посланники в Германии и России ездили в первом классе — я проверил это по старым архивам. Нельзя ради мелкой экономии унижать достоинство страны!

Тут Дай Босяо приблизился к Цзиню и прошептал ему на ухо:

— Имейте в виду, что сопровождающие едут третьим классом, хотя в отчете я поставил второй. Благодаря этому господин может и повеселиться вволю, и респектабельность сохранить!

Цзинь Вэньцин кивнул.

— А вот донесение о сроке отъезда, — проговорил Куан Чаофэн, засунув руку в голенище сапога и вытащив оттуда бумагу. — Оно уже переписано начисто. Вам остается только просмотреть, поставить дату, и можно отсылать.

Посланник взглянул на бумагу и помялся в нерешительности.

— Пароход отправляется двадцать второго, это день…

— Об этом не беспокойтесь, — подхватил Дай Босяо. — Выезжая на сто — двести ли, я и то выбираю счастливый день. Вы же отправляетесь в далекое путешествие, от которого зависит судьба отечества, разве я посмел бы пренебречь этим?! Дату отъезда выбрал самый искусный геомант во всем департаменте, и она как раз совпала с днем отплытия корабля. Само счастье сопутствует вам, Ваше превосходительство!

— Ну, раз тут действовал геомант, можно не волноваться: назначенный им день непременно будет удачным!

Последующие несколько дней Цзинь Вэньцин был занят неизбежными в таких случаях прощальными визитами. Только к полудню двадцать второго числа сборы были наконец закончены, и Цзинь со своими спутниками поднялся на борт корабля «Саксония». Русские и немецкие военные суда, которые стояли на рейде, приветствовали медленно выходящий из порта корабль поднятыми флагами и пушечными выстрелами.

На протяжении всего пути море было спокойным. Пароход шел по обычному курсу Азия — Европа. Цайюнь в первый раз путешествовала по морю, и хотя качки не было, она чувствовала себя неважно и целыми днями лежала в каюте.

Цзинь Вэньцину нечего было делать. Он часто приглашал к себе Куан Чаофэна поболтать, а иногда и сам ходил к нему. В шумном Гонконге, Сингапуре, портах Цейлона — повсюду Цзинь Вэньцин встречался с местными консулами, учеными, коммерсантами. Цайюнь тоже часто сходила на берег развлечься, видела множество новых вещей, слышала массу удивительных разговоров и потому не ощущала скуки. Так незаметно они миновали Аден, проплыли Красное море и приблизились к Суэцкому каналу.

Однажды после обеда Цайюнь снова немного прилегла, а Цзинь Вэньцин с тремя слугами отправился на поиски Куан Чаофэна. Еще издалека он услышал в салоне шум. Не понимая, в чем дело, Цзинь послал одного из слуг вперед, чтобы тот все разузнал. Через мгновение до него донесся голос другого слуги, Афу:

— Идите скорее смотреть, как иностранец фокусы показывает!

Посланник подошел к дверям салона, заглянул внутрь и увидел трех китайцев, сидящих в ряд, с опущенными головами и закрытыми глазами. Перед ними стоял бородатый иностранец средних лет. Со всех сторон эту группу окружали люди; шеи их были вытянуты, на лицах застыло изумленное выражение. Куан Чаофэн с двумя переводчиками также были в этой толпе. Заметив Цзинь Вэньцина, они подозвали его.

— Вы пришли как нельзя кстати! — воскликнул Куан Чаофэн. — Посмотрите на необыкновенное искусство господина Бешкова!

Цзинь Вэньцин ничего не мог понять. Иностранец быстро подошел к нему, пожал ему руку и, оглянувшись на Куан Чаофэна и обоих переводчиков, спросил:

— Это его превосходительство Цзинь, который едет послом в мою страну?

Услышав, что иностранец говорит по-китайски, Цзинь Вэньцин ответил сам:

— Ну, зачем вы так величаете меня! Я действительно Цзинь. К сожалению, не имею чести знать вашу фамилию и имя.

— Этого господина зовут Бешков, — ответил переводчик Хуан. — Он знаменитый русский ученый и художник, прекрасно знает медицину и обладает волшебной силой, с помощью которой командует чужими душами. Стоит ему применить свое мастерство к любому человеку, как тот во всех движениях начнет подчиняться его приказу, а когда проснется, ничего не помнит. Вчера господин Бешков рассказывал нам об этом, а сегодня проводит опыты! — Он указал на трех китайцев, сидящих на стульях. — Видите, Ваше превосходительство, как крепко спят эти слуги?

Цзинь Вэньцин не мог скрыть удивления.

— Волшебная сила тут ни при чем, — засмеялся Бешков. — У нас на Западе это явление называют гипнотизмом. Оно открыто итальянцами и является всего лишь продолжением науки об электричестве и психологии. Ничего удивительного здесь нет. Взгляните, господин, сейчас эти люди подымут левую руку.

С этими словами он устремил взгляд на трех сидящих китайцев и сделался похожим на буддийского монаха, читающего заклинания.

— Поднимите левую руку! — сказал он вдруг громко.

Все трое высоко подняли руки, словно их потянули за ниточку.

— Теперь я заставлю их поднять правую! — обратился иностранец к Цзинь Вэньцину. Он отдал приказ, и у слуг оказались подняты обе руки.

В салоне поднялся гром рукоплесканий и криков одобрения.

Цзинь Вэньцин, Куан Чаофэн, переводчики, сопровождающие и другие чуть не разинули рты. Бешков быстро сделал знак всем присутствующим, прося не шуметь.

— Господа! — сказал он. — Смотрите, сейчас эти люди задерут головы, высунут языки и будут аплодировать моему искусству.

Он отдал приказ, и китайцы стали хлопать в ладоши точь-в-точь как сказал Бешков. Все рассмеялись.

— Вы говорили, что можете заставить любого человека рассказать о своих тайнах, — сказал Куан Чаофэн. — Не устроите ли вы такой опыт?

— Нет ничего легче, — ответил Бешков, — но только это не совсем благородно. Лучше не пробовать.

Все стали умолять его провести опыт.

— В самом деле, — обратился Цзинь Вэньцин к гипнотизеру. — Почему бы вам не выбрать кого-нибудь из присутствующих?

— Ну, раз меня просит господин посланник, я готов произвести опыт вон на том старике, — согласился Бешков.

Он взял за руку одного из сидящих — пожилого слугу лет пятидесяти — и посадил его поодаль. Усыпив старика, он сделал ему внушение. Некоторое время слуга молчал, а потом вдруг опустил голову и начал что-то бормотать. Сначала его слова было трудно разобрать, но потом все услышали следующее:

— …Увидел я наложницу посланника, и даже сердце заболело. Люди говорят: она красивая, а разве моя барышня Сюэ была некрасивой? Помнил я о своем положении, вот и не смел согрешить с ней. А барышня Сюэ мне и говорит: «Даже императрица У Цзэтянь[163] благоволила к своим придворным, и они не отказывались от ее любви потому только, что стояли ниже ее. Говорят, многие готовы были пойти на плаху, лишь бы доставить своей госпоже удовольствие. А ты, чурбан, трусишь!» Тогда я согласился. Сейчас вспоминаю, так лучше этих дней и не было!..

Речь старика становилась все более неприличной. Боясь, что у Цзинь Вэньцина могут родиться нежелательные аналогии, Бешков поспешно прекратил опыт. Однако посланник не обратил на слова слуги особого внимания.

— Не знал я, что этот старик такой бабник! — сказал он со смехом Куан Чаофэну. — Воистину: «Не говори, что любовь не касается пожилых: персиковый цвет молодого женского личика волнует и старое сердце».

Все засмеялись вместе с ним. Цзинь Вэньцин крикнул Афу, чтобы тот набил ему трубку, однако мальчик-слуга доложил:

— Он ушел, пока этот старик разговаривал во сне!

Цзинь промолчал.

Тем временем Бешков прекратил свои эксперименты над китайцами. Они очнулись и стали тереть глаза, как будто только что пробудились ото сна. Все стали спрашивать их, что они чувствовали, но они абсолютно ничего не помнили.

— С помощью этого искусства можно заставить людей обменяться душами, — сказал Бешков. — Но сейчас они устали — в другой раз попробуем.

Не успел он произнести эти слова, как по глазам Цзинь Вэньцина резанул какой-то блеск, исходивший из западного угла салона. Он внимательно вгляделся и увидел возле дверей европейскую девушку лет двадцати с небольшим в черной юбке, соломенной шляпе и роговых очках. Хотя девушка была одета очень просто, но белое лицо, золотистые волосы, длинные брови, тонкая талия, синие глаза и ярко-красные губы производили неповторимое впечатление и делали ее очаровательной. Она настолько понравилась Цзинь Вэньцину, что чуть не похитила его душу. Сам того не замечая, он оторопело смотрел на девушку. «Почему бы не попросить господина Бешкова повторить свой опыт на ней? Это было бы интересно!» — подумал он, однако прямо заговорить об этом не решился. После долгих раздумий Цзинь наконец изобрел план.

— Ваше искусство, конечно, поразительно, — обратился он к Бешкову. — Но все-таки вы не смогли избавить меня от некоторых сомнений. Откуда мы знаем, что эти три китайца не подкуплены вами?

По лицу Бешкова скользнуло выражение досады.

— Я вовсе не хочу сказать, что не верю вам, — продолжал Цзинь Вэньцин. — Мне просто хотелось просить вас повторить опыт.

И, кивнув в сторону иностранки, добавил:

— Если вы сумеете проявить свое искусство вон на той девушке, моему уважению не будет границ.

Куан Чаофэн и оба переводчика поддержали Цзинь Вэньцина.

— В этом нет ничего трудного, — хмуро сказал Бешков. — Хотите, я прикажу девушке, чтобы она поднесла вам с того столика вазу с фруктами?

Итак, согласие было вырвано у Бешкова с помощью всего лишь одной фразы Цзинь Вэньцина. Надо сказать, что у европейцев характеры открытые и очень самолюбивые. Они больше всего не выносят, когда кто-нибудь подозревает их во лжи, и успокаиваются, только доказав свою правоту. Об остальном же они не думают. Задетый за живое словами Цзиня, Бешков даже не поинтересовался, кто эта девушка, и тотчас применил к ней свое искусство. Его приемы действовали безошибочно: через мгновение лицо девушки приняло покорное выражение. Грациозной походкой она подошла к столу, который находился в углу салона, вытянула свои точеные руки, взяла блюдо с великолепными грушами и корнями лотоса, медленно приблизилась к Цзинь Вэньцину и поставила блюдо перед ним на столик. При этом она искоса посмотрела на посланника взглядом, способным повергать города. Цзинь необыкновенно обрадовался, даже во дворце, когда он услышал, что с блеском выдержал экзамены, он не испытал и десятой доли того блаженства.

Но Бешков, производивший опыт, вдруг страшно испугался и стал похож на преступника, которого приговорили к смертной казни и волокут на эшафот. Торопливо сорвав с головы цилиндр, он поклонился пассажирам и сказал сначала по-немецки, а потом по-китайски:

— Господа! Умоляю вас, когда эта девушка проснется, ни в коем случае не говорите ей о происшедшем.

Все обещали молчать.

Услышав шум голосов, капитан корабля Якоб также заглянул в салон. Бешков повторил то же и ему. Якоб с улыбкой согласился. Только тогда Бешков успокоился, осторожно отвел девушку в каюту и там снял с нее свои чары.

Увидев волнение Бешкова, Цзинь Вэньцин и другие пассажиры растерялись и стали спрашивать его, что случилось.

— Эта девушка — знаменитый человек в России, — прерывающимся голосом заговорил гипнотизер. — Она очень образованна, знает десяток с лишним языков, и я не должен был проводить над нею опыты.

— А вам известно ее имя? — осведомился Куан Чаофэн.

— Знаю только, что ее зовут Сашей.

— Она умеет говорить по-китайски? — спросил Цзинь Вэньцин.

— Я слышал, что она умеет писать стихи по-китайски, а не только говорить! — воскликнул Бешков.

Цзинь Вэньцин обрадовался еще больше. Ошеломленный красотой девушки, он жалел только об одном, — что не имеет возможности с ней сблизиться. Теперь открывался великолепный путь: она умеет говорить на его родном языке!

— Мне хочется поделиться с вами одной мечтой, — обратился он к гипнотизеру, — но я не смею этого сделать.

— Не стесняйтесь, господин Цзинь, говорите откровенно!

— Моя жена, — начал Цзинь Вэньцин, — давно мечтает овладеть западными языками. До сих пор ей это не удавалось, так как не было подходящей учительницы. Судя по вашим словам, госпожа Саша великолепная лингвистка и к тому же говорит по-китайски. Более подходящий случай трудно себе представить! Сейчас нам делать решительно нечего и поучиться было бы весьма кстати. Поскольку госпожа Саша ваша соотечественница, я надеюсь, что вы согласитесь помочь мне в этом деле.

— Раз вы просите меня, — подумав, ответил Бешков, — я приложу все силы. Но только характер у этой девушки довольно странный. Нужно сначала поговорить с ней.

Куан Чаофэн с переводчиками поддержали просьбу Цзинь Вэньцина.

Вскоре все разошлись. Цзинь Вэньцин вернулся к себе в каюту и рассказал Цайюнь об удивительных опытах русского гипнотизера.

— Что тут странного! — презрительно хмыкнула Цайюнь. — Эти китайцы наверняка его сообщники. Он обманывает народ точь-в-точь как наши сучжоуские фокусники.

Тогда Цзинь Вэньцин рассказал ей об иностранке.

— Ее я сам выбрал, — прибавил он. — Неужели и она с ним заодно?

На этот раз Цайюнь не смогла скрыть изумления. Цзинь передал ей разговор с Бешковым, и Цайюнь очень обрадовалась: ведь она давно лелеяла мысль изучить иностранные языки и несколько раз делилась ею с Цзинь Вэньцином. В тот вечер больше никаких событий не произошло.

Поднявшись на следующее утро, Цзинь Вэньцин узнал, что Куан Чаофэн уже ждет его в столовой. Когда они увиделись, Цзинь спросил:

— Как вчерашнее дело?

— Все в порядке! — ответил Куан. — Вчера после вашего ухода он беседовал с барышней, наговорил ей кучу комплиментов, а потом передал ваше предложение. Она сначала не хотела соглашаться, но господин Бешков уговаривал ее так настойчиво, что она сдалась. По счастливому стечению обстоятельств, она тоже едет сначала в Германию, — наверное, пробудет там один-два месяца, — а потом в Россию. Это полностью совпадает с нашим маршрутом, и мы сможем чаще пользоваться ее консультациями. Но за обучение госпожи она требует в месяц восемьдесят марок.

— Восемьдесят марок?! — воскликнул Цзинь Вэньцин. — Это же сущая безделица! Занятия начнем сегодня?

— Можно, — ответил Куан Чаофэн. — Она уже ждет.

— Тогда Цайюнь сейчас встанет, а ты пойди и предупреди учительницу! — сказал Цзинь.

Куан Чаофэн кивнул головой и ушел.

Цзинь Вэньцин вернулся в спальню. Цайюнь, слышавшая весь его разговор с Куан Чаофэном, быстро причесывалась. Цзинь послал с ней Афу, а сам пошел на палубу второго класса поболтать с Куан Чаофэном. Умышленно остановившись напротив каюты Саши, посланник время от времени украдкой посматривал на дверь.

Раз увидевшись, молодые женщины очень быстро сблизились. Саша решила сначала учить Цайюнь немецкому языку, а потом и русскому, чтобы можно было общаться и в Германии и в России. С тех пор каждый день Саша приходила на рассвете, а уходила с закатом. Цайюнь оказалась очень способной: через каких-нибудь десять дней она уже могла понимать многое из того, что ей говорят. Молодая учительница от души радовалась ее успехам.

Однажды, когда «Саксония» находилась в Средиземном море и приближалась к Италии, Цзинь Вэньцин с Цайюнь поднялись еще до рассвета и сели у иллюминатора. Вдали смутно виднелась земля, над которой клубились облака. Среди зелени, окаймлявшей острова, стояли высокие дома. Суровый, величественный пейзаж будоражил душу и закалял характер. Посланник с наложницей без устали любовались этим зрелищем, как вдруг кто-то ворвался к ним в каюту, схватил одной рукой Цзинь Вэньцина, а другой Цайюнь и пронзительно закричал:

— Ну, теперь держите ответ! Попробуйте только солгать! Я вас знаю, но моя пуля может вас и не узнать!

Цзинь и Цайюнь вскинули головы и остолбенели от ужаса.

Воистину:

 

К волшебнику в руки попала

Однажды юная дева,

 

Взметнулись на сотни сажен

Волны девичьего гнева!

 

Кто хочет знать, что случилось дальше, пусть прочитает следующую главу.

 

Глава десятая