Прелестная девушка ловко разыгрывает любовную историю. На разукрашенной лодке происходит знакомство с королевой красавиц

 

Мы остановились на том, что, плывя по реке Синьцзян к древней Беседке лютни, Цзинь Вэньцин неожиданно встретил какого-то человека, который перепрыгнул к нему в лодку. Кто же это был? Внимательно вглядевшись, Цзинь узнал Чжу Пу — родственника императорской фамилии, который сейчас служил учебным инспектором в провинции Чжэцзян. Чжу Пу успешно справлялся со своей должностью, каким же образом он вдруг оказался в провинции Цзянси? Уж не заговорился ли я? Не спешите, уважаемые господа, сейчас я расскажу вам все по порядку.

Дело в том, что Чжу Пу был человеком дальновидным, но очень заносчивым. Прочитав несколько древних книг, он вообразил себя знаменитым ученым маньчжурской империи и уже не хотел повторять то, что говорили все остальные. Поэтому он сошелся в столице со сторонниками Чжуан Юпэя и стал многозначительно воспевать верность и долг. Однако в сущности он, как и все маньчжуры, был весьма хитер. Увидев, что Чжуану грозит падение, словно подтаявшей ледовой горе, он не захотел быть погребенным под ее обломками. На счастье, как раз в это время его назначили учебным инспектором в провинции Чжэцзян. Чжу Пу страшно обрадовался, так как ему представлялся случай порвать с «партией бескорыстных», а кроме того, его давно соблазняло знаменитое озеро Сиху и чудесные южные пейзажи. Чжу Пу поспешно выехал из столицы. Едва оказавшись на юге, он увидел красивые горы, живописные реки, и его охватило такое чувство, будто он попал в обитель бессмертных. Подумайте сами — ведь он был потомком кочевников, питавшихся одним овечьим сыром и спавших в войлочных юртах! Мог ли он устоять перед вкусными овощами и сладкими окунями юга? Разумеется, глаза его разбежались, а сердце растаяло. Он жалел лишь о том, что как чиновник обязан блюсти этикет и не может ходить по следам Маленькой Су[117].

Дело в том, что за воротами Цяньтан города Ханчжоу, куда попал Чжу Пу, протекала река под названием Цяньтанцзян. По ней постоянно курсировали особые лодки, именовавшиеся прогулочными. Путник, желавший попасть в соседние провинции, неизбежно должен был пользоваться их услугами. На каждой лодке он встречал прелестных девушек лет семнадцати — восемнадцати, считавшихся родственницами владельца, но фактически служивших приманкой для купцов. Старые путешественники, знавшие обычаи, пользовались этой возможностью развеять дорожную скуку, если у них, конечно, было настроение. Подобно тому как это делалось на «веселых лодках», они заказывали себе вино, девушек и отделывались при этом только косынками[118]. Но если на судно попадали неопытные господа, из них выколачивали деньги всевозможными способами. Занимались этим ремеслом прибрежные жители, да и то лишь члены определившихся девяти семейств. Другие семьи не имели права конкурировать с ними. Поэтому лодки назывались не только «прогулочными», но и «девятифамильными». Но не будем говорить о пустяках.

Начнем рассказ с того дня, когда Чжу Пу собрался в округ Яньчжоу для проведения экзаменов. Он нанял несколько лодок и сел в самую большую и нарядную из них. Чжу Пу не знал ни истории этих лодок, ни заведенных на них правил. Машинально поднявшись по трапу, он вступил на широкую палубу, в середине которой была просторная каюта, размером более квадратной сажени. По бортам тянулись невысокие перила, к которым выходило шесть застекленных окон. Внутри каюты было очень уютно и чисто: здесь стояли кан, кровать, столики и стулья. Рядом были еще каюты, в одной из которых жил владелец судна со своей семьей.

Чжу Пу осмотрел все судно и остался доволен. «Недаром говорят, что на небе есть рай, а на земле — Сучжоу и Ханчжоу, — подумал он. — Даже лодки здесь не похожи на северные, очевидно, поэтому Лу Гуймэн[119] и предпочитал жить в подобном плавучем доме. Оказывается, они очень удобны!»

Заполучив к себе господина учебного инспектора, хозяин лодки, естественно, изо всех сил старался угодить ему: чай и сладости текли непрерывным потоком, одно за другим подавались мокрые горячие полотенца, и Чжу Пу чувствовал себя на седьмом небе. Лодка еще не проплыла и нескольких десятков ли, как он вышел из спальни на палубу, приказал слуге открыть окно и принести плетеное кресло, сел около перил и стал любоваться речным пейзажем. Он не мог оторвать восхищенного взора от берега, как вдруг что-то ударило его по лицу. Чжу Пу повернулся и увидел на полу мандариновую корку. Хотел было рассердиться, но в этот момент заметил у входа в соседнюю каюту очаровательную девушку лет семнадцати — восемнадцати, которая сидела на скамеечке и чистила мандарин. Она как будто не заметила, что попала коркой в Чжу Пу, и, не поднимая головки, продолжала свое занятие.

Уже смеркалось, и лучи заходящего солнца золотили волосы девушки. Чем больше Чжу Пу смотрел на нее, тем красивее она ему казалась. Но очаровательное личико девушки было скрыто, и ему оставалось только досадовать, почему она не поворачивается в его сторону. Внезапно в голове Чжу Пу созрел план, он поднял лежащую на полу мандариновую корку и бросил ее в девушку. На счастье, ему удалось попасть. «Что она теперь будет делать?!» — подумал Чжу Пу. Но в этот момент с кормы раздался нетерпеливый голос старухи:

— Чжуэр, Чжуэр!..

Девушка откликнулась, встала и поправила платье. Перед уходом она обернулась, бросила кокетливый взгляд на гостя и, рассмеявшись, упорхнула на корму.

Чжу Пу немного повидал на своем веку и никогда еще не встречался с южными красавицами. Разве мог он устоять против подобного заигрывания? От восторга у него чуть не вылетела душа. Он лишь негодовал на старуху за то, что она отняла у него такое сокровище. Не в силах думать ни о чем другом, он неподвижно сидел, словно пригвожденный к месту.

Приближался Новый год, смеркалось рано, вскоре зажгли фонари. Слуга явился звать Чжу Пу к ужину. Только тогда он вернулся в свою каюту, машинально проглотил что-то и на цыпочках прошел в спальню послушать, что говорят за стеной хозяева. Там было темным-темно: ни огонька, ни звука, лишь с кормы доносился смех, плач ребенка, стук игральных костей; эти звуки смешивались с шумом ветра и плеском воды. Мысли Чжу прыгали, и он не знал, на что решиться. Долго ворочался он на постели, как вдруг заметил тоненький луч света, пробивавшийся через щелочку в стене из соседней каюты. Чжу Пу обрадовался и поднялся с кровати.

— Господин инспектор, наверное, спокойно спит! — послышался тихий голос старухи.

— Давно уже: смотри, света нет, — ответила девушка.

— А он красивый, — продолжала старуха, — белое лицо, черная борода. Я слышала, он родственник императора, настоящий отпрыск дракона!

— Мама, ты знаешь, он еще и скромен, — проговорила девушка. — Совсем не кичится своим высоким происхождением.

— Вот как? Ты, оказывается, и характер его уже узнала!

Девушка засмеялась.

— Я сегодня случайно попала в него мандариновой коркой. Но он не рассердился, а даже улыбнулся!

— Э, худо дело! — проворчала старуха. — Ты, наверное, приглянулась господину!

Девушка промолчала.

Затем послышался шорох одежды. Женщины разделись и легли. Постель девушки находилась как раз у перегородки, за которой лежал Чжу Пу, и до него доносилось ее дыхание.

«Как жаль, что между нами перегородка, — подумал он, — а то мы лежали бы, по существу, на одной кровати!»

Время от времени он слышал, как девушка вздыхала, и это еще больше разжигало его страсть.

Так прошла ночь.

Еле дождавшись рассвета, Чжу Пу поднялся. Вся лодка спокойно спала, только двое матросов работали веслами. Чжу взял тазик и вышел из спальни под предлогом того, что ему нужна вода для умывания. Когда он проходил мимо соседней каюты, дверь тихонько отворилась, и перед ним предстала Чжуэр в красной, плотно облегающей тело кофточке. Молча улыбаясь, она остановилась на пороге.

Чжу Пу не ожидал ее появления и несколько смутился.

— Сегодня холодно! — ласково промолвила девушка. — Почему бы господину не поспать еще немного?

— Не спится мне на вашей лодке, — улыбнулся Чжу Пу. С этими словами он приблизился к девушке и ущипнул ее за плечо. — Вы так легко одеты! Неужели не холодно? Я ведь знаю, вы тоже не спали всю ночь.

Чжуэр покраснела и оттолкнула руку Чжу Пу.

— Будьте осторожны, господин! — тихо произнесла она и, указав на каюту, добавила: — А то еще мама увидит!

— Принеси мне воды, — сказал Чжу Пу.

— Столько слуг на лодке, а вы просите меня! — усмехнулась девушка, взяла таз и вышла.

Чжу вернулся к себе. Вскоре девушка, грациозно покачиваясь, вошла в его каюту с тазиком в руках.

Чжу Пу одним прыжком подскочил к двери и захлопнул ее. Можете себе представить, что последовало за этим. Когда любовников уже невозможно было отделить друг от друга, раздался чей-то громкий голос:

— Хорошенькими вещами вы занимаетесь!!

Чжу поспешно обернулся и увидел старуху, которая с округлившимися от ярости глазами раздвигала полог. Перепугавшись, он уже хотел было соскользнуть с кровати, но старуха крепко ухватила его обеими руками:

— Погоди! Дай я погляжу на тебя, грязный поросенок, возмечтавший родить слона; воро́на, собравшаяся превратиться в феникса! Морда у тебя гладкая, речи красивые, вроде бы похож на человека, а на самом деле — просто ублюдок! Стыда у тебя нет! Выслужился и позоришь мою плоть и кровь. Я не побоюсь, что ты родственник императора, учебный инспектор. Думаю, тебя не погладят по головке за то, что ты насилуешь простых девушек. Пусть о моем позоре станет известно, но уж тебя-то я отправлю в квартал — там рассудят!

Чжу Пу, которого отнюдь не устраивала подобная перспектива, стал умолять старуху отпустить его:

— Придумайте мне какое угодно наказание, только честь поберегите!

Чжуэр также стала упрашивать мать сжалиться. Старуха помедлила минуту.

— Даже если я соглашусь, отец вас все равно не помилует!

— Отец спит, — промолвила Чжуэр. — Не говори ему, и все.

Старуха холодно засмеялась.

— Да ты понимаешь, что несешь? Это не так просто!

— Я готов сделать все, что вы прикажете, — повторил Чжу Пу.

Старуха задумалась.

— Ладно, если выполнишь три моих условия, буду молчать.

— Не только на три, на триста согласен! — поспешно воскликнул Чжу.

— Ну так вот. Раз ты мою дочь опозорил, ты обязан на ней жениться. Есть у тебя жена или нет, а моя дочь должна считаться старшей женой, а не наложницей.

— Это можно, — согласился Чжу Пу. — Моя жена недавно умерла.

— Далее, — продолжала старуха, — если хочешь, чтоб дело не получило огласки, ты должен выложить четыре тысячи серебром. И, наконец, кормить и одевать меня и моего мужа до самой смерти. Если согласен на эти три условия, я тебя отпущу и постараюсь выгородить вас перед стариком.

— На все готов, — сказал Чжу Пу, — только отпустите скорее.

— Ну, это еще рано, — возразила старуха. — Вам, чиновникам, стоит лишь отвернуться, как человека не признаете. Но меня не проведешь, — пиши расписку!

— Да вы отпустите меня, как же я могу писать?!

Старуха разжала руки, и Чжу Пу, потеряв равновесие, чуть не полетел на пол. Воспользовавшись этим, Чжуэр выскользнула из спальни, словно дымок на ветру.

Чжу медленно оделся и, понукаемый старухой, написал брачное свидетельство на вечные времена. Старуха взяла его и, довольная, удалилась.

Матросы слышали, как старуха ругалась с инспектором, и, несмотря на то, что подобные истории происходили на лодках довольно часто, Чжу Пу не удалось урезонить болтунов. Когда экзамены закончились и Чжу вместе с Чжуэр вернулся в Чанчжоу, поднялось еще больше пересудов: теперь уже решительно все знали, как господину инспектору всучили в жены проститутку с «прогулочной» лодки, и многие любители посплетничать слагали на эту тему язвительные стишки. Чжу Пу оставалось лишь делать вид, что он ничего не замечает. Нужно, однако, сказать, что Чжуэр, как всякая женщина легкого поведения, была весьма искусна и в любви, и в пении, и в игре на музыкальных инструментах. Чжу Пу чувствовал себя счастливым и не раскаивался в случившемся.

Получив в один прекрасный день известие о военном поражении и ссылке его покровителя Чжуан Юпэя, он вспомнил, что в свое время многим насолил, а теперь у людей был повод злословить на его счет, и они вряд ли его пощадят! Чем доставлять радость врагам и допускать, чтобы они строчили доносы, не лучше ли честно заявить о своих проступках? По крайней мере, он заслужит репутацию человека, не считающегося с мирскими предрассудками. Приняв такое решение, Чжу Пу составил доклад трону, в котором подробно описал, как он, забыв о своем служебном положении, сблизился с гетерой. Разумеется, тотчас последовал указ о смещении его с должности, и Чжу погрузился в беззаботное существование. Дождавшись своего преемника, он захватил Чжуэр и отправился с ней в прогулку к Шести мостам и Индийской горе. Побывал у Приюта диких гусей, на Небесном плоскогорье, затем по реке Цяньтан добрался до дворца Тэнского князя[120]. Отсюда он свернул в район Цзюцзян, собираясь поехать на пароходе в Шанхай и Пекин. Он никак не ожидал, что во время прогулки по реке Синьцзян, развлекаясь с Чжуэр пением и игрой на флейте, встретит Цзинь Вэньцина!

Цзинь уже слышал кое-что об истории, приключившейся с Чжу Пу, но сейчас, когда тот пересел к нему в лодку, стал расспрашивать о ней подробно, и Чжу изложил ему все от начала до конца.

Слушая его рассказ, Цзинь Вэньцин не переставал вздыхать.

— Да, выдающихся людей обуревают сильные чувства, — сказал он. — Никто из нас не минует заставы страстей и моря желаний. Счастлив только тот, кто может породниться с любимым человеком, а от славы, богатства и знатности пользы, как от чучела собаки! Надо выпить за вас полную чашу вина!

Чжу Пу обрадовался и стал играть с Цзинем и его сослуживцами в угадывание пальцев[121]. Они веселились до тех пор, пока луна не скрылась за зубцы гор и лодка не причалила к берегу.

Тут они увидели слугу с пакетом в руках, который быстрыми шагами направился к лодке. Цзинь Вэньцин удивленно спросил, откуда депеша.

— Из Наньчана, — ответил слуга.

Цзинь вскрыл пакет и прочел:

 

«Начальник области Цзюцзян имеет честь передать учебному инспектору господину Цзиню следующее: из Сучжоу получено известие о том, что 13 августа в шесть часов вечера скончалась ваша матушка, госпожа Чжао. Вас просят срочно вернуться для исполнения необходимых церемоний».

 

Цзинь Вэньцин был поражен этими строками словно громом и, не стесняясь присутствия людей, громко разрыдался. Чжу Пу и сослуживцы наперебой принялись успокаивать его, прося «поберечь себя для отечества».

Цзинь пожелал в ту же ночь выехать в Наньчан; никакие уговоры не помогали. Что же касается Чжу Пу, то он, распрощавшись с Цзинь Вэньцином, провел еще несколько дней в безделье, а затем сел вместе с Чжуэр на пароход и поплыл в Шанхай.

В Шанхае он полюбовался на иностранные дома и поехал в Пекин, чтобы по-прежнему играть роль знаменитого ученого маньчжурской империи. Здесь наше повествование раздваивается: мы будем рассказывать о Цзинь Вэньцине, который спешно вернулся в Наньчан и подал двору прошение о траурном отпуске[122]. Двор, конечно, тотчас прислал человека ему на замену.

Цзинь Вэньцин привел в порядок свои служебные дела и вместе с семьей ночью выехал в Сучжоу. Здесь он устроил пышные похороны: церемония длилась целых два месяца. Вряд ли необходимо говорить о том, что все траурные обряды были соблюдены до конца. По прошествии ста дней он вышел из дому, чтобы выразить благодарность людям, принесшим ему соболезнования. Кроме того, он предполагал навестить старых друзей и родственников. Таким образом, хотя Цзинь Вэньцин вернулся на родину богатым и знатным, он по-прежнему хранил благоговейное уважение к родным тутам и кипарисам. Это было одним из его достоинств.

С тех пор как Цзинь получил степень и съездил в отпуск домой, прошло уже свыше десяти лет. Горы и холмы остались прежними, но старшее поколение друзей уже вымерло. Он вспомнил, как в прошлый его приезд старый дядя Фэн Гуйфэнь дал ему полезное напутствие. Слова дяди еще звучали в ушах Цзинь Вэньцина, а на могиле старика уже выросли деревья в человеческий обхват. Конечно, за эти годы, следуя дядиному совету, он узнал о многих странах, познакомился с существующими между ними отношениями, но ему так и не удалось применить то, чему он научился, отплатить родине за все ее благодеяния и успокоить старого друга, покоящегося в земле. При этих мыслях Цзинь Вэньцин невольно вздохнул.

С древности говорится: «Когда тебе весело, сетуешь, что ночь коротка, но когда пребываешь в печали, досадуешь, что она слишком длинна». Цзинь Вэньцин привык к обществу: частые беседы с друзьями-чиновниками, визиты к знакомым и пиры отвлекали от скуки. Отсюда понятно, как тяжело для него было одиночество сейчас, когда ему приходилось безвылазно сидеть дома. Только старый земляк Пань Цзэнци, «великий благотворитель» Се Цзефу да Бэй Юцзэн изредка приходили, чтобы развеселить его. Но поистине: во тьме зарождается свет, а в покое рождаются мысли. Так случилось и с Цзинь Вэньцином: тоскливые мысли вызвали переворот в его жизни подобно тому, как на опущенный полог ветер приносит пушинки ивы или как пишущая кисть оставляет за собой следы — иероглифы.

Но не будем говорить загадками. Скажем лучше, что первая, самая тяжелая часть траурного срока наконец истекла. Настал день поминовения усопших, когда ласково светит солнце и дует нежный ветерок. Согласно установившемуся обычаю, каждый год во время трех крупнейших праздников[123] в окрестностях Сучжоу устраивались гуляния, на которые валом валили разодетые жители. Большое озеро площадью более десяти ли сплошь покрывалось расписными лодками. Всюду царило веселье.

В этот день Цзинь Вэньцин одиноко сидел в своем кабинете и скучал, как вдруг пришел Се Цзефу. Цзинь поспешно поднялся ему навстречу. Пока они беседовали, один за другим показались Бэй Юцзэн и Пань Цзэнци.

— Сегодня за городскими воротами необыкновенное оживление, — сказал Бэй Юцзэн. — Почему бы тебе не сходить туда и не рассеяться?

— Я с детства насмотрелся на все это, даже вспоминать не хочется! — ответил Цзинь Вэньцин.

— Ты ведь больше десяти лет не видел подобных зрелищ, — возразил Пань Цзэнци, — а за это время пруд стал еще чудеснее, да и люди стараются украсить пейзаж. У некоторых лодки с разноцветными фонарями, убранные просто на удивление. Фейерверки замечательные…

— Тем более что на сегодня я нанял лодку у старого Чэня, — вставил Се Цзефу, не дожидаясь, пока его друг закончит. — Хочу пригласить тебя, Вэньцин, покататься с нами. Ну как, согласишься почтить меня своим присутствием?

— Но ведь я в трауре, — промолвил Цзинь Вэньцин. — Вроде бы неудобно…

Тут Бэй Юцзэн подмигнул Се Цзефу.

— Девушек не будем звать, — начал Се Цзефу. — Со старым Чэнем мы договорились только потому, что его лодка удобнее других и на ней лучше кормят. Разве зазорно повеселиться в праздник?

Все снова принялись уговаривать Цзинь Вэньцина. «В конце концов, это ведь обыкновенная прогулка», — подумал Цзинь и согласился.

Поднявшись на борт, они увидели, что лодка со всех сторон украшена разноцветными шариками и свежими цветами. В каюте сидело прелестное существо с лютней в руках.

— Брат Вэньцин, а ведь мы затащили тебя в самый омут! — захохотал Бэй Юцзэн.

Цзинь Вэньцин собрался что-то ответить, но Се Цзефу опередил его:

— Не слушай глупых шуток! Это хозяйка судна. Разве можно возжигать куренья в монастыре, выгнав оттуда монаха? Одна она ничего не изменит!

— Без девушек все настроение испортится, — возразил Пань Цзэнци. — Пусть Вэньцин не зовет их, раз хочет до конца выполнить свой долг перед матерью, а мы здесь ни при чем!

Цзинь Вэньцину было трудно идти против общего желания. «Я ведь тоже не особенный моралист, — подумал он. — Стоит ли ради соблюдения внешних приличий лишать людей удовольствия?» И он не стал больше возражать. Все обрадовались, и каждый вызвал себе по девушке.

Когда лодка уже собиралась отчаливать, на борту появился еще один гость, который заглянул в каюту и поздоровался с Цзинь Вэньцином.

Это был Куан Чаофэн, сослуживец Цзиня, недавно ездивший в отпуск домой. Увидев, что вся каюта заполнена изумительными созданиями в бирюзе и жемчугах, он обратился к присутствующим:

— У всех есть спутницы. Почему же мой старший коллега обречен на одиночество? — Не дожидаясь ответа, Куан кивнул: — А! Понимаю, понимаю. Он первым выдержал экзамен, поэтому его способна удовлетворить только первая красавица! Сейчас мы что-нибудь придумаем! — Куан Чаофэн запрокинул голову, закрыл глаза и неожиданно всплеснул руками:

— Есть! Есть такая!

— Кто? — заинтересовались все.

— Очаровательное существо с красотой женщины и умом мужчины, словно созданное самим небом для господина Цзиня! И вы еще не можете догадаться?!

Гости окончательно были сбиты с толку, Цзинь Вэньцин оторопел, даже девушки не понимали, кого имеет в виду новый гость. Вдруг Куан Чаофэн показал жестом на берег:

— Вон, видите паланкин? В нем сидит Фу Цайюнь из квартала Даланцяо, только что увенчанная лаврами первой красавицы.

Цзинь Вэньцин невольно повернул голову и… Если бы он не сделал этого, быть может, не произошло бы многих событий, описанных в книге! Но он обернулся и увидел, что в паланкине сидит девушка лет четырнадцати — пятнадцати, не слишком высокая и не слишком низкая, не полная, но и не худая, с овальным лицом, похожим на дынное семечко, и кожей, напоминающей цветок персика. Ее тонкие брови были чуть нахмурены, красивые глаза полузакрыты.

Цзинь Вэньцину показалось, что они уже где-то встречались. Фигура девушки была полна невыразимого очарования, а лицо неудержимо притягивало к себе. Сердце Цзиня прыгало, словно олененок. Странно, но девушка, завидев Цзинь Вэньцина, тоже прильнула к стеклу паланкина и смотрела на него не отрываясь. Наконец паланкин скрылся из глаз, и оба потеряли друг друга из вида.

Все улыбнулись, глядя на растерянное, словно завороженное лицо Цзинь Вэньцина. Куан Чаофэн хлопнул своего сослуживца по плечу:

— Ну, какова красотка?!

Цзинь испуганно вздрогнул.

— А вблизи она еще лучше! — с лукавой усмешкой прибавил Се Цзефу.

Взяв лист дорогой почтовой бумаги, он тут же написал на нем приглашение и приказал лодочнику подождать с отплытием, пока не явится Цайюнь.

Цзинь Вэньцин был настолько потрясен, что предоставил друзьям возможность действовать и не произносил ни слова.

Через некоторое время в каюту вбежал Куан Чаофэн.

— Выходите скорее смотреть на новую лауреатку!

Цзинь поднял голову и увидел девушку, которая величественно и грациозно сошла с паланкина, опираясь на плечо красивой служанки. Она медленно поднялась на лодку.

Итак:

 

Есть в мире девушка одна,

Таланты чьи непревзойденны,

 

На всех пяти материках

Соперниц нет у ней достойных.

 

Когда в канун весенних дней

Она плыла на корабле,

 

Влекомы к юной красоте,

Плескались лебедями волны.

 

Если хотите знать, действительно ли это была Цайюнь, прочтите следующую главу.

 

Глава восьмая