Рассказ старшего наблюдателя Гукалова

Перед созданием заповедника в 1924 году здесь, в горах, зверя оставалось мало. Он был частью выбит, частью вымер от заразных болезней, частью был разогнан, уйдя с места своего прежнего обитания и кормления.

После организации заповедника и поголовье стало увеличиваться, и зверь — туры, серны, олени — начал возвращаться на привычные места — в альпику, на поляны.

Во время войны произошел примерно такой же процесс Война не столько истребила, сколько распугала зверей. Зверь умный: он сразу чувствует, где ему неспокойно, и ищет новых надежных мест. Он во время войны мигрировал. Возьмите Фишт и Оштен. Сколько там было пулеметных и минометных точек! Покажется стадо, открывают огонь: «враг». Войска, партизаны, караваны вьючных лошадей проходили через альпику, и в альпике долгое время велись непрерывные бои. Серны и туры переменили условия мест обитания с высокогорных, альпийских на лесную зону. Спустились в леса, прижились там, приспособились к ним.

Я встречал в лесной зоне большое количество следов серн и даже туров. Там, в лесу, их гораздо труднее выследить. Поэтому очень неточен наш учет не только непосредственно после войны, но и сейчас.

Особенно мало зверя было на альпийских полянах два-три пода тому назад: там еще скрывалось фашистское охвостье, питаясь турами и сернами. Кроме того, вообще зверь еще не уверился в безопасности мест, где он держался до войны и откуда был спугнут.

Олени, например, в военное время прекратили посещение высокогорных естественных и заложенных нами искусственных солонцов, ставших небезопасными. Они нашли в лесной зоне новые естественные солонцы. Это показывают нам как оленьи тропы, так и отысканные оленями новые источники минерального питания. Но все же зверь возвращается больше и больше.

Есть еще одно условие, возникшее во время войны и в огромной мере влияющее на жизнь животных заповедника в послевоенное время: небывалое увеличение числа хищников.

Я в недавнем прошлом егерь-волчатник и должен сказать, что снижение поголовья копытных за годы после войны — это дело не только волка, но и рыси.

Нельзя найти каких-то общих мер для борьбы с этими хищниками. Нужно знать повадки и того и другого и применяться к ним.

Волк и рысь по своим привычкам, образу жизни совершенно разные звери. Рысь живет высоко в горах. Она постоянно держится одного места, одного охотничьего района. В заповеднике она охотится на серн и на другую дичь, конечно, но главное для нее — серны.

Я ловил рысей в капканы и брал их на отраву, на стрихнин. Когда приходилось препарировать рысь, всегда на ней оказывался толстый слой жира. Жир и мясо рыси сильно пахли серной, и жир так же застывал, как жир серны. Я окунал в него капсюли с отравой — стрихнином; он при этом быстро и прочно застывал.

Рысь — свирепый хищник и уничтожает не только серн, но и косуль и оленей.

Зимой 1943 года я, В. М. Татарков и П. И. Комна́тный шли по особому заданию в обход в районе реки Тепляк. Километрах в полутора от ее впадения в Белую мы заметили оленьи следы и кровь на снегу. Человеческого следа близко не было. Но мы все же решили тропить оленя и выяснить, что с ним станется.

Мы обрезали несколько раз олений след, чтобы обнаружить исходные следы рыси, если только это она ранила оленя, прыгнув на него с дерева. Но рысьих следов не оказалось.

Недоумевая, в чем же дело, мы прошли дальше, и снова только след оленя и пятна крови на снегу. Еще дальше, метрах в двадцати, опять оленьи следы, но теперь уже параллельно им — след рыси. Тогда мы поняли, что рысь вначале, оседлав оленя, ехала на нем и рвала ему шею. Затем спрыгивала с него, бежала рядом и снова вскакивала на оленя. Дальнейшее тропление все это подтвердило.

Вскоре в пихтово-буковом лесу на берегу Тепляка мы нашли труп оленя, убитого рысью. Рысь поела немного оленины и ушла.

Я не мог отравить стрихнином всей оленьей туши, так как у меня было мало с собой капсюль, и мы решили начинить стрихнином заднюю ногу оленя. Остальное мясо бросили в реку, и оно уплыло.

Рысь — это не волк. Волк никогда в первую ночь не пойдет прямо на приваду. Он ее десять раз обойдет, обрежет со всех сторон, а рысь в первую же ночь придет и съест приваду, наступит на совершенно незамаскированный капкан и попадается.

На следующее утро, на обратном пути, мы зашли на то место, где оставили отравленную приваду, чтобы посмотреть, чем же все это дело кончилось. Часть привады была съедена. На снегу вокруг четко отпечатались свежие следы рыси. Они показали, что, наевшись, рысь пыталась уйти через реку по кладке — упавшей старой пихте (рысь никогда не идет через реку вброд, она обязательно ищет кладку или узкое место, чтобы перепрыгнуть). По следам на запорошенной снегом кладке мы установили, что посредине её проглоченный с привадой яд начал действовать, и рысь свалилась в воду.

В противоположность рыси волки кочуют из одного охотничьего района в другой по всему заповеднику. Во время войны они из привычных своих мест в предгорьях, где шли боевые действия, мигрировали в леса заповедника. Их здесь теперь очень много.

В июне, когда колхозы пригоняют скот на летние выпасы в горы, в альпику, волки откочевывают к стадам домашних животных. До этого же они страшно истребляют в заповеднике оленей и других копытных, главным образом молодняк. Особенно опасен май — время отела оленей. Только того олененка мы считаем нашим, который пережил май.

Кстати замечу, что жизнь оленьего стада — яркий пример взаимопомощи среди животных.

Самцы хорошо вооружены и поэтому часто живут в одиночку. Самки, особенно с телятами, не могут защищаться и существовать отдельно друг от друга и живут и действуют сообща. Лани, например, покидают стадо только на время отела и пока теленок окрепнет настолько, чтобы следовать за стадом. Потом они возвращаются в стадо.

…После разговора с Гукаловым я зашел проведать наблюдателя Александра Александровича Турбаенко. Он был ранен при недавней автомобильной аварии и еще не выходил из дому. Мне рассказывали о мужественном поведении Турбаенко во время аварии. Когда, сорвавшись с шоссе, машина стремительно сползала задними колесами вниз по каменному двадцатиметровому отвесу (шофер не оставил руля и все время управлял машиной и тормозил ее), Александр Александрович успел выбросить из нее двух детей-школьников, которые остались целы. Сам же он сильно пострадал.

Александр Александрович встречает меня на ногах: ему уже лучше, хотя голова забинтована и рука на перевязи.

Турбаенко — кандидат в члены партии, старый работник заповедника. Он невысокого роста, с виду далеко не крепкого сложения. Открытое смуглое лицо его освещено теплыми глазами и улыбкой. Если бы я не слышал о нем от десятков людей, просто не поверить, что этот, на взгляд, физически не очень сильный человек с женственными движениями не раз во время Отечественной войны по заданию нашего командования пробирался через многометровые снега по головоломным турьим тропам, переплывал незамерзающие бурные реки, выводя группы бойцов и командиров из окружения.

Он провел через Кавказский хребет с южного на северный склон — в Гузерипль роту лейтенанта Шип, защитившую заповедник. Заносил через линию фронта в его отряд рацию. В этот поход Турбаенко поднимался самыми трудными, почти непроходимыми местами — ущельем Головинки, спускался по скалам с верховьев реки Березовой к реке Белой. Тесниной Белой он, где по скалам, где вплавь, проник в Гузерипль, окруженный со всех сторон гитлеровцами.

Однажды он с другим наблюдателем наткнулся на семерых диверсантов. В схватке его товарищ был убит, но Турбаенко вместе с подоспевшими на выстрелы бойцами задержал и разоружил всю диверсантскую банду.