Жизнь со смертельным диагнозом

Ночью я почти не спал и всё пытался связать концы мыслей. Как себя вести в оставшиеся несколько месяцев? Продолжать ли готовиться к экзамену по хирургии, да и идти ли на сам экзамен? Зачем, какой смысл? Отказаться от поездки в Чехословакию или напоследок съездить?

«Нет, буду себя вести, как обычно, – пока смогу, пока не упаду от слабости, – решил я в конце концов. – Иначе, если сейчас вдруг остановиться, то придётся пройти унижение неявкой или двойкой за экзамен, отстранением от поездки за границу и т.д. Нет, такого удовольствия я никому не доставлю.»

Оставшиеся до экзамена дни я мужественно и в то же время обречённо читал учебник по хирургическим болезням. И продолжал обследовать свои лимфоузлы. Они не уменьшались, наоборот – начинали ощущаться сильнее и стали к тому же болезненными. Ещё немного – и они что-нибудь пережмут: трахею, пищевод, крупные вены.

В день экзамена утром я заехал вначале домой – на Первомайскую, 13, 13. В это время там оказалась и Неля.

– Как дела? – спросила она. – Ты чего такой мрачный?

– Да вот… – замялся вначале я. А потом брякнул: – Лимфоузлы у меня все увеличены, а также селезёнка и печень

– Лимфоузлы увеличены, говоришь? Это нехороший признак. А анализ крови делал? Нет? Приходи завтра в амбулаторию, мы возьмём у тебя кровь.

Сообразно ситуации, я надел белую рубашку и, бледный и почти безучастный ко всему на свете, поехал на экзамен.

Никогда прежде я не был так спокоен, отвечая билет. А меня, как обычно, определили к самому грозному из экзаменаторов – профессору О.С. Шкробу.

Одни его огромные густые брови вызывали у тех, кто к нему попадал, жестокий внутренний трепет где-то на уровне селезёнки. Тройки сыпались с такой же интенсивностью, как два с половиной года назад у Бочарова на анатомии.

Но моя селезёнка не трепетала: ей, уже самой вовлечённой в грозный и таинственный процесс, было всё равно, как ведут себя брови Шкроба: хмурятся или поднимаются в знак одобрения. Наверно, заметил моё ледяное спокойствие и экзаменатор. Осознав, что я равнодушно отвечу на что угодно, он, как мне показалось, с некоторым даже разочарованием поставил мне пятёрку и отпустил.

– Ну ты даёшь! Самому Шкробу так отвечать! – восторгались наблюдавшие всё это однокурсники.

А я, подобно Христу, смотрел сквозь них и видел вечность.

Но в то же время требовалось расставить все точки над i. Для этого нужен был качественный анализ клеточного состава крови.

Не очень доверяя Нелиной амбулатории, после экзамена я подошёл к Татьяне Зюляевой из нашей группы. Она все эти годы продолжала на полставки работать в одной из диагностических лабораторий клиники Петровского. Кстати, – той самой, где трудился и Вячеслав Иванович Соколов. Отсюда – моя (может быть, в какой-то мере, даже бестактная) осведомлённость о его должностном положении.

– Таня, мне нужно сделать анализ крови: форменные элементы.

Как и Неля, Татьяна всё поняла с полуслова и отнеслась точно так же серьёзно.

– Пойдём, –  и мы с ней отправились в её клинику. – Заодно сделаем общий анализ крови и биохимию.

И, наконец, для подстраховки я зашёл к Валерию Михайловичу Махову в факультетскую терапию. Удивительно: ни один человек не подверг с порога сомнению мои наблюдения; реакция была такой, как я только что сказал, – внимательной и оперативной.

– Давайте для начала пригласим Светлану Ивановну Овчаренко: она самый большой у нас специалист в этой области. И, конечно, сделаем анализ крови.

Светлана Ивановна пальпировала меня долго и тщательно.

– Да, лимфоузлы несколько увеличены. Но печень и селезёнка, мне кажется, в пределах нормы. В общем, нужен анализ крови.

И у меня второй раз за день забрали кровь, чтобы определить её качество и, следовательно, мою судьбу.

Анализы были готовы через неделю – к очередному экзамену. Анализы показали не очень высокий уровень эритроцитов и гемоглобина. Они показали несколько увеличенное содержание лейкоцитов. Но, главное, они показали, что никакого лейкоза нет и в помине!!!

С такой кровью можно и нужно жить! Ну, было бы неплохо подправить её состав соответствующим отдыхом.

Смешанные чувства захлестнули меня.

С одной стороны, упала, рассыпалась в пыль огромная гора, застилавшая мне весь свет. И впереди вновь открывались безбрежные дали.

С другой стороны, так бездарно ошибиться! Впасть в такую патетику, пугать людей своими домыслами!

Но и тут я не услышал ни одного насмешливого слова. Звучало облегчение, что всё хорошо закончилось. Меня ободряли и желали здоровья.

А мне было страшно неловко. За то, что, окончив уже четвёртый курс, да ещё с «автоматом» по терапии, я, как впечатлительный юнец, подцепил «болезнь третьего курса».