Беседа 1. О тебе, мой любимый

       Есть такая поговорка, сынок: где родился, там и пригодился. Ты пригодился для проверки на человечность всей нашей семьи.

           

….Телеграмму о твоём рождениия получил, когда работал на Байкале: «поздравляем сыном» Два дня обмывали твои ручки - ножки всей экспедицией, а на третий день телеграмма «срочно вылетай».

Прямо с самолёта мчусь в роддом. Мама кричит из окна: «Забери нас! Они говорят, что всё равно умрёт!». Иду к главврачу: «Что случилось?» Врач на меня не смотрит, на полу ответ ищет: «Надо сделать хромосомный анализ крови».

 

 -У вашего сына синдром Дауна» - через день сказала дама в белом.

- А это… что такое?

- Вы кто по профессии?

- Гидролог.

- Можете сына бросить в сугроб, не замёрзнет.

- Животное?

- Вот так сразу - и «животное». Слова выбирайте!

- А умственное развитие?

- Мать от няньки не отличит.

 

Надо же такую глупость придумать: твоя мама - лучшая мама мире! Я неумело завернул тебя и унёс домой, где тебя ждали мама  и твоя сестрёнка Юличка.

 С Юлички и начнём первую с тобой беседу: нет нашей любимой мамочки уже шесть лет, но говорить о ней мы будем в нашей книге и помнить -всю жизнь.

 

Юличка…Наша семейная повседневная радость. В ней всё красиво. И всё красиво из-под рук её выходит, радуя людей: она очень хороший зубной техник.

Когда из далёкой Канады слышу её нежнейшее «Папа», я прижимаю трубку к сердцу, подзаряжаясь любовью, и боль тут же проходит. Юличка всегда рядом с нами: самая ласковая и заботливая. И с детства необычная… Когда ей было лет 8-9, я попросил её погулять., чтобы не отрываться от своей писанины. Юличка спросила, что ей делать на улице? «Стихи писать»…. Сестрёнка твоя очень скоро вернулась и прочитала такой стишок: «Стоят поникшие берёзы средь белены других берёз, и мне в предчувствии мороза, берёзок жалко тех до слёз». Я попросил  её ещё погулять: так мне понравилась осенняя зарисовка. Вернулась Юличка ещё быстрее: «Бежит по дороге кошка, за нею злая собака, такая злая собака, каким может быть злым человек»

А когда ей было лет 16-17, я пошёл к зубному, а Юличка осталась в гардеробе. По дороге домой рассмеялась: «Гардеробщица меня спросила, зачем я за тебя, такого пожилого, замуж вышла? Не пьёт что ли? Если не пьёт, то живи».

Так в любви и живём сегодня: мы с тобой в Ленобласти, а Юличка в Монреале. Но живём в такой нарастающей с каждым годом любви, что Монреаль становится ближе Парголово.

 

.…Лето 1974-го. Ты поехала, доченька, на юг. Потом я тебя встречал: изумительно красивую, загорелую…. А как только сели в электричку, ты спросила: «Ну, какой он, мой братик? Расскажи подробнее». Я рассказал…. Ты отвернулась к окну, долго молчала, а потом очень тихо сказала: «Сдадите братика, уйду из дома».

Не сдали, и никогда даже об этом с мамой не говорили…

 

«Я знаю, что такое беспрерывное чувство отцовской любви, которое ежеминутно растёт каким-то беспрерывным, повторяющимся излиянием сердца. Я чувствую, как неразрывно тверды стали цепи, которые приковывают нас к этим маленьким существам, которые словно сжимают в себе начало и конец нашей жизни, ее причину, ее цель». (Из письма Прудона Герцену).

 

Так оно и есть, сынок. Ты начало моей второй жизни, её причина, её цель. Сорок лет я до тебя прожил, вторые сорок - с тобой…. Несравнимые половины: вторая – проверяет моё отцовство на «кто ты есть по сути».

 

Первый месяц твоей жизни. Телефонный звонок:

 

 - «Лисий Нос» беспокоит Дом ребёнка. Нашлось местечко для вашего сыночка. Можете привозить. Очень за вас хлопотали.

 

       - Я не просил. И сына не привезу.

 

- Не передумаете? Можно подождать, пока думаете.

 

- Не передумаю.

 

Так и стали жить с тобой - под такие вот «охи и ахи» родных и близких: «Так себя угробить! Он же вас уже съел!»

Разве? Хотя бы раз, сынок, ты нами подавился? По вкусу мы тебе: пришлись: ни разу с мамочкой тебя не предали, ни разу не пожалели, что забрали из роддома. Стоп! Один раз я тебя чуть не предал.

 

.…Идём с братом по лесу. Молчим. И вдруг, мой любимый старший брат, прижал меня к дереву, и захлёбываясь слезами, закричал: «Дай слово, что не будешь его любить!»…. Я обманул брата, сынок. Прости, дорогой…Светлая тебе память. Ты всегда переживал за меня, любил…. Но, в то утро, ты просил о невозможном.

 

Как-то довелось почитать «Памятку для родителей детей с синдромом Дауна». Спрашиваю автора: «А ты не хочешь посоветовать таким родителям - первые два-три месяца после рождения ребёнка, спать на разных подушках: выплакаться надо, а в одну подушку больнее получается. Не врубился в просьбу мой давний приятель.

Давай, сменим тему. Я расскажу тебе про встречу с мамой:

 

                          Сверкая золотом школьной медали,

              Приехала мама из солнечной дали,

              Из солнечной дали, страны винограда,

              Приехала мама в дожди Ленинграда

              Я не входил в её дерзкие планы:

               Приехала мама покорять океаны.

                               

                                И никак не пойму, как за носом моим

                                Она разглядела своё, родное?

                               Мама спасла меня: «Тут я! Тут!» -

                                И стало нас в жизни двое.

 

Мама жила в общежитии. Мы часами бродили по городу, а в белые ночи и до утра: мама океанолог второго курса Гидрометеорологического института, я на первом, чтобы стать гидрологом суши…

 

                              Мы в институте с тобой допоздна,

                              Если на улице стужа….

                              Неужели ты будешь моя жена?

                              И разве похож я на мужа?

                             

                              Я привёл в тебя в дом

                                Мама моя - загрустила:

                              «Не женись на русской, сынок:

                              Нам религия запретила».

     

                              Забыла ты, мама, что Бог - есть любовь,

                              И нет любви «чистой», «нечистой»…:

                              Одна и та же течёт в нас кровь:

                              В сыне сапожника и в дочке чекистов.

 

Я так скажу тебе, дорогой ты мой: когда отцовская любовь сливается с материнской - тогда уже в жизни ничего не страшно.

 

…Помню, мама позвала меня в комнату, где ты спал на соседнем диване: «Хочешь, фокус покажу?» Легла на свой диван, а ты на своём, у стены напротив, хотя и крепко спал, но тут же повернулся на тот же бок, что и мама. Она на живот, и ты следом: такая между вами была «пуповина».

 

Мне хорошо на душе, когда ты рассматриваешь фотографии мамы. Человек должен помнить всё самое дорогое. И не только помнить, но и жить светлой памятью. Я всегда очень тосковал по дому. Вот одно из моих писем с Байкала:

 

                      Идем на север вторые сутки

                      В снегу и солнце, в громадах скал,

                      Мои любимые, не на шутку,

                      В Байкал влюблённым я очень стал

 

                     Казалось, что мне - душе домашней,

                     Щелей Узура сплошной оскал?

                     Но день сегодняшний, день вчерашний

                     Меня связали с тобой, Байкал.

                                 Ну что затих ты: «забота века»?

                     И где упрятался твой «култук»?..

                     Байкал люблю я, как человека,                                     

                    Хлеб нам дарящего из добрых рук.

 

 

Экспедиции, экспедиции одна за другой. Мне бы дома быть, когда ты родился. Первому всё про тебя узнать. Все приговоры и уговоры вместо мамы услышать: «этого оставь - другого родишь». И сколько таких мам…. И сколько на них «уговорщиков?» Хочешь чтобы о себе рассказал?

 Написал три книги о молодых людях с умственной отсталостью, сборник пьес выпустил: так просила мама…. Но понимаешь, жизнь с тобой рядом – это другая жизнь. Себя разглядываешь, будто чужого.… А потому месяцами, когда расставались с тобой, ни строчки не мог написать. Вот и мчался во Владимир и в Псков, где ты учился уму - разуму в тренировочных квартирах временного проживания. Мне надо привыкать и привыкать с тобой расставаться.

 

                                    Мне говорят: «Пиши!..»

                                    Твердят: «Пиши!..».

                                     Писать бы рад,

                                     Но, забывая дело,

                                     Сижу пустой,

                                     Как будто из души

                                     В потёмках                                                                                  

                                     Что-то вынуто,

                                     Что пело.

                                                                        Василий Фёдоров.

 С чего с тобой стихами любимых поэтов делюсь? Свои забыл, когда в последний раз писал…

 

                                            Я удивился миру рано:

                                            В роддоме сутками ревел.

                                            Я Тору не читал

                                            И не читал Корана:

                                            Раскрыв глаза,

                                            На мир смотрел.

                                            Но удивление белым светом    

                                            Ещё не делает поэтом.

 

                                             За страсть к стихам и завитушки

                                             Меня прозвали в школе «Пушкин».

                                             И понял я на сходстве этом,

                                             Как больно быть плохим поэтом.

                                             И боль я эту берегу,

                                             А если сохранить сумею,

                                             Ещё кому-то помогу,

                                             Ещё кого-нибудь согрею.

 

Хочешь посмеяться? Вот что обо мне писала твоя подружка в прошлом, Ольга Чобур в своей книге.

 

«С первым своим спутником жизни я познакомилась, когда ещё училась в коррекционной школе. Он был президентом нашей Лиги жизненной помощи умственно отсталым, по профессии драматург. Его зовут Борис Залманович Кривошей. Когда мне исполнилось лет 14, мои школьные друзья просто достали меня разговорами про половое воспитание. Бедная моя мама выслушивала от меня  жуткий мат, а Борис Залманович не смутился. Он сказал мне: « Напиши эти слова на бумажке и дай мне, я её порву и ты забудешь их». Больше я мата не приносила матери». (Ольга Чобур, «Свет всем людям», Санкт- Петербург, 2008г.)

 

Пожалуй, это всё, что я сделал «полезного» в качестве руководителя выше указанной Лиги. Сам посуди: можно ли придумать что-либо глупее такого моего призыва к матерям:

«Дорогие сёстры! Хотя нас, не сбежавших отцов, в Лиге всего шесть, а вас, одиноких матерей, чуть не полусотня, - торжественно заявляю: мы берём на себя все сложности в ваших домах, типа прибить, переставить, принести, или унести».

«И это всё?»- спросила мамочка в первом ряду, после чегособрание закончилось как-то само собой.

 

Что кроется за этим «всё»? - ломал я ночью голову. А если эта красивая мамочка разгадала мою мечту возродить в России приюты прИзрения для «слабоумных»? Ты способен обмануть такую доверчивую мамочку? Не имеешь права.

И мы пошли с тобой, сынок, по банкам Питера искать кандидатов в Попечительский Совет приютов прИзрения.

 

                                                                                                                               - Добрый день, Сергей Петрович! О моём визите к Вам договаривался князь Олег Константинович Румянцев. Он должен был изложить Вам суть моего проекта. Я хотел бы уточнить детали. Позволите присесть? Благодарю. А нельзя ли моему сыну расположиться за тем столиком? Благодарю. Ваше молчание считаю согласием. Располагайся, сынок и занимайся своим делом.

- У вас зелёные есть? – спросил ты президента банка «Солярис», прежде чем заняться своим делом. Не получив ответа, ты сел за журнальный столик и стал разбирать свои палочки по цветам: зелёные к зелёным, красные к красным, жёлтые к жёлтым.

- Умственно отсталые люди, уважаемый Сергей Петрович, обладают особенностью распознавать доброту и сострадание, даже если они глубоко зарыты. Над моим сыном природа особенно подшутила: он может распознать в человеке дворянина. Удивлены? Какой у Вас потрясающе выбритый подбородок! Чем вы бреетесь? Извините. Я продолжу. Когда жена была в командировке на озере Иссык-Куль, мне пришлось взять сына с собой на своё выступление в Дворянском Собрании Петербурга. И как только мы вошли в гостиную, он всех одарил своими волшебными палочками. Но как одарил! Дворян коренных – зелёными, а ряженых под дворян – красными и белыми.

- Две зелёные сломались – сказал ты.

       - Печально, Сергей Петрович. Очень печально, что сломались сразу две зелёные палочки. Но, несмотря на сигнал, не подтверждающий на сто процентов Вашего дворянства, считаю возможным именно Вам стать Пожизненным Членом Попечительского Совета приютов ПрИзрения детей, родившихся умственно отсталыми. Я могу надеяться, что Вы хотя бы в душе дворянин? Или ваше «дворянство» слишком глубоко зарыто? Я понимаю, что в Вашем роду не было княгини Ольги Апраксиной, принца Ольденбургского и императрицы Марии Фёдоровны. Таким был Попечительский совет в нашем славном Петербурге в 1886-1916-тых годах! И с такими ежегодными взносами: «Пожизненный Член Совета, с правом передачи звания потомкам», - 1500 золотых рублей, «Действительный Член Совета»- 500, просто «Член Совета»- 300.. А корова стоила тогда от трёх до пяти рублей! Почему Вы так упорно молчите? Или в вашей душе всё зелено только от долларов?

       - Ещё две сломалась! – крикнул ты, ломая палочки на мелкие кусочки.

       - Собери мусор…. Я тебя подожду в приёмной. Что-то здесь душновато.

      ....Прождав сына в приёмной минут пять, я открыл дверь в кабинет: Сергей Петрович сидел с тобой на полу, собирая домик из обломков зелёных палочек.

       - Ты в интернате жил?- спросил он сына.

-Да.

       - А я в детдоме рос.

       -Вас кололи?

      - Нет…. А тебя?

       - Кололи. И очень больно

       - Забудь. Вот такой будет твой дом. И будут в нём жить «мышкины» дети. До революции как было: кто дом для сирых и убогих построит, его фамилией детишек и называют. Моя фамилия Мышкин. А кличка «Князь».По ошибке сидел.

Было ли это на самом деле? Не было.Я верил в это и буду верить. Откуда во мне такая наивность? С детства, сынок, когда я жил на самой короткой в Ленинграде улице Казначейской, где было всего семь домов: мой №4, Фёдора Михайловича Достоевского №5, а в доме №6, во времена моего детства, жил Миша – дворник. Он же Миша - «татарин» и Миша - «дурачок».

 Было ему лет 20, родился глухонемым, а ещё говорили, что читать и писать не умеет. И что? «Дурачком» зачем обзывать? И какой же он «дурачок», если всегда был готов любому помочь? Кто не попросит: шкаф какой или диван с машины снять, Миша тут же взвалит на спину свою широченную и втащит на любой этаж. Твоё хозяйское дело, в кошельке не рыться. Миша терпеть не мог, чтобы ему деньги давали за такую работу. Помню, нашей соседке втащил шкаф, она деньги суёт, так он не только замычал и замахал руками, так ещё с огорчения два раза на пол плюнул!

Миша жил с мамой, звали её Фатима, и как день солнечный выдавался, он маму из дворницкой на руках вынесет, и, не спуская с рук, по двору кружит и кружит, а иногда и на улицу вынесет. Сколько лет прошло, а я и сейчас вижу, как мама Фатима прижимается к груди сына, как целует его и ласковые татарские слова говорит…. Мама Фатима когда-то сама работала дворником, но потом с ногами что-то случилось: говорили, что муж её сильно бил, пока от водки не помер. Так Миша и стал дворником. Мы, пацаны, 6-8 лет, не очень долго думали, как маме Фатиме не на руках у Миши во дворе прогуливаться, а в Юсуповском саду, что на Садовой улице. В нашем дворе была слесарная мастерская, и в куче хлама мы нашли старую тележку. Мастер дядя Коля, узнав о нашей задумке, приладил три колеса, да ещё и покрасил тележку. Когда мы тележку показали маме Фатиме, она расплакалась.

И вот Миша катит свою маму по Столярному переулку, а когда переносил на Садовой карету с мамой через трамвайные рельсы, прохожие не только улыбались, но и хлопали в ладоши.

 

А дальше вот что случилось: в саду Миша увидел карусель и остановился как вкопанный. Мы ничего не могли понять: чем могла заинтересовать Мишу карусель с облезлыми лошадками? На следующий день всё стало ясно. Миша придумал для нас свою карусель: присядет на корточки, уложит на плечи здоровенный кусок трубы, а мы вдвоём, а то и вчетвером, пристраиваемся на концах трубы. И тогда Миша поднимался во весь рост, очень осторожно нас встряхивал, проверяя, хорошо ли держимся, и начинал кружить: сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Слух о Мишиной карусели облетел соседние улицы, каждый хотел прокатиться, и однажды какой-то хлюпик, сорвался с трубы и разбил коленку.

На следующее утро, как только мы уселись на полу у кровати мамы Фатимы, чтобы сказки её татарские послушать, в дворницкую ворвалась мамочка хлюпика, что коленку зашиб, и стала на Мишу орать: «Тебя, придурка, надо в психушку отправить! Там психов и катай на своей трубе!» Потом взялась орать на маму Фатиму: «Мало тебя муж лупил! Не всю дурь из тебя вылупил! Когда поймёшь, что ненормальный твой сыночек? Нормальный будет на себе детей крутить? Нормальный будет пятачки им раздавать на мороженое? Не нуждается мой Лёвочка в пятачках твоего придурка».

Наутро пришел милиционер и отобрал трубу. Потом умерла мама Фатима, а потом началась война.Во время блокады Миша на своих огромных санях возил умерших даже на Пискарёвку а это, считай, через весь город, от нашей Казначейской. Получал он дополнительный паёк за свою печальную работу и подкармливал им, до последней крошки, ребят из нашего двора. А сам не выжил.

 

С этого довоенного детства и вошёл в мою жизнь, образ человека особой доброты, особой наивности, особого бескорыстия и любви к детям. Недаром считается, что все мы родом из детства.