Чувства в Матрице и в «матрице»

Естественно, что зрение и слух широко используются в фильме. Хотя мы и не можем потрогать, понюхать или попробовать на вкус объекты, которые видим на экране, мы точно можем видеть и слышать их, и что-то из того, что мы видим на экране, видят и герои; это дает нам возможность как бы разделять их опыт. Диалоги о зрении и глазах привычно двусмысленны: то, что видит человек, может быть лишь иллюзией, создаваемой программой, в то же время слово «видеть» синонимично с выражениями «представлять себе», «понимать» и «узнавать», так как зрение на протяжении всей истории западной философии служило метафорой разума.^[52] Мудрый лидер Морфеус использует для своих предостережений и наблюдений зрительные метафоры. К примеру, он сообщает Нео о том, что тот был рожден в тюрьме, которую нельзя понюхать, потрогать или попробовать на вкус, «в темнице для разума». Но Нео видит ее повсюду. По словам Морфеуса, мир Матрицы «был поставлен перед твоими глазами, чтобы заслонить правду… правду о том, что ты раб, Нео». И все же, несмотря на тотальный зрительный обман, порождаемый Матрицей, Морфеус советует Нео использовать глаза по их высшему эпистемологическому предназначению: чтобы видеть сквозь иллюзию правды, понимать. После освобождения из кокона с розовым гелем Нео задает вопрос: «Почему у меня болят глаза?» «Ты раньше никогда ими не пользовался», — отвечает Морфеус. Как и платоновского узника пещеры, Нео беспокоит свет, поскольку правду видеть нелегко и неудобно. Морфеус рассказывает, как он узнал о том, что человеческие тела выращивают, чтобы питать энергией разумные машины Матрицы: «Я очень долго не мог в это поверить, пока не увидел все собственными глазами». Зрение больше, чем любое другое чувство, славится своей явной связью с разумом. Как гласит старая поговорка, увидеть — значит поверить. В то же время зрение может являть нам галлюцинации, следовательно, в нем можно усомниться, и тогда мы вспоминаем вторую часть афоризма: увидеть — значит поверить, но прикоснуться — значит узнать правду. Это не означает, что осязание невозможно обмануть (это, очевидно, не так). И все же мы можем понять, что перед нами галлюцинация или мираж, когда рука проходит сквозь объект, не почувствовав прикосновения. Поэтому в народной психологии и в «Матрице» физическое прикосновение обычно считается надежнее дистанционного чувства зрения. Интересно, что эти ценности находятся в противоречии с кинематографическим материалом, в котором практически постоянно используются «периферические» чувства.

Так как зрение и слух пригодны для использования на расстоянии от объекта, они подходят для наблюдения. В начале фильма Нео приходится подвергнуться удалению «жучка» (практически в буквальном смысле, так как шпионское устройство имело хитроумную форму сороконожки), чтобы агенты не могли следить за его передвижением. Звук — выразительный инструмент в руках создателей фильма, и «Матрица» полностью использует слух, уподобляя его осязанию. По сути своей звуку присущи осязательные свойства, и мы можем кожей осязать наиболее громкие фрагменты саундтрека. (В конце фильма музыка ревет «ПРОСНИТЕСЬ», возвращая нас к вопросам сна, поставленным в начале.^[53]) Кажется, что агрессивный звук вторгается в пространство тела слушателя. Окружающие вас звуки несут собственное послание, так как звон и скрежет старых, ветхих устройств надежнее тихого шума компьютеров: только линии дисковых телефонов возвращают голоса и тела героев в безопасное пространство корабля, так что, очевидно, даже виртуальным телам нужны осязаемые, физические каналы.^[54] Особенно важная информация иногда передается шепотом, который требует такой близости, что герои едва не соприкасаются. Так происходит, например, в начале фильма, когда Нео знакомится с Тринити. Музыка в клубе, где они встречаются, играет так громко, что ее можно не только слышать, но и осязать. Им приходится стоять очень близко, и когда Тринити говорит с Нео, ее губы касаются его шеи.

Телесные чувства играют в фильме интересную роль. Многие объекты имеют свой запах, но в «Матрице» уделяется особое внимание (как положительное, так и отрицательное) запаху человеческого тела. В одной из ранних сцен фильма Тринити наклоняется над спящим Нео и медленно и бесшумно вдыхает его запах. Это действие одновременно забавно, нежно и интимно. Кроме того, оно контрастирует с практикой использования уймы высокотехнологичного оборудования, так как обнюхивание является примитивным, животным способом поиска. Мы полагаем, что ей нравится аромат его тела. Другое дело агент Смит, которого, кажется, сводит с ума запах его врагов-людей. Чтобы выразить свое отвращение к Морфеусу, он нарушает правила и снимает наушник, лишая себя возможности получать важную информацию о происходящем вокруг:

Я ненавижу это место. Этот зоопарк. Эту тюрьму. Эту реальность, как бы вы ее ни называли. Я больше не могу ее выносить. Этот запах, если он существует. Мне кажется, что я пропитан им. Я могу почувствовать вкус вашей вони, и каждый раз, когда я это делаю, я боюсь, что заражусь ей.

Смит уподобляет людей вирусам — отвратительное сравнение, усугубляющее зловонность атмосферы.^[55] Запах, будь то притягательный аромат или отвратительный смрад, используется, чтобы подчеркнуть материальность, словно животная составляющая даже виртуального тела проявляет себя посредством запахов. Мы можем предположить, что не являющиеся людьми агенты — «разумные программы» — не имеют запаха; обоняние дано им лишь для того, чтобы чувствовать зловоние, исходящее от их противников.

ИСКУШЕНИЕ ВКУСОМ

Вкус в «Матрице», на что мы уже обратили внимание, противопоставляется аскетическим ценностям, удовольствие от еды заключает в себе соблазн, способный отвлечь от войны с Матрицей. Изнуренный битвой за Сион, Сайфер бросает свою команду и предает ее, согласившись сдать Морфеуса агенту Смиту. Все, что ему нужно, — это забыть прошлое и жить внутри программы, обеспечивающей его удобствами, которые были ему недоступны. Впервые мы узнаем о склонности Сайфера к плотским наслаждениям, свидетельствующей о его моральной слабости, когда он предлагает Нео глоток самогона и насмехается над убеждением Морфеуса в том, что Нео «Единственный» и должен спасти мир. Коварный замысел Сайфера открывается нам, когда в следующей сцене внутри Матрицы он ужинает в изысканном ресторане с агентом Смитом. Сайфер смакует идеально приготовленный бифштекс. Ужиная, выпивая и куря сигару, он заявляет, что хочет быть заново подключен к Матрице и обо всем забыть:

Я знаю, что этот бифштекс не существует. Я знаю, что когда кладу кусочек в свой рот, Матрица сообщает моему мозгу, что он сочный и вкусный. Знаете, что я понял за девять лет?

Неведенье — это блаженство.

Хотя эта точка зрения представлена как откровенно ошибочная, фильм на самом деле усиливает ее посредством используемых цветов. Как замечает Сайфер, реальному миру, к которому привязаны его напарники, не хватает живости. «Матрица» снята в унылой цветовой гамме: черный, серый, сепия. Когда на экране появляются яркие цвета, они шокируют нас своей живостью. Все яркие цвета в фильме с ностальгией указывают на чувственную жизнь: тележка, заваленная разноцветными фруктами, красное платье виртуальной женщины, олицетворяющей сексуальность, и кровь. Все это символы органической жизни, но только кровь, являющаяся также символом смерти, реальна.

Сайфера соблазнила еда, но у него были и другие причины прекратить борьбу, ведь он поверил, что мир Матрицы более реален, чем внешний мир. Как говорит Сайфер, реальный (real) — просто еще одно ругательство из четырех букв. Он сделал этот вывод, основываясь не только на собственной оценке приятных ощущений, но и на точке зрения Морфеуса о том, что любой чувственный опыт — лишь следствие стимуляции нервных окончаний.

Морфеус: Что реально? Как ты определяешь, что реально? Если ты говоришь о том, что можешь потрогать, понюхать, попробовать и увидеть, тогда реальность — всего лишь электрические сигналы, интерпретированные твоим мозгом.

Обладая сильным характером и будучи верен своему предназначению, Морфеус остается в жестоком реальном мире, посылающем мозгу эти сигналы. Но Сайфер склоняется к благоразумной точке зрения: если реальны лишь чувственные ощущения, то какая разница, откуда они берутся? Если реальность сводится к личным ощущениям, нет ничего аморального в том, чтобы стремиться их получать, так как больше ничего не заслуживает внимания. Поэтому Сайфер гонится за чувственными наслаждениями, часто связанными с искушением и грехом. Поступая так, он совершает не только моральную ошибку, но и эпистемологический просчет, предпочитая иллюзию реальности. Получается, что если Сайфер не прав, то не прав и Морфеус: чувства не всегда лишь интерпретация сигналов, передаваемых мозгу, они также признаки внешней реальности, заслуживающие внимания и уважения.

Бесспорно, наслаждение вкусом не всегда подрывает моральные устои. Это продемонстрировано в сцене с Оракулом. Когда Нео приходит к Пифии, она печет печенье, а воздух наполняют восхитительные ароматы. Сама прорицательница пьет что-то алкогольное и курит. Она имеет право позволить себе некоторые слабости, так как не забывает о более важных ценностях, которые отверг Сайфер. Нео также ест печенье, но не похоже, что оно доставляет ему большое удовольствие.

В случае с Сайфером полезно рассмотреть еще одну сторону чувства вкуса — связь вкуса и еды с сексом. Последним этапом предательства Сайфера должно было стать убийство бывших товарищей. Сайфер угрожающе шепчет над спящим телом Тринити, пристегнутым к креслу. Он говорит ей (и она слышит его на другом конце телефонного провода, ожидая перемещения в безопасное место), что был влюблен в нее, что устал воевать, что устал каждый день есть липкую пасту. Когда он рассказывает, что считает Матрицу более реальной, чем реальный мир, поскольку она дает более полноценные ощущения, его интонация и жесты одновременно угрожающие и ласковые. В Матрице можно увидеть смерть, говорит он, вытаскивая провода из тел Апока и Свитч, а здесь просто умираешь. Он снова повторяет лишь в слегка искаженном виде мнение Морфеуса: реально то, что мы видим. Видеть — значит верить.

ИСТИНА

Истина, которая приводит нас к прикосновению. «Матрица» — это фильм в жанре экшн, полный физического насилия, и значительную часть действия герои пытаются избежать смерти. Большая часть боев, наполненных изощренными, но скучными спецэффектами, происходит в Матрице, физически же тела остаются в креслах на борту корабля. Когда Нео возвращается после очередного боя, из его рта стекает струйка крови, и он поражается, что виртуальный опыт может вызвать физические повреждения. «Если тебя убивают в Матрице, ты умираешь здесь?» — спрашивает он. «Тело не может жить без разума, — сухо отвечает Морфеус, подкрепляя свое мнение о виртуальном опыте, — разум делает его реальным». Признаюсь, сначала эти сцены, наряду с несколькими неуклюжими комментариями по поводу разума и тела, испытывали мое терпение. («Не ложка гнется, а ты», — заявляет одно из «молодых дарований» Оракула, эксперт по бесконтактному сгибанию ложек.) Раздраженный зритель может решить, что перед ним нелепица под псевдодзенбуддийским соусом. Чем еще может быть заявление о том, что, умирая в Матрице, умираешь в реальном мире, как не дешевым киношным ходом? Но потом я вспомнила хмонг и их приносящие смерть сны. Изменение дыхания, сердцебиение, выброс адреналина — вот лишь некоторые эффекты, вызываемые воображением. Кровотечение — лишь маленький шажок из сна или виртуальной реальности, мост между тем, что зримо, и осязаемым, ощутимым действием, мост между виденьем и прикосновением.

Но не все прикосновения насильственны, нежные касания используются в фильме стандартным образом: они указывают на привязанность, доверие и дружбу. Нео спасает Морфеуса в финале сцены с вертолетом, схватив его за руку. Тринити обнимает Тэнка, чтобы смягчить его боль от утраты брата. Готовясь выдернуть из Морфеуса кабель (после чего тот погибнет), Тэнк на прощание прикасается к его лбу.

Интимная сторона доверия отражает в первую очередь действия Тринити. Эта роль отдана женщине не случайно, ведь нежные прикосновения ассоциируются как с эротизмом, так и с материнской заботой, а так как Тринити — единственный среди главных героев представитель женского пола, эти роли достаются ей. (Похоже, пытаясь подорвать уверенность в чувственном опыте, авторы картины забыли усомниться в стереотипах, связанных с полом.) Самым мелодраматическим можно считать эпизод а-ля «Спящая красавица», когда Тринити поцелуем возвращает Нео к жизни. Хотя с самого начала понятно, что герои должны быть вместе, они целуются только вне Матрицы. Это подчеркнуто в ранней версии сценария, где Тринити отказывается целоваться в Матрице — она хочет, чтобы все было по-настоящему.^[56] Эта фраза была отброшена в окончательной версии, но происходит все именно так: Тринити целует любимого в мрачной атмосфере «Навуходоносора», когда Нео, проиграв битву с агентами, уже одной ногой в могиле. Она физически и эмоционально поддерживает Нео, лаская его неподвижное тело и шепча:

Оракул сказал мне, что я полюблю человека и этот человек будет Избранным. Поэтому ты не можешь умереть. Не можешь. Потому что я люблю тебя. Слышишь меня? Я тебя люблю.

Она нежно обнимает его за плечи и целует. Сердце Нео начинает биться, к нему возвращается дыхание. Тринити снимает с него руки и решительно командует: «А теперь вставай!»

Нео приходит в себя и спасает мир.

Прикоснуться — значит узнать истину.

СЦЕНА 2

ПУСТЫНЯ РЕАЛЬНОСТИ

МЕТАФИЗИКА «МАТРИЦЫ»