Из показаний (22 апреля 1881 г.)

В 1870 году я был взят моим родным дядей из деревни, пожелавшим меня взять для того, чтоб дать мне возможность получить образование. Взявши меня 9 лет от роду, босоногого, почти что в одной рубашке, он увез меня с собой на место своей служебной деятельности, в Турцию, в Константинополь, где занимал довольно видное место при русском посольстве. Преобразив меня из дикаря, хотя внешним видом, в так называемого мальчика порядочного общества, он стал исправлять мой малороссийский акцент в русский и вместе с тем выучил меня читать и писать. Обратив меня в благовоспитанного ребенка с более или менее порядочными манерами, он ввел меня в общество детей русских семейств. […]

Будучи чрезвычайно любознательным и впечатлительным, я постоянно приставал ко всякому с расспросами и разъяснениями. Очень часто мое любопытство не было удовлетворяемо, а разъяснения не полные. Я был молчалив и много думал. Переезжая с места на место с моим дядей, имевшим разные командировки, я имел возможность видеть многое и встречать людей не только различных классов и состояний, но и разных народностей. Все это давало богатую пищу моим размышлениям. Размышляя, я совершенно самостоятельно (мне было лет 11–12) напал на мысль и идею, которую принято теперь называть социализмом. Я напал и, сам того не замечая, развивал ее сам в себе. […]

Я пристрастился к чтению книг. Пользовался не только свободным временем, но иногда и ночами. Пройдя очень быстро детскую литературу и для юношества, я дошел до книг серьезного содержания и стал следить за ходом периодической прессы. Обратил особенное внимание на целый ряд политических процессов. Я увидел, что у меня есть значительная доля солидарности по взглядам и убеждениям с подсудимыми, я им сочувствую. Издается наконец «Земля и Воля». Программа «Земли и Воли» очень близко подходит к моим взглядам на политическое и экономическое положение России. Я имел возможность сделать несколько путешествий по внутренней и южной России. Меня поражает русский мужик своей забитостью, угрюмством, бедностью и рабской покорностью своему положению. Он терпит все и всякие притеснения от местной администрации. Маклачество[330] и взяточничество господствуют среди русского народа. Я мечтаю посвятить себя улучшению благосостояния русского народа, как один из его сынов. Но мне хочется посмотреть западно‑европейские страны. Я учусь в училище и ремеслу и наукам. Перехожу из класса в класс с наградами. Кончаю курс! Как один из первых – послан за границу от училища на казенный счет. Приезжаю в Париж. Работая, знакомлюсь с французским крестьянином и парижским рабочим. Выношу отрадное впечатление. Посещаю с этнографической целью Германию, Австрию, Швейцарию, Францию. Мое любопытство удовлетворено. Нахожу, что везде экономическое и культурное положение стран лучше, чем в России, за границею слежу за «процессом 16». Нахожу и разделяю сообразно моим убеждениям программу «Народной воли». Разделяя программу «Народной воли», считаю себя не вправе оставаться индифферентным. Приезжаю в ноябре месяце 1880 г. в Петербург и поступаю в число членов русской социально‑революционной партии. Не переставая усердно заниматься науками и следить за литературой, нахожу время принимать активное участие в делах партии, главным образом, в принятии участия по преступлению 1‑го марта. В качестве метальщика, вооруженного разрывным снарядом, стоял на углу Невского и Малой Садовой и затем у Театрального моста. […]

20. И. Г. Орлов*

Из показаний (май 1881 г.)

Начало моей революционной деятельности относится к началу 1880 г.; слово «революционной» здесь не совсем уместно: к этому времени, т. е. к началу 1880 г., относится начало моей культурной деятельности, выражавшейся в том, что я, заведя связи с рабочими, старался всеми возможными средствами поднять их умственный уровень, для чего я занимался с ними арифметикой, русским языком, физикой, химией; давал им читать различные легальные книжки из народного быта, читал с ними совместно книги более серьезные, но исключительно легальные. Такого рода деятельность продолжалась до мая месяца 1880 г.; с этого времени характер моих занятий с рабочими несколько видоизменился, что выразилось, во 1‑х, в том, что я стал давать рабочим для чтения книги нелегальные; во 2‑х, мои связи с рабочими значительно расширились, так что я имел возможность вести дело с целым кружком рабочих. […]

Так называемую террористическую деятельность в этот момент моей деятельности (с начала 1880 г. до мая этого же года) я безусловно отрицал, хотя среди рабочих замечалась сильная склонность к подобного рода деятельности. […] В конце мая 1880 г. я познакомился с некоторыми из членов партии «Черного передела». Познакомившись с ними, я заметил, что мои убеждения близко сходятся со взглядами их партии. Результатом этого знакомства оказалось следующее: они (чернопередельцы) обещались мне помогать в моих занятиях с рабочими материально и нравственно, т. е. знакомить меня с людьми, которые могли бы заниматься с рабочими, давать материальные средства для моего собственного пользования, а также и для вспомоществования рабочих, снабжать меня книгами легальными и нелегальными. В это время у чернопередельцев велись переговоры с народовольцами по поводу соглашения о деятельности среди рабочих; на эти переговоры чернопередельцы пригласили меня, как человека, знающего рабочего не по книжкам, а по собственному непосредственному изучению. Поводом к этим переговорам, как я узнал потом, послужило следующее обстоятельство: чернопередельцы завели знакомство с одним кружком рабочих, с этим же кружком познакомились и народовольцы. Тут явился следующий вопрос: «Кому же с этим кружком заниматься?» Ни чернопередельцы, ни народовольцы отступить не хотели; совместной деятельности, благодаря различной теоретической постановке вопроса о революционной деятельности, не могло быть. […]

В конце июля или начале августа (хорошо не помню) чернопередельцы снова столкнулись с народовольцами на практической почве, опять началась прежняя канитель о возможном соглашении деятельности среди рабочих. В этих переговорах я снова принял участие. Переговоры эти тянулись около месяца, хотя результатов никаких не являлось и не предвиделось в смысле соглашения. Наконец, народовольцы представили нам свою программу (вновь ими выработанную), впоследствии напечатанную, как «Программу рабочих, членов партии “Народной воли”». Программа эта значительно отличалась от прежней программы партии «Народной воли». Для меня же эта программа хотя и не была вполне удобна для соглашения, но при известных толкованиях с их стороны (народовольцев) я мог согласиться вести с ними совместную деятельность, которая бы выражалась в том, чтобы я знакомил рекомендуемых народовольцами интеллигентных лиц со своими рабочими с той целью, чтобы они занимались с рабочими различными науками; в свою очередь и народовольцы обещали меня познакомить, так сказать, с их рабочими, затем помогать взаимно книгами, средствами…

21. И. И. Майнов*