Глава 22. Беседы при ясной луне ближе к полудню

 

Стасик Цыбин появился на свет в небольшом украинском селе Пятихатка, что под Сумами, в семье механизатора достаточно широкого профиля и учительницы начальных классов. С ранней молодости его отличала тяга к изящной жизни, что в его представлении означало пить много горячительного и желательно ни хрена не делать. Чтобы приблизиться к мечте, он по окончании школы без особого труда поступил в военное училище. Почему без особого труда? Да потому, что в Симферопольское военно‑политическое училище строительных войск конкурса отродясь не было, а напротив, туда охотно принимали практически всех, заглянувших на огонек.

Вскоре его постигло жестокое разочарование: если в плане выпивки все обстояло более чем благополучно (в военно‑строительных войсках пили все, много и постоянно), то касательно второй части его наполеоновских планов вырисовывался полный облом – в Советской армии работой умудрялись загружать практически всех, кроме высшего генералитета и маршалов, естественно. А по окончании военного училища, как известно, выше лейтенанта звания не присваивают.

Стасик очень загрустил, засобирался было уйти со службы и податься в официанты, поближе к деньгам и выпивке, но тут в его судьбу впервые (но далеко не в последний раз) вмешался случай. Отдыхая после окончания третьего курса в Гурзуфе, он познакомился с Ираидой Чугуновой, единственной и горячо любимой дочкой заведующего отделом ЦК Компартии Украины Анатолия Емельяновича Чугунова, и та, недолго думая, повела его в ЗАГС прямо с пляжа.

Дело в том, что Стасик был красавцем, этаким мачо из латиноамериканских телесериалов, Луис такой Альберто или Педро там Игнасио: квадратный подбородок, роскошные черные кудри и глаза с поволокой. А еще он умел загадочно и многозначительно молчать. Вот девушка и не устояла.

Папа Чугунов, известный среди подчиненных ему крутым нравом, зятю‑плебею не обрадовался и попробовал было взбрыкнуть, но и дочурка кротостью отродясь не отличалась и выдала папане по полной программе: попробуй, дескать, зятя не признать и в семью не пустить. Да я под поезд, под дорожный каток, под первого попавшегося грузина, по рукам, в конце концов! Папа попыхтел, покряхтел и сдался. На свадьбе пол‑Киева гуляло, и из самой Москвы гости приезжали. Кого там только не было... Не было разве что Стасиковых родителей, их решили не отвлекать от уборочной. Правда, свадебные фотографии им потом отослали.

Не успел Стасик выйти в лейтенанты, как грянула новая радость: дорогого тестя перевели в Москву замзавом международного отдела ЦК. На семейном совете Стасика было решено оставить под погонами, но приблизить к загранице, для чего его и поступили в военно‑дипломатическую академию. Москве Стасик обрадовался, так как пить в Симферополе уже изрядно надоело. Первое время его несколько угнетала подкаблучность, но новое положение того стоило.

К тому времени, как Стасик отпьянствовал положенные четыре года обучения, Анатолий Емельянович успешно схарчил своего непосредственного начальника и со вкусом воцарился на его месте. Стасика он взял к себе: с годами тот даже стал ему нравиться – лишнего не говорит, дочь от него без ума и в обхождении приятен.

О приятности, если можно, поподробнее. За четыре года обучения Стасик естественно науками себя не обременял, положенных ему по программе двух иностранных языков и прочих полезных и нужных предметов не изучил, но прочитал и практически вызубрил одну‑единственную книгу, зато какую: бессмертное произведение Дейла Карнеги, самоучитель по обзаведению нужными знакомствами и манерам общения. У каждого человека есть какой‑то в этой жизни талант. Стасик, например, всегда был приятен в общении. После изучения теории он стал патологически приятен.

 

После выпуска он был прикомандирован в распоряжение одного из зданий на Старой площади, где, если кто помнит, теснился аппарат ЦК КПСС. По странной случайности он попал в международный отдел и заделался куратором зарубежных резидентур Что такое куратор зарубежных резидентур по линии ЦК КПСС? Это человек, посещающий подразделения спецслужб за рубежом с ревизиями или с отдельными поручениями. В тех местах, куда он приезжает, его встречают по‑царски: кормят и поят до полной усрачки на представительские средства, помогают закупить что‑то дефицитное (для Союза) согласно приложенному списку и изо всех сил стараются произвести на приехавшего самое благоприятное впечатление.

К 1991‑му Стасик уже изрядное время был полковником и на следующий год собирался выйти в генералы, но не сложилось. Грянула демократия, дорогой тесть не стал выпрыгивать с пятнадцатого этажа, так как жил в двухэтажном загородном доме, а скромно застрелился из наградного ПМ, которого у него никогда не было, оставив записку (написанную почти своим почерком) о том, что не может пережить краха идеалов (которых у него отродясь не водилось). Стасик оказался, фигурально выражаясь, с голой жопой на морозе, в трехкомнатной квартире на Смоленской площади в обществе нелюбимой, вечно плачущей супруги и обалдуя‑сына, успевшего к неполным семнадцати годам заделаться законченным алкоголиком.

Не успел бравый полковник запаса Цыбин свыкнуться с новыми безрадостными реалиями, как в его судьбу снова вмешался приятный случай. Стасик попался на глаза великовозрастной и, мягко говоря, не самой красивой дочери совладельца СП, в котором тот прозябал на должности мелкого клерка, и она запала. Быстренько развела красавца‑мужчину с нелюбимой женой и сама заделалась мадам Цыбиной. И все повторилось! Стасика моментально кооптировали в заместители генерального по самым общим и необременительным вопросам, и жизнь снова стала прекрасной и удивительной.

Так продолжалось долгие и пленительные двенадцать лет, а на тринадцатый везение закончилось, и судьба показала красавцу‑мужчине крупнокалиберный кукиш. Жена застукала его с секретаршей в позиции «мальчики сверху», и герой‑любовник, как говорится, впереди собственного визга оказался выкинутым из супружеского ложа, а заодно и из бизнеса и совершил стремительное сальто‑мортале из роскошного загородного особняка на Рублевке в скромную двушку в Марьине. Настало время донашивать роскошные костюмы из прежней жизни и учиться жить на полковничью пенсию.

Видимо, его ангел‑хранитель впал в запой или ушел в бессрочный отпуск. Больше счастливых случаев судьба ему не дарила. Поэтому звонку Бацунина Стасик обрадовался и встретиться с заинтересованным в беседе с ним человеком согласился. В пафосном ресторане «Луна» в полдень.

В назначенное время Сергей вошел в зал и тут же узрел вальяжного красавца в прекрасно сшитом костюме, размеренно и с чувством попивающего «Джонни Уокер» из широкого стакана. На треть осиротевшая бутылка с черной крышкой стояла неподалеку, по соседству с блюдом с фисташками.

Когда Волков подошел поближе, стало заметно, что костюм на красавце хоть и сшит прекрасно, но уже давно, и годы с ним (так же как и с его носителем) поступили не очень гуманно: и тот, и другой оказались изрядно потерты.

Приблизившись к будущему собеседнику, Сергей поздоровался, затем достал из кармана мобильный телефон и сделал звонок. Услышав ответ, передал ему трубку. Цыбин обменялся с собеседником парой фраз, закончил разговор и радушно пригласил Волкова присаживаться.

– Просьба моего старого боевого товарища, – вальяжно, но с чувством произнес он, – для меня не пустой звук. Поэтому я отменил на сегодня все мои дела и целиком в вашем распоряжении.

«Вах, какие речи, – пронеслось в волковской голове, – не забыть бы передать Доктору, какие у него боевые товарищи завелись. То‑то радости будет...»

Вслух он, естественно, ничего такого не сказал, а напротив, подыгрывая отставному мажору, четко, по‑офицерски кивнул головой и, разве что не щелкнув отсутствующими шпорами, с чувством произнес: «Благодарю». После этого присел за столик к собеседнику и вискарю с фисташками.

– Я отошел от дел, – молвил Сергею его собеседник барственно, – и уже некоторое время как, а потому представляюсь своим настоящим именем. Называйте меня Николай Николаевич.

– Очень приятно, – ответствовал Сергей и сам представился: – Борис.

– Я предлагаю, – продолжил липовый Николай сын Николая, – сделать заказ, а затем побеседовать за трапезой.

– Ничего не имею против, – только и смог ответить Сергей.

Его собеседник поднял руку и вяло пошевелил пальцами. Тут же у столика ниоткуда возник лощеный халдей и принял заказ. В выборе блюд и напитков дорвавшийся до любимого мнимый Николай Николаевич не стеснялся. Вскоре на столе осталось мало свободного места. Открывший, чтобы попытаться хоть как‑то перейти к делу, рот Сергей был наповал сражен фразой, достойной быть отлитой в бронзе: «Молодой человек, не суетитесь, наша работа не терпит спешки!» После этого Стасик, он же черт знает кто, отточенным движением руки развернул салфетку, заправил ее за воротник и приступил к трапезе. Выяснилось, что отсутствием аппетита и жажды он не страдает или же специально пару дней не ел и не пил в предвкушении.

«Что значит старая школа, – не смог не восхититься про себя так безжалостно обломанный Волков. – Небось штаны на заднице просвечивают, а манеры как у члена императорской фамилии. Ладно, подождем...»

Через какие‑то полчаса первый приступ голода у Серегиного собеседника иссяк, он изящно доел бутерброд с черной икрой, с чувством вытер губы салфеткой, плеснул себе на два пальца виски и учтиво произнес:

– Я вас слушаю.

– Меня интересует, – начал Волков и вкратце объяснил, что и в каком объеме его интересует.

– Пятнадцать тысяч евро, – последовал ответ.

– Почему евро? – изумился Сергей.

– Потому что мы живем в Европе, юноша, – снисходительно просветил его собеседник, красиво отхлебнул виски и деловито спросил: – Деньги с собой?

– Да.

– Покажите.

Сергей поднял стоящий под столом кейс, положил его на стол, раскрыл и развернул, чтобы собеседник мог увидеть его содержимое.

Тот заглянул внутрь и поперхнулся только что заглоченным вискарем: в кейсе лежала аккуратная, не очень пухлая пачка долларов и пистолет с глушителем.

– Будете продолжать в том же духе, – учтиво молвил Волков, – всажу вам одну пулю в живот, вторую в мошонку и уйду. А вы здесь останетесь красиво остывать посреди этого гастрономического безумства. А халдей не скоро подойдет, сами просили нас не беспокоить.

– Вас узнают, – прошептал как‑то по‑плебейски взопревший Стасик.

– Во‑первых, это будут уже не ваши заботы, а во‑вторых, я в гриме, – последовал учтивый ответ. – Ладно, ладно, успокойтесь, – левой рукой Сергей протер салфеткой взмокшее чело не на шутку перепуганного «боевого товарища» Геры Бацунина, а правой что‑то уронил в его бокал с виски, – не стоит нервничать, давайте продолжим нашу трапезу и беседу, выпейте вот, – подлил ему виски и подал.

Лжениколаевич дисциплинированно употребил внутрь все, что было налито. Пару минут собеседники молча курили, глядя друг на друга: Сергей – с лаской и уважением во взоре, Стасик – успокаиваясь буквально на глазах.

– Вы же прекрасно понимаете, что это была просто шутка, – улыбнулся Сергей. – Мне и в голову не пришло бы грозить столь заслуженному человеку...

– Шуточки у вас, боцман, – расхохотался его собеседник, продемонстрировав прекрасно сделанные фарфоровые зубы. – Но я, если вы заметили, не особо и испугался.

– Заметил, – уважительно молвил Сергей. – Могу я задать вам пару вопросов?

– Вне всякого сомнения, – последовал ответ.