Рать чувственных данных и пространства в презентативной непосредственности

Под «презентативной непосредственностью» я имею в виду то, что обычно называют «чувственным восприятием». Но я использую первый термин с ограничениями и расширениями, не соответствующими общему употреблению второго термина. Презентативная непосредствепнос.ть — ото наше непосредственное восприятие одновременного внешнего мира, возникающее как конститутивныи элемент нашего опыта. В этом возникновении мир раскрывает себя как общность реальных вещей, которые реальны в том же смысле, что и мы.

Это возникновение вызвано созерцанием качеств, таких как цвета, звуки, вкусы и т. д., которые могут быть описаны с равным правом как наши чувства ИЛИ

как качества воспринимаемых нами реальных вещей. Эти качества, таким образом, соотносимы с воспринимающим субъектом и воспринимаемыми вещами. Стало быть они могут быть изолированы только путем их абстрагирования от вовлеченности в схему пространственных связей между воспринимаемыми вещами и между вещами и воспринимающим субъектом. Это отвлеченное отношение пространственного протяжения есть цельная система, включающая наблюдателя и воспринимаемые вещи. Данная система морфологии комплексных организмов формирует общность одновременного мира. Путь, которым каждый реальный физический организм входит в структуру этой одновременности, согласуется с данной системой. Таким образом, чувственные данные, такие как цвета и т. д., или телесные чувства, представляют протяженные физические сущности в нашем опыте под видом, заданным данной пространственной схемой. Пространственные отношения сами по себе — общие абстракции, и чувственные данные — общие абстракции. Но виды чувственных данных, снабженные пространственными отношениями, суть специфические связи, посредством которых внешние одновременные вещи составляют часть нашего опыта. Эти одновременные организмы, таким образом, представленные как «объекты» в отите, включают различные органы нашего тела, после чего чувственные данные считаются телесными чувствами. Телесные органы и чувственные вещи, оказывающие важное содействие данной модели нашего восприятия, формируют вместе одновременное окружение воспринимающего организма. Основные факты презентативной непосредственности  l) сложность чувственных данных зависит от воспринимающего организма и его пространственных отношений с воспринимаемыми организмами; 2) одновременный мир представлен как протяженный и цельный организм; З) презентативная непосредственность есть важный фактор в опыте только немногих высокоразвитых организмов, тогда как у остальных она либо не успела развиться, либо совершенно незначительна.

Символизм.

Таким образом. раскрытие одновременного мира презентативной непосредственностью граничит с открытием общности реальных вещей на основании их участия в объективной системе пространственной протяженности. Кроме этого, знание, обеспечиваемое чистой презентативной непосредственностью, является ярким, лаконичным и бессодержательным. Оно также в большой степени контролируемо волей. Под этим я понимаю, что один момент опыта мож•ет предопределять, в значительной мере, путем запретов, или путем стимулов, или путем других модификаций, характеристики презентативной непосредственности в последовательности моментов опыта. Эта форма восприятия, взятая исключительно сама по себе, бессодержательна, потому что мы не можем прямо связать качественные представления о других вещах с существенными особенностями этих вещей. Мы видим цветовой образ кресла, дающий нам представление о пространстве за зеркалом, однако таким путем мы не получаем знания касательно каких-либо существенных особенностей зазеркального пространства. Но образ, видимый в хорошем зеркале, является настолько же непосредственным представлением о цвете, определяющим мир в пространстве за зеркалом, насколько и наше прямое видение кресла, когда мы оборачиваемся и смотрим на него. Мы отказываемся делить чистую презентативную непосредственность на иллюзии и не-иллюзии. Она или все, или ничего, непосредственная презентация внешнего одновременного мира как его собственное подлинное пространство. Чувственные данные, вовлеченные в презентативную непосредственность, имеют более широкие соотношения в мире, чем могут выразить данные одновременные вещи. Абстрагируясь от этих широких соотношений, невозможно определить необходимость видимого ограничения одновременных объектов чувственными данными. По этой причине раза «чистое возникновение» содержит указание на ессодержательность. Широкое соотношение чувственных данных может быть понято только путем исследования альтернативного метода восприятия, метода ка-

жвального воздействия. По поскольку одновременные. вещи связаны вместе. простой презентативной непосреДСТвеНностью, они оказываются в полной независимости, за исключением ИХ пространственных С0ОТНОШеHlIii в данный момент. И для большинства событий мы полагаем, что их внутренний опыт презентативной непосредственности неразвит настолько, что может не приниматься в расчет. Этот метод восприятия важен только для незначительного меньшинства сложных организмов.

М. ОБЪЕКТИВАЦИЯ

В таком толковании презентативной непосредственности я сообразуюсь с разграничением, согласно которому реальные вещи объективны в нашем опыте и формально сшествуют в своей собственной завершенности. Я полагаю, что презентативная непосредственНОСТЬ — это тот своеобразный п»ть, на котором одновременные вещи «объективны» в нашем опыте, и что среди абстрактных сущностей, которые создают факторы в форме представления, есть те абстракции, которые обычно называются чувственными данными: например, цвета, звуки, вкус, прикосновения и телесные чувства.

Таким образом, «объективация» сама по себе есть абстракция, так как ни одна реальная вещь не «объективируется» в ее «формальной» завершенности. Абстракция выражает форму природного взаимодействия и не является чисто ментальной. Будучи абстрактным, мышление просто соответствует природе, или, скорее, проявляет себя как элемент природы. Синтез и анализ нуждаются друг в друге. Такая концепция парадоксальна для тех, кто упорствует, думая о действительном мире как о собрании пассивных реальных субстанций с их частными характеристиками или качествами. В этом случае нонсенсом прозвучит вопрос: каким образом одна такая субстанция может составлять компоненту структуры другой подобной субстанции? Поскольку

СИМВоЛИЗМ.

сохраняется эта концепция, трудность не уменьшить обозначением каждой реальной субстанции событием, или моделью, ИЛИ  Трудность, возникающая в данной концепции, состоит в объяснении, как субстан могут существовать вместе в СМЫСЛС, производном от того, в котором каждая индивидыльная субстанция является актуальной. Но та концепция мира, которая здесь приведена, является концепцией функциональной активности. Под этим я подразумеваю, что каждая реальная вещь является таковой по причине своей активности, посредством чего ее природа состоит в ее согласованности с другими вещами настолько, насколько они согласовываются с ней. Вопрошая о какойлибо индивидуальности, мы должны спросить, как другие индивидуальности «объективно» вступают в согласие с ее сооственным опытом. Это согласие с ее собственным опытом и есть формальное существование индивидуальности. Мы также должны спросить, как она вступает в формальное существование других вещей; и это ее вступление есть ее индивидуальное объективное существование, или, что то же самое, абстрактное существование, представляющее только некоторые элементы ее формального содержания.

В данной концепции мира, говоря о такоЙ актуальной индивидуальности, как человек, мы имеем в виду человека в одном из случаев его опыта. Такой

ИЛИ акт, является комплексным и, следовательно, способным подвергнуться анализу по фазам и другим компонентам. Это наиболее конкретное бытие, и жизнь человека от рождения до смерти есть историчес.кий ход таких слнаев. Эти конкретные компоненты связываются вместе в единое целое частичной идентификацией формы и специфическим полным суммированием их предшественниц, которых каждыЙ момент истории жизни вбирает в себя. Человек-в-данный-момент концентрирует в себе свет собственного прошлого и является истечением из него. «Человек в его полной жизненной истории» — это абстракция, сопоставимая с «человеком в данный момент». Существуют, следовательно, три различных понятия отдельного человека,

 Юлия Цезаря, например. Слово «Цезарь» может означать «Цезарь в какой-то момент своего существования» это самый конкретный из всех смыслов. Слово «Цезарь» может означать «исторический путь жизни Цезаря от его рождения до предательского»•бийства».• Слово «Цезарь» может означать «общий

метод или модель, повторяющуюся в каждом случае жизни Цезаря». Вы можете с полным правом выбрать любое из этих значений, но когда вы сделали свой выбор, вы должны придерживаться его в данном контексте.

Такая доктрина природы жизненной истории организма имеет силу для всех типов организмов, которые достигли единства опыта, — как для электронов, так и для людей. Но человечество достигло богатства эмпирического содержания в отличие от электронов. Или все случаи имеют силу, или ни один случай не имеет силы, мы одинаково имеем дело с одной и той же аквальной сущностью, а не с набором таких сущностей и не с анализом компонент, содействующих одной из таких сущностей.

Эта лекция утверждает доктрину прямого опыта по отношению к внешнему миру. Невозможно полностью согласиться с данным тезисом без значительного удаления от моей темы. Мне необходимо лишь отослать вас к первой части новой книги Сантаяны «Скептицизм и животная вера» для окончательного доказательства пустоты «солипсизма данного момента», или, другими СЛОВаМИ, полного скептицизма, который вытекает из опровержения этого предположения. Мой второй тезис, по поводу которого я не могу сослаться на авторитет Сантаяны, состоит в том, что если вы последовательно иве ждаете прямой индивидуальный опыт, то в ваш-ей билософской конструкции вы должны

будете прийти к концепции мира как взаимодействия функциональной активности, посредством которой каждая конкретная индивидуальная вещь проистекает из ее определенного отношения к установленному миру других конкретных индивидуальностей, по крайней мере настолько, насколько мир состоялся и установился.

ЧАСТЬ ll

ЮМ О КАУЗАЛЬНОМ ВОЗДЕЙСТВИИ

Тезисом данной работы является то, что символизм человека взаимодействует с двумя разными формами прямого восприятия внешнего мира. Существуют, таким образом, два источника информации о внешнем мире, тесно связанных, но разных. Эти формы не повторяют друг друга, и реально существует разнообразие информации. Одна из них — неопределенная, другая — определенная; одна — необходима, другая — несущественна. Но две схемы презентации имеют общие структурные элементы, которые идентифицируют их как схемы презентации одного и того же мира. Существуют, однако, зазоры в определении соответствия между двумя морфологиями. Схемы взаимодействулот только частично, и их правильное слияние остается неопределенным. Символическое отношение ведет к передаче эмоций, намерений и веры, которые могут подтверждаться интеллектуальным сравнениям прямой информации, полученной из двух схем и элементов их пересечения. Такое подтверждение должно быть найдено в прагматическом обращении к будущему. Таким образом, интеллектуальный критицизм, основанный на последующем опыте, может увеличить и очистить примитивный и наивный символический перенос.

Я назвал одну перцептивную форму «презентативной непосредственностью», а другую форму — «каузальным воздействием». В предыдущей лекции обсуждалась форма презентативной непосредственности. Данная лекция начнется с дискуссии о каузальном воздействии. Для вас должно быть очевидно, что здесь я буду полемизировать с наиболее нежно любимой традицией в сов еменной философии, одинаково разделяемой школо эмпириков, происходящей от Юма, и школой транс1Ендентальны.х идеалистов, происходящей от Канта. Нет необходимости вступать в продол-

•,кительные оправдания данного резюме относительно современной (шлософии. Но некоторые цитаты четко сх•ммируют о щие. идеи, разделяемые двумя типами мысли, с которыми я ас.хожусь. Юм пишет («Трактат». Часть Ш. Глава Ц): «Когда оба объекта присут-

ствуют в чувствах вместе с отношением, мы называем это восприятием, а не. рассуждением, и, в этом сл»'чае, не каким-либо упражнением мысли, или, строго говоря, действием, но простым пассивным внедрением впечатлений через органы чувств. Согласно этому ходу мысли, нам не следует принимать за рассуждение любое из наблюдений, которое мы можем сделать относительно тождества и соотношения времени и места; так как ни в одном из этих случаев разум не может ни избегнуть того, что непосредственно сущесTBveT в чувствах, ни обнаружить реальное существование или отношение объектов»

Вся сила этого пассажа основана на молчаливом предположении о «разуме» как о пассивной воспринимающей субстанции и о его «впечатлении» как о формирующем его частный мир акциденций. Тогда здесь не остается ничего за исключением непосредственности этих личных атрибутов с их ЛИЧНЫМИ отношениями, которые тоже являются атрибутами мышления. Юм эксплицитно отвергает субстанциальный взгляд на разум.

Но тогда в чем сила последнего пункта последнего предложения: «так как... объектов»? Единственное основание отрицать за впечатлениями какую-либо наглядную силу по отношению к «реальному сицествованик» отношений между объектами» — это имплицитная

идея, что такие впечатления являются просто личными атрибутами разума. Книга Сантаяны «Скептицизм и животная вера», к которой я уже отсылал, в ее первых главах есть энергичное и основательное указание, каждый раз в виде прекрасной иллюстрации того, что с посылками Юма нет способа избежать такого отстранения от тождества времени и места путем совершения отсылки к реальному миру. Там остается только то, что Сантаяна называет «солипсизмом данного момента». Даже память показывает: для памяти впечатления нет впечатления памяти. Это лишь иное. непосредственное личное впечатление.

Нет необходимости цитировать Юма о проблеме причинности, ибо предыдущая цитата полностью передает его особое мнение на этот счет. Но цитата о субстанции необходима для объяснения основания его

эксплицитной — в отличие от с.лнайны.х имплицитных предположений доктрины в данном пункте: «Я с радостью спрашиваю тех философов, которые так далеко продвию•лись в своих рассуждениях о различении субстанции и акциденции, и воображают, что мы имеем ясные идеи о каждой из них, выводится ли идея субстанции из впечатлений чувств и рефлексии? Если она передается нам нашими чувствами, я спрашиваю: какими из них и каким способом? Если она воспринимается зрением, это должен быть цвет; если слухом то ЗВУК, если вкУсом — то привкус, и так далее для остальных чувств. Но я уверен, что никто не станет утверждать, что субстанция есть либо цвет, либо звук, либо привкус. Таким образом, идея субстанции должна извлекаться из впечатления рефлексии, если оно реально существует. Но впечатления рефлексии распадаются на наши страсти И эмоции; и ни одна из них не может представлять субстанцию. Следовательно мы не имеем ни идеи субстанции, отличной от этого набора отдельных качеств, ни какого-либо иного смысла, когда мы говорим или мыслим относительно нее».

Этот пассаж имеет отношение к понятию с»бстанции, которым я не занимаюсь. Таким образом, он только косвенно противоречит моей позиции. Я процитировал его потому, что он — очевиднейший пример первоначальных допущений Юма о том, что: I) презентативная непосредственность и отношения между презентативно непосредственными СУ.цнос,тями составляют единственный тип опыта восприятия, и что 2) презентативная непосредственность не включает убедительнь1х факторов, раскрывающих одновременный мир протяженных реальных вещей.

Он обсуждает этот вопрос ниже в своем «Трактате» под заголовком понятия «Тела» и приходит к аналогичным скептическим заключениям. Эти заключения покоятс.я на экстраординарном наивном заключении о времени как о чистом непрерывном ряде. Допущение наивно, ПОТОМУ что высказана естественная вещь; оно естественно потому что оставляет без внимания TV характеристику времени, которая так тесно в него вплетена, что естественно пренебречь ею.

Время известно нам, как непрерывный ряд актов нашего опыта, следовательно, как непрерывный ряд событий, объективно воспринимаемый в этих актах. Но этот непрерывный ряд не есть чистый непрерывный ряд: это следствие одного состояния из другого, такое, что последующее состояние демонстрирует соответствие предыдущему. Конкретно время есть соответствие одного состояния другому, последующего — предыдущему; и чистый непрерывный ряд аналогичен понятию цвета. Не существует просто цвета, но всегда определенный цвет — например красный или голубой: аналогично не существует чистого непрерывного ряда, но всегда некий отдельный относительный уровень, в соответствие с которым определенные периоды согласуются друг с другом. Числа соответствуют друг другу одним способом, события соответствуют друг другу иным способом, и когда мы абстрагируемся от этих способов соответствия, мы обнаруживаем, что чистое соответствие — это абстракция второго порядка, общая абстракция, пренебрегающая темпоральным характером времени и цифровым отношением чисел.

Прошлое состоит из сообщества определенных актов, и они, через воплощения в настоящем акте, устанавливакп условия, которым этот акт должен соответствовать.

Аристотель задумал «материю» — — как бытие чистой потенциальности, ожидающее внедрения формы для ее (материи. С. С.) актуализации. Со времени использования аристотелевских понятий мы можем сказать, что ограничение чистой потенциальности, установленное «объективными причинами» усгоявШеГОС.Я прошлого, выражает то, что «природная потенЦиа.ТЬНОСТЬ» или потенциальность природы с данным начальным базисом реализовала форму, задуманную как первую фазу самосозидания настоящей ситуации. Понятие «чистой потенциальности» здесь занимает место аристотелевской «материи», а природная потенциальность есть «материя» с тем наложением формы, из которого возникает каждая реальная вещь. Все компоненты, данные для опыта, будут найдены в анализе природной потенциальности. Таким образом, непосредственное настоящее согласовывается с тем, чем является для него прошлое, и простое течение времени есть отвлечение от более конкретного отношения «соответствия». Субстанциальный характер реальных вещей не связан предварительно с предикацПей качеств. Он выражает тот упрямый факт, что все устойчивое и реальное обязано в должной мере соответствовать самосозидающеЙ активности. Слова «упрямый факт» точно выражают популярное понимание этой характеристики. Ее• первичная фаза, из которой вырастает каждая реальная вещь, есть упрямый факт, лежащий в основе ее существования. Согласно Юму, не существует упрямых фактов.