И. В. И кино неправильное снимает, и время свое растрачивает? Один Вы у нас, Алексей Николаевич, остались такой замечательный и правильный, да?

А. Н. Ирина Владимировна, я ведь и себя вижу. В общем, вижу, какой я есть на самом-то деле. Наверное, я вижу это не в полной мере, и со стороны, как говорится, все будет казаться куда как более выпуклым, но… Но о Никите Сергеевиче мне просто легче сказать. Не удивляйтесь, пожалуйста, но — увы! — нам всем всегда легче сказать о других, чем о себе.

И. В. Какая впечатляющая скромность!

А. Н. Дело не в скромности, а в том, куда попадает стрела, летящая в цель. И я «терпеть ненавижу», когда эта стрела превращается в простой свисток. С кем должен говорить Никита Сергеевич Михалков, с телезрителями, просматривающими новостные каналы или «ютуб», или с кинозрителями? Уже не помню, где и когда я видел эксперимент: зрителей заранее предупреждали, что сейчас на сцену выйдет комик с юморными рассказами или чтец, который прочтет им некий трагический текст. Потом комика и трагика меняли местами. Суть в том, что заранее предупрежденные зрители не смеялись над шутками и хохотали над трагическим текстом. Есть такая древнекитайская поговорка: «Учитель приходит тогда, когда ученик готов». Если чуть переиначить ее, то учитель приходит к тому, кто уже готов. А к чему готовы зрители «ютуба»?

И. В. Вы действительно так наивны или только притворяетесь?

А. Н. И наивен, и притворяюсь (улыбается). Разумеется, любой из нас имеет право прокричать свою гражданскую позицию. Но кричим-то мы в чугунок с кашей, и слышит нас только зрительская «каша». А с другой стороны, почему в Россию пришел Александр Сергеевич Пушкин? А потому, что его ждали. А Михаил Юрьевич Лермонтов? Потому что его тоже ждали. Ну а Лев Николаевич Толстой был просто необходим России, он не мог не прийти, и уже теперь мы на его позднем примере видим, как зарождались в нашей стране те чудовищные ошибки, которые привели к чудовищной (но все-таки действительно великой!) революции.

Казалось бы, не к месту: знаете, по-моему, все по-настоящему великое не нуждается в повторе, как в методе усиления. Например, два моих самых любимых фильма — «Сталкер» Андрея Тарковского и «Семь самураев» Акиры Куросавы. Но часто ли я их пересматриваю? Нет. Потому что помню их почти наизусть. Понимаете? Помню! Еще ребенком написал довольно наивные стихи:

Придуманное трудно не любить,

Но не забыть всегда еще трудней,

Любить нам очень трудно эту жизнь,

Но вот забыть нельзя среди людей…

… Любовь — не счастье павшего — покой,

Любовь — не чувство радости — смотри!..

Любовь — что помнишь, с болью и тоской,

Когда оставили тебя друзья твои…

Любовь — что помнишь, вечно и везде,

Как вечно помнишь высь за облаками…

Любовь — полет к неведомой звезде,

А остальное мы придумываем сами…

Все именно так… И я отлично помню «дореволюционные» работы Никиты Сергеевича Михалкова, потому что они мне по-настоящему нравятся. Улыбнусь: мне даже пересматривать их не нужно, то есть «повторять». Все по-настоящему талантливое словно живет внутри человека какой-то своей, особенной жизнью, а все «зашлангированное» в идею во имя политики быстро забывается.

И. В. А некие бездарные злодеи завидуют талантам и хотят, чтобы то, что создают они, тоже жило внутри человека?

А. Н. А почему нет? Стремление к бессмертию внутри цепочки человеческих жизней естественно даже в злодеях. Но я совсем не считаю Никиту Сергеевича одним из них. По большому счету эта статья не более чем продолжение темы «техники литературы».

И. В. Алексей Николаевич, а если взять за шиворот… а если Вас самого втиснуть в некую «технику», как Вы к этому отнесетесь?

А. Н. Да пожалуйста, сколько угодно!.. Виртуальный мир тем и хорош, что делает человека свободнее и, если хотите, защищеннее от всяческих бесчеловечных экспериментов ему подобных. Хотя и в этой свободе нужно знать меру. Кстати, я тут не за себя боюсь.

И. В. (улыбается) А надо бы!

Пауза в диалоге.

И. В. Порывшись в нашей переписке с Алексеем Николаевичем, я нашла его письмо с немного странным текстом. Казалось бы, оно не имеет прямого отношения к нашему теперешнему диалогу, но… В нём хорошо видна та методология размышлений, а точнее, способ подачи фактов, которым (или примерно которым) Алексей Николаевич любит пользоваться.

Вот этот текст:

«…Знаете, Ирина Владимировна, а ведь я уже почти ненавижу слово «патриотизм», но эта моя ненависть и трагична, и буквально перенасыщена болью. О чем они все говорят?! Это же безумие какое-то! Ловил себя на том, что в ответ внутри меня уже звучит реплика Полиграфа Шарикова: «Говорят, говорят… Контрреволюция одна!»

Суть в том, что 12 глава «Черная магия и ее разоблачение» из «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова буквально перепахала меня. (Что за чудесное выражение В.И. Ленина «перепахала»!). Подавляющее большинство видят в этой главе забавные (хотя и не лишенные жестокости) фокусы Коровьева и Бегемота на сцене варьете с отрыванием головы, картами, денежными бумажками и магазином, но я-то вижу совсем другое — трагедию патриотизма, который так же легко, но уже в 1991 году, поменяют на шмотки. Даже не на шмотки, а на их иллюзию, чтобы потом остаться без трусов…

…Булгаков все видел, все понимал, и он знал, что за «Иванушки Бездомные» прикончат Союз, он описал их с удивительнейшей, парадоксальной точностью и разве что не назвал только их имена. И Воланд — сатана — был на их стороне.

Впрочем, ладно… Но патриотизм! Ах, ты сука лживая! Откроем Википедию и прочитаем: «Патриотизм — нравственный и политический принцип, социальное чувство, содержанием которого является любовь, привязанность к Родине и готовность пожертвовать своими интересами ради нее».

Повторяю: они не понимают своего собственного безумия!.. Они втиснули любовь в принцип и некое социальное чувство, но втиснуть что-то внутрь чего-то можно только исходя из принципа «меньшее по размеру входит в большее». И я не понимаю, как можно «покласть» (тут нужен именно этот безграмотный глагол), например, звездное небо над головой в спичечную коробку принципа?! А пожертвование интересами? Но Булгаков в 12 главе и говорил об «интересах», то есть о том, как один меняют на другой!

…Друг мне об одном интересном деревенском дедушке рассказывал. Все его дурачком считали… точнее, контуженным. Он был призван в армию в 1941 году, комиссован по ранению и дожил едва ли до середины 70-х. «Гвоздь» этого рассказа был в том, что, когда деда спрашивали, мол, как он ходил в атаку на немцев, он всегда отвечал «Да с радостью!». Все смеялись, конечно. Потому что только дурачок может пойти в атаку с радостью. Дед и в самом деле немного странный был — может быть, слишком простодушным, может быть, слишком добрым, и за это ему многое прощали… не обижали никогда, хотя всегда посмеивались. И только на смертном одре дед рассказал своей дочери, с какой именно радостью он ходил в атаку. Дело в том, что перед атакой он читал молитву: «Богородица Дева радуйся, Благодатная Мария Господь с Тобою…» Вот с этой радостью дед в атаку и ходил.

Любовь человеческая всегда конкретна, понимаете? Она — разная, она — у каждого своя, и когда ее пытаются сначала объединить во что-то общее, а потом куда-то и запихнуть… пусть даже в самую благородную идею… Улыбаюсь: вот тогда я и перехожу на крик. Звезды ведь только кажутся маленькими, но ни одна из них не поместится в спичечную коробку.

Иногда кажется, что Михаил Булгаков пожертвовал собой ради «Мастера и Маргариты». Рано ушел. Ведь после Великой Отечественной войны и всех тех страшных испытаний, выпавших людям, наверное, он мог переписать свою книгу... не знаю… попытаться смягчить ее, что ли?.. А значит, в чем-то умалить ее смысл. Наверное, ни один русский писатель не отдал столько своей главной книге, сколько отдал Михаил Булгаков. Ни один — и даже Достоевский!

Суть моих рассуждений в том, что совсем не патриотизм спас СССР, а любовь к Родине, понимаете? Ведь ни один политический и нравственный принцип (ни один «шланг», по которому закачиваются некие смыслы в головы людей) не выдержит бомбежек и кровавых отступлений начала войны, их может выдержать только настоящая любовь. А вот с ней всегда сложнее и невероятнее, потому что, только опустившись до глубинного уровня архаики, до основы основ внутри человека, чтобы переосмыслить все заново, можно найти опору. Человек — любой из нас — всегда начинается заново, и эта работа «по возвращению» к основам снова и всегда начинается сначала. История никогда не кончится именно по этой причине. Она всегда только начинается.

Примерно то же самое я хотел бы сказать и о «национальной идее», потому что вижу в ее сегодняшних «поисках» ту же подлость, ту же тьму, с какой бы стороны (патриотической или либеральной) эти «поиски» ни велись.

Зачем они лезут в то, что не понимают, и неужели они не понимают, что вкладывать сегодняшние, кричащие смыслы в эту идею не только бессмысленно, но и попросту грязно? Уйдет Путин, придет другой, что, опять некие идеи переписывать будем?

Давно-давно прочитал в журнале «Вокруг света» статью, посвященную восстанию какого-то негритянского племени против своих угнетателей. После череды столкновений к ним пришли их мучители и сказали им: «Вы — никто, вы — рабы! Вы все равно проиграете эту войну, а потому лучше вернитесь на свои поля и работайте на нас!..» Им ответили: «Мы — не рабы, мы —люди!».

Может быть, эти шесть букв и одна черточка «Мы — люди» — и ни буквой больше! — только они достойны стать нашей национальной идеей? Несмотря на краткость, в ней заложен удивительно емкий смысл, который (на мой взгляд) буквально бросается в глаза: если мы — люди, то и правда должна быть одна на всех. Главное — правда, понимаете? А свобода, равенство, братство — уже потом. И даже более того, если братство слишком сильно стискивает людей, равенство — слишком уравнивает в нравственном и духовном отношениях, в которых никакого равенства быть не может, а свободу очень легко довести как до безумия вседозволенности, так и до жертвенности во имя рабства, то извратить и переиначить простую правду гораздо сложнее.Разве не за эту правду восстал народ сначала в феврале 1917 года, а потом брал Зимний дворец уже в октябре того же года? Что понимали восставшие в «свободе— равенстве — братстве»? Каждый — свое, и в конце концов люди забыли, что они — люди. Но если мы — люди, а это и станет для нас самым главным смыслом, то…

Протрезветь бы нам вовремя, уважаемая Ирина Владимировна! Именно протрезветь от всяких «измов», начиная от интимного онанизма в виде мечтаний о свободе и кончая всеобще обязательным американским глобализмом. К черту всяческое умственное окосение от «измов», к черту и в черную космическую дыру! «Мы — люди», и все. Точка. Мы — люди, а потому и должны относиться друг к другу только по-человечески. Кстати, в конце даже не просто точка, а точка отсчета. Если тебе нравится какой-то «изм», ладно, не казнить же тебя за это и не ссылать в Сибирь, пользуйся им сколько хочешь. Но не забывай о главном, что мы — люди. А ты сам — человек и, втискивая людей в какую-то политическую идею, помни, что они могут с этим и не согласиться.

Кстати говоря, такая национальная идея ни в малейшей степени не мешает моему православному христианству, ведь сказал же один святой человек: «Стяжай мир в себе, и тысячи вокруг тебя спасутся». Разве он не прав? Но мир внутри меня не имеет смысла, если я вдруг начну относиться к людям с учительским высокомерием, и это будет уже не мир.

Я не могу простить Никиту Сергеевича Михалкова именно за его умствования в «Утомленных солнцем». Он как-то раз промелькнул на телеэкране с объяснением, мол, я взял все их либеральные идеи, и посмотрите, что получилось в итоге в моем фильме — фашизм все равно рухнул, его «цитадель» взорвалась от того, что крохотный паучок выполз из своего убежища. Возможно, я неправильно понял его слова, но примерно то же самое я увидел и в кино. Это, что, получается, что Божья длань направила паучка, да? Сомневаюсь в таком «видении», но это мое сомнение не более чем личная оценка. Важнее другое, очень хочется спросить Никиту Сергеевича, а Вы можете снять такое же «великое кино», но без участия товарища Сталина, то есть без лазания по гигантским историческим фигурам? И кто Вам сказал, что человек — просто человек, а не некий «исторический злодей» — меньше по своей человеческой значимости, чем товарищ Сталин? Не сомневаюсь, что Никиту Сергеевича возмутит последний вопрос, но и не задать его я не могу. И как в свое время поэт Андрей Вознесенский воскликнул: «Уберите Ленина с денег!..», — я хочу воскликнуть: «Уберите Сталина из кино!..». Уберите оттуда злодеев-комиссаров, ублюдков-«особистов» и партократов-людоедов.

«Водораздел» между добром и злом в СССР проходил совсем не по линии «партия — народ», а все-таки иначе. Возможно, ближе к концу Союза это как-то так и обозначилось, но суть-то в том, что это произошло не от «обострения классовой борьбы», а в силу нравственного вырождения КПСС. А вот если Вы не «уберете Сталина», то рано или поздно Вы будете вынуждены признать равенство между ним и Гитлером, и никакой патриотизм Вам не поможет. Взгляните хотя бы на ФРГ. Там, насколько я понимаю, попросту запрещено упоминать ГДР. (Точнее говоря, там закрыли «окно овертона», окно возможного). И совсем не от страха, а потому что это будет разъединять людей.

Иногда мне кажется, что «глобализм», не только политический, но и «творческий», при определенных обстоятельствах так же страшен, как и лживая пропаганда, тупо бьющая в одну точку. Например, я остерегаюсь выносить те или иные исторические суждения, но очень люблю смотреть уже упомянутые мною ролики на «ютубе», посвященные исторической тематике. Но не все, а когда выступают люди, по-настоящему владеющие тематикой. Например, меня интересуют причины военных катастроф 1941–42 годов. В чем они, в злодействах Сталина или в чем-то другом? И, пробиваясь через вал информации, я все-таки нахожу здравое видение: причина не в злодействах и ошибках, а, например, в том, что война между фашисткой Германией и СССР была войной между богатой и бедной странами. В частности, СССР сильно отставал в производстве взрывчатки и современного пороха, и в чудовищной битве под Ржевом РККА отвечала на три немецких снаряда всего лишь одним. При таком соотношении мы просто не могли победить, но, с другой стороны, пусть даже на месте Сталина был Черчилль или Рузвельт, никто из них не согласился бы отдать инициативу над нависающем на севере над Москвой «ржевским выступом». Это был вопрос жизни и смерти.

Я не хочу углубляться в историю, я не силен в ней, да и интерес у меня к ней чисто потребительский, точнее, писательский… Но я вижу, как у писательской и режиссерской братии (с обоих сторон!) чешутся руки и как им хочется повоевать на «историческом фронте». В сущности, это тот же «ржевский выступ» и та же оголтелая ненависть друг к другу. Но если я могу понять и простить виртуальных «власовцев» (примерно также, как прощают тупую скотину), то я не могу ни понять, ни простить тех, кто считает себя патриотами. Ребятки, вам-то это зачем?! Ну, на секунду представьте себе православного человека, проповедующего Христа и (тут же!) ненависть к тому, кто в Него не верит. Я ошибаюсь, и вы не делаете этого? Но тогда где ваше «разумное, доброе, вечное»? Вы думаете, что в споре рождается истина? Нет, это вас кто-то обманул. И хотя бы потому, что сущность любого спора заключается в преднамеренном искажении истины оппонента. По крайней мере, политические споры именно так и происходят. Иными словами, разве отменили главный принцип любого спора — «подхвати мысль оппонента и доведи ее до идиотизма»? Но истина — это «глас прохлады тонкой», и ни один человек не сможет придумать более точного ее определения, чем это, которое вы можете найти в Библии.

Кроме того, я никак не могу понять, почему историю защищают не историки, а писатели, блогеры, публицисты и политические комментаторы? Что за сумятица мнений и дьявольская смесь! Вы можете представить армию, состоящую из партизан? Я — нет. И я вижу, как эта война становится «кормушкой» для тех, кто зарабатывает на спекуляциях. Тут суть в том, что один хороший историк может заменить «сто пятьсот» блогеров и политических комментаторов, потому что ничто так сильно не бьет по доводам оппонента, как возвращение к истокам приводимых в споре фактов и уже потом новое их рассмотрение.

Жаль-жаль-жаль, сто раз жаль, что, например, я не только не слышу «историков литературы», я даже не знаю, есть ли такая профессия.

Простейший пример: не так давно Петр Порошенко буквально пропагандировал стихи Михаила Лермонтова «Прощай немытая Россия», но если порыться в интернете, то…Тут, как говорится: «Поздравляю Вас, господин соврамши». Предположительно эти стихи могли бы быть написаны поэтом в 1840–1841 годах, но оригинала нет, и впервые «вершина политической мысли» Лермонтова проклюнулась на свет Божий в 1873 году, когда пушкинист Петр Бартенев отправил письмо известному издателю Петру Ефремову с пометкой: «А вот еще стихи Лермонтова, списанные с подлинника». Но ни в одно из пяти (!) переизданий сочинений поэта эта сенсационная «вершина» не вошла на том простом основании, что… издатель посчитал эти стихи шуткой пушкиниста Бартенева. Например, первая строка уж слишком сильно перекликается с известными пушкинскими строками «Прощай, любезная калмычка…» или «Прощай, свободная стихия…» Кстати говоря, за Петром Бартеневым уже водились подобные грешки, например, мифологическая статья «Об А. А. Фете и его кончине». Но многое изменилось уже во время советской власти. Ей был выгоден «маленький, но победоносный» скандальчик, и именно по этой причине «политическая вершина» была все-таки приписана Михаилу Лермонтову.

Но ладно бы Петр Порошенко! Анализ этого стихотворения «Лермонтова» (тут только так, в кавычках) проводит Владимир Владимирович Путин (ролик нашел на «арти», кажется, 2016 год), и он… оправдывает поэта, мол, тот все-таки уезжал на Кавказ, был офицером, служил России и т.д.

Что это?! Как это?! Я понимаю, что со скукой каждый борется по-своему, но нельзя же так! Это же безграмотно цитировать стихотворение поэта, которое, если и может быть включено в сборник (при огромнейшем желании, конечно), то только с пометкой Dubia (лат. — «сомнительное» — произведение, приписываемое тому или иному автору). Тут снова повторяю, что первоисточника нет, стихотворение 37 лет после смерти поэта нигде и никак не упоминалось, это же просто «Dubia» в квадрате какое-то. Господа, нельзя быть патриотом там, где им быть просто невозможно, и, пожалуйста, проверяйте фактический материал.

И. В. Кажется, хватит… Алексей Николаевич, Вы где?

А. Н. Здесь, Ирина Владимировна.

И. В. И я здесь… Алексей Николаевич. Сознательно продлила цитату из Вашего письма до тематики, уже, казалось бы, не имеющей прямого отношения к нашему диалогу, но сделала это затем, чтобы показать, что и Вы тоже любите порассуждать на темы, не имеющие к литературе прямого отношения.

А. Н. Все мы смертны…

И. В. А написать рассказ и высказать в нем свою гражданскую позицию на эту же тематику (например, по стихотворению Михаила Юрьевича Лермонтова) у Вас получится?

А. Н. Думаю, что нет.