Еще не родившаяся в деталях и исполнении, операция сразу получила название: «Сарнский крест».

- О це и буде - Сарнский крест, - встал из-за стола, отряхиваясь как после сложной борьбы, Ковпак.

- В одну ночь должны взлететь на воздух мосты. Это сложно... Надо пять самостоятельных групп, пять командиров, - сомневался Базыма.

- Командиры у нас есть, - крикнул на ходу Ковпак.

Базыма продолжал думать вслух:

- Связь конными исключается, ракетами тоже.

Он измерил по карте расстояние - 50-80 километров!

Руднев немного насмешливо "поддержал" начштаба:

- И между соседями, выражаясь фронтовым языком, десятки километров территории, занятой противником.

Ковпак сплюнул и стал крутить цигарку.

- Да тут и сам чорт не разбере, кто кому соседи и где тут фронт, а где тыл...

Руднев громко засмеялся:

-...и где фланги... Да, трудно определить тактическую сущность этого дела. Операция не фронтом, а крестом. И каждый из командиров, повернувшись лицом к центру, то есть к своему объекту, будет иметь двух соседей справа, одного слева и одного в центре... Поняли, хлопцы?

- А той, що в центре, со всех сторон окружен врагами и четырьмя соседями сразу... Чудно... и правильно, - Ковпак засмеялся и запалил цигарку. - Разработать надо каждый шаг, самое главное - это кого выделим на каждый мост. Рассчитаем маршрут и привлечем местных людей для разведки и оповещания, - ходил он по хате, дымя самокруткой.

- Кого же выделим?

- Главные силы в центре - наш отряд пойдет... Антоновка - Цымбал, Домбровицы - Бережной, Матющенко - на юг!

Руднев добавил, не забывая о пятом мосте:

- На Горынь - Кульбака...

Дело в том, что железные дороги в Сарнах перекрещиваются: с севера на юг - из Барановичей в Ровно и с запада на восток - из Ковеля в Киев. В Сарнах они встречаются и расходятся на все четыре стороны. А в нескольких десятках километров от узла дороги пересекают большое количество рек. Одновременным взрывом четырех-пяти мостов на подступах к Сарнам решалась судьба узла, хотя он сам оставался нетронутым.

В одну ночь должны взлететь на воздух мосты, и злой "паучок" должен надолго прекратить свое существование. Так родился замысел операции, и так же точно она должна была быть выполнена. Так родилась в наших умах операция, и так же точно она должна была быть выполнена нашими ротами и батальонами. Снег, густо покрывший землю, позволил проводить операцию бесшумно и быстро. Мы выбрасывали роты с далекого расстояния, оставляя основную массу обоза и всю громоздкую махину отряда на сотню километров в стороне от места диверсий. Это давало нам возможность сохранить элемент внезапности нападения. Лошади, отдохнувшие после походов, по хорошей санной дороге за сутки могли вывезти наши боевые группы на исходное положение. Операция была экзаменом на зрелость нашего командного состава, на его организаторские способности. В то же время она была экзаменом на зрелость и среднего звена партизанских офицеров.

Вся сложность нашего задания заключалась в том, что мосты должны были взлететь на воздух в один и тот же час, а находились они на расстоянии тридцати — пятидесяти километров друг от друга.

Каждый из пяти командиров, решавших общую задачу, в выполнении ее был предоставлен самому себе. Связь конными или ракетами исключалась, так как между «соседями», выражаясь фронтовым языком, находился разрыв в несколько десятков километров территории, занятой противником. Да и трудно было определить, кто кому сосед, так же как трудно было понять, где правая и левая стороны. Война без фронта и без флангов — так в двух словах можно определить тактическую сущность этого дела. Операция проходила не фронтом, а крестом, и каждый, повернувшись лицом к Сарнам, то есть к гарнизону противника, имел двух соседей справа, одного — слева и одного — в центре. А находившийся в центре со всех сторон был окружен врагами и в то же время имел четырех соседей сразу. Операция была рассчитана на три дня: выход на исходные позиции, взрыв мостов и возвращение к нашим главным силам.

Связи между командирами, как я сказал, не было. Каждый из них мог знать обстановку только на одном из пяти участков. Поэтому понятно, как волновались мы, ожидая возвращения рот.

Только Цымбалу, рвавшему самый крупный и дальний мост, придали рацию для связи со штабом.

...Тихая морозная ночь. По лесной дороге движется отряд Кульбаки. Комбат дремлет на повозке.

- Товарищ Кульбака! Тут сапер до вас добивается. Все говорит изобретение у него есть...

Кульбака сонно сказал связному:

- От морока. Тут толу мало на мост, а он со своими изобретениями лезет...

Связной нерешительно почесал за ухом плеткой.

- Даже просится. Говорит - срочное изобретение...

- Ну, давай.

Сапер-Водичка догнал сани Кульбаки.

- Товарищ командир, по вашему приказу явился.

- Чего надо? Сидай на сани, говори толком...

- По секрету доложу, что толу для подрыва моста у нас маловато. Как какой мост... Если настоящий мост, так, пожалуй, не возьмет...

- Ну, и што ты надумал? - оживился комбат.

- Есть такая думка: так что можно противотанковыми минами заряд усилить...

- Ну, шо ты мелешь? А где я этих мин возьму? - сказал с раздражением Кульбака, поднимая повыше воротник тулупа. - Булы б у меня мины, я б и без тебя...

- Тут же фронт проходил. Не может быть, чтобы не осталось минных полей, товарищ командир. Надо только мужиков расспросить...

Сани скользили с тихим скрипом. Кульбака сразу повернулся к саперу лицом.

- А сколько времени тебе надо?

- На мину - пять минут.

Сапер задрал к небу голову и, словно считая на небе звезды, докладывал командиру:

- За два часа натаскаем десятка два... Этим мы усилим два заряда на крайнюю ферму...

- Сейчас разведку пошлем, - заторопился комбат. - Ну, чего еще? спросил он, когда сапер, сев на коня, отъехал, а затем снова догнал сани.

- Только один уговор, товарищ командир, - щоб спекулянтом не звали. А то что же это получается? Я поле разминирую, дядьки мне за это благодарность выносят хлебом, или салом, или обмундированием. Потому им от этого - одна польза. А в отряде потом скажут: какой ты партизан? Ты спекулянт! Обидно, понимаете...

- Понимаю. Только на этот раз щоб никакой благодарности... Понятно?

- Понятно. Чисто по-деловому.

Кульбака свистнул связному:

- Командира разведки Шумейка - ко мне!

Связные поскакали вдоль колонны, осыпая ездовых комьями снега из-под копыт коней.

Штаб вторые сутки работал без перерыва. Базыма, Войцехович, Тутученко не вылезали из хаты. Штабная кухарка тетя Феня носила им туда обед и ужин. Ковпак и Руднев ездили по ротам и батальонам. Они готовили на всякий случай резервные группы и прикидывали в уме всякие варианты.

А в это время на реке Горынь, возле станции Антоновка, Цымбал со своей второй ротой подползал к зданиям вокзала. Уже полчаса тому назад он заметил, что на станции что-то не так.

Вначале думал, что гитлеровцы обнаружили его роту. Отдал приказ. Хлопцы залегли. Только разведка ужом подползла к полотну железной дороги.

Но немцы метались по станции бестолково и бесцельно. Они то устанавливали пулеметы в одном месте, то тащили их в другое. Вот пробежал полицейский, на ходу срывая полицейскую повязку с рукава. Долетали немецкие слова: "...Ахтунг, Кальпак!" Цымбал лежал в кювете и напряженно думал: "Что бы это могло значить?" Из-за угла бесшумно подползали два разведчика.

- Товарищ командир! Похоже, фрицы на новую фатеру собираются.

Но прошло еще несколько минут, и все стало ясно. Немцы оставляли небольшой заслон на станции, а главные силы бросали на охрану моста и для усиления гарнизона города Сарны.

В штабе соединения нервы всех были напряжены до предела. Время подходило к условному часу. Руднев ходил по хате широкими шагами. Садился. Вдруг стукнул кулаком по колену.

- Время! Время уже. К черту! Лучше было бы самому, чем тут вслепую сидеть...

Распахнулись широко двери и, словно родившись из клубов морозного тумана, вбежала радистка Катя.

- Товарищ командир, - она протянула Ковпаку бумажку, вырванную из блокнота. - Цымбал ведет бой с...

Ковпак выхватил из ее рук радиограмму.

- А ну, прикуси язычок, дивчина!

Комиссар через плечо Ковпака прочел текст.

- Так и знал. Так и знал. Не умеют маскироваться, не хотят действовать скрытно. Все напролом. На "ура"... Сорвут операцию.

Ковпак снял очки.

- Зачекай, комиссар. Ты, радистка, больше не звони. Это раз. Ну, теперь думай, комиссар, чем ему помочь.

- Помочь ему можем сейчас только советом.

- Та больше нечем. Но чем же мы, старики, ему... Эх, молодо-горячо... Що ему такое разумное...

Комиссар подошел к карте. На ней были подчеркнуты жирными чертами интересующие нас объекты. Недавно приходил Вася Мошин со своей "библией", читал сводку Совинформбюро. Правда, она была за вчерашнее число. Поэтому на столе лежала, как всегда, вторая карта, карта Волги, и на ней грубо, на глазок нанесенная обстановка фронтов. И Сталинград, очерченный красными стрелками. Вот, зажатые в тисках армий, отборные войска фашистской Германии. Ковпак склонился пониже над картой. Опять напялил очки. И вдруг глаза его блеснули озорным огоньком. Руднев, хорошо зная эти вспышки творчества у своего друга, поднял руку, как бы приказывая нам замереть и неосторожным словом не помешать плавному ходу мысли командира.

- Гляди, Семен... Наш фронт врага отсюда стянул. Ага? А потом що? А потом он его, как волка в капкане, прижал. Бачишь? Нам же надо на своих, пускай и маленьких масштабах науку применять... Що нам надо? Нам надо немца убедить, що для нас город - самое главное. От они с Цымбалом бой ведут чего? Они думают, що он к мосту идет. А он должен сейчас на Сарны...

Дверь распахнулась, и в избу, как всегда шумно и весело, вбежал Горкунов.

- Пошел Черемушкин в разведку...

На него зашикали сразу несколько человек. Горкунов в недоумении остановился.

Ковпак крепко потер лысину.

- От черт. Мысль перебил. Самое главное, самое главное сейчас... Щоб тебя черти взяли с твоей разведкой...

Но Руднев уже схватил идею Ковпака на лету. Он подошел к нему и сказал тихо:

- Не сердись, старик. Самое главное сейчас - есть ли радиосвязь с Цымбалом...

- Была связь все время, - подтвердила радистка.

На вторую ночь, Когда по нашим расчетам роты должны были выйти на исходные позиции, я поздно задержался в штабе. Возвращаясь, я заметил фигуру человека в высокой черной шапке и кожухе. Это был Руднев. Он ходил взад и вперед, нервно потирая руки, и поглядывал на часы. В это время на юге раздался взрыв, приглушенный расстоянием и мягким ковром лесных массивов. В иную погоду мы, может быть, и не услышали бы его. Но ночь была ясная, безветренная, морозная. Скрипел под ногами снег, светящееся кольцо вокруг луны мерцало на фоне миллионов звезд. Семен Васильевич остановился и замер, прислушиваясь, как будто он хотел услышать и эхо еле слышного взрыва. И после паузы сказал:

— Молодец Цымбал!

Вскоре к нам подошел Ковпак. Он умостился на бревне, как в седле. Закутался в шубу и поднял воротник.

- Передохни, комиссар. Больше не думай. Теперь, що б ни придумал, оно без пользы. Началась эта инерция... Растак ее в печинку... Взорвут мосты так взорвут. А не выйдет - так что, голову тебе свою на рельсу класть?..

Руднев молча ходил по утоптанному снегу, скрипевшему на морозе.

- Нет, Сидор Артемьевич, не в мостах здесь дело. Не взорвет его Цымбал - ведь я тебя знаю, - сам пойдешь! Для этого и эскадрон Усача в резерве держишь.

Ковпак хмыкнул и завозился на бревне:

- А ты що, не пойдешь, что ли?

- Пойду...

- И голову свою горячую в пекло сунешь...

- Не об моей голове тут речь... Ведь это испытание, экзамен всей нашей годичной работе. Взорвут мосты - это значит, есть у нас пять партизанских командиров, которые уж и без нас народ поведут.

Помолчали, прислушались.

- От мени Цымбал спокою не дает... Понял он нас как следует?

- Если правильно мы его вели целый год - значит, понял, а не понял - пеняй на себя...

На юге раздался взрыв, приглушенный расстоянием и мягким ковром лесных массивов. В иную ночь мы, может быть, и не услышали бы его. Но ночь была ясная, безветренная, морозная. Скрипел под ногами снег, светящееся кольцо вокруг луны мерцало на фоне звезд.