Набираем высоту. 1-5 августа 2019

День четвёртый. Индейские игры

В том и суть, что в первую неделю школы - цикл: индейские игры (по Гайавате), былинные игры, запорожские игры. Первые - без особого содержательного вгруза, на раскочегарку и актуализацию архетипов, а также - просто на переосмысление себя в контексте героики; вторые - уже на полноценную героику; третьи - на формирование сообщества и институции героев

А игры — они же для освоения иной повседневности, на самом деле. но и - для воспитания иных физических навыков в себе. Там же не зря Карина как инструктор.

Лекция Каменева

Сейчас Каменев выглядел предельно академичным. Настолько, насколько академичным можно выглядеть в старых джинсах и ветровке «Сибирского течения». Дело в позе и в лице, видимо.

— Я вчера уже говорил, что у нас есть тема — а есть задача. Тема — это про что мы здесь будем думать, говорить, снимать, считать, ну и всё прочее. А задача — это из чего в жизни, нашей, настоящей, или какой-нибудь воображаемой, кому как захочется, вот уж этому здесь никто не заставляет, случится свой взгляд на тему.

Он постоял академичной статуей, потом продолжил:

— Вчера мы очень хорошо и долго говорили о счастье. И те из нас, кто математики, согласились, что счастье — это интегральная характеристика, что ни в какой момент жизни счастье определить невозможно, можно только потом определить, был ли отрезок жизни счастливым или нет. А те из нас, кто про кино и театр, долго искали, и так и не нашли сюжета без несчастий, который не был бы уж абсолютно скучным. Напомню, вот, кажется, эта юная барышня в фиолетовых очках, извините, у меня плохая память на имена, готова была драться за то, что у счастья нет сюжета. И те из нас, кто философы, согласились с идеей Солона о том, что определить, была ли жизнь счастливой, человек может только в момент смерти. А мы умирать пока, вроде бы, не собираемся. Но и несчастными быть не хотим. Так?

Удивительно, как эти абсолютно университетские интонации, поза, мимика могут вызвать хоровой резонанс: — Так!

— А теперь вопрос, и к математикам, и к философам, и к людям искусства. Мы вчера, вроде бы, договорились, что если счастье — это интегральная величина, то радость — величина дифференциальная. Для тех, кто ещё не помнит математику — величина, привязанная к моменту. То есть то, что можно обнаружить здесь и сейчас.

Каменев оглядел зал, обратил внимание на девушку, не представленную мне вчера, но явно из мастерского состава, которая смотрела несколько по-волчьи, видимо, была немного недовольна или понимала, что её подопечные не понимают.

— Света! Специально для тебя. Что такое величина, привязанная к моменту. Это как аплодисменты. Вы хорошо выступили, вы плохо выступили, это вы сами себе понимаете. Может быть, всё точно сыграли, но в аудиторию не попали. Так?

— Так! А если попали, то, конечно, чувствуем. И сразу, лица открываются, легко и радостно работать, и уже после, конечно. Только ты не очень прав. Аплодисменты — это как смерть у Солона, это уже после, значит, спектакль прошёл хорошо. А лица и внимание — вот это точно, привязано к моменту.

— Спасибо за поправку. Надеюсь, кто хотел, все поняли. Так вот, вернёмся к радости. Если мы хотим ответить на главный вопрос, о котором мы вчера договорились, то на первом шаге нам нужно ответить на вопрос — можем ли мы оценить, сравнить, измерить радость? И если можем, то как?

Поднялся парень из переднего ряда.

— Сергей Владимирович, вы же помните с прошлого года, что я страшный зануда. Я у пяти человек, у двух вожатых, одного мастера, двух ребят из нашей команды спрашивал, до чего мы договорились, и они отвечали настолько разное, что я забыл, о чём сам вроде бы договорился! А с доски всё стёрто, и я, пока договаривался, не успел записать.

— Да, конечно, что не записано, то потеряно. Спасибо, Глеб, пока мы с тобой договаривались, все, видимо, так радовались, что забыли срисовать с доски, что именно там было написано. Я, конечно, помню, но это не интересно, если я напомню, пусть кто ещё… Ну, кто тут хвастался феноменальной памятью и цитировал мне Монтеня?

Ой! Она не встаёт, она вскакивает. Осторожно, правда. Но она, кажется, не умеет двигаться медленно и говорить медленно. И именно в фиолетовых очках.

— Вы договорились, что бывает интересный, не скучный сюжет о счастье. И что этот сюжет определяется отношением горя и радости на каждом шаге. О! Я поняла! Мне всю ночь снилось, что я не соглашаюсь, а теперь вот вдруг согласилась. Можно, объясню?

Каменев согласительно кивнул.

— Нет. Не хочу объяснять. Давайте только, когда у нас способ измерения горя и радости появится, посмотрим «Аленький цветочек», например, и попробуем по каждой сцене измерить или хотя бы сравнить. Или, уважьте уж моё Полесье, «Дикую охоту короля Стаха». Там всё совсем интересно.

И падает. Но очень аккуратно.

Глеб церемонно кланяется и так же садится.

— Итак, задача ясна? Фильмы в фильмотеке есть, и не только эти, я бы от себя добавил для разнообразия, хотя бы «Обыкновенное чудо», а там уже видно будет. Впрочем, кино у нас вечером, а пока — все помнят, где какая группа работает, все помнят, у кого с кем потом тренировки, а после обеда мы все захотим услышать, у кого какая версия ответа на вопрос. Я не буду, как вчера, бродить по группам, у меня будет своя, секретная группа, и от неё будет секретный доклад. Не мой, конечно, и не доклад вовсе. Кто рассекретит доклад секретной группы — приз на выбор, как и вчера. Ну что, стартуем?

* * *

Поскольку Надя взялась пояснять мне происходящее, и не была обязана сейчас работать в группе, или бегать с бумагами в администрацию лагеря, или куда-то срочно ехать, я попросил её ответить на несколько вопросов.

На самом деле, у меня слегка кружилась голова. Не столько от впечатлений, сколько от того, что здесь как бы невзначай упоминаются темы, о которых нормальный человек задумывается редко, а если задумывается, то считает, что начинает сходить с ума. И мысль отгоняет, как комара. Вот как я, например, до недавнего времени.

Как так они сделали, что дети эти мысли не отгоняют, наоборот, радуются, что это можно обсуждать? Ладно, что было в первый день, я ещё расспрошу, а пока нужен ликбез.

— Мы же все философию изучали как-нибудь, чтобы сдать. Я только имена запомнила. Уже потом, когда с Максимом познакомилась, а потом втянулась, кое-что прочитала, чтобы не быть совсем уж неграмотной. Но у меня, знаешь, иногда от них троих впечатление — что Сказкина лично Сократ учил задавать вопросы и правильно проводить вечера за философскими беседами. А Каменев строил аналитические решения геометрических задач, гуляя с шевалье Декартом вдоль голландских каналов, и Максим сиживал в лондонских пивных с герром Марксом и герром Энгельсом, споря с ними о том, как правильно определить понятие труда…

— Знаешь, у меня мозг повернулся в первый раз, когда Каменев сказал «кто ещё не помнит математику». Я понимаю, кто ещё помнит математику, я, например, ещё помню, зачем-то. А вот — ещё не помнит? Я даже подумал, вдруг тогда есть, кто уже помнит?

— Ну, Сергей Владимирович говорит — молодец, уже вспомнил. Но что это значит — я, вроде бы, поняла, но показать не смогу. Знаешь, про математику здесь точнее всех показать Лена Лунина может.

— Слепая?

— Она даже не обижается уже, когда при ней так говорят. Говорит, в семь лет уже перестала. Я не знаю, как у неё так получается. И, наверно, никогда не узнаю, я никогда математику не понимала толком. Но Лена говорит, что я вожу машину, как математик. А вот Максим, например, как воин. А Наташа — как поэт. Не знаю, я никогда не рассчитывала ничего, сидя за рулём. Просто всегда знала, если подумать. А и верно, всегда знала! Ой, что-то поняла, но давай, Лену попробуем найти. Она сейчас в группе, наверно, ей некогда.

— А ещё вопрос? Про Солона?

Надя расхохоталась.

— Тут объяснять нечего, тут книжки нужно читать! Или — как сказал бы отец Виталий — Господь и надоумил создателей поисковых систем, дабы невинные разумом ответы на свои вопросы получали. Или тебе пересказать?

 

Уже когда работа в группах по расписанию закончилась, и начались тренировки, мы пошли искать Лену.

Лена развлекалась. В шортах и футболке «I`m blind. But you are not invisible», босиком, она прыгала по песку. Вроде бы просто прыгала, слегка размахивая спортивной шпагой. Но на неё пытались нападать три парня, каждый явно выше её ростом и сильнее. С такими же шпагами. Время от времени кто-то пытался колоть, она парировала. Время от времени прыгала вперёд, колола, или натыкалась на защиту и отскакивала.

По её выражению лица было видно, что эти техники ей настолько освоены, что не важно, видит она или не видит. Фехтование вслепую. Можно было нападать спереди, сзади, откуда угодно. Оказывается, шпага всегда нужным образом свистит в воздухе, и на свист её можно встретить и парировать.

— Три — четырнадцать, неплохо для старта, — сказала Лена, опустив шпагу после звонка таймера. — К концу сезона, надеюсь, будет наоборот. Надя? Что-то хотела?

Я много читал про особое чутьё слепых, я видел Лену вчера, нормальная девчонка, хотя и носит тёмные очки независимо от времени суток, но вот чтобы так?

— Ага. Лена, знаешь, тут у нашего корреспондента, хоть он вроде бы и изучал прикладную математику, возник вопрос — а почему это Каменев говорит про тех, кто уже помнит математику. Ты же знаешь, я в этом дилетант, а ты показать умеешь.

— Чуть погодя. Слушай, я забыла, где кинула тапки. Помоги… Спасибо! Насчёт уже помнит — ой, ребята, я жутко пить хочу, упрыгалась, пойдём в чайную!

— До обеда полчаса, — напомнил я, — какой чай?

— У Ромы — точно сойдёт за аперитив, — усмехнулась Надя. — Пойдём-пойдём, ты же ещё только сонный чай пил, а чай-аперитив не пил! А Лене, в самом деле, после таких прыжков, не утолять же жажду жирными щами?

 

 

— Так вот, — сказала Лена после первого глотка. — Что значит, что уже помнит. Вот вы помните, что значит круглое?

— Ну, круглое… Луна, колесо, тарелка…

— Про Луну спросить сложно, но колесо и тарелку люди придумали. Почему они придумали их круглыми? А не квадратными, например?

— И в самом деле…

— А почему в природе ничего круглого, кроме Луны на небе иногда, нет?

— Как же, а ёжик в комочке? — удивилась Надя.

— А что делает ёжик в комочке, катится, да? Потому что он, как и колесо, знает идею катиться. Катиться удобнее круглому. Значит, эволюция ежа, которому в некоторых обстоятельствах выгодно не бежать, а съёжиться и катиться, привела к кругу.

— Так что, эволюция человека привела к кругу?

— Не знаю. Спросите у отца Виталия. Или у Фёдора Михайловича. Это философия и богословие, я ещё маленькая, я математик, а всего, о чём они спорят, не понимаю. Я только знаю, что круг — есть. И его нужно вспомнить.

— Это как?

— Ну, закройте глаза. Мне проще, вы просто поглядите на мою руку и сделайте то же самое.

Лена упёрла большой палец в стол, и повертела кистью, с упёртым указательным.

— Видите, пусть не круг, а кусочек круга, у меня суставы на полный круг не выворачиваются.

Да, действительно, дуга круга.

У Лены зазвонил телефон. Она послушала, а потом сказала:

— Уважаемые! Я устала! Я напрыгалась! Я хочу жирный-жирный борщ, пока он не остыл! Я побегу, можно?

— Я смотрю на Лену и понимаю, что Платон — это не изыск учебников истории философии. — Ты посмотри, девочка не видит, но знает, куда бежать!

Пришлось согласиться.

Собственно индейские игры

Индейские игры. Олеся — Инна — Кирилл.

Лена:

Сегодня я — воинственная белка. Забираюсь на сосну и пуляюсь шишками. Как? Ха-ха! Сосна — она вот, Саня меня подсаживает, я устаканиваюсь на ветке, шишек рядом хватает. Я ещё заранее прикинула, дорога вот так, ветка вот так. Даже если бы я в самые светящиеся (то есть на ощупь — очень скользкие) ткани была одета, на таком перекрёстке меня бы не заметили.

А я-то уж замечу. Сижу, болтаю ногами радостно. Жаль, что не знаю, что кричат воинственные белки, мяу или гав-гав — не по роли. Бегут. Хватаю шишку. Вот этот дышит тяжело, там, явно не привык бегать. Я — ну что, дурное дело не хитрое.

— Ой!

А их несколько. И я сгребаю все шишки, до которых дотягиваюсь, и раскидываю веером, на звук.

— Ой! Ой! Ай! А зачем в глаз?

И я, по прежнему с ветки, говорю — перекличка, извините, визуально зафиксировать всех не могу, верю пока на слово, в кого попала?

Оказывается, десятью шишками четыре храбрых сурка из шести выбиты до конца игры, кому в лоб, кому по пузу.

 

После индейских игр. Чьими глазами?

…Степан устало посмотрел на Сашку:

— Малыш? Ты специально эти провода в обе руки взял, да? Тебе неймется стать жаренным малышом?

— Дядь Стёпа — говорит Аня как бы даже извиняющимся тоном — ну вы же понимаете, если папа физик, а мама психолог... Это мне было хорошо, а он теперь всё точно знает, и папа, и мама это нечаянно устроили. Представляете, пришёл к нам однажды сантехник чинить раковину. Так Сашка полез с ним под раковину, читал лекцию о законах гидродинамики, а когда сантехник начал нервничать, он высказался о реактивных паттернах поведения. Домашнее обучение, сидение на лекциях родителей — я знаю, это хорошо, я ему завидую, но чего-то ему пока не хватает.

— Тямы ему не хватает! — зло говорит Степан. А потом весело: — А ну, Сашка, пришпандорь эту загогулину за ту раскоряку, если ты такой умный!

Кирилл

— Вы всё-таки, с одарёнными работаете или… Оторвы какие-то,

— А у нас не одарённых не бывает! Всё, я теперь не ненадолго спать.

 

…Кто из нас на кого запал? Наверно, я на «запах дождя», но моя сестра — маленькая, очень подвижная, и её два сына в неё же; при том что её муж — очень солидный фермер, солидный не в смысле дохода, а в смысле, что меньше чем в джип за руль точно не поместится. Надя — моего примерно роста, ходи она на каблуках, казалась бы выше, не толстая, но просто широкая.

Однажды честно призналась, что у неё тоже есть сестра, младшая, для которой эти духи подчёркивали её текучесть, быстротечность… Сестра Нади могла умереть ещё в детстве, от болезни крови, и после первого срока обозначенной смерти решила, что всё что после — это взаймы, и можно не заботиться о двойках, о карьере. Я е тоже помнил, на одном из университетских рок-концертов все говорили — а когда же выступит Мойра? Я не знаю, как греки рисовали своих мойр и рисовали ли они их вообще, но эта барышня, прямая противоположность Наде — почти полупрозрачная, с впалыми глазами и коротенько остриженными волосами — произвела на меня впечатление своими песнями.

Когда я с Надей про это заговорил, она сказала:

— Ой, здорово, что ты Иринку знаешь и помнишь её песни… Наша мама — очень выдержанный человек, она с самого начала решила не бояться, и каждый день её жизни рассматривать как подарок. Скоро её снова кладут, как бы на обследование — но она попросилась к нам хотя бы на финал приехать. А запах дождя… Крупная девица, по настоянию родителей занимавшаяся борьбой и штангой, имеет право хотя бы иногда почувствовать себя хрупкой и худенькой? А ты ведь ещё не видел меня на мотоцикле?

— Вообще-то, я видел тебя за рулём. Это было… Ну, творчески.

— Старенький Иж-Юпитер завалялся у дяди в гараже. И мы с отцом решили, что если я что-то понимаю в жизни, кроме борьбы, штанги и учебников — а ему, я тогда злилась, а теперь благодарна — было безразлично, за экзамены по каким учебникам я получаю пятёрки — нам надо взять всё, что нужно, и починить. Мы в городе жили, а дядя в деревне, там же у нас, как тогда модно было выражаться, фазенда была. И вот мама копалась в огороде, Иришка дышала чистым воздухом и ела витамины, а мы с отцом развлекались… Первым сел он. И пропылил на половину деревни, все восхищались. Второй села я. И сразу влезла в лужу. А потом подпрыгнула, выпрыгнула как-то на сухое место… Вот тогда я поняла, что коня на скаку остановить, в горящую избу войти, если что, смогу. А запаха дождя мне не хватает.

 

…Я думал, что посмотрю на занятия, посмотрю на индейские игры, на съёмки, и уже вечером уеду в город. Вечером в город я уехал — на сей раз Наташа отвозила недотыкомку, сломавшего ногу при прыжке — не с ветки, не в овраг, с нижней ступеньки лестницы! И вернулся на следующий день, Олег был не против, чтобы я там застрял. А Наташа всё равно, пока недотыкомку чинили в больнице скорой помощи, собралась постираться, набрать новой одежды и ехать даже не утром, а к обеду. И недотыкомку вернуть, со свеженькими костылями и свеженьким гипсом, с условием подробной лекции на тему — как упасть с двух метров и отделаться царапинами, а со ступеньки спрыгнуть и заработать перелом? С подробными рисованиями схем, в перспективе — расчётом мышечной динамики.

 

По пути в Белоярск, в машине Наташи, крутится первая классическая запись «Юноны и Авось». На словах «В море соли и так до чёрта» Наташа усиливает звук…

Наташа высаживает Кирилла возле офиса «Сибирского Зимовья» — не ближний свет до центра, но и не глубокий Правый Берег, рядом КрасРаб, так что всё в порядке. Уже уходя, Кирилл замечает, что из конторы выходит высокий усато-бородатый мужчина в костюме, радостно приветствует Наташу и обнимается с ней теми же самыми духовными объятиями… Должно быть, это и есть тот самый «Максим» — «шеф». Да, он его уже видел на паре официально-содержательных сборищ: всё молчит-молчит, а потом, ближе к концу, встанет и задаст такой вопрос, что спикеры едва не закашляются, а он, злодей, невинно говорит: «Понятно, что так просто на эти вопросы не ответить, но предлагаю удерживать их как рамку!» И сядет этак спокойно, будто — сказал, и взятки гладки. А спикеры не знают, как им выруливать дальше, и вскоре закрывают заседание.

День пятый. «Пирриф»

Кирилл в городе, думает про Надю. Тема — «Чёрный брахман» БГ.

 

Кирилл

…Петрович, Дарья и Денис попробовали мне растолковать. Мы сидели в чайной, и Денис решал задачу посрамить Романа в искусстве чаезаваривания, а Дарья здесь же на походной плитке пекла свой фирменный «пирог с тмином» — как, собственно, называлась её личная фирмочка в Арбакане.

Главная задача этой школы лежала не то, чтобы вне школьных предметов, скорее — над ними. Ну то есть, говоря иначе — участники за три её недели вполне сносно осваивали ряд разделов алгебры и геометрии, физики и биологии, экономическую географию России (а на других сессиях — и мира), основные представления по обществознанию, по крайней мере, до девятого класса включительно. На других школах, которые лично возглавлял их директор Максим Станиславович, за те же три недели проходили историю России и мира в объёме, превосходящем предусмотренных федеральными образовательными стандартами. Но главное, как они поясняли, не в предметности и даже не в тех профессиях, которые на сессии хотя бы в первоначальном виде действительно было можно освоить.

— Кое-чему, — рассуждал Петрович, — мы, разумеется, учим. Вот, сам видел список курсов, был на занятиях, видел же, как Света объясняет, почему после острова образуется водоворот, и как Рома объясняет про связь чайных церемоний с успехами японской экономики, всё же ясно, понятно. А почему? Не потому, что мы умеем хорошо объяснять. Умеем, не умеем, учимся понемногу. А потому что мы не садим в одну комнату пацана, который прочитал всю школьную программу на год вперед, и девочку, которой уж замуж невтерпёж и внутри по этому поводу всё свербит, и того заскорузлого троечника, кого за уши тянут хотя бы до девятого класса, и другого, у которого очень хорошо получается чинить замки и мастерить ловушки для птиц, а с грамматикой не сходится. Они есть, это факт, только они у нас в разных комнатах, на разных полянах. И разным делом занимаются.

— Вот нас тут три таких школы, в этом лагере, — совсем уютно, по-домашнему объясняла Даша, взбивая яйца с сахаром в миске. — Одна — это мы, вторая — это Батюшков…

— Это который эксперт из Москвы? — уточнил я.

— Да, он самый. Только он из Сибири, просто, купил квартиру в Москве — заработал на неё, кстати, такими же школами. И — Приказов, третья школа. Про Приказова всё понятно — он вводит в IT-бизнес, в том виде, в каком он существует в развитых странах, и пытается научить не просто писать коды, а заводить свой бизнес в этой сфере.

— И правила игры у него на школе соответствующие, — подхватил Петрович и коротко объяснил, в чём состоят эти правила. <Реплики Петровича>.

Петрович: «Если начистоту про Приказова — ни фига он не вводит в бизнес, а использует очень хороший способ воспитания индийских программистов. То есть кодеров. Петрович за свою жизнь поработал и программистом, поэтому, знал толк в вопросе.

— Батюшков, — продолжала Даша, — как и мы, формально — не про какой-то отдельный предмет или профессию, а — про жизненные цели, про проектирование собственной судьбы. Ну и про учебные предметы — постольку, поскольку они на это работают. У него география — опять же формально, — ещё сильнее, чем у нас, они полшколы рисуют карты сначала области, потом страны, потом мира, и рисуют на них точки интересующих их сфер деятельности и свои будущие маршруты. Ну и попутно, конечно, узнают, в каких царствах-государствах они своё счастье сумеют найти, по нынешнему положению в этих царствах, и как вообще устроена нынешняя ойкумена.

— Формально? — уточнил я Дашин пассаж. — А фактически?

Тут в чайную забежала Яна Озерецкая, как есть в кольчуге и мягких кожаных сапогах, с кордом у пояса. Быстро переговорила о чём-то с Дашей, та подозвала Дениса, объяснила ему что-то по кухонному делу и понеслась вслед за Яной. Вахту у взбалтывания яиц принял Денис, и он же продолжил разъяснения.

— Фактически, Батюшков, — даже не про жизненные цели и не про проектирование судьбы. Для этого нужен более сложный инструментарий и уж куда более квалифицированная команда, чем у него. Нет, я не спорю, он минимизирует издержки, молодец, и там, где наш Макс бьётся, чтобы нам заплатить хотя бы по десять-пятнадцать за такой модуль, Батюшков…

— Так про что же Батюшков? — я тактично перевёл тему с острого вопрос.

— Да про то, что сейчас Денис взбивает, — брякнул Петрович.

— Про яйца? — ошалел я.

— Практически. А точнее — про «яйность». Ну, то есть про чувство своего «я», и про ценность этого «я».

<Более подробная выкладка о программе Батюшкова.>

— Но самое-то интересное — это не когда мы учим. И даже не когда мы разучиваем. А когда мы даём побыть самим собой. И потом помочь придумать, как быть самим собой дальше, что для этого нужно, что нужно понять, чему нужно научиться, чем выпендриться. Батюшков этот знаменитый тоже про такое, но он просто говорит — вот тема, делайте сами. А мы — вот, проблема, парень весь в компьютере на работе, девушка вся в телефоне, ей бы помолчать, ему бы с человеком пообщаться — придумайте подходящий вариант досуга!

— Ага! А зачем тогда вам математика, физика, география, обществознание? При чём тут кино? И, чёрт побери, зачем здесь индейские игры?

— Ага, молоток, кувалдой будешь! - чему-то обрадовался в моём вопросе Денис и безапелляционно подтащил меня к миске с мутовкой. - Давай, подмени меня, а я руки разомну.

И продолжил, параллельно разминая руки в ходе какого-то дьявольского состязания с Петровичем, которое они сами назвали "ирландскими тыкалками".

— Понимаешь, мы же не для вакуума человека готовим. Помнишь, у Экзюпери всех этих королей, пьяниц и бизнесменов, которые жили в одного каждый на своей планете? Вот нам такого не надо. А значит, чтобы быть собой, и тем более быть собой радостно, человек должен обращаться с окружающим миром как с собственной квартирой, и не просто понимать его устройство, а уметь им пользоваться для себя. Ну и уметь его устраивать, как у того же Экзюпери: Встал - убери свою планету! Поэтому, у нас все эти предметы и практики - в отличие от Батюшкова и некоторых других подобных - не материал и не повод для «главного». У нас это... ну, что-то такое, без чего и главное не состоится.

— Да просто, - добавил Петрович, - для нас учёба - это то, из чего наши маленькие принцы и принцессы смогут собрать для себя свою планету. Ну, как тебе объяснить… Человеку нужно выстроить полноценную карту местности. Не быть этаким сферическим специалистом в вакууме, к которому придёт какой-нибудь грамотный менеджер и правильно штекеры вставит, правильно трудоустроит, и не предпринимать изо всех сил всё, что ни попадя. И вообще, человек не для профессии и не для карьеры живёт. Но иметь профессию и, по возможности, делать карьеру полезно, чтобы жить по человечески, а не болтаться всю жизнь, как Бородач в проруби. А карта... Полезно же понимать, что ты ешь, чем ты дышишь? Полезно понимать, почему люди ведут себя так, а не иначе? Полезно уметь рассчитать, ну пусть не всю систему городского транспорта, а хотя бы собственный маршрут, или на своей машине, или на этом самом городском транспорте, или пешком напрямик?

Что-то я, кажется, понял, но всё равно не до конца.

— А кино? И театр? И индейские игры, вот завтра ещё «былинные игры» будут, а потом через день ваш главный приедет какие-то запорожские игры проводить, судя по программе.

< Былинными играми командует Яна Озерецкая, в отличие от Анны Громеко, выросшая не столько на Фениморе Купере, Майн Риде и Карле Мае, сколько на Василии Яне и Алексее Югове. >

— Кстати! — встрепенулся Денис. — Петрович, а у нас Змей Горыныч готов?

— Обижаешь! — зевнул Петрович. — Вот так бы я тут сидел и лясы точил, если бы Змей не был готов. Пока ты вчера ходил и «фиксировал», мы его с парнями-тьюторами и Мефистофелем допиливали.

— Испытали?

— А то! Его только ночью и испытывать, чтобы народ не пугать! Правда, Витьку и лагерному охраннику пришлось выдать на двоих поллитру, чтобы не блажили и под ногами не путались. Но зрелище — хоть куда!

— А Надя видела? — вклинился я. Я, признаться, понятия не имел, что это за Змей Горыныч, но, во-первых, уже устал и перестал чему-либо удивляться, во-вторых, искренне верил и доверял всем этим ребятам, в-третьих — понимал, что это вполне может быть информационным поводом.

— Да она его, по большому счёту и придумала, — кивнул Денис. — В прошлом году, когда мы придумали «былинные игры», всё было без спецэффектов. Внешне — ну, манёвры исторической реконструкции, и больше ничего, а этим у нас в области никого давно не удивишь. А осенью, когда мы цикл начали придумывать, и Надюша к нам прибилась, она и говорит: «А что мы, как лохи, упускаем такую возможность? Давайте устроим из былинных игр нормальную русскую фэнтези: со Змеем, с Соловьём Разбойником и прочими атрибутами! И детям веселее, и публика заинтересуется, и уж тут мы точно всех городских журналюг соберём!»

— Ага, — подтвердил Петрович. — Мы тогда ей сказали было, что если она придумает, как этого Змея устроить, то мы ей памятник шоколадный поставим. Но дальше — ты же уже видел, как у нас происходит. Она пока думала и дулась, Саня Сагаров сказал: «А если как дрон, просто, пристыкованный к воздушному шару в форме змея?» Степан подхватил, Муркин добавил, и понеслось!

< Змей технически может быть решён хитрее. Дрон — это да, но не один шар, а много шариков, соединённых лесками. И на нескольких шариках — головах, хвосте, кончиках крыльев — маленькие вентиляторы, управляемые дистанционно от основного дрона. >

— Покажите мне Змея! — решительно сказал я. — И Соловья Разбойника покажите!

— Змея ночью будешь смотреть, — отрезал Петрович. — Его нельзя детям показывать, раньше времени, а администрации лагеря — из опасения за её моральное здоровье. А Соловья ты и так видел, да и сейчас можешь слышать.

Да, фоном где-то разорялся Степан, призывая все возможные кары на голову кого-то из детей-подмастерьев.

— Ну вот — загримируем, посадим между двух старых сосен возле компьютерки, рядом, на тех же ветвях, замаскируем пульт. Ну и он выставит киловатт десять из своего фонда. На планёрке решим сегодня, запускаем классический свист, или издеваемся и ставим шансон, вроде песни про Шарика.

— Здорово! — выдохнул я, даже не уточняя, что там ещё планируется на запорожских играх. — Но всё-таки — к чему эти игры и к чему кино?

— А к растяжке, — подумав, ответил Петрович (он уже отогнал меня от взбивания яиц, сам всё закончил и теперь шуровал у плитки, собирая какие-то другие ингридиенты; казалось, им с Дарьей было не впервой подменяться в этом деле). — Ты не сможешь построить свою жизнь по-настоящему интересной и счастливой, если ты на неё будешь смотреть только из нашего, здешнего мира. Ну, ты же Проппа читал? А, да, ты же не журфак заканчивал!

Последовала короткая лекция, к концу которой, тесто было готово и ждало для окончательного священнодействия саму Дарью, а я понял: все эти игры в отдалённые и неизменно романтические эпохи нужны детям, чтобы посмотреть на себя возможных. И не просто возможных, а — возможных героев.

— Ну а кино, кино-то зачем? — не унимался я.

— А кино — это замыкание эмоционального самообраза через квази-катарсис, а у кого-то и через натуральный катарсис, — ответил психолог Дэн. Правда, сразу милостиво пояснил: — У нас до сих пор кино считается символом того самого пропповского «выхода в иной мир». Ну, точнее, любительскими поделками уже никого не удивишь, а вот когда Мефистофель с Петровичем показывают их работы, которые по уровню картинки не уступают тому, что смотришь в кинокомплексах, или когда Ксюша рассказывает про то, как устроена их мультстудия в Питере — ты видел, как на них дети смотрят? Как на пришельцев из иного мира. И тут — бац! — вы сами можете сходить в этот иной мир и снять своё кино на том же уровне!

— И снять, при этом, свою сказку? — уточнил я.

— Это в идеале, — отметил Петрович. — А так, в целом, пусть снимают про себя, но не хоум-видео, а — про значимые для себя события и в культурных контекстах. И это заведомо будет их сказкой и для них сказкой!

 

Совсем поздним вечером, на какой-то попутке в лагерь приехала Карина Архарова. Почему-то Кирилл поначалу решает, что это — жена «шефа». Команда, в каждой третьей байке упоминавшая директора, про его личную жизнь не говорила совсем, при этом, Карину часто упоминала в одном контексте с ним. Отсюда у Кирилла и сложилось устойчивое впечатление. Но нет — Карина оказалась «просто» его близким помощником по «ад-делам» организации, напарницей и подругой Нади, умеющей, по её собственным словам, "трепаться языком и трепать языкастых". Балабанов от неё почему-то застенчиво прятался. Кроме прочих «адских функций», Карина представляла, вместе с какой-то девочкой-стажёркой, которая оставалась в городе, и мастером Витей Тертовым «пресс-центр» «Сибирского зимовья». Получалось, что Кириллу изначально было нужно договариваться с ней — впрочем, она, вероятно, находилась в курсе их договорённостей и дел с Надей.

На «Былинные игры», действительно, должны были набежать областные журналюги. Но Карина приехала даже не поэтому. Во-первых, она должна была потренировать некоторые группы игроков по рукопашному бою, в котором даже Соболев уважительно признавал её превосходство. Во-вторых, она должна была обеспечить «конницу степняков» — поскольку, сама занималась конным спортом, а неподалёку находилась конная база, с руководством которой, у Карины были наилучшие отношения. Степняков должна была пока отыгрывать команды, поскольку о детях «адский замдиректора», не церемонясь, говорила: «Ладно, если попадают и себе всё переломают, а если лошадей испортят, кто будет отвечать?» Впрочем, лошадей в безвозмездную аренду давали на несколько дней, и Карина должна была потом подготовить тех детей, кто лучше всего показал бы себя на «былинах», к верховой езде в ходе последующих «Запорожских игр».

День шестой. Былинные игры

«Степняков» из команды должны были отыгрывать «Мефистофель», Соболев, «младой хазарский хан Ратмир» — ему-то сам Бог велел, Саня Рыжов, сисадмин Илья — у них имелись навыки верховой езды. С ними Карина и отправилась на конную базу.

День седьмой. Подготовка к запорожским играм

Для подготовки к «Запорожским играм», появляется легендарный Максим. Помимо основной своей задаче и общих начальственных функций, он, к удивлению Кирилла, кидается тьюторить детей.

В частности, он занимается вменением мальчика Ивана из Златодолинска, на то время — просто друга Олеси, которому здесь якобы совсем нечем заняться: "Вы про зоопарки, друг мой? Так мы коллеги! Но как вы смеете говорить, что вам здесь нечем заняться, при таком управленческом тренинге? Или вы думаете, что директор зоопарка - это доктор Айболит, которому всё приносят птички в клювах и слоники в хоботах? Ха-ха-ха!" - "Так чем же я могу тут заняться, дядя Максим?" - "Телепень! В этом лагере есть живой уголок - раз! В нём за каким-то лешим содержится молодой медведь - два! Тут бродит как минимум три кота - три, да три! Твои товарищи поймали уже как минимум трёх белок и одну кедровку - четыре! Это не повод попробовать устроить настоящий зоопарк - как культурную форму! — и управить им?"

Иван проникается и инициируется.

- А козёл? - вдруг спросил Ванька.

- Какой козёл? - поднял брови Максим.

- Ну, местный, который пасётся по краю лагеря.

- Домашний?

- М-м-м, наверное...

- Ты ноешь, что тебе тут неинтересно, что тебе бы с животными, и до сих пор не выяснил, домашний ли козёл? А вдруг сторожу его зять Коля привёз с охоты маленького сибирского козерога, и тот сейчас живёт здесь? Веди показывай!

Козёл всё же оказался домашний - но породистый и с характером. Впрочем, Максим с Ваней сумели его обуздать и поместить в подходящую загородку. Козёл не слишком этом обиделся, надо сказать. Козлу не было поводов обидеться — пока гнали, лупили ветками, не в острастку, а так, чтобы помнил, куда идёт. И потом все наломанные ветки выдали ему в кормушку.

"Ведь миллионами ворочает! - думалось Кириллу про Максима. - Ну, не для себя, но всё же! Через счёт, как говорит Надя, в хороший год проходит не меньше трёх миллионов, и ещё сколько даётся натурой? А - с пацаном бежит искать какого-то козла, пусть и породистого? Стало быть, надо его заинтервьюировать!"

…При этом, видно, что "шеф" активно избегает Аннушку. Впрочем, взаимно.