Крестоносцы, которые всегда правы

 

Если мы поэтапно рассмотрим повествование о событиях, связанных с Византией в «Деяниях франков», мы увидим, что вне зависимости от того, что совершают крестоносцы, они всегда оказываются правы. Скулатос в своей статье абсолютно справедливо сделал вывод, о котором мы уже упомянули во введении. Автор «Деяний франков» фактически признает, что крестоносцы сами виноваты в том, что они подверглись атакам со стороны войск императора. В этой главе мы попытаемся в деталях рассмотреть данный вопрос, сравнивая повествование в «Деяниях франков» с повествованием в других хрониках первого крестового похода.

Идея, которую мы назвали «крестоносец всегда прав», помимо хроники «Деяния франков» явно присутствует лишь в хрониках, от нее производных. Напомним, речь идет о хрониках Петра Тудебода, Гвиберта Ножанского и Роберта Реймсского. Бальдрик Дольский несколько переделывает в этом смысле хронику Анонима, и его хроника данных идей не содержит.

Во время крестового похода армии крестоносцев, прежде чем они достигли Константинополя, вначале пересекли страны Центральной и Восточной Европы, включая и западные территории Византии. Вначале это были не армии рыцарей, а отряды, сформированные из простого народа. В исторической литературе данный поход получил название «похода бедноты». Скулатос отмечает, что на начальном этапе император настроен вовсе не против армий крестоносцев. Здесь мы можем процитировать источник: «Император тогда приказал выдавать им провизию, сколько ее было в городе, и сказал им: «Не переходите Геллеспонт (Brachium), пока не соберется вся христианская доблесть, ибо вас не так много, чтобы вы были способны сражаться с турками»». Таким образом, император, который, в целом, рассматривается в хронике как враг крестоносцев, на начальном этапе проявляет к крестоносцам снисходительность. Хронист косвенно признает это, не делая на этом акцента. Кроме того, не только Аноним говорит о таком поведении императора. Другие хронисты также фактически снимают с Алексея ответственность за конфликты.

Например, Петр Тудебод, пишет, что Петр Пустынник, прибыв в Константинополь, встретил там ломбардов и лангобардов, которые уже прибыли до него, и которым император сказал следующее: «Не переходите Геллеспонт до тех пор, пока не прибудут основные силы христиан, ибо вас не так много, чтобы вы были способны сражаться с турками».

Обратимся теперь к хроникам, авторы которых не были очевидцами похода, но в которых информация о походе бедноты в какой-то мере присутствует. В любом случае, она не является обширной, ибо ни одна хроника не придает походу бедноты равной значимости по отношению к походу рыцарства. Гвиберт Ножанский пишет: «Император разрешил им (крестоносцам - В.П.) покупать все, что продавалось в городе. Однако он посоветовал им не переходить рукав святого Георгия, который является морем, пограничным с турками, сказав, что опасно малым числом противостоять многочисленным врагам». Роберт Монах со своей стороны подтверждает благожелательность императора. Крестоносцам не разрешили войти в город, но император «разрешил им покупать все, что есть в городе, но запретил им переходить близлежащее водное пространство, именуемое рукавом святого Георгия, пока не придет грозное войско франков».

Совет императора не переходить Босфор до подхода остальных войск, данный Петру, упоминается также в «Алексиаде», и, по мнению Дж. Харриса, служит для того, чтобы отвести обвинения от императора Алексея. Но хронисты также говорят об этом, а ведь у них не было бы резона снимать с Алексея обвинения. Они, в целом, достаточно негативно относятся к Византии, и не были бы в этом заинтересованы. То, о чем пишут хронисты, изначальная забота о войске крестоносцев, вполне правдоподобна на наш взгляд, ибо император мог получить выгоду от крестового похода, что он, как мы уже говорили, и сделал, завоевав малоазийские территории.

Итак, император был изначально настроен благожелательно по отношению к крестоносцам. Вернемся теперь к «Деяниям франков». Хроника сама дает понять причину последующего ухудшения отношений: крестоносцы сами плохо себя вели: «А сами христиане вели себя негодным образом: они разрушали и сжигали дворцы в городах, а также уносили свинец, которым были покрыты церкви, и продавали его грекам. Из-за этого император прогневался и приказал им переходить Геллеспонт. После того, как они переправились, они не переставали вершить всяческие злодеяния, сжигая и уничтожая дома и церкви». Эта цитата следует в хронике сразу после слов императора, предостерегающих воинов от преждевременной переправы, и не предполагает того, что император мог каким-либо образом спровоцировать действия крестоносцев. С другой стороны, хронист сам осуждает действия, учиняемые крестоносными отрядами. Нужно отметить, правда, что осуждение похода бедноты кажется нам достаточно закономерным. Вдобавок к тому, что хронисты уделяют походу бедноты мало внимания, они часто напрямую осуждают его.

Хроника Петра Тудебода также содержит этот эпизод: «А сами христиане вели себя негодным образом, поскольку они разрушали и сжигали дворцы, а также уносили свинец, которым были покрыты церкви, и продавали его грекам, из-за чего император очень сильно прогневался. Вскоре император приказал им переходить Геллеспонт. После того, как их переправили, они не переставали вершить всяческие злодеяния, сжигая и уничтожая дома и церкви».

Гвиберт Ножанский вначале недоволен поведением крестоносцев в Венгрии, а затем и в Византии: «Они вели себя наглым образом, рушили дворцы, поджигали государственные учреждения, снимали с церквей свинцовые крыши, которые продавали грекам. Император, обеспокоенный столь безобразной дерзостью, предписал, чтобы они без задержек переправились через воды Геллеспонта, о которых уже было упомянуто. Когда они переправились, они не перестали делать то, что делали до переправы. Те, кто в свое время дал обет воевать против язычников, люто воевали против людей нашей веры. Они без разбора рушили церкви и нападали на имущество христиан».

Роберт Реймсский освещает события сходным образом: «Поскольку у них не было правителя, который бы властвовал над ними, они творили дела, достойные порицания. Они рушили церкви и городские дворцы, унося то, что находилось в них, а свинец, которым они были покрыты, уносили и продавали грекам. Из-за этого император, имя которому Алексей, был очень зол и предписал им переправиться через рукав святого Георгия. Затем они выбрали себе предводителя, некоего Райнольда. Но хоть у них теперь и был предводитель, они не переставали вершить грабежи. Они сжигали дома, которые им попадались на пути, а также отбирали у церквей все их блага и имущества». Таким образом, как и предыдущие хронисты, Роберт сообщает, что грабежи были и до, и после переправы.

При этом, Аноним и все вышеупомянутые хронисты, несмотря на поведение крестоносцев, которое они осуждают, оставляют за ними ореол мучеников и солдат Христа, который их поддерживает в их свершениях. Когда крестоносцы гибнут под ударами турок, они становятся мучениками: «Одни (речь идет о турках, которые победили - В.П.) уводили их к себе домой в Хорасан, другие в Антиохию, третьи в Алеппо, или еще куда-нибудь, где они жили. Эти первыми восприняли тогда счастливое мученичество во имя Господа Иисуса». Сходные мотивы имеются в тексте в описании поражения крестоносцев, которые находились в Кивоте: «Один священник принял мученичество над алтарем во время совершения мессы. Те, кто смог уйти, бежали в Кивот. Одни бросились в море, другие скрылись в лесах и горах. Турки, загоняя их в крепость, собрали поленья с тем, чтобы сжечь их всех вместе с крепостью. Тогда христиане, бывшие в крепости, пустили огонь на собранные поленья так, что огонь, обратясь на турок, сжег некоторых из них, но от того пламени Бог наших тогда освободил».

Сходную информацию дает Петр Тудебод, который и здесь практически повторяет Анонима: «Каждый уводил своих к себе домой - одни в Хорасан, другие Антиохию, другие в Алеппо, или еще куда-нибудь, где они жили. Эти первые тогда счастливо восприняли счастливое мученичество во имя Господа Иисуса»; «Они нашли какого-то священника, который совершал мессу, и он принял мученичество над алтарем»; «Турки загнали их в крепость и собрали поленья с тем, чтобы сжечь их вместе с крепостью. Тогда христиане, бывшие в крепости, пустили огонь на собранные поленья так, что огонь, обратился на турок, поскольку Бог не захотел их от этого избавить».

Гвиберт Ножанский также не лишает поход бедноты божественного ореола, что показывают приведенные в его хронике стихи:

 

И Христос получит былые почести,

Наш век украшен новыми мучениками…

 

Также в его хронике можно найти фразы, аналогичные «Деяниям франков»: «Господь сделал их первыми мучениками в наше безнадежное время»; «Они обнаружили какого-то священника, который служил мессу. Этот священник был убит ими прямо при совершении святой церемонии. Принося жертву Богу, он сам стал ему жертвой перед алтарем»; «Они бросили в осажденных огонь, но Бог рассудил так, что пока турки думали, что те, кто внутри сожжены, огонь со всей силой обратился на них самих. Огонь сжег нескольких из них, но не тронул никого из наших». Гвиберт Ножанский воспевает крестоносцев подобным образом, несмотря на их поведение в Византии.

Роберт Реймсский также не лишает крестоносцев божественного ореола: «Мы верим, что Бог принял их в вечноцветущие пределы рая, поскольку они отказались отойти от своей веры»; «Они завершили свою жизнь в бою во имя Господа, и ангелы сопроводили их души на небеса». Он упоминает и священника: «О счастливое из счастливейших мученичество священника!». Кроме того, Роберт также упоминает про инцидент с попыткой сожжения крестоносцев в Кивоте: «Но осажденные, обеспокоенные за свою жизнь, бросили огонь в поленья, и повелением Божьим, подул ветер, и сжег многих врагов».

Таким образом, нам удалось проследить следующую последовательность: император настроен к крестоносцам вначале благожелательно, но затем крестоносцы сами портят отношения с византийцами, устраивая беспорядки. При этом хронисты не лишают крестоносцев «священного ореола». Когда же крестоносцы терпят поражение от турок, мы видим, что император радуется этому. Негативное отношение императора к крестоносцам не представляется неожиданным, если они сами его спровоцировали. Аноним пишет: «Император, услышав, что турки так рассеяли наших, очень сильно обрадовался и, отдав приказ, сделал так, чтобы оставшиеся наши переходили Геллеспонт. После того, как они уже были по ту сторону, он разоружил их». Здесь мы видим возникшую вдруг недоброжелательность императора, которая, как мы показали, закономерна. Но, в отличие от других хронистов, Аноним сдержан в оценках этого.

Петр Тудебод повторяет фразу Анонима: «Услышав то, что турки так рассеяли наших, император был очень рад и весел и, отдав приказ, сделал так, чтобы оставшиеся переходили Геллеспонт. После того, как они уже были по ту сторону, он разоружил их».

Гвиберт Ножанский упоминает этот факт, но добавляет от себя критики: «Вероломный император, узнав о том, что верные потерпели неудачу, испытал ничего не стоящую радость, и приказал, чтобы оставшимся предоставили возможность переправиться в области Греции на той стороне, преодолев рукав святого Георгия. Видя, что они возвращаются в земли, находившиеся под его властью, император вынудил их продать ему свое оружие». На примере хроники Гвиберта Ножанского мы видим явление, которое, как потом будет сказано, имеет место и в хронике Анонима. Дело в том, что поведение императора вполне объяснимо: он проявляет злобу в отношении крестоносцев, вызванную беспорядками, которые они в свое время учинили, и дабы упредить аналогичные беспорядки во время их отступления, он принуждает их продать оружие. Однако автор называет императора «вероломным» притом, что его действия справедливы. Если Аноним здесь сдержан в комментариях, то Гвиберт - нет. Кто бы ни был виноват на самом деле, крестоносцы все равно всегда правы.

Роберт Реймсский также представляет негативный образ императора: «Те же, кому каким-либо способом удалось уйти, вернулись к рукаву святого Георгия, и согласно приказанию негоднейшего императора, вернулись к себе. Император вместе со своими греками был очень рад победе турок, и ловко отобрал у наших оружие, дабы сделать их безоружными». Таким образом, мы видим здесь ситуацию, сходную с хроникой Гвиберта Ножанского.

Если рассмотреть поход основных сил, то на материале «Деяний франков» и производных от них хроник можно увидеть продолжение идеи «крестоносец всегда прав». В описании похода бедноты мы говорили лишь о том, что Аноним не лишает крестоносцев божественного ореола вследствие их проступков. Здесь же другая ситуация: интересы византийцев ставятся всегда ниже интересов крестоносцев. При этом рыцари уже никогда не критикуются автором хроники как поход бедноты. Вот как описывает Аноним действия войска Готфрида Бульонского: «Наконец, герцог Готфруа первым из всех сеньоров пришел с большим войском в Константинополь двумя днями ранее Рождества и остановился за городом, пока недоброжелательный (iniquus) император не приказал им расположиться вне городских стен. Расположившись, герцог каждый день осторожно рассылал своих оруженосцев, чтобы доставить солому и другое необходимое для лошадей. И хотя они считали, что могут с уверенностью выходить, куда хотят, недоброжелательный император Алексей приказал туркополам и печенегам нападать на них и убивать». Скулатос отмечает, что текст «Деяний франков» не упоминает никаких обязательств императора предоставлять что-либо крестоносцам. Таким образом, крестоносцы брали запасы без какого-либо разрешения императора. Но хронист, называя императора «недоброжелательным» предполагает, видимо, что крестоносцы все равно были правы. Тем более что прилагательное «iniquus» переводится также как «враждебный», «неблагоприятный», «плохой», указывая на отрицательное отношение автора к факту враждебности.

Петр Тудебод повторяет этот пассаж: «Расположившись, герцог осторожно каждый день выбирал несколько воинов из числа своих, чтобы они выходили наружу и приносили солому и другое необходимое. И хотя считали, что могут с уверенностью выходить, куда хотят, недоброжелательный император приказал с проницательностью наблюдать за ними, приказав туркополам и печенегам нападать на них и убивать». Нужно отметить, что Тудебод пишет не «необходимое для лошадей», а просто «необходимое», поэтому непонятно, что именно брали воины. Петр так же как Аноним не упоминает никакого договора, обязывающего императора что-либо предоставлять крестоносцам.

Гвиберт Ножанский критикует императора с самого начала, называя его «вероломным» (perfidus imperator), сообщая о том, как он боялся приближения герцога Готфрида. Терминологические моменты будут еще рассмотрены нами отдельно. Далее Гвиберт рассказывает ту же самую историю, которую рассказывает Аноним: «Расположившись в предоставленном императором месте, герцог и его люди направили своих оруженосцев искать солому и все необходимое для лошадей. Они думали, что по праву и в безопасности могут идти, куда захотят, однако, этот негоднейший правитель приказал своим людям везде, где можно, без разбора убивать соратников герцога».

Роберт Реймсский также говорит об этих событиях: «Герцог надеялся, что может оставаться в спокойствии, пока не прибудет войско народа франков. Однако когда он начал в течение нескольких дней посылать своих слуг за всем необходимым, лукавый император предписал своим туркополам и печенегам нападать на них из засады и убивать».

Таким образом, хронисты осуждают поведение императора, хотя при ближайшем рассмотрении оно вполне объяснимо. Аналогичную ситуацию мы можем наблюдать во взаимоотношениях Боэмунда и императора, приведших к вооруженному конфликту. Однако здесь сами хронисты фактически называют причины этих конфликтов, описывая марш войск по византийским территориям.

Вначале марш кажется достаточно мирным. Боэмунд предостерегает свое войско от грабежей, о каких-либо конфликтах не говорится: «Далее, спускаясь в долину Адрианополя, они подождали, пока весь их народ в равной мере не спустится сюда. Здесь Боэмунд держал совет со своим народом, ободряя и увещевая быть добрыми и смиренными. И пусть они не разграбляют эту страну, ибо это страна христиан, и пусть никто не берет больше того, что будет ему достаточно для еды». Петр Тудебод не пишет об этих подробностях, но о них упоминают Гвиберт Ножанский и Роберт Реймсский. А вот уже затем крестоносцы появились в Кастории, где им пришлось силой отбирать провизию у местного населения, поскольку местное население им не доверяло: «Мы пробыли там много дней в поисках продовольствия. Но жители сами не хотели посочувствовать нам потому, что очень боялись нас, считая, что мы не паломники, а хотим опустошать их землю и убивать их. Вследствие этого мы брали силой быков, лошадей, ослов и все, что еще находили». Жители этого города, Кастории, уже знали норманнов на опыте войны 1081-1085 гг., когда их земли были разорены норманнами. Этим может объясняться недоверие этих жителей к крестоносцам. Петр Тудебод не упоминает этот инцидент, но о нем говорят Гвиберт Ножанский и Роберт Реймсский. Гвиберт Ножанский пишет: «Когда наши просили у местных разрешения купить провизию, но они не соглашались. Они боялись, что эти воины - не паломники, и хотят подвергнуть их землю истреблению и подавить их. Вследствие этого умеренность воинов превратилась в ярость, и они отобрали у местных лошадей, быков, ослов и полезные вещи разного рода». Роберт Реймсский пишет: «Когда они просили у местных продать им провизию, они не могли от них этого добиться, ибо те бежали перед нашим лицом, думая, что наши пришли грабить и опустошать их землю. И наши вынуждены были из-за нехватки продовольствия отбирать у них овец, быков, баранов, свиней и другую пищу». Крестоносцы, таким образом, учинили беспорядки в одном из византийских городов, что уже могло спровоцировать императора на ответные действия. Но при этом данный инцидент все же объясним, если хронисты говорят правду. Выхода могло просто не быть, иначе армия осталась бы без снабжения.

Более показателен в смысле тезиса «крестоносец всегда прав» инцидент с замком еретиков в Пелагонии: «Выйдя из Кастории, мы вступили в Пелагонию, где была какая-то крепость еретиков. Мы напали на нее со всех сторон, и она покорилась нашей власти. Тогда мы зажгли огонь, и сожгли крепость вместе с ее обитателями». Какими бы еретиками ни были обитатели этой крепости, они остаются подданными императора, и не дело крестоносцев решать их судьбу. Однако факт правильности данного предприятия не ставится под сомнение. Так и в других хрониках. Петр Тудебод дает по этому поводу больше подробностей: «Выйдя из Кастории, они вошли в Пелагонию, где была какая-то крепость еретиков. Мы напали на нее со всех сторон по озеру, в котором она была построена. Так она покорилась нашей власти. Когда был зажжен огонь, крепость была сожжена со всеми ее обитателями, а именно сборищем еретиков». О сожжении еретиков пишет и Гвиберт Ножанский: «Выйдя из Кастории, они пришли в Пелагонию, где нашли какой-то замок еретиков. Они напали на него со всех сторон, и заставили его сдаться. Затем они сожгли его вместе со всеми обитателями». Роберт Реймсский пишет по этому поводу: «Выйдя из Кастории, они вошли в Пелагонию, в которой была какая-то крепость еретиков, на которую они напали со всех сторон. Под звуки труб, мы взяли его, бросая копья и стрелы, и, похитив все, что можно, сожгли его вместе с его обитателями». Ни один из хронистов не высказывает сомнения насчет правомерности действий крестоносцев. Роберт Реймсский даже добавляет своего рода похвалу крестоносцам: «Это все досталось им по заслугам, ибо их гнусная речь, пресмыкаясь, как рак, уже осквернила окружающие земли своим порочным догматом, и их порочное намерение оторвало эти земли от правой веры».

В ответ на действия крестоносцев, император посылает войско туркополов и печенегов. При этом он просто-напросто защищает свои земли. В итоге, войско наемников терпит поражение, и пленных приводят к Боэмунду. Сами хронисты воздерживаются от своих комментариев, но они сообщают, каким образом крестоносцы видели ситуацию. Боэмунд спросил пленных: «Почему вы, негодные, убиваете народ Христов и мой? У меня нет никакой распри с вашим императором». Приблизительно так же эту историю передают Петр Тудебод, Гвиберт Ножанский и Роберт Реймсский. Крестоносцы говорят «у нас нет с вами ссоры», только что разрушив замок еретиков. Структура «Деяний франков» и других вышеупомянутых хроник в этом однозначна: атака императора следует сразу за инцидентом с еретиками.

Итак, мы видим, что «Деяния франков» и производные от них хроники показывают вину крестоносцев, но не признают ее. Виновным выглядит император, и правыми оказываются крестоносцы.

В отличие от хроник «семьи Гесты», хроники Фульхерия Шартрского и Раймунда Анжильского не дают четкого ответа на вопрос «кто виноват?». Фактически эти хроники начинают повествование о взаимоотношениях с византийцами, начиная с похода рыцарства. Тем не менее, они не дают четко понять причину конфликтов.

События похода бедноты в этих хрониках фактически проигнорированы, хотя отсутствие излишнего внимания к этому вопросу, в целом, свойственно хронистам. Фульхерий Шартрский пишет: «Некий Петр Пустынник, который повел за собой многих пеших и небольшое количество воинов, пошел вначале по дороге через Венгрию; потом же во главе этой толпы встал Готье по прозвищу Неимущий, достойнейший воин, который после этого был убит турками вместе со своими товарищами между Никомедией и Никеей». На этом повествование Фульхерия Шартрского о походе бедноты исчерпывается. Раймунд Анжильский в своей хронике посвящает походу бедноты лишь заметку в несколько строк, которую он начинает следующим образом: «Мы узнали, что Петр Пустынник пришел в Константинополь задолго до наших армий, и его предал император. Он заставил его, незнакомого с местностью, вместе со своим войском, перейти проливы, отдав их таким образом на растерзание туркам». Далее очень бегло говорится о том, что поход бедноты потерпел поражение. Таким образом, среди хронистов-очевидцев крестового похода, о походе бедноты относительно подробно пишет лишь Аноним. Петр Тудебод заимствовал свои данные из этой хроники. Стоит, правда, обратить внимание на слово «относительно», ибо даже Аноним посвящает походу бедноты немного внимания на фоне всей хроники.

Что же касается похода рыцарства, то хроника Фульхерия Шартрского стоит несколько особняком от других хроник: в ней, в принципе, не упоминаются конфликты с Византией, и, соответственно, в ней нет смысла искать их причины. Единственное, что характеризует отношения крестоносцев и византийцев с несколько негативной точки зрения - факт недоверчивости императора при приближении крестоносцев к Константинополю: «Мы расположились лагерем перед городом и пятнадцать дней восстанавливали свои силы. Однако мы не могли войти в город, ибо так было угодно императору (он боялся, что мы можем причинить ему ущерб), и должны были покупать провизию вне города, которую горожане приносили по распоряжению императора». Настороженность императора, вероятно, объясняется событиями похода бедноты, о котором, правда, в хронике не говорится. В целом же, хроника мало информативна для нашего исследования.

Раймунд Анжильский пишет о конфликтах и разногласиях с Византией достаточно много. В том числе, он говорит о разногласиях в своей заметке о Петре Пустыннике. Эта заметка, кстати говоря, выглядит довольно странно: видимо, подразумевается, что император должен был помогать крестоносцам войсками, но никакого договора, обязывающего его это делать, в хронике не упомянуто. Что же касается похода основных сил, то здесь говорится об открытых конфликтах, но их мотивацию понять сложно: «Прибыв в Диррахий, мы думали, что мы в своем отечестве, и полагали, что император Алексей и его спутники являются нашими братьями и помощниками. Они же, ожесточившись подобно львам, напали на этих мирных людей, которые думали об оружии меньше всего. Действуя тайно, они убивали их в лесах и деревнях, удаленных от лагеря, и воровали ночью то, что могли». Ситуация неясна: о мотивации действий византийцев не говорится, но нельзя исключать того, что она просто не была известна хронисту. С другой стороны, Раймунд мог и умалчивать о каких-либо фактах.

Хронист Эккехард из Ауры осуждает поход бедноты, но, правда, при этом пишет только о его проделках, совершенных на территории Венгрии: «Бесспорно то, что люди из нашего рода имели божественное рвение, но при этом не понимали Бога». Он пишет, что «эти простые братья не знали сути дел» и этим вызваны все беспорядки. О дальнейшей истории похода бедноты Эккехард не пишет, а к рыцарям император нерасположен сразу и по непонятным причинам. Хроника Бодри Дольского, в целом, аналогична хронике «Деяния франков», но идея о вечной правоте крестоносцев в описанной нами форме отсутствует, ибо хронист не вешает на императора ярлыки. Хотя, конечно, всякая хроника косвенно указывает на наличие истины, прежде всего, на стороне крестоносцев, ибо все хронисты не устают говорить вновь и вновь о божественном характере войска.

В «Деяниях франков», таким образом, высказывается идея о безусловной правоте крестоносцев. Ряд хронистов перенял эти идеи, сопроводив их своими добавлениями. Однако идея о правоте крестоносцев не подразумевает религиозной критики византийцев, и эти моменты в «Деяниях франков» отсутствуют.