Анастасия Николаевна Узун и Мария Николаевна Белова

Газета «Селигер» от 26 апреля 2019 года стр. 6.

Лукьяновские сестрички (отрывок статьи, воспоминания о Великой Отечественной войне).

- Дед наш потомственный моряк, - рассказывает Анастасия Николаевна. – Он много путешествовал. Дал своему сыну образование в Ленинграде. После гимназии отец наш – Николай Сергеевич Сергеев приехал в деревню Лукьяново к своей будующей супруге и нашей маме. Здесь мы и родились.                                                                                                                                                                     - Родилась 5 ноября 1929 года, продолжает знакомить нас со своей биографией Анастасия Николаевна Узун. В те страшные военные годы я была ещё подростком, а Маша (Мария Николаевна Белова 1931 года рождения) и того меньше. Деревня наша находилась в полуокружении немцев. Железную дорогу постоянно бомбили: Куженкино, Горовастицу, Чигориху, Черный Дор… Все пути разбивали и составы! Не успевали эшелоны отойти от Бологое, как в воздухе появлялись немецкие бомбардировщики.                                                                             Наши мама и бабушка сильно болели. Обе лежачие. Старшая сестра Екатерина была в положении. Самой младшей сестрёнке было около восьми лет. Все женщины и дети постарше у Заплавья рыли окопы. Нас же хотели эвакуировать, но не успели.                                                                                 Мы с Машей часто ходили к железнодорожным путям искать среди снега и вздыбленной земли раненых солдат. Завели себе для этих нухд лошадей из числа тех покалеченных, что были оставлены нашей конницей. На хомуты им нашивали подушечки, чтобы лошадкам было не так больно. Подушки тащили из дома, а сами спали на чем придётся. Так вот мы запрягали лошадей в сани и ехали. Грузили раненых и везли в Горовастицкую школу, где располагался госпиталь. Перевозили мы и мёртвых.                                                                                                                                           - У нас в деревне Лукьяново штаб был, - вдруг вспомнила Мария Николаевна. – Через нас проходила конница, лыжники, аэросани. Мы тогда и знать не знали, что это такое – аэросани. Сильно удивились, когда эти аппараты промчались по деревне и заснеженным огородам. Лыжников было человек тридцать. Им выдали по сто грамм фронтовых. В бой они шли. В живых, как мы впоследствии узнали, осталось всего двое. Ещё помню, как в штабе днем и ночью радисты обменивались сообщениями. По сей день в голове отчётливо звучат их позывные…                                                                                                                  - Во время бомбёжки наши солдаты загоняли нас прятаться в подпол, где и сидели радисты, - вновь продолжает Анастасия Николаевна. – А мы не хотели там прятаться. Опасались, что нас в этом подвале завалит. Боялись, что нас забудут там. Потому часто сбегали. К самим бомбёжкам мы уже привыкли. Смотрели как и куда падают бомбы, чтобы ориентироваться, где могут быть раненые.                                                                                                                                                                            - Один случай нам запомнился на всю жизнь, - с дрожью в голосе говорит Анастасия Николаевна. - Умирать буду, но не забуду этот случай. После очередной бомбёжки мы отправились к железной дороге близь станции Горовастица искать раненых. И нашли одного молодого солдата. Он был светленький такой. Блондин, значит. Мне кажется, что у него ещё и щетина – то никогда не росла, такой он был молоденький. Паренёк был сиьно ранен. Глаза на выкате. Ему распороло живот. Он продолжал ползти, оставляя за собой на снегу кровавый след. Снега было немного. Ранняя зима. И он как-то зацепился своими внутренностями за веточку.                                                                                                    Смотрим, а за ним кишки тянуться. Представляете, ужас какой? Сестрёнка испугалась. Кричит, Плачет. А солдатик и говорит: «Девочки, дайте мне нож…». Я: «Дяденька, зачем тебе ножик?». Видимо, изнемогая от боли, он хотел отрезать себе кишки.

Мы уложили внутренности обратно и, сжимая разорванный живот, помогли солдату ползти. Холод. Руки в крови уже деревенеют, а мы тащим. Сестрёнка продолжает плакать: «Тяжело, не сумеем…».                                                                                                                                                                        Сейчас бы я умерла от страха. А тогда, детьми, уже увидев столько смертей, мы немного очерствели, что ли. Всё готовы были вынести. Нас только трясло постоянно.                                                       И вот мы его тащим вдоль железной дороги в сторону водонапорной башни. Не к станции, а в противоположную сторону. На станции люди уже не жили: её ведь постоянно бомбили. Это мы понимали. Мы хотели спрятать солдата, а затем приехать за ним на лошади, чтобы перевести в госпиталь.                                                                                                                                                                          И вдруг, смотрим, снова летят самолёты вследочередным составом. Снова бомбёжка. Мы спрятались в кусты и солдата спрятали, как сумели. И вновь снег, клочья земли вперемешку с травой… Бомбили сильно. Так, что на время мы перестали помнить себя.                                                Как немцы отбомбились, сразу стали искать нашего солдата. Нашли, а он мертвый, убило его осколком! Глаза остановились. Живот развалился. Мы так плакали, так плакали… Потом пришла похоронная команда, что былав хвосте того состава, подвершегося бомбёжке.                                                                                                                                Солдаты помогали нам хоронить своих товарищей. Мы подвозили им убитых, бывало, что до самой поздней ночи, а они укладывали их и хоронили. И горовастицкие девочки также как и мы работали.                                                                                                                                                               Помню, как плакали солдаты над своими убитыми товарищами, стоя у братских могил. А мы смотрели на всё это уже остекленевшими глазами. Всё понимали, но уже ничего не чувствовали от пережитых потрясений.

- Наша и окретные деревни были голодными, - продолжает Анастасия Николаевна. – Кур всех, конечно, быстро переловили солдаты. Запасов не оставалось. Помню, однажды у нас спросили: «Вы же солдат убитых возите, отчего не возьмёте себе их пайки?». Но брать пайки убитых солдат мы не могли. Не могли перешагнуть эту черту. Пусть пайки собирает кто то другой, а мы раненых и убитых будем собирать! Так мы рассуждали.

Все солдаты из штаба как мы позже узнали, погибли под Сталинградом. Они писали к нам в деревню сначала, а потом вдруг перестали…

Статья Андрея Рябочкина.

На фотографии слева Анастасия Николаевна, справа Мария Николаевна (поздравление ветеранов ВОВ 2019 год).