Рахманинов Сергей Васильевич

С.В. Рахманинов родился 20 арта 1873 года в имении «Онег» Новогородской губернии. С 4-х лет он начал обучаться игре на фортепиано, вначале с матерью, затем с учительницей музыки А.Д. Орнадской. В 1882 году Раманинов поступил в Петербургскую консерваторию в класс в.В Демянского. Через три года двоюродный брат Рахманинова Зилоти привез его в Москву и поместил к Н.С. Звереву. Московскую консерваторию Рахманинов окончил по двум специальностям – фортепиано (по классу Зилоти) в 1891 году и по композиции (по классу Аренского) в 1892 году.

Еще в бытность учащимся консерватории Рахманинов начал выступать публично (исполнение 1-й части собственного первого концерта для фортепиано в сезоне 1890\1891гг. и 1-й части d-moll’ного концерта Рубинштейна с некоторыми другими произведениями в следующем сезоне в концерте Главача при Электрической выставке в Москве.) в последущие годы Рахманинов совершил концертные поездки по России и зе границей. В 1896-1898 гг. он дирижировал в опере Мамонтова, в 1904-1906гг. – в Большом театре. С 1906 по 1909 Рахманинов жил в Дрездене, после чего вновь возвратился в Россию.

В период с 1917 по 1943гг. Рахманинов находился за границей, преимущественно в Америке. До последних дней жизни он систематически занимался концертной деятельностью. В годы войны Рахманинов дал ряд концертов в пользу Красной Армии. Скончался он 28 марта 1943 года в Лос-Анджелесе.

На протяжении всей жизни, за исклдючением годов творческого кризиса (конец 90-х годов и десятилетие после отъе6зда из России в 1917 году.), Рахманинов занимался композицией. Приводим даты сочинения им крупнейших фортепианных произведений. 1-й концерт – 1890-1891, 2-й концерт - 1900-1901, 3-й концерт – 1909, 4-й концерт – 1927, «Рапсодия на тему Паганини» - 1934.

«громадного роста, с крупными чертами аскетически сухого и бритого. Всегда бледного лица, суровым взглядом, коротко родстриженными на большой голове волосами, длинными руками и пальцами, дающими ему возможность свободно брать аккорды в приделах дуодецимы, грубам, с басовым оттенком голосом».

У Рахманинова были феноменальные музакальнве способности, проявлявшиеся, между прочим, в совершенно несравненной музыкальной памяти. Он помнил решительно все, что когда-либо слышал, он запоминал с необычайной быстротой по слуху самые сложные музыкальные произведения.

О каком бы музыкальном произведении ни заговорить – будь то фортепианное сочинение или симфоническое, современного автора или прежнего – что хотите, если он только это сочинение слышал, это значит он его знает наизусть и может сыграть, не наиграть, а именно сыграть как вещь, которую он учил. 

Особенность глубокого жизненного обаяния рахманиновского пианизма в его песенной напевности и распевности. И этими же качествами насыщенна его музыка. В Рахманинове-пианисте всегда присутствовала русская лирико-творческая стихия, хоть и скованная в своем проявлении высоким забронированным академическим мастерством, но хранящая образы безмерных родных далей, величавое раздолье русских пейзажей и «говор» и тишину лесов и полей. В лиризме своем Рахманинов показывал себя чутким слушателем русской природы: он равно умел слышать и ее тишину и ее «зеленый шум» - голоса весны, зовы жизни, пробуждающейся и манящей из каменных тисков города и условностей света.

Характерно, что в пианизме его, при всей красоте воли, мужества и твердости, убежденности, уверенности каждого удара, все-таки за неприклонностью замысла ощущалось постоянное рождение вновь творческого процесса. Это ощущение передавалось силой выявления мелодического контура всей композиции, даже ритма, ибо и акцентный ритм, и ритм длительностей, и цезур и «воздушных пауз», т.е. еле уловимых «молчаний» и передышек (они были у Рахманинова столь же осмысленно прекрасны, как у Шаляпина), и ритм глубины дыхания – все, все было пронизано мелодической закономерностью чередавания прилива, отлива и смен светотени, а главное, овеяно орлиным полетом, спокойной властностью.

Рахманинов ни разу на в одном глухом городишке не похволили себе легко отнестись к своему исполнению, и все равно, какая бы публика ни была перед ним, он ей давал самое лучшее, самое первоклассное. Это был всегда Рахманинов, тот, кто и перед пустой залой, если он сел за рояль, должен создать, сотворить вещь, дать ее абсолютно, сгореть в ней и быть после игры быть выжатым лимоном, бледным до серой испарины, исчерпанным до изнеможения, молча полулежащим в антракте. Кроме внутренней творческой подготовки к исполнению, он всегда готовился к нему технически, играл по 8 часов в сутки обязательно, куда бы он ни ехал и где бы ни был.