Тамара, 34 года (1968 г. р.), врач-терапевт, латышка, вдова Николая, русского

Начало в фойе

Настя: шаг 3 – Швейцария, Австрия, Германия. Новая немецкоязычная драматургия. Именно в этом сборнике опубликованная пьеса Норд ост, которая сегодня будет представлена на сцене театра Артишок. Этим показом театр открывает проект Документальный театр, в рамках которого будут представлены современные актуальные тексты. Артишок – это культурный центр а Алма-ате, бывшей стлице Казахстана. Это место которое очень любят алматинцы и гости города и всегда приходят сюда, ожидая увидеть что то интересное. В зале уже собирается публика… Скажите пожалуйста а что вы ждете от сегодняшнего показа? Спасибо. Вот уже звучит третий звонок. Итак первый независимый казахстанский театр представляет пьесу о первом оригинальном российском мюзикле.

Настя стендап: В среду 23 октября 2002 года в 21:05 сорок два чеченца захватывают здание Театра на Дубровке в Москве. Они прерывают действие мюзикла «Норд- Ост» и берут в заложники восемьсот пятьдесят человек. Их требования: полный вывод русских войск из Чечни. Захват длится пятьдесят семь часов, погибают сто семьдесят человек.

Настя: Действующие лица:

Тамара, 34 года (1968 г. р.), врач-терапевт, латышка, вдова Николая, русского

Ольга, 45 лет (1957 г. р.], бухгалтер транспортной экспедиции, русская, жена Олега, русского,

 Зура, 23 года [1979 г. р.), лаборантка, чеченка, вдова Аслана, чеченца

Место действия: Москва Время действия: Октябрь 2002-го.

Часть 1. ВОЙНА

Зура. Смерть Аслана

— Отражение.

Это было последнее, что Аслан сказал. Видимо, какой-то русский уви­дел его отражение в оконном стекле. Ну, и выстрелил первым. Хотя у нас в Грозном почти все стекла разбиты. Взгляд у Аслана был извиняющийся, как будто он хотел сказать: жаль, так мало целых стекол, а я попался. Но он еще прошептал это единственное слово:

— Отражение.

Его всего изрешетило пулями. Только голову не задело. Я ее гладила. Под конец он смотрел на меня так, как никогда прежде. Словно я ангел небес­ный, который забирает его в рай. Уф-ф-ф...

Я просто легла на него. Все было в крови. Брат Аслана пытался оторвать меня от него, но у меня была истерика. Им пришлось нести нас на кладби­ще вместе. Там я его отпустила. Шел снег. Это было за четыре дня до кон­ца рамадана, два года назад.

У меня от него ничего не осталось. Через два месяца они разбомбили наш дом. Все вещи сгорели. Я как раз за водой вышла. Коробка с фотография­ми — сгорела. Всего квартала больше нет. Наши кольца я отдала сестре на ее свадьбу. Больше от Аслана у меня ничего нет. Я бы так хотела иметь от него дочь, но не вышло. Два месяца ничего не происходило. На третий по­шла кровь. Я хлопала себя по ляжкам. Не вышло.

В итоге у меня от Аслана остался только амулет с его фотографией. Но и это русский патруль отнял во время вечерней проверки.

— Конфисковано! — сказал какой-то толстый русский.

— Ну пожалуйста, это всего лишь дешевый амулет с фотографией, — умо­ляла я.

— Конфисковано! — повторил он.

Другие просто жевали жвачку, усмехаясь. Я упала перед ним на колени, но это не помогло. Можно сказать, мне повезло, что меня не тронули. Я видела много мертвых, но когда там Аслан лег... то всему настал конец.

Тамара. Возвращение Николая

Когда мы встретили Николая на Курском вокзале, он нас сначала вообще не узнал. Он шел по перрону нам навстречу, как призрак. Он прошел бы мимо, но Таня преградила ему путь.

— Привет, папа! Ты куда смотришь? — спросила моя дочь.

Ей тогда было пять. Это было в 2000 году, на второй день новогодних празд­ников.

— Привет... привет, — он никак не мог вспомнить Танино имя.

— Я же твоя Танечка, — помогла она ему.

На меня он смотрел так, как будто я собираюсь проверить у него билет.

— Николай... Это же я... Тамара... жена твоя, — прошептала я.

— Моя жена, — повторил он, словно уча заново два новых слова. Потом он протянул мне руку. Это был практически последний раз, когда я слышала, как он говорит.

Он шестнадцать месяцев был на юге Чечни, в расположении русских во­йск в Урус-Мартане. С начала второй чеченской войны. Шестнадцать ме­сяцев. Двадцать четыре часа в сутки. Каждую секунду война. Он редко звонил. Никогда не писал. Он был дома только один раз — на про­шлый Новый год. Уже тогда я заметила, что на него это слишком сильно действует. Что он недостаточно силен. И что это его сломает. Но что я мог­ла сделать?

Потом мы отметили Новый год. Я запекла карпа. Таня нарядила елку. Ма­ма упаковала подарки. Николай пил водку. Это было что-то новое. Он на­чал там пить. Но он никогда нам ничего плохого не делал. Он пил, чтобы успокоиться. Чтобы оставаться спокойным. Чтобы никого не обви­нять. Только спокойно.

Еще он слышал шорохи. Может, даже и не слышал, но он все время при­слушивался. Иногда он обрывал разговор тихим «шш-ш...» и прислуши­вался.

И пистолета раньше не было. Днем он лежал в ящике под телефоном, а но­чью у него под подушкой. Я знала: говорить об этом бесполезно. Я знала: ему нужно время. Но я не знала, надолго ли хватит у меня сил.

Зура. Загнанный зверь

Мне тогда пришлось переехать к старшему брату Аслана и его семье. По­сле смерти Аслана брат мужа должен был заботиться обо мне — всегда же кто-то из мужчин должен заботиться, — но я просто не обращала на него внимания.

Я стала совсем пустой. Отупевшей. Ни с кем больше не гово­рила. И с матерью тоже. Забыла даже об омовениях и молитве. А когда од­нажды, три месяца спустя, я пошла за хлебом и вернулась, дверь оказалась закрыта. Они меня просто отрезали.

В Грозном комендантский час. Без пропуска запрещено выходить на улицу. Я пошла в Красный Крест. Они отправили меня обратно, потому что я не была ранена. Я подумала, не прострелить ли себе руку.

Я пыталась найти подвал — спрятаться от бомбежки. В одни подвалы заяв­лялись солдаты или мародеры, другие уже были заняты, третьи заминиро­ваны. В каких-то были только трупы или крысы, там я и пряталась. Я бы­ла как загнанный зверь. Многие были ночью изнасилованы или застреле­ны. Мне повезло.

Месяц спустя я столкнулась с Селой. На проспекте Победы. Сначала она меня даже не узнала, такая грязная и отупевшая проплелась я мимо нее. Но она обернулась и сказала:

— Аллах акбар, Зура... наконец-то я нашла тебя!

Села — моя лучшая подруга. Ее мужа убили в их первую брачную ночь. Она меня уже везде искала.

— Борьба за независимость — сейчас самое важное, — сказала она. — Му­жа у тебя больше нет, детей тоже — терять тебе нечего.

Села взяла меня с собой к Мовсару Бараеву.

Ольга. Командировка Олега

Олег только один раз был в Грозном, по делам. Его начальник занимает­ся продажей баков для воды. Олег — мой муж. Он ездил туда на машине. Я волновалась, потому что это было как раз во время той истории с похи­щением и выкупами.

Это было в конце 1998 года. Тогда Арби Бараев взял в заложники четырех инженеров какой-то британской телефонной компании. Бараев — тот самый чеченский полевой командир, который со своим «Исламским пол­ком» нападал на наших, где только мог. Как раз, когда Олег был там, теле­фонная компания заявила, что не станет платить выкуп. На обратном пути, где-то за километр перед ним, ехал военный конвой. Черный джип «гранд-чероки» и три армейских грузовика. Это было 8 де­кабря. Только что рассвело. Ему было видно их сверху, с серпантина. Вдруг колонна остановилась. Олег тоже.

Из черного джипа вышел мужчина. Олег говорит, он уверен: это был Арби Бараев. Двое его людей что-то поставили на дорогу, потом поехали дальше. Олег тоже. Он доехал до этого места — там стояли четыре маленькие ко­робки. Поперек, в ряд. Как шлагбаум из бомб. Он не смог бы дальше про­ехать, не задев их.

С противоположной стороны подъехал пикап с надписью «npecca-Press«. Двое британских журналистов сразу начали снимать и фотографировать. Потом они осторожно открыли ко­робки. Там внутри были отрезанные головы четырех инженеров. 24 часа спустя каждый знал Арби Бараева — «Головореза».

В июне 2001 года спецслужбы нашли Бараева и убили. После этого его пле­мянник, Мовсар Бараев, взял на себя руководство «Исламским полком». Олег говорит, что Бараева не интересует независимость Чечни. Только деньги, оружие, нефть и торговля людьми — так же как и его дядю. Олег говорит, что Чечня — это болото, черная дыра.

Уже несколько раз наши военные объявляли о смерти Бараева. Последний раз Олег просто фыркнул.

— Это уже третий раз, как они объявляют его мертвым. Сколько жизней он выкупил у Аллаха?

Зура. Аудиенция у Бараева

Мы с Селой поехали в Месхер-Юрт. Это пятнадцать километров на восток от Грозного. Мимо горящих нефтяных скважин. Там расположена штаб- квартира Мовсара. На бывшем нефтеперерабатывающем заводе. Тща­тельно охраняемом. Села недавно стала «шахидкой», избранной в «Ислам­ском полку» Мовсара.

Он держался по-дружески. Мы пили чай, и Села долго рассказывала обо мне. Что мы вместе начинали учиться на лаборанток и что русские убили моего мужа. Что я тоже вдова.

Мовсар — молодой, долговязый, короткие черные волосы, безбородый, черные глаза... Он постоянно поглаживал большим пальцем ствол своего «Калашникова». Время от времени он поглядывал в мою сторону. Долгим изучающим взглядом. Я чувствовала себя слов­но на суде.

Потом Мовсар остановился.

— Откинь чадру, — сказал он.

Я подумала, что ослышалась. Еще никто никогда не требовал этого от меня, кроме моего мужа. Но Села кивнула мне. Тогда я сняла ее, очень медленно. (ВСЕМ АКЦЕНТ НА ЧАДРУ) Мне было очень стыдно. Он снова изучающе посмотрел на меня. Я покрас­нела. И в какой-то момент отвела глаза.

Он сказал: я должна смотреть на него, но... этот острый взгляд. От Селы я знала, что Мовсар еще не женат. Он взял меня за подбородок.

— Насколько ты сильная? — спросил он.

Но ответ ему был не нужен. Он хотел, чтобы я об этом подумала. Мы с Мовсаром — ровесники, оба родились в Алхан-Кале. Мне кажется, я с самого начала ему очень понравилась. И тогда он отправил меня в тренировочный лагерь к Шамилю.

Шамиль — самый известный полевой командир в Чечне. К югу от Грозно­го в горах он постоянно тренирует новых бойцов. Недавно он начал фор­мировать бригаду «Черные вдовы». Подготовка террористок-«смертниц» длится двенадцать месяцев.

Тамара. Наследство Николая

После смерти Николая прошлым летом я год ни к кому не прикасалась. Но и за шесть месяцев до смерти, после его возвращения, мы не спали друг с другом. Я могла бы сказать, что из-за пистолета под подушкой, хотя это и не так. Однажды ночью я его долго ласкала и гладила, но он начал так всхлипывать, что я подумала: «Он больше никогда не успокоится». Наш последний раз был в Новый год, в 99-м.

С тех пор я завяла. Высохла. Я постоянно пекла себе блины с шоколадным кремом. Даже Таня уже не могла их видеть, хотя она обычно ест только сладости.

— Ну мама, опять эти мерзкие блины, — говорила она.

Четыре месяца назад я впервые после смерти Николая была на вечерин­ке. На празднике в больничном парке. Я врач-терапевт в Институте Склифосовского. На празднике Алина, моя коллега-латышка, сунула мне теле­фон Валентина.

— Попробуй с ним, он просто чудо, — уговаривала она.

Я позвонила ему той же ночью, сильно навеселе. Он этим зарабатывал на свое спортивное образование, тем, что уте­шал вдов. За деньги. Я целый месяц трахалась с ним, закрыв глаза... и ду­мая о Николае. Это было невероятно.

Но когда возникла опасность, что я скоро профукаю все, что осталось от Николая, я уступила Петру. Петр — у нас санитар. Он приятный. Произо­шло это три месяца назад. Просто так разумнее. А то как бы я смогла по­том все объяснить Тане.

Зура. В Москву

Я еще никогда так много не потела, как в эти двенадцать месяцев. Мы бе­гали, прыгали, плавали, лазали. Мы, как тюлени, проползали километр по реке. Каждый день выполняли по тысяче отжиманий, по тысяче подтяги­ваний на перекладине, по тысяче приседаний.

Я научилась водить джип, мотоцикл, грузовик и танк. Я могу взорвать лю­бой русский танк, если только смогу подойти достаточно близко. Я могу за минуту собрать и разобрать любое оружие, все равно какое, АК-47, кольт М-16. Смогу сделать бомбу из любого материала. Из нитроглицерина, чер­ного пороха, алкоголя, бензина или пластмассы.

Однажды вечером Мовсар и Шамиль пришли с планом «Норд-Ост». (ОБЩИЙ АКЦЕНТ)

— Мы отправляемся прямо в Москву, — объявил Мовсар. — На это они никак не рассчитывают. Мы заставим Путина закончить войну, как тог­да, когда Шамиль захватил заложников в Буденновске. Весь мир будет на нас смотреть!

В Москву. Так вот мы поехали в Москву. Мы с Селой ехали вместе с Мовсаром и Саидом, его адъютантом, на «гранд-чероки». Мовсар, по тра­диции и в знак уважения, купил себе такой же джип, как у дяди. Я говори­ла Мовсару:

— Это же безумно рискованно, все знают эту машину!

— В Москве два миллиона машин. Зура... ты должна положиться на волю Аллаха, — при этом он снова смотрел на меня, как тогда.

Поначалу другим вариантом был мюзикл «42nd street«. Но месторасполо­жение и само здание говорило в пользу театра на Дубровке. Да к тому же «Норд-Ост» — первый оригинальный русский мюзикл.

— В нем русская тирания прославляется с позиций патриотизма, — ска­зал Мовсар.

Кайра, одна из шахидок, сняла несколько квартир на боковой улице рядом с Дубровкой. Там мы и готовили операцию.

* * *

Ольга. Ночь накануне

Я долго копила на билеты. Долго. Я работаю в бухгалтерии одной транс­портной экспедиции. Каждый месяц я откладывала понемногу. Сначала накопила на билет для Майи. Моей дочке девять. Она хочет стать балери­ной. С самой премьеры целый год она мечтает попасть на «Норд-Ост». По­том для Людмилы, моей старшей дочери. Но она отмахнулась.

— Мама, это же такой китч. К тому же они приукрашивают сталинское время, — сказала она.

Ей шестнадцать, и она учится в техникуме.

А потом накопила на билет Олегу. Мы оба очень любим мюзиклы. Смо­трим все музыкальные фильмы по телевизору. В них мир все еще прекра­сен.

В общем, я купила только три билета. Они стоили по три тысячи рублей, в двенадцатом ряду. То есть девять тысяч на всех. Это большие деньги. У нас с Олегом выходит где-то 22 ООО в месяц. Меня мучила совесть, когда я покупала билеты на Пушкинской площади. Но это было ради Майи.

— Она подпрыгнула от радости, увидев билеты, — сказала я Олегу.

— Мама, это называется «сотте», — поправила меня Майя.

Вечером накануне мы сидели вчетвером за столом на кухне, ели пироги и играли в карты. Когда дети легли, мы открыли бутылку вина и стали го­ворить о будущем Майи и Людмилы. И о том, как у нас все начиналось. Об этом мы всегда говорим с удовольствием. А потом мы вместе пошли в по­стель.

Тамара. Ночь накануне

Я не верю в случайности. Нет. Все происходит так, как тому следует быть. У меня давно уже были куплены три билета на эту среду. Хо­тела пойти с Таней и с мамой. Но мой коллега свалился с гриппом, и я вдруг услышала свой голос:

— Ладно, тогда я беру на себя ночное дежурство.

«Зачем я это сделала?» — спрашивала я себя. Что на это скажет Таня? И мама? Мы же хотели в театр.

Так я оказалась вне ситуации. По ту сторону. И Петр тоже знал про биле­ты, но просто молча дал мне прикурить. Я позвонила домой и объяснила маме, что она должна продать билеты.

Накануне вечером Таня пришла ко мне в постель и сказала:

— Мама, почему никакой другой врач не может подежурить? Ты всегда делаешь какие-то вещи, которые мне непонятны.

— Знаю, Танюша, иногда твоя мама слегка сумасшедшая.

Зура. Ночь накануне

Я пять раз смотрела «Норд-Ост». Первый раз я плакала. До этого я еще ни­когда не была в театре. Даже в Драматическом театре в Грозном, до того, как они его разбомбили. Было так красиво, когда они все танцевали и пели. И все эти костюмы... И эта музыка... В конце на сцену даже самолет при­землился. А я все плакала и плакала. Пока Села не толкнула меня, потому что Мовсар уже начал поглядывать в мою сторону.

— Насколько ты крепка духом? — он взял мои руки в свои. - Будь сильной.

Потом у себя в квартире он рассказал про свою тетю Чаву:

— Чава была первой чеченской смертницей. Она подъехала на джипе, на­битом взрывчаткой, к военной комендатуре в Алхан-Юрте. Там она оста­новилась рядом с омоновцами, улыбнулась им и активировала взрывчатку. Ей было девятнадцать. Они убили ее брата.

Ночью накануне я запаниковала. Села сказала, что я должна взять себя в руки. Но я стала ей объяснять, что русские будут штурмовать театр и мы все погибнем во время этой операции. Тогда она замолчала. И потом про­шептала:

— За это мы попадем в рай. И снова увидим наших мужей. Она сказала, чтоб я повторяла за ней:

— Нет Бога, кроме Аллаха. И Мухамед — пророк его.

Нет Бога, кроме Аллаха. И Мухамед — пророк его, — повторила я. Мы очень долго молились. Это была ночь полнолуния. (ТРЕК КОРТНЕВА) Потом мы заснули, тесно прижавшись друг к другу. Лицом к лицу, взявшись за руки.

НАСТЯ стендап: Норд ост - первый российский мюзикл мирового класса с бюджетом около 4 миллионов долларов. Впервые в истории российского театра спектакль шёл ежедневно, как шоу бродвейского уровня. Продюссер мюзикла Норд-Ост – Александр Цекало. Часть вторая. ЗАХВАТ ЗАЛОЖНИКОВ

Ольга. В путь!

И вот он наступил, великий день — среда, 23 октября. Майя надела белое платье с венгерскими кружевами и свои балетки.

— Умереть хочешь, октябрь же на дворе! — говорю я ей.

Она, бурча, надевает фиолетовые резиновые сапожки, но балетки обяза­тельно хочет взять с собой. Олег пожимает плечами. Я разрешаю. Спек­такль начинается в 19:00. Мы садимся в наш «Москвич» и отправляемся.

— Открой бардачок, — говорит мне Олег.

Там лежит маленькая коробка конфет «Спартак». Он их специально ку­пил. На часах 18:15.

Зура. Склад

Мы едем на трех грузовых «Газелях» на склад одного шахида, недалеко от Новоспасского моста. Все готово. Мы загружаем автоматы, пистолеты, патроны, ручные гранаты и сто пятьдесят килограммов взрывчатки. Кре­пим веревками две большие бомбы на дно машин. Каждая весит сорок ки­ло. Нас двадцать женщин и на двое больше мужчин. Идет дождь. Села то­же сказала, что Мовсар смотрит на меня дольше, чем на других женщин. На часах 18:24.

Ольга. Дождь

Театр на Дубровке — это бывший шарикоподшипниковый завод. Мы едем по проспекту Мира. Потом по коль­цевой на юго-восток. Струйки дождя сверкают в лучах автомобильных фар и свете уличных фонарей. Дождь идет уже второй день. Олег смотрит на меня. Мы думаем о вчерашней ночи. Он улыбается. На часах 18:32.

Тамара. Ночное дежурство

Мы с Петром вместе дежурим на скорой. Проезжая по пути на наш первый вызов мимо Театра на Дубровке, мы видим перед входом толпу зрителей. Ярко освещен небесно-голубой баннер с чайками и надписью «Норд-Ост». На ступеньках стоит девочка. На ней желтая ветровка, совсем как у Тани. Я вздыхаю. Петр включает радио. На часах 18:36.

Ольга. Рука Ольги

Мы едем по кольцевой мимо восемнадцатиэтажных домов. Так много окон, думаю я, так много одиноких людей. Мне повезло. Олег хороший муж. Не пьет. Не бьет нас. Он защищает нас. Я кладу руку ему на колено. На часах 18:39.

Зура. Автомат

Наша команда разделяется. Сайд с двенадцатью шахидами берет на себя боковой вход с улицы Мельникова. Села и я атакуем с Мовсаром и осталь­ными главный вход. Все женщины в чадрах. Мы закрепляем пояса со взрывчаткой у себя на животе. Мовсар повторяет, что ни один из наших поясов не должен быть активирован без его четкой команды. Потом он дает мне автомат. На ча­сах 18:46.

Ольга. Майя танцует

В гардеробе Майя снимает сапоги и снова надевает балетки. Увидев это, гардеробщица говорит: — Что, хочешь балериной стать?

Майя сияет и исполняет прямо на месте несколько пируэтов. Она иногда любит пошалить. Мы сдаем пальто и шапки. На Олеге темно-серый ко­стюм, который он слишком редко надевает. Я в синем вечернем платье с отделкой. Второй звонок. Мы входим. На часах 18:55.

Тамара. Рука Петра

Перед Новоспасским мостом мы проезжаем мимо какого-то склада. Перед воротами стоят двое мужчин в форме. Кажется, милиционеры. У их ног черный терьер в наморднике. Мне не по себе. Идет дождь. Петр кладет ру­ку мне на бедро. Чаще всего после ночного дежурства мы спим с ним, пока Таня в школе. И с ним я тоже думаю о Николае. Я убираю его ру­ку. На часах 18:58.

(ОРКЕСТР НАСТРАИВАЕТСЯ)

Ольга. Третий звонок

Я еще раз быстро выбегаю, чтобы купить програмку. На обратном пути я спотыкаюсь и едва не падаю на молодого человека в нашем ряду. Третий звонок. На часах 19:00.

(НАЧАЛО СПЕКТАКЛЯ)

Зура. Начало представления

Звонок мобильника. Кое-кто из наших хватается за оружие. Мы все пре­дельно напряжены. Саид передает Мовсару телефон. Мовсар вслушивает­ся, кивает и выключает аппарат.

— Спектакль начался вовремя, — говорит он спокойно.

Сайд вешает на стену план театра. Мы в последний раз повторяем порядок

действий. Я буду сильной. На часах 19:01.

Настя. Мюзикл «Норд-Ост» поставлен по роману Вениамина Каверина «Два ка­питана». В нем рассказывается о мальчике-сироте Сане и о капитане Татаринове, корабль которого был зажат во льдах в Се­верном Ледовитом океане. Чтобы завоевать любовь Ка­ти, дочери  капитана, Саня отправляется на поиски Татаринова. Так он сам становится капитаном.

* * *

Зура. Штурм Москвы

Три грузовые «Газели» с сорока двумя шахидами покидают помещение склада. Лает черный терьер. На часах 20:48. Путь до театра занимает ров­но 12 минут. Мы много раз засекали время. Мы с Селой молимся. Минуя стоянку, мы подъезжаем прямо к ступеням главного входа. Антракт только что закончился. Мы выпрыгиваем из машин. Мое сердце бешено колотится. Все смотрят на Мовсара. Он вскидывает вверх автомат и дает отмашку.

То, что сейчас произойдет, мы репетировали двести раз. Мы — боевой опе­ративный отряд. Один общий мозг из сорока двух частей. Каждый точно знает, что делает он сам, и что — другие. Каждый помнит все свои движения даже во сне. Каждый знает, где он дол­жен находиться и где находится противник.

Мы врываемся. Через стеклянные двери фойе. Это не тренировка, это все­рьез. Сейчас направо — и прикрытие, теперь налево и прикрытие. Мы дей­ствуем как отлаженный часовой механизм. Холод металла в руке. Прият­ное чувство. На этот раз мы атакуем. На этот раз мы быстрей. На этот раз мы — большой сюрприз. Мы — это штурм Москвы. Нет Бога, кроме Алла­ха — а мы его пророки. На каждого, кто работает в театре, направлено ду­ло автомата. На четырех буфетчиц в фойе. На обоих охранников. Они воо­ружены.

— Пистолеты на пол... быстро!

Руки за голову! Я рядом с Мовсаром. Я чувствую его запах. Три контролерши справа, три слева.

Мовсар кивает мне. Он хорошо пахнет. Двое мужчин в регуляторной. Ага, смотрите! Ага, бойтесь теперь! Прямо — проход... А от­туда — сразу на сцену. На мониторах танцевальный номер «Пилоты». Пре­жде чем он закончится, театр будет наш. Сейчас мы — капитаны, и капитанский мостик перейдет к нам.

ВИДЕО (танец пилотов)

Ольга. Захват заложников

На сцене идет танцевальный номер «Пилоты». Восемь летчиков поют и бьют чечетку. На них форма времен Второй мировой. Вдруг на сцене появляются мужчины в современной камуфляжной форме. Ага, думаю я, они пытаются связать действие с современностью. Выстрел. Оркестр замирает. На сцену выводят пленных. Они тоже в современных костюмах. Очень остроумно придумано! Олег тоже одобрительно кивает. Только Майя хватает меня за руку.

Хорошо играют, думаю я. Я точно это помню, потому что потом было так стыдно, что я ничего не заметила раньше. Все по-настоящему. Все. Теперь всех за­ставляют сесть на край сцены лицом к оркестровой яме. Потом еще один выстрел в воздух. На потолке лопается несколько лампочек. Собственно, только тогда я по-настоящему поняла.

Из боковых дверей вдруг появляются женщины в черном. На них пояса со взрывчаткой. У них пистолеты. Со сцены десять солдат направляют на нас автоматы. Они в шерстяных масках. Четверо мужчин втаскивают в зал две бомбы размером с водонагреватель. Голоса остальных слышны в партере и на балконе.

Затем на сцену выходит Мовсар Бараев. Не очень-то он похож на мертве­ца. Он в камуфляже и черной шерстяной шапке. Становится тихо. Его тре­бования столь же просты, как и невозможны:

— Если Кремль в течение недели не начнет вывод войск из Чечни, мы взрорвем себя вместе с театром.

«Путин сможет показать миру, насколько ему дороги собственные граж­дане», — сказал он.

— Русские! Мои моджахеды готовы умереть. После пяти лет войны вы должны знать: мы любим смерть больше, чем вы — жизнь.

Затем он покидает сцену. Олег говорит:

— Еще один Бараев — это нехороший знак...

Тамара. Военный механизм

Мы получаем сообщение по рации. Мы только что закурили по одной у больницы № 13. Мы немедленно мчимся на трех машинах скорой помо­щи к театру. Я вся взмокла. Мы всего в нескольких кварталах. Идет дождь.

Милиция окружает здание плотным кольцом. Я благодарю небо, что сия чаша миновала нас, что мама продала билеты. Петр протягивает мне поло­тенце.

Везде мигалки. Подъезжают пожарные. Красный крест. Военные. Даже танки. Со времен ельцинского кризиса в 93-м я не видела больше тан­ков в Москве. В городе объявлено чрезвычайное положение. Больницы го­товятся принять восемьсот пятьдесят раненых — столько зрителей в теа­тре. Это безумие.

ФСБ формирует оперативный штаб напротив театра. Появляются первые офицеры спецслужб: спецотряд «Альфа», спецотряд МВД ОМОН, анти­террористические отряды «Вымпел» и «Витязь», элитное подразделение спецназа. Все занимают свои позиции. Наступает тишина. Наша карета скорой помощи стоит капотом к линии ограждения. Мы не спу­скаем глаз с главного входа. «Как зрители в автокинотеа­тре», — думаю я. Собирается все больше и больше людей. Родственники и близкие настойчиво требуют от меня информации. Я знаю не больше, чем они. Спецназовцы «Альфы» выставляет второе ограждение. Тем не менее все спокойно. Удивительно тихо. Мертвая тишина. Один из фээсбэшников, Шакрасов, представляется мне.

— Если у вас возникнут проблемы, всегда обращайтесь сначала ко мне, — говорит он с показной вежливостью, типичной для сотрудника секретных служб.

Глаза у него разного цвета. Я звоню Тане. Она всегда спит в маминой комнате, когда я на ночном дежурстве. Никто не берет трубку. Мама, наверное, опять уснула перед телевизором.

Ольга. Театр - крепость

— Не звонить! Оставаться на местах! Берегите силы! Если возникнут про­блемы, поднимите руку! Тогда к вам подойдет шахидка и займется вами! —

зычным голосом объявляет человек со сцены, возможно, помощник Ба­раева.

Нас караулят около двадцати террористок-смертниц. Они ходят взад и впе­ред по проходам между дверями и рядами. Или, прислонившись к стене со своими пистолетами, наблюдают за нами. И мы наблюдаем за ними — украдкой.

«Черные вдовы». Так назовут газеты террористок-смертниц. Жен погиб­ших чеченских боевиков. Большинство из них молоды, где-то двадцати - двадцати пяти лет.

Как выглядит человек, который смерть любит больше, чем жизнь, спра­шиваю я себя... Когда он готов умереть... Когда ему больше нечего терять. Они говорят: им достаточно только соединить два проводка, и мы все взле­тим на воздух. Мы верим им.

Женщины вешают на балкон, на кулисы и над дверями черные полотни­ща с лозунгами: «Аллах акбар» и «Нет Бога, кроме Алла­ха. И Мухамед — пророк его».

Два чеченца приносят большую бомбу в середину нашего ряда. Там не­сколько свободных мест. Слева. Недалеко от нас. Рядом на своем посту одна из «черных вдов». Вторую бомбу они на блоках поднимают на бал­кон. Затем прикрепляют к обеим бомбам запалы, осторожно заряжают их. Устанавливают еще взрывчатку: на дверях, на кулисах, на колоннах, поддерживающих балкон. Они минируют весь зал.

Олег сжимает мою руку. Майя сидит между нами и хватается за наши сце­пленные руки. На часах 23:30. Спектакль обычно идет до половины одиннадцатого. Мы могли бы, собственно, быть уже дома и смотреть ночной выпуск новостей. И, может, выпили бы вина. Как вчера. Но ничего уже не будет, как вчера.

На самом деле, мы просто хотели посмотреть мюзикл, где добро побежда­ет зло. Мюзикл с хэппи-эндом.

ВИДЕО (чеченцы)

Настя: ТРИО.

Тамара. Сегодня четверг, 24 октября 2002 года. 0:05. Радио «Эхо Москвы» — прямой репортаж о захвате заложников в Театре на Дубровке. С полуно­чи идут переговоры.

 3 у р а. Мовсар кричит в телефон, что он будет говорить только с политиками.

Тамара. Вместо милиции захватчики требуют серьезных представителей для переговоров.

Зура. Сайд поднимается на сцену и спрашивает: есть среди вас мусульмане?

Ольга. Некоторые осторожно поднимает руки.

Зура. Иностранцы есть?

Ольга. О коло семидесяти человек поднимают руки.

Тамара. Сегодня ночью температура опустится до нуля...

Зура. Все мусульмане могут встать и выйти вперед.

Ольга. И еще один грузин и несколько детей.

Тамара....ветер юго-западный, слабый до умеренного.

Ольга. Всего отпускают 30 заложников.

Тамара. Наши корреспонденты ведут прямой репортаж с линии заграждения.

Зура. Сайд записывает имена иностранцев.

Тамара. Радио «Эхо Москвы». Тел: 095 202 9229

Ольга. Мы с Олегом думаем об одном: как вывести отсюда Майю.

Тамара. ФСБ отправляет тридцать заложников в спортзал по соседству, где их ждут родные и близкие. Потом их допрашивают по отдельности.

Ольга. Еще вчера все это было... только на экране. Сегодня — это реальность...

Тамара. Вдруг перед главным входом театра появляется молодая женщина. Ни­кто не знает, как она пробралась через ограждение.

Ольга....Я всегда думала: это так далеко. Это все нас не касается. Это же поли­тики, которые все решают...

Тамара. ФСБ и милиция кричат ей, чтобы она вернулась, но женщина не реаги­рует. Я выпрыгиваю из машины и подхожу ближе.

Ольга....А нам всегда казалось, что в Москве мы в безопасности...

Тамара. Женщина, кажется, растеряна и неуверенно стоит на ногах.

Ольга....Это же столица! В столице же должно быть безопасно. Путин всегда говорил, что хочет сделать столицу безопасной...

Зура. Мовсар и Сайд решают, отпускать ли иностранцев. В конце концов, они не имеют никакого отношения к нашей войне.

Ольга. Вдруг в зале появляется эта женщина. Она слегка пошатывается. Никто не знает, откуда она пришла.

Зура. Мы оторопели. На вид ей около двадцати пяти. Она карабкается на сце­ну к Мовсару.

Ольга. «Что вы тут делаете? — кричит она. — Вы что, не видите, что это клоун?»

Зура. Она указывает на Мовсара.

Тамара. Мой мобильник вибрирует в кармане халата.

Ольга. «...Это же все клоуны. Почему вы просто не идете домой?!» — она похо­жа на мою школьную подругу.

Тамара. Это мамин номер. Странно.

3 у р а. Мовсар совсем ошарашен. Никто не рассчитывал на то, что у нас вдруг бу­дут гости.

Ольга. Никто не осмеливается ей ответить. Мы онемели.

Тамара. Я беру трубку. Ничего не слышно. Вдруг издалека слышится голос, но он не мамин.

3 у р а. «Да просто пристрели ее!» — кричит Резван с балкона.

Ольга. «Отпустите ее, она же пьяна», — кричу я вдруг и чувствую, как Олег крепче сжимает мою руку.

Тамара. Мама, сделай телевизор потише!

3 у р а. «По шариату 40 палочных ударов за пьянство!» — кричит Резван.

Ольга. «Перестань, — говорит Олег. — Не вмешивайся». Майя смотрит на ме­ня с интересом.

Тамара. Мама?

3 у р а. «Вас всех расстреляют, — кричит женщина. — Одного за другим». — «Она из ФСБ, — кричит Ризван. — Пришла сюда шпионить!»

Ольга. «Дайте ей просто уйти», — кричу я, вопреки предостережению Олега.

3 у р а. Какая смелая эта женщина в синем платье, думаю я.

Тамара. Вдруг я слышу: кто-то тихо всхлипывает. И в тот же момент понимаю: это Таня! И я понимаю, где она.

Зура. Дадаш зажимает рот пьяной. Она сопротивляется. Мовсар совещается с Саидом.   

Ольга. Впереди, через три ряда, я замечаю девочку, которая, нагнувшись, зво­нит по телефону. Ей лет семь. Нам же запрещено звонить.

Тамара. Таня, ты должна сейчас быть очень храброй. Это недолго продлится. А бабушка Эдита с тобой? Да? Хорошо. Я уже совсем близко. Слышишь, я на улице, со скорой помощью, прямо у входа. Я постараюсь вас оттуда вытащить. Я сделаю все возможное, Танечка, все, все. И бабуш­ке скажи... Я вас вытащу.

Ольга. Вот она перестала говорить. На ее коричневой футболке написано»Riga«.

Зура. Мовсар подает Дадашу знак.

Тамара. Я поворачиваюсь к Петру. Меня бросило в жар. Он сидит на переднем сидении и вопросительно смотрит на меня. Я снова отвора­чиваюсь.

Ольга. «Снимите маски и покажите лица! — кричит женщина. — Покажите лица!»

Зура. Дадаш стаскивает ее со сцены вниз, к запасному выходу в центре зритель­ного зала.

Тамара. Открывается боковая дверь. Женщину выталкивают на улицу. Она ша­тается, но удерживается на ногах. Все затаили дыхание.

Зура. Сначала я думала, что Дадаш ее просто выгоняет. Но потом он поднима­ет «Калашников»…

Ольга. Я прижимаю голову Майи к себе.

Зура. Дадаш!

Тамара....прицеливается...

Ольга. Лицо Майи прижато к моей груди. Глаза закрыты.

Зура. Нет!

Тамара....и нажимает на курок.

Ольга. Я слышу три выстрела.

Тамара. Женщина оседает и остается лежать. Шакрасов поднимает обе руки вверх, чтобы никто не стрелял в ответ.

Ольга. Теперь уже всем окончательно становится ясно: это не в телевизоре.

Тамара. Гробовая тишина на площади. Это не автокинотеатр.

Ольга. Нас всех так трясет, что весь ряд кресел дрожит.

Зура. Дадаш снова закрывает дверь и говорит: приказ выполнен.

Ольга. Я все еще прижимаю к себе голову Майи.

Зура. Дадаш смущенно усмехается. Обычно все аплодируют, когда мы в Гроз­ном взрываем русский танк. Но мы в Москве.

Тамара. Там лежит первая жертва.

Зура. Возможно, это была ошибка. И Села это тоже сейчас ощущает.

Тамара. Нет. Секунду. Она же только что пошевелилась?! До нее, может быть, метров пятьдесят. Я хватаю свой чемоданчик и хочу броситься к ней, но солдаты останавливают меня.

Зура. Мовсар жестом подзывает Дадаша и говорит заложникам: «Оставайтесь спокойно на своих местах».

Ольга. Как в самолете, думаю я. Там тоже нужно сидеть на своем месте в слу­чае опасности.

Тамара. Мы должны вынести ее! Она еще жива. Она еще шевелится!

Ольга. Я всегда думала, что все это так далеко...

Тамара. Тогда позовите кого-нибудь, кто может принять решение, но только быстрее!

ВИДЕО БОЕВИКИ О ДЕВУШКЕ

Ольга....Чечня же находится в двух тысячах километров от нас. И вдруг эти боевики оказываются прямо перед тобой, совсем близко...

Тамара. Подходит Шакрасов. «Слишком опасно, — решает он. — Пожа­луйста, оставайтесь за ограждением».

Ольга.... и смотрят тебе прямо в лицо...

Тамара. Я не знаю, в глаз какого цвета мне ударить сначала.

Ольга....И как это они добрались сюда? Просто через пограничный контроль? Со всем этим оружием? Просто прогулялись в театр? Всегда кажется, что ты в безопастности: своем доме, в метро, в универмаге.. Но это заблуждение.

ВИДЕО (зал заложников)

Ольга. Олег тайком показывает мне сообщение от Люды. SMS 22:16: «Мама! Па­па! Майя! Только что увидела по телевизору. Кошмар! Пожалуйста, пожалуйста, подайте знак!» И SMS 23:31: «Я сейчас перед театром. Не уй­ду, пока вы там!» — Я стираю с губ помаду. На часах 1:30.

Зура. На часах 4:00. Села сменяет меня на посту. Я ненадолго засыпаю.

Ольга. Майя будит меня. На часах 7:15. Она хочет есть. Я даю ей последнюю конфету. Никто не знает, когда мы снова сможем поесть.

Зура. На часах 12:00. Путин выступает по телевидению с заявлением. Он возла­гает ответственность за захват заложников на иностранные террористи­ческие организации.

Тамара. Труп застреленной женщины убирают. Выясняется, что она из соседне­го квартала. Поссорилась с матерью и хотела предложить себя в обмен на ког<