Как Манечка переодевалась и что из этого получилось

 

Однажды Вероника Владимировна с Катей ушли в поликлинику, а Маня осталась дома одна.

Манечка любила одна оставаться. Она при этом времени не теряла. Она тут же полезла в шкаф, надела на себя мамино платье с оборками, чёрные туфельки на высоких каблуках, модную шляпу под смешным названием "таблетка" и стала пристально и внимательно разглядывать себя в зеркало.

Потом она накинула на плечи мамину шаль, приколола мамину брошку, а рядом два своих значка, "Чебурашку " и "Крокодила Гену", и, очень довольная, стала прохаживаться по комнате. Шляпа-"таблетка" сползала Манечке на круглый розовый нос, ноги в туфлях то и дело подкашивались, отчего Маня раза два грохнулась на пол, оборки платья волочились по полу, но Маню это нисколько не смущало.

Она даже выглянула в таком шикарном виде в окно. И даже, как бы невзначай, вышла на балкон, чтобы её заметили Костя Палкин и Нинка Кукушкина, которые гуляли во дворе.

Ей казалось, что она стала необыкновенно хороша собой, и хотелось, чтобы Костя и Нинка оценили её красоту. Особенно ей хотелось понравиться Косте Палкину. Но Костя Палкин, как назло, на балкон не глядел.

Тогда Манечка перевесилась через перила и громко закричала:

— Костя! Нинка! Доброе утро!

Нинка Кукушкина посмотрела вверх и так и застыла, увидя Манечку Сковородкину. Она раскрыла рот и выпучила глаза, а брови её поднялись до такой степени, что, казалось, были готовы соскочить со лба. Странная фигура на балконе показалась ей одновременно Маней и Маниной мамой.

А Костя от удивления чуть не упал на землю.

Манечка осталась очень довольна произведённым ею впечатлением. Она поправила на плечах шаль, кокетливо улыбнулась себе в зеркало, но тут раздался звонок в дверь, и Манечка поспешила отворить, радуясь, что кто-то ещё увидит её в таком замечательном наряде.

На пороге стояла незнакомая маленькая старушка с жёлтым личиком и маленькой чёрной сумочкой и протягивала Мане какие-то бумажки.

— Вы будете гражданка Сковородкина? Вам срочная корреспонденция. Телеграмма. Распишитесь вот тут.

— Благодарю вас, — важно сказала Манечка. — Сейчас распишусь. Одну минуточку.

Она взяла из рук старушки огрызок карандаша, послюнила его круглым розовым языком и с большой старательностью вывела среди каких-то чёрточек и значков на бумаге большие кривые буквы "М" и "А", начало своего имени. Она уже собралась было приступить к букве "Н", как старушка нетерпеливо заглянула через её плечо:

— Что это вы, гражданка, так долго расписываетесь? У меня служебное время ограничено. Сейчас проверим, правильно ли вы расписались?

Она вырвала у Манечки бланк, надела очки и пристально взглянула на зеленоватый листок.

— Чего это вы тут разрисовали?! — сурово крикнула она. — Вы что, гражданочка, грамоте не обучены?

Она недовольно взглянула на Манечку сквозь толстые стёкла очков, и тут ей открылось, что перед ней вовсе не взрослая гражданка Сковородкина, а какая-то малолетняя особа в напяленной вкривь и вкось взрослой одежде.

— Что же это творится, граждане?! — закричала она. — Какие-то бессовестные дети нарушают общественный порядок! Обманывают взрослых! Больше никогда в жизни не стану вам доставлять на дом срочную корреспонденцию! Сами являйтесь на "пункт связи".

И старушка ушла, хлопнув дверью.

Манечка ужасно огорчилась. Её весьма испугали таинственные слова "пункт связи". Она живо представила себе, как они с Катей и мама с папой идут по серой, пасмурной дороге на "пункт связи", где их встречает сердитая старушка и связывает длинной грязной верёвкой.

От этой картины слёзы готовы были уже брызнуть из Маниных глаз, но тут в дверь снова зазвонили.

На этот раз Манечка уже с некоторым испугом открыла дверь. За дверью стояли Костя Палкин и Нинка Кукушкина. Их трудно было узнать. Костя был завёрнут в настоящую тигровую шкуру. По кафельному полу тянулся длинный, подбитый грязным белым шёлком, полосатый хвост. Из-под шкуры высовывались загнутые носки малиновых, бархатных, вышитых бисером, домашних туфель Костиной тёти Глафиры Андреевны.

На Кукушкиной была напялена огромная, до пят, чёрная телогрейка, вся перемазанная зелёной масляной краской. Нинка, сразу же, как увидела Манечку на балконе, побежала домой наряжаться. Но поскольку дом оказался закрытым на ключ, она нарядилась в телогрейку, валявшуюся на полу в лифтёрской.

Нинкина голова увенчивалась старым драным абажуром с чёрной от грязи бахромой, отчего Кукушкина походила на огромный ядовитый гриб с висюльками.

Оба гордо смотрели на Манечку. Потом, не говоря ни слона, прошествовали в квартиру.

В это время Валентин Борисович Сковородкин возвращался с работы. Он был доволен, что его отпустили с работы раньше времени

"Сейчас я увижу моих дорогих дочек, — с нежностью думал Валентин Борисович. — Всё-таки дети у меня славные. Интересно, чем они занимаются? Кажется, они собирались сегодня выжигать дощечку. Как бы не спалили всю квартиру, с них станет!.. Нет-нет, дети у меня хоть и озорные, но всё-таки достаточно благоразумные. Какое счастье, что я их сейчас увижу. Я так по ним соскучился!"

Войдя во двор, Валентин Борисович сразу же бросил радостный взгляд на окна своей квартиры… и у него захватило дух.

"Что это?! — остановившись, в сильнейшем недоумении подумал Валентин Борисович и даже потёр себя рукой по лбу. — Ничего не понимаю! Уж не совещание ли лесных троллей Московской области происходит сейчас на нашем балконе? Что означают эти три загадочные фигуры?"

 

 

Пока Валентин Борисович, приставив козырьком ладонь к очкам, соображал, откуда на его балконе могли взяться столь странные, непонятные существа, из подъезда напротив выскочила ещё какая-то небольшого размера диковина, покрытая с ног до головы проеденным молью ворсистым ковром, и, перебежав рысью двор прямо перед самым носом Валентина Борисовича, вскочила в подъезд, где находилась квартира семьи Сковородкиных.

В ту же минуту из соседнего подъезда выбежала радостная маленькая девочка, на голову которой была напялена коричневая сетчатая авоська, а на голые ноги — огромных размеров чёрные галоши. За ней торопился некто в синих очках, задрапированный в клетчатую розовую скатерть. И наконец последним важно прошествовало существо-"чемодан"…

Тут нервы Валентина Борисовича не выдержали, и он пошатнулся. Существо-"чемодан" было целиком одето в старый продранный матерчатый чемодан, из которого высовывались лишь голова, руки да ноги, принадлежавшие как будто бы самому обыкновенному парнишке лет восьми.

"Да-а, — подумал Валентин Борисович. — Дела-а… Видно, я переутомился, в отпуск пора". — И, потрясённый до глубины души только что виденным, стал подниматься к себе домой.

 

ПАПИНЫ ИЗОБРЕТЕНИЯ

 

Однажды Катя и Манечка призадумались, хорошо ли им живётся на свете. И решили, что хорошо.

У них всё было. Своя собственная комната, которую папа называл "площадка молодняка". Своя собственная шведская стенка, которую построил папа, когда увлёкся спортом. Свой собственный аквариум, который купил папа, когда увлёкся разведением аквариумных рыбок. Свой собственный гербарий с цветами и травами, который они собрали летом на даче вместе с папой. И наконец, целая гора своих собственных (бывших папиных) шахматных журналов, которые девочки любили разглядывать по вечерам перед сном.

Но это ещё не всё. В детской, рядом с книжным шкафом, в котором хранились свои собственные, Кати-и-Манечкины книжки с картинками, стоял, специально укреплённый на полу, большой деревянный велосипед, на котором можно было кататься, не съезжая с места. Конструкцию неподвижного велосипеда придумал папа, когда увлёкся изобретениями. К слову сказать, папа в то время изобрёл, кроме деревянного велосипеда, валенки для натирки пола, автоматический веник с моторчиком и новый сорт котлет.

Идея валенок была гениально проста. Надо было всего-навсего засунуть ноги в старые стоптанные валенки и натирать себе пол.

Чтобы не было обидно, папа, Катя и Манечка натирали пол по очереди. Папа уверял, что это очень полезное занятие, особенно для Мани. Но Манечка, натирая пол, так часто падала, разбивала нос и так громко хныкала, что её пришлось отстранить. И папа с Катей сами натирали пол, взявшись за руки и раскатываясь по полу каждый на одной ноге, в одном валенке, как будто катались на коньках.

Автоматический веник был устроен уже гораздо сложнее. К обычному венику папа приделал моторчик, и когда нажимали кнопку, веник начинал вырываться из рук и самостоятельно носиться по всей квартире.

Шуму от этого веника было много, пыли ещё больше, поэтому автоматический веник пришлось в конце концов упразднить, то есть снять с веника моторчик, что значительно облегчило уборку квартиры.

После изобретения автоматического веника папа изобрёл домашние качели. Он купил ящик гвоздей, топор, молоток, доски, с большим трудом достал инструкцию по изготовлению качелей и принялся строить.

Вскоре качели висели в детской комнате, на крюке, специально приделанном к потолку, и Катя с Манечкой весело на них раскачивались.

Папа так увлёкся, что сделал бы ещё качели в гостиной, для качания гостей, но мама испугалась, что может рухнуть потолок вместе с хрустальной люстрой, доставшейся семье Сковородкиных в наследство от бабушки. А кроме того, она опасалась, что вместе с потолком и люстрой на них может свалиться весь мебельный гарнитур семьи Четвертаковых, проживавшей этажом выше, вместе с хозяевами Анной Ивановной и Михаилом Юрьевичем, а также их сыном — семиклассником Володей.

Кстати сказать, вскоре выяснилось, что качелями в детской тоже нельзя пользоваться — с потолка сразу начинала сыпаться штукатурка.

Поэтому всё кончилось тем, что Маня катала на качелях свою куклу Зюзю, а Катя кота Мишкина, который всегда при этом норовил убежать и отчаянно орал и царапался, несмотря на свой спокойный, вежливый и положительный характер.

Да, кстати, кот Мышкин тоже был свой собственный. Катя и Маня нашли его, когда он был ещё совсем котёнком.

Словом, папины изобретения не принесли никакой особой пользы семье Сковородкиных. Кроме деревянного велосипеда. Деревянный велосипед пользовался в семье огромным успехом. На нём катались все — и Катя, и Манечка, и Валентин Борисович, и даже Вероника Владимировна.

Вероника Владимировна садилась на велосипед и принималась бешено вертеть педалями, когда сердилась. Когда ей в очередной раз страшно надоедало домашнее хозяйство и она горевала о том, что должна стоять у плиты или мыть полы вместо того чтобы с утра до ночи писать акварелью натюрморты и блистать на поприще искусства…

Валентин Борисович любил обдумывать на велосипеде очередное изобретение или трудную шахматную партию…

Катя с криком "ура!" влезала на велосипед, когда ей было очень весело или когда она с пластмассовой саблей в руках изображала красную конницу…

А толстая Манечка Сковородкина крутила педали, чтобы похудеть. И она похудела бы, уверяю вас, если бы, слезая с велосипеда, не мчалась сейчас же на кухню стрельнуть бутерброд с сыром, пирожок с капустой и стаканчик молока заодно с чашечкой компота.

 

ВРЕДНАЯ НИНКА КУКУШКИНА

 

Однажды Катя с Манечкой вышли во двор, а там сидела на лавочке Нинка Кукушкина в новеньком коричневом школьном платье, новеньком чёрном переднике и очень беленьком воротничке (Нинка была первоклассница, хвасталась, что учится на пятёрки, а сама была двоечница), и Костя Палкин в зелёной ковбойке, сандалиях на босу ногу и синей кепке с большим козырьком.

Нинка с воодушевлением врала Косте, что встретила летом в лесу настоящего зайца и этот заяц так Нинке обрадовался, что сразу же залез к ней на руки и не хотел слезать. Тогда Нинка принесла его домой, и заяц целый месяц жил с ними, пил из блюдца молоко и караулил дом.

Костя слушал Нинку вполуха. Истории про зайцев его не волновали. Вчера он получил от родителей письмо, в котором говорилось, что, возможно, через год они возьмут его в Африку, где они сейчас жили и строили молочно-консервный комбинат, и Костя сидел и обдумывал, что он с собой захватит.

"Не забыть удочку, — думал Костя. — Капкан для змей обязательно… Нож охотничий… Надо купить в магазине "Охотник". Да, ружьё ещё. Винчестер. Или двустволку".

Тут подошли Катя с Манечкой.

— Это что! — сказала Катя, выслушав конец "заячьей" истории. — Это пустяки! Подумаешь, заяц! Зайцы — это чепуха! Вот у нас на балконе уже целый год настоящая коза живёт. Аглая Сидоровна звать.

— Ага, — сказала Манечка. — Аглая Сидоровна. Она к нам погостить приехала из Козодоевска. Мы уже давно козьим молоком питаемся.

— Точно, — сказала Катя. — Такая коза добрая! Столько нам всего привезла! Десять пакетов орехов в шоколаде, двадцать банок козьего сгущённого молока, тридцать пачек печенья "Юбилейное", а сама ничего, кроме клюквенного киселя, супа с фасолью и ванильных сухарей, не ест!

— Двустволку куплю, — почтительно сказал Костя. — Из двустволки сразу двух тигров убить можно… А почему именно ванильных?

— Чтобы молоко хорошо пахло.

— Врут они! Никакой козы у них нет! — рассердилась Нинка. — Не слушай, Кость! Ты же их знаешь!

— Ещё как есть! Она в корзине спит по ночам на свежем воздухе. А днём загорает на солнышке.

— Врушки! Врушки! Если бы у вас на балконе коза жила, она на весь двор блеяла бы!

— Кто блеял? Зачем? — спросил Костя, успев погрузиться в размышления, брать или не брать в Африку тётино лото.

— А она блеет. Скоро сами услышите… А сейчас давайте в прятки сыграем?

— Давайте, — сказал Костя.

И Костя стал водить, а Маня, Катя и Нинка побежали прятаться.

Вдруг во дворе послышалось громкое козлиное блеянье. Это Манечка прибежала домой и заблеяла с балкона:

— Бе-е-е… Ме-е-е…

Нинка от удивления вылезла из ямки за кустами.

— Костя! Послушай!

— Ну да, блеет, — сказал Костя. — Я же говорил…

А Маня бекнула последний раз и побежала выручаться.

Теперь водила Нинка.

На этот раз Катя с Манечкой уже вдвоём побежали домой и стали блеять с балкона. А потом спустились и как ни в чём не бывало побежали выручаться.

— Послушайте, у вас и вправду коза поселилась? — сказал Костя. — Что же вы раньше скрывали?

— Она не настоящая, не настоящая! — закричала Нинка. — Она у них заводная!

— Вот ещё, заводная! Да она у нас книжки читает, считает до десяти и даже по-человечьи умеет разговаривать. Вот мы пойдём её попросим, а вы тут стойте, слушайте.

Катя с Маней прибежали домой, присели за балконной решёткой и в один голос заблеяли:

— Ма-а-ма! Ма-а-ма!

— Ну как? — высунулась Катя. — Нравится?

— Подумаешь, — сказала Нинка. — "Мама" каждый дурак может сказать. Пусть стишок какой-нибудь прочтёт.

— Сейчас попрошу, — сказала Маня, присела на корточки и на весь двор закричала:

 

Наша Таня громко плачет:

Уронила в речку мячик.

Тише, Танечка, не плачь:

Не утонет в речке мяч.

 

Старушки на лавочках недоуменно завертели головами, а дворник Сима, которая в это время старательно подметала двор, насторожилась и подняла голову.

— Ну как, правда, здорово? — сказала Катя.

— Потрясающе! — скорчила хитрую рожу Нинка. — Но только я ничего не слышу. Попроси, чтобы ваша коза погромче стихи читала.

Тут Манечка как заорёт благим матом. А поскольку у Мани голосок был что надо, и когда Маня старалась, то могла реветь, так, что стены тряслись, то неудивительно, что после стишка про плаксивую Танечку из всех окон с возмущением стали высовываться людские головы, а Матвей Семёнычева Альфа, которая в это время бегала во дворе, оглушительно залаяла.

А уж дворник Сима… О ней и говорить не приходится! У неё и так с детьми Сковородкиными отношения были не из лучших. Они Симе до смерти осточертели своими выходками.

Поэтому, услышав нечеловеческие вопли с балкона восемнадцатой квартиры, Сима прямо со своей метлой бросилась в подъезд и стала колотить кулаками в дверь восемнадцатой квартиры.

А вреднейшая Нинка, довольная, что ей так хорошо удалось проучить Сковородок, проводив взглядом разгневанную Симу, как ни в чём не бывало сладенько сказала:

— Молодец ваша коза! Отлично стихи читает! А сейчас я ей кое-что прочту.

И, приплясывая, и высовывая язык, но не забывая при этом поправлять на голове голубой капроновый бантик, хитрая, вредная Нинка очень противно запищала:

 

Обманули дурака

На четыре кулака!

Обманули дурака

На четыре кулака!

 

А потом сказала Косте:

— Вот видишь, я же тебе говорила, зачем ты с ними дружишь, с такими Сковородками? Я бы лично с ними ни за что не дружила! Просто даже смешно, какие они глупые! Думают, я в их козу так и поверила.