Глава восьмая, рассказанная Ириной Кругликовой

Никогда бы не поверила, что в человеке, будем говорить конкретно, в данном случае в моем муже, Виталии Кругликове, столько всего запрятано. Я имею в виду «пунктики». Можно вытерпеть его обжорство, его магнитофонные записи, его дурацкие принципы, которые выдумывает сам на свою голову, – все можно вытерпеть, но воровство… Чтобы мой муж скатился до такого – нет, это уже, выше моих сил. Как только исчезли продукты, я тотчас, взглянув в его бегающие глазки, поняла все, то есть что это его работа. Позор, да? А что делать? Вообще Виталий теперь для меня загадка. Как можно за какие‑то несколько часов так сильно перемениться? Из доброго, покладистого, демократичного вдруг превратился в злого, хитрого, жестокого…

Особенно меня тревожили его взаимоотношения с Янисом. Их первая стычка произошла в ту ночь, когда появился звук. Как известно, Виталий вернулся к костру позднее всех, подавленный чем‑то и с поцарапанным лицом.

Я спросила его, где он был и что с ним случилось. Он сидел в палатке и, злобно поглядывая на меня, молча уплетал кашу. Я ждала, что он скажет. Он ел. Тут в палатку просунулся Янис и тоже поинтересовался, что с Виталием. И вдруг Виталий, прижимая к себе миску, отполз в дальний угол и стал ругать Яниса на чем свет стоит –дескать, тот следит за ним, не доверяет, командует, оскорбляет, жалеет для него кусок хлеба, попрекает едой, и так далее и тому подобное. Янис слушал, слушал и тоже не выдержал да как закричит: «Замолчи!» Никогда я не видела его таким. Даже глаза побелели – просто ужас! Ну, думаю, сейчас начнется истерика. Но нет, Янис пересилил себя и спокойно так, но страшно холодно говорит: «Виталий, очень прошу, возьми себя в руки. Понимаешь?»

Второй раз они схватились из‑за выбора пути обнаружения источника: Виталий считал, что прежде чем лезть в воду, необходимо провести более тщательные замеры. Янис же из каких‑то своих соображений настаивал на немедленном обследовании дна озера по результатам первого замера. Я сказала, что, наверное, прав Янис, потому что кислородные аппараты у нас были, примерное место известно – зачем тянуть? И тут Виталий буквально рассвирепел. Я была поражена. Обычно широкое, добродушное, с круглым вялым подбородком и большими голубыми глазами, его лицо вдруг заострилось, вытянулось, главным образом за счет челюсти, которая опустилась и резко выдвинулась вперед, глаза ушли вглубь, сузились, брови как бы взлохматились и грозными валиками нависли над мрачно горевшими глазками, ноздри раздались, и было видно, как они трепетали. Я со страхом смотрела на него, и внутри у меня буквально выла сирена. С Янисом произошло тоже нечто странное: он присел, попятился и быстро исчез, словно его и не было.

И вот вечером, за два дня до катастрофы, Янис сказал, что хочет со мной поговорить. Мы пошли к озеру. По дороге он предложил не тянуть с поисками, а при следующем же появлении звука искать источник в воде при помощи пеленгатора и с аквалангом. Только пеленгатор надо отделить от треноги и прибора ночного видения, чтобы просто держать в руках. Он был убежден, что озеро является резонатором, в центре которого находится небольшой и, видимо, нетяжелый источник звука, и попросил меня помочь ему проверить в нескольких сечениях профиль дна озера. Я согласилась, мы не откладывая сели на плот и медленно поплыли от одного берега к другому. Я чуть‑чуть гребла, Янис при помощи грузила и капроновой веревки следил за изменением глубины. Таким образом мы исследовали озеро по трем направлениям – дно озера представляло собой почти идеальную чашу.

Утром, накануне катастрофы, пока все спали, мы ушли на озеро и договорились, как будем действювать в случае появления звука. Днем он притворится больным, чтобы не вязался Виталий, и перед самым заходом солнца перенесет акваланг и веревку поближе к плоту. А когда стемнеет, демонтирует один пеленгатор. Я должна была прийти на «пристань» и подтянуть к берегу плот, который Виталий еще днем установит на середине озера для наводки приборов ночного видения. После этого я, чтобы не вызывать подозрений, должна буду вернуться к костру и после захода солнца пойти с Виталием на дежурство к ближнему пеленгатору. Если звук появится, я должна буду мчаться со всех ног к «пристани» и страховать Яниса на случай, если что‑нибудь случится с аквалангом. Все было расписано как по нотам – единственной нерешенной проблемой оставалась ледяная вода озера: температура стабильно удерживалась в пределах семи‑восьми градусов. Ясно, что в такой среде даже тренированные «моржи» более десяти – пятнадцати минут находиться не могут. Тут я увидела воробья, обычного пестренького маленького воробья, и меня осенило: ведь птицы плавают в ледяной воде и не мерзнут, потому что их перья смазаны жиром! Я сказала Янису про подсолнечное масло: перед купанием надо обильно намочить нижнее белье в масле и одеться – жировая прослойка будет прекрасной теплоизоляцией! Он благодарно пожал мне руку. После завтрака, улучив минутку, я стащила все масло, какое у нас было, и спрятала на берегу.

Приближался вечер. Янис великолепно изображал больного – думаю, что если ему не повезет в науке, он сможет многого добиться на подмостках театра. Когда стемнело, я подтянула плот к берегу. Потом мы с Виталием пошли к пеленгаторам. Это была еще та прогулка!

С Виталием творилось что‑то странное: чем дальше мы отходили от костра, тем напряженнее и, я бы даже сказала, пугливее он становился. Шел осторожно, приседая я вздрагивая при каждом шорохе. Я включила и направила на него фонарик – он чуть не закричал, ужас отразился на его перекошенном лице. Но вот что не менее странно: я совершенно не испытывала страха – наоборот, было как‑то забавно и любопытно, хотелось подразнить его, даже, более того, надавать ему тумаков, потаскать за мохнатые уши. Когда мы подошли к первому пеленгатору, Виталий пробормотал что‑то бессвязное и, переваливаясь с боку на бок, пошел дальше. Я осталась одна. Передо мной в белесой мути лежало озеро. Небо, горы – все было затянуто туманом. И стояла такая тишина, что слышно было, как возле костра покашливал Василий Харитонович. Я ждала, не шелохнувшись, пронизанная каким‑то странным острым ощущением, будто вокруг меня, через меня от земли идут какие‑то мощные токи, какие‑то необъяснимые силовые поля, которые все более и более плотной завесой отделяют меня от всего мира. Еще, казалось, миг, и эти поля растворят меня в себе, и я исчезну, разойдусь туманом, дымкой, как эти тонкие прозрачные слои, колышущиеся над озером. Мне стало страшно. Я бросилась бежать, и мне казалось, будто эти поля пытаются удержать меня. Опомнилась я возле «пристани», – Янис был уже на плоту и беззвучно греб к середине озера. Он был едва виден сквозь туман. Я включила фонарик и стала размахивать им, как мы уславливались. Он ответил мне вспышками.

Я нащупала на берегу две веревки, села между ними и стала следить, как они стравливаются по мере движения плота. Вдруг рядом с собой я услышала прерывистое дыхание, и что‑то холодное и мокрое ткнулось мне в лицо. Я вскрикнула, но в тот же момент догадалась, что это Хара. Он стал тереться о мое плечо и жалобно скулить. Я шикнула на него, и он куда‑то исчез. Тут раздалось цоканье копыт, и вскоре возле меня остановился Василий Харитонович, держащий под уздцы своего коня. Молча, жестами он показал мне, что надо сделать, и тут же сам связал веревку, тянувшуюся к Янису, с ремнями, в которые была запряжена лошадь. Я поняла его затею: в случае чего лошадь быстро вытащит Яниса на берег. Я стала благодарить старика, – он помотал головой и, присвистнув Харе, торопливо ушел. Теперь все мое внимание сосредоточилось на Янисе. Он доплыл уже до середины озера, я почувствовала, как натянулась правая веревка. Левая обвисла было, но вскоре поползла снова это Янис перетягивал ее к себе, на плот. Одним глазом я поглядывала за конем, – он стоял неспокойно, пофыркивал, переставлял ноги. Вдруг с противоположного берега донесся крик – то ли вопль о помощи, то ли яростное рычание. Горное эхо принесло многократно отраженное «Ир‑ри‑Ир‑ри!» Это ревел Виталий – господи, никогда не подумала бы, что он может так орать! Что‑то бултыхнулось в воду, и в тот же момент раздался звук. Мне показалось, будто все озеро чуть приподнялось из тумана и, как серебряное блюдо, сияющее под луной, задрожало, завибрировало, отчего и возник этот стремительно нарастающий по громкости звук. Янис, стоя на плоту, торопливо надевал акваланг. От волнения он путался, что‑то у него не получалось, но вот наконец он нырнул и скрылся под водой, началось землетрясение…