Добро пожаловать в Южную Африку, родину большой пятерки и других больших видов.

 

Так как мне уже довелось повидать Большую пятерку, в эту поездку я хотел увидеть маленькую: слонового прыгунчика, жука‑носорога, буйволового ткача, леопардовую черепаху и муравьиного льва.

Два дня спустя я приехал в Масеру на автобусе как раз к празднованию дня рождения Его королевского Величества горного Королевства Лесото, милой, маленькой, почти неизвестной страны без выхода к морю в юго‑западной части Африки. Это единственная страна, где каждый участок земли возвышается на 1300 метров над уровнем моря, а 80 % территории находится на высоте 1800 метров.

Я специально решил вернуться в Южную Африку зимой, так как мне легче путешествовать при небольших похолоданиях, чем во время дикой жары, дождей и высокой влажности африканского лета. Я предположил, что в Лесото будет немного прохладнее из‑за его горного расположения и удаленности от экватора, и так оно и было – здесь лед сковывал придорожные канавы Масеру, где в шесть вечера температура падала ниже нуля и не поднималась вплоть до девяти утра.

 

У меня не было ни места для тяжелых зимних вещей, ни нужды в них в первые пять дней, так что для сохранения тепла я выбрал тактику «многослойности». Я надел на себя несколько слоев одежды – два набора термобелья, две футболки и два свитера. Своим нелепым видом я рассмешил прелестную девушку, которая встретила меня в супермаркете и сопроводила в отельный номер, где помогла избавиться от избытка моей одежды.

Я скоро понял, почему традиционным нарядом Лесото является гигантское, плотное, тяжелое покрывало, сделанное из особо теплой шерсти местных овец и коз. Мужчины носили его, обернув вокруг тела, женщины часто накидывали сразу два покрывала: одно в качестве юбки, а второе на плечи, не забывая при этом о теплой одежде под ними. А также о шерстяных лыжных шапочках.

В мой первый день в Масеру я чудом умудрился удержаться на лошади, везшей меня по горному серпантину, смог пережить поездку и счастливо отметить долгое здоровье Его Величества. Хозяева лошадей уверяли меня, что дали в мое распоряжение «спокойного маленького пони», но выданное мне чудовище было высотой в 14 локтей и, кажется, имело проблемы со зрением и характером, а также не понимало английского или притворялось, что не понимает.

А спасла мою задницу лука, металлическая ручка на передней части седла, за которую всадник при необходимости – а таковая необходимость существовала – мог держаться двумя руками. Дополнительным плюсом был тот факт, что, в отличие от луки с западного седла, эта ручка не била мне по яйцам, когда я подавался вперед при спуске с холма, – они просто заезжали под нее.

Лесото совсем не похоже на остальную Африку. Его отнюдь не низкие низины напоминают пейзажи Монтаны, где широкие равнины и долины окружены горами. Средние возвышения с разноцветными щербатыми выступами и кривыми откосами походят на Аризону. А самые высокие точки напоминают Тибет – холодная, серая, лишенная деревьев местность, окруженная снежными пиками. Здесь находится самая высокая гора к югу от Килиманджаро.

В эти свежие безоблачные ночи в сельской местности, окруженной покрытыми снегом горами, чьи белесые уступы и ледяные вершины мерцали в лунном свете, я почти не мог поверить, что находился в Африке, прекрасной Африке, которую видят лишь немногие путешественники. Я лег на спину на прохладную землю у тента и смотрел на сияющих Вегу и Антареса и новые созвездия, которые попадались мне только в астрономических книгах: Геркулес и Лира, Стрелец и Скорпион, Лебедь и Лисичка, а чуть в стороне – альфа Центавра и бета Центавра, указывавшие путь к Южному Кресту через световые года черного неба. Я находился в согласии со Вселенной и, заползая в уютный спальник, чувствовал себя самым счастливым человеком на Земле.

Несмотря на чарующие виды, Лесото – до жалкого бедная страна с населением в 2 миллиона жителей, 40 % которых зарабатывают менее 1,25 доллара в день. Более половины населения занимается сельским хозяйством, хотя в их стране очень мало плоской и плодородной земли, подходящей для выращивания культур. Здесь нет полезных минералов, за исключением алмазов (попадаются действительно большие экземпляры, например, 601‑каратный «Коричневый Лесото» и 603‑каратный белый алмаз «Клятва Лесото»), нет живности, привлекательной для богатых охотников, нет лесов, портов, тяжелой промышленности, хотя здесь есть большая фабрика по производству джинсов марки Levi’s, и страна экспортирует в США больше штанов, чем любое другое государство в Африке к югу от Сахары.

Долгие годы приток валюты в Лесото обеспечивали политически корректные, социально ответственные туристы, которые отказывались ехать в Южную Африку во время апартеида и вместо этого толпились в карточных казино Лесото. Но когда расовые законы в Южной Африке были отменены в 1991 году и чернокожие граждане были допущены к управлению собственными странами и избрали Нельсона Манделу президентом в 1994‑м, большинство путешественников потянулось к более жаркому климату, благам западной цивилизации и множеству развлечений.

В Лесото осталось очень мало туристов и только два по большей части пустующих казино. Королевство выжило с международной поддержкой, благодаря денежным переводам эмигрантов, пошиву одежды, китайским проектам (за которыми пристально следят в самом Китае) и совсем недавно проекту высокогорных вод, мультимиллиардному чуду инженерии, финансируемому Южной Африкой, созданному для сохранения и перевоза воды в те части Южной Африки, где сосредоточены разработки и заводы. После завершения строительства пять огромных дамб будут сохранять питьевую воду и для жаждущих жителей Йоханнесбурга, который находится в 200 милях от Лесото. Само королевство в результате будет обеспечено электричеством.

Лесото стало идеальным местом для путешествий, с великолепными пейзажами, хорошими дорогами, низким уровнем преступности, дружелюбными жителями, большинство из которых понимают английский, благоприятным климатом, ясными и безоблачными зимними днями и отсутствием малярии и других болезней, переносимых насекомыми. Я не хотел уезжать.

 

* * *

 

Я вернулся в Йоханнесбург, чтобы пополнить свои запасы и постирать одежду, отпраздновать день Нельсона Манделы и подготовиться к встрече с Анной, которая летела в Намибию и Ботсвану, чтобы повидаться со мной.

У меня оставался лишний день, и я не хотел проводить его в криминальном Йоханнесбурге, в котором число безработных достигло 40 %, поэтому я решил ненадолго слетать в Дурбан, один из моих любимых городов, на самолете нового южноафриканского лоукостера «Кулула», который уже успел заработать репутацию неординарной фирмы с особым южноафриканским чувством юмора, призванным избавить пассажиров от страха перелетов. Я почувствовал это, как только вышел на взлетную полосу и увидел самолет, выкрашенный в ярко‑салатовый цвет с вертикальной стрелкой посередине рядом со словами: «Этой стороной наверх». На самолете, стоявшем поблизости, было написано «Летаю по 101» и расклеены знаки, на которых были подписаны все его части.

Чтобы снизить затраты времени и денег, «Кулула» не позволяет зарезервировать места. Вы просто садитесь на самолет и выбираете место по душе. Когда несколько пассажиров на моем рейсе замешкались, стюардесса взялась за микрофон: «Ну же, люди, мы не мебель тут выбираем. Просто найдите себе место и сядьте!»

Затем поступило объявление о ремнях безопасности: «Чтобы пристегнуть ремни, вставьте металлический конец в пряжку и потяните. Они работают так же, как и любые другие ремни. И если вы не знаете, как это делается, то, скорее всего, вам нельзя выходить на улицу без присмотра взрослого». Затем сразу последовало: «В случае непредвиденной разгерметизации самолета сверху выпадут кислородные маски. Перестаньте орать, хватайте маску и натяните ее на лицо. Если с вами путешествует ребенок, наденьте свою маску, а затем помогите ему. Если вы путешествуете с несколькими детьми, выберите любимчика». Когда смех затих, она добавила: «Если вам захочется покурить, место для курения находится на крыле, вы сможете выкурить все, что вам удастся зажечь».

В этот момент послышался строгий голос второго пилота: «Леди и джентльмены, я прошу прощения за такую грубость. На нашей авиалинии работают лучшие, самые дружелюбные и дипломатичные стюарды в индустрии. К сожалению, сегодня они не летят с нами. Несмотря на это, я хочу проинформировать вас, что наша компания ценит ваши деньги и надеется, что в следующий раз, когда вас настигнет безумное желание залезть в герметичный металлический тубус, рассекающий воздух, вы вспомните об авиалинии «Кулула».

А затем добавил: «Температура в Дурбане – 20 °C, облачно. Но не волнуйтесь, мы разгоним тучи по прилете. Теперь я потушу свет в кабине, чтобы вам было комфортнее, а наши стюардессы выглядели более привлекательно».

Когда мы выходили из самолета, я спросил главного стюарда, всегда ли они ведут себя так. «О да, мы считаем, что полеты должны проходить в атмосфере веселья, наши постоянные клиенты согласны с нами. Некоторые из них даже включаются в игру. У нас была одна старушка, которая на выходе из самолета после жесткого приземления спросила капитана: «Это мы так приземлились или нас подбил истребитель?»

 

Глава XVII. Кот в мешке

 

На этом этапе моих приключений я сделал то, чего никогда не делал в Южной Африке: я пригласил в поездку американскую женщину. Я посчитал, что Анна не будет подвергнута опасности, так как мы направлялись в Намибию и Ботсвану, самые безопасные страны в Центральной Африке, где не было войн и социальных волнений, высокого уровня преступности и вирусных заболеваний.

Жители Намибии были так счастливы нашему приезду, что вручили нам подарки, когда мы вошли в аэропорт Виндхука, – совсем новенькие антиинфекционные маски против быстро распространяющегося свиного гриппа. Они нам очень пригодились на пыльных дорогах Намибии.

Анна обожает приключения, так что после пятичасового пути от Виндхука по шоссе через Калахари мы сделали первую остановку в Свакопмунде, самопровозглашенной «столице экстремального спорта Африки» – пустынном месте паломничества для сотен любителей адреналина, живущих скайдайвингом, парапланеризмом и парасейлингом на дюнах, катанием на квадроциклах, сэндбордингом и плаванием с акулами и еще кое‑какими действительно опасными занятиями. Мы хотели попробовать все, начиная с вечерней поездки на квадроциклах по дюнам.

После нескольких часов экспериментальных заездов я достиг какого‑то уровня и наивно поверил, что смогу совершить опасный трюк и сделать круг по склону дюны. Его нужно осуществлять на большой скорости, от которой зависит центростремительная сила, удерживающая квадроцикл на поверхности. Я потерял самообладание на одной из крутых дюн и сбросил скорость, а этого ни в коем случае нельзя было делать, потому что это позволяло центробежной силе и силе гравитации взять верх. Меня сбросило с квадроцикла, и я приземлился прямо на свой шлем. К счастью, полутонная машина не скатилась на меня. Анна только ухмыльнулась и сделала пару идеальных маленьких кругов около меня.

На следующий день мы занялись сэндбордингом. Мы приехали к нужной точке в пустыне, где несколько мальчиков выдали нам по шлему, паре перчаток, налокотников и выскобленные гибкие куски плотного картона толщиной в пару миллиметров и длиной, сравнимой с расстоянием от моих плеч до колен.

 

Мы начали карабкаться на вершину 120‑метровой дюны по сыпучим пескам, и нам становилось все тяжелее, так как жар от палящего солнца расширял воздух между песчинками, отчего поверхность становилась все менее устойчивой. Из‑за этого сэндбординг стал для меня одним из самых физически утомительных (но совсем не скучных) видов спорта, которыми я когда‑либо занимался. На гребне дюны вам нужно лечь на доску, направить ее вниз по дюне, приподнять передний край, высоко задрать локти, попросить кого‑нибудь подтолкнуть, и вот вы уже мчитесь вниз со скоростью 50 километров в час, пока не ударитесь животом о твердый грунт. Все нужно сделать точно. Если вы забудете приподнять перед доски, то он упрется в песок, а вы полетите вниз кубарем.

В последний раз мы засекали время на страшноватой крутой дюне. Я постарался изо всех (ну почти) сил и был очень рад своему результату – 70 километров в час, пока Анна не просвистела рядом на скорости в 90 километров в час! У некоторых людей начисто отсутствует чувство умеренности.

Когда мы вновь отправились в путь, Анна, замечательный, хотя и немного нерасторопный водитель, не была готова к условиям Африки и в первый день, несмотря на мои постоянные просьбы сбросить скорость, неоднократно задела дорогу днищем «Фольксвагена», на следующий – угодила в глубокую яму, а в третий нашу машину занесло на мягком песке, заполнившем углубление на дороге. Но ничего серьезного не стряслось. Настоящая катастрофа ждала своего часа.

Мы разбили лагерь в природном заповеднике Этоша на северо‑западе Намибии, открытом в 1907 году. На протяжении многих десятилетий это место было самым большим заповедником дикой природы в мире. В основном это гигантское соляное озеро, которое местные называют «Великое Белое Место Сухой Воды», окруженное лесами и растениями саванны, с несколькими источниками, где многочисленная живность, от жирафа до лани (а также хищников), наслаждалась вечерней порцией воды.

Так как парк является домом четырех видов из Большой пятерки – слонов, львов, леопардов и носорогов, то по правилам посетителям следует оставаться в машине. Но соблюдать его невозможно, когда чувствуешь зов природы, а все удобства цивилизации находятся в часах езды от тебя. Приходится делать дело прямо на месте, быстро и осторожно, принося в жертву какой‑нибудь нетронутый кустик, чтобы прикрыть срам от проезжающих мимо машин.

Здесь так много животных, а пыльные гравиевые дороги столь плохие, что за два дня наша скорость не поднималась выше разрешенных 40 километров в час. Когда мы выехали из парка Этоша и добрались до асфальтированной дороги, Анна в раздражении от бесконечно тянувшихся медленных дней нажала на газ и помчалась вперед на скорости 120 километров в час. Мы направлялись к юго‑западу, к богатому минералами региону Цумеб, пока тусклое зимнее солнце заходило за горизонт за нами, уменьшая видимость на дороге.

Внезапно и в один миг огромная дикая свинья выпрыгнула из кустарников, обрамлявших дорогу, и побежала прямо в 15 метрах перед нами в сопровождении пяти крупных поросят, процессию замыкал клыкастый боров. На нашей скорости нам потребовалась бы по крайней мере сотня метров, чтобы затормозить, но за полсекунды до столкновения нам не оставалось ничего лучше, как закричать.

Свинья заверещала, но успела проскочить в миллиметрах от правой шины. Левой половиной с отвратительным звуком мы врезались в первого из пяти поросят килограммов 50 весом. Удар сломал фару, вдавил внутрь поворотную лампу, оторвал кусок переднего бампера, покорежил решетку радиатора и даже, на что скептически указал Эвис, когда я вернул машину несколькими днями спустя и сказал, что, должно быть, кто‑то въехал в меня на стоянке, проделал большую дыру в стальной раме. Если бы мы врезались в свиноматку или борова, то я писал бы эти строки в госпитале или мой дух записывал бы все в морге. Всего полсекунды изменили всё.

Мы нанесли смертельные увечья поросенку, который был все еще жив и мучился в агонии. Я не знал, что делать. Или, если быть совсем честным, я знал, что делать, но у меня не хватало для этого смелости.

Я уже был в похожей ситуации несколько десятилетий назад, когда один из моих одноклассников в Корнуолле вез нас по берегу озера Каюга и сбил собаку, выскочившую из‑за деревьев. Эта собака, так же как и наш несчастный поросенок, получила смертельный удар, но была все еще жива. У нас не было оружия, с помощью которого мы могли бы закончить ее страдания. Так что мне пришлось взять большой гладкий камень, прикрыть глаза бедного животного рукой и вырубить его. Затем я нашел острый камень и нанес смертельный удар в череп, завершив тем самым агонию.

Я подумал о том, чтобы выйти из машины и повторить свой печальный опыт, но вспомнил, что напуганные и опасные родители поросенка, стоявшие рядом с его корчащимся телом, вряд ли увидят во мне ангела милосердия, пытающегося провести эвтаназию их чаду. Так что мы оставили бедняжку погибать медленной и болезненной смертью и поехали в Цумеб в мрачном настроении. Анна тихо всхлипывала, а я ехал намного медленнее 120 километров в час.

Спустя неделю после того, как мы покинули парк Этоша, и через два дня после скачек на буйволах в Кейптауне, описанных в первой главе, мы приехали в Ливингстон в Замбии, где нас отделяла лишь река от города Виктория‑Фолс в Зимбабве. Я не хотел снова видеться с Зимом и помогать деньгами суровому мугабскому режиму, так что выбрал демократическую, мирную, многонациональную и гостеприимную Замбию.

На следующее утро, когда у наших ног в расщелине ревела река Замбези, Анна, все еще страдавшая из‑за убитого поросенка, прыгнула с моста над водопадом Виктория.

Это был прыжок с тарзанкой с точки, третьей по высоте во всем мире. Мне хватило одного взгляда вниз, чтобы почти распрощаться со своим завтраком и понять, что не смогу последовать за Анной. Меня разубедила и жутковатая практика местного работника писать несмывающимся маркером на предплечье прыгающего его (или ее) имя и вес. Это делалось для того, чтобы каждый человек был закреплен на резинке нужной длины и прочности, но, на мой малодушный взгляд, это было слишком похоже на татуировки жертв холокоста в нацистских концентрационных лагерях.

Заметив мой страх перед прыжком, продавец билетов предложил мне другой, новый и набирающий популярность, аттракцион – гигантские качели. Вместо того чтобы бросаться головой вниз и отдавать себя на милость силы притяжения, настолько резкой, что под ее воздействием может повредиться сетчатка, здесь вы прыгали в расщелину с центра моста и в то же время начинали ужасающе быстро раскачиваться над рекой, чуть‑чуть не врезаясь в скалы (конечно, если вы не соврали о своем весе).

Я сказал ему, что предложение выглядит заманчиво, но очередь желающих покататься на «качелях» кажется слишком длинной.

На следующий день Анна пошла сплавляться по бурным водам в расщелине Замбези. Первые шесть стремительных спусков от моста были все еще закрыты для рафтеров, так как поток был слишком сильным. В их число входили «Унитаз дьявола» и мой старый враг «Лестница в рай» – крутой спуск длиной в шесть метров с глубокой дырой под водой, где десять лет назад я провел чудовищную вечность, перевернувшись на лодке и попав в подводный водоворот. Несмотря на это, бесстрашная Анна поймала волну на «Пожирателе», «Скрежещущих челюстях», «Платном самоубийстве», «Стиральной машине» и «Пожирателе грузовиков», который ей особенно понравился.

Анна покинула Ливингстон на следующий день, чтобы через несколько долгих перелетов вернуться домой, а я отправился дальше на восток, в Замбию, Малави и Мозамбик.