Забываешь, что я человек женатый, а в том и состоит единственная прелесть

Брака, что обеим сторонам неизбежно приходится изощряться во лжи. Я никогда

Не знаю, где моя жена, и моя жена не знает, чем занят я. При встречах, -- а

Мы с ней иногда встречаемся, когда вместе обедаем в гостях или бываем с

Визитом у герцога, -- мы с самым серьезным видом рассказываем друг другу

Всякие небылицы. Жена делает это гораздо лучше, чем я. Она никогда не

Запутается, а со мной это бывает постоянно. Впрочем, если ей случается меня

Уличить, она не сердится и не устраивает сцен. Иной раз мне это даже

Досадно. Но она только подшучивает надо мной.

-- Терпеть не могу, когда ты в таком тоне говоришь о своей семейной

Жизни, Гарри, -- сказал Бэзил Холлуорд, подходя к двери в сад.-- Я уверен,

Что на самом деле ты прекрасный муж, но стыдишься своей добродетели.

Удивительный ты человек! Никогда не говоришь ничего нравственного -- и

Никогда не делаешь ничего безнравственного. Твой цинизм -- только поза.

-- Знаю, что быть естественным -- это поза, и самая ненавистная людям

поза! -- воскликнул лорд Генри со смехом.

Молодые люди вышли в сад и уселись на бамбуковой скамье в тени высокого

Лаврового куста. Солнечные зайчики скользили по его блестящим, словно

Лакированным листьям. В траве тихонько покачивались белые маргаритки.

Некоторое время хозяин и гость сидели молча. Потом лорд Генри посмотрел

На часы.

-- Ну, к сожалению, мне пора, Бэзил, -- сказал он.-- Но раньше, чем я

Уйду, ты должен ответить мне на вопрос, который я задал тебе.

-- Какой вопрос? -- спросил художник, не поднимая глаз.

-- Ты отлично знаешь какой.

-- Нет, Гарри, не знаю.

-- Хорошо, я тебе напомню. Объясни, пожалуйста, почему ты решил не

Посылать на выставку портрет Дориана Грея. Я хочу знать правду.

-- Я и сказал тебе правду.

-- Нет. Ты сказал, что в этом портрете слишком много тебя самого. Но

ведь это же ребячество!

-- Пойми, Гарри.-- Холлуорд посмотрел в глаза лорду Генри.-- Всякий

Портрет, написанный с любовью, -- это, в сущности, портрет самого художника,

А не того, кто ему позировал. Не его, а самого себя раскрывает на полотне

Художник. И я боюсь, что портрет выдаст тайну моей души. Потому и не хочу

Его выставлять.

Лорд Генри расхохотался.

-- И что же это за тайна? -- спросил он.

-- Так и быть, расскажу тебе, -- начал Холлуорд как-то смущенно.

-- Нус? Я сгораю от нетерпения, Бэзил, -- настаивал лорд Генри,

Поглядывая на него.

-- Да говорить-то тут почти нечего, Гарри... И вряд ли ты меня поймешь.

Пожалуй, даже не поверишь.

Лорд Генри только усмехнулся в ответ и, наклонясь, сорвал в траве

Розовую маргаритку.

-- Я совершенно уверен, что пойму, -- отозвался он, внимательно

Разглядывая золотистый с белой опушкой пестик  цветка.-- А поверить я

Способен во что угодно, и тем охотнее, чем оно невероятнее.

Налетевший ветерок стряхнул несколько цветков с деревьев; тяжелые кисти

Сирени, словно сотканные из звездочек, медленно закачались в разнеженной

Зноем сонной тишине. У стены трещал кузнечик. Длинной голубой нитью на

прозрачных коричневых крылышках промелькнула в воздухе стрекоза... Лорду

Генри казалось, что он слышит, как стучит сердце в груди Бэзила, и он

Пытался угадать, что будет дальше.

-- Ну, так вот...-- заговорил художник, немного помолчав.-- Месяца два

Назад мне пришлось быть на рауте у леди Брэндон. Ведь нам, бедным

Художникам, следует время от времени появляться в обществе, хотя бы для

Того, чтобы показать людям, что мы не дикари. Помню твои слова, что во фраке

И белом галстуке кто угодно, даже биржевой маклер, может сойти за

Цивилизованного человека.

В гостиной леди Брэндон я минут десять беседовал с разряженными в пух и

прах знатными вдовами и с нудными академиками, как вдруг почувствовал на

Себе чей-то взгляд. Я оглянулся и тут-то в первый раз увидел Дориана Грея.

Глаза наши встретились, и я почувствовал, что бледнею. Меня охватил какойто

Инстинктивный страх, и я понял: передо мной человек настолько обаятельный,

Что, если я поддамся его обаянию, он поглотит меня всего, мою душу и даже

Мое искусство. А я не хотел никаких посторонних влияний в моей жизни. Ты

Знаешь, Генри, какой у меня независимый характер. Я всегда был сам себе

хозяин... во всяком случае, до встречи с Дорианом Греем. Ну а тут... не

знаю, как и объяснить тебе... Внутренний голос говорил мне, что я накануне

Страшного перелома в жизни. Я смутно предчувствовал, что судьба готовит мне

Необычайные радости и столь же изощренные мучения. Мне стало жутко, и я уже