Процесс построения башни из конструктора

 

Для каждой из этих подцелей требуется еще несколько деталей и процессов, поэтому, когда мы разработали робота для выполнения таких задач, его программное обеспечение состояло из нескольких сотен элементов. Например, функция «Добавить брусок» подразумевает целое дерево подцелей, таких как:

 

 

И, конечно, каждая подцель сама по себе может быть довольно сложной. «Выбрать брусок» – значит, отсеять те, которые уже поддерживают башню. «Увидеть» – то есть распознать объект как брусок независимо от цвета, размера и освещенности, даже если он частично затенен другими фигурками. «Взять» – при этом рука робота должна подстроиться под размер и форму фигурки, которую нужно переместить. А при «Перемещении» рука должна двигаться таким образом, чтобы не задеть ни башню, ни лицо ребенка.

Как вы узнаете, каких подцелей необходимо достичь для выполнения конкретной задачи? Это можно сделать методом проб и ошибок, или проведя мысленный эксперимент, или вспомнив какую-то ситуацию из прошлого, – и одним из самых удобных способов является использование разностной машины, поскольку каждое различие становится для вас новой подцелью.

В общем и целом, наша идея состоит в том, что иметь активную цель – это значит выполнять процесс, сходный с действием разностной машины. Я подозреваю, что в каждом человеческом мозге одновременно запущено множество таких процессов – на разных уровнях и в разных плоскостях. Они варьируются от реакционных систем, которые функционируют непрерывно (например, поддерживают температуру тела), до уровней рефлексии, на которых мы, уже реже, думаем о том, каким человеком хотели бы быть[73].

Как часто люди на практике используют методы, которые мы описали, – такие как создание поэтапных планов и разделение задач на более мелкие? На самом деле, в большинстве случаев мы поступаем намного проще, потому что уже знаем, что делать: когда выполняешь какое-то действие раз за разом (например, «практикуешь» новый навык), он постепенно преобразуется в скрипт или последовательность, которые почти уже не затрагивают высокоуровневого мышления.

 

Эксперт – это тот, кому не нужно думать. Он знает.

Фрэнк Ллойд Райт

 

В результате эти методы поиска и планирования оказываются нужны нам только тогда, когда мы сталкиваемся с новой проблемой (или не узнаем в ней уже знакомую). Но как можно «практикой» развить навык до уровня пресловутого «эксперта»? Древняя теория заключалась в том, что каждый раз, проходя определенный «мыслительный путь» в мозге, вы углубляете его колею и поэтому в будущем вам будет легче следовать по этому пути. Более современная версия такова, что использование синапсов, связывающих клетки мозга, улучшает их проводимость, – и, безусловно, в этом должна быть доля истины.

Однако в восьмой главе этой книги мы изложим несколько высокоуровневых методов повышения производительности с помощью «практики». Например, возможно, некий процесс может заменить глобальный поиск на простой скрипт, в котором содержатся только шаги, ведущие к успеху; иными словами, человек научится использовать конкретный путь вместо того, чтобы прочесывать более сложную карту. Другие процессы путем повторных попыток заменяют «если» сложных правил такими, которые реагируют только на релевантные характеристики. А третьи могут создавать новых Критиков и Цензоров для предотвращения распространенных ошибок.

Так или иначе, оттачивая какой-то навык, человек может почувствовать себя настолько искусным, будто полностью овладел пониманием целого сложного феномена и способен охватить его воображением как единое целое. Но это, пожалуй, иллюзия, которая возникает потому, что человек забывает об усилиях, потраченных на обучение этим навыкам, а затем превращение их в продуктивные, но бессознательные сценарии, – если кратко, заместив процесс «нахождения решения» работой нерефлексивной реакционной машины. Возможно, в этом кроется одна из причин того, почему многие из людей, достигших мастерства в определенной сфере, теряют способность обучать других своим методам.

 

Большие разницы

 

Одни умы более сильны и пригодны для того, чтобы замечать различия в вещах, другие – для того, чтобы замечать сходство вещей. Твердые и острые умы могут сосредоточить свои размышления, задерживаясь и останавливаясь на каждой тонкости различий. А умы возвышенные и подвижные распознают и сопоставляют тончайшие вездеприсущие подобия вещей. Но и те и другие умы легко заходят слишком далеко в погоне либо за подразделениями вещей, либо за тенями [74].

Фрэнсис Бэкон, 1620

 

Когда вам рассказывают историю, вы реагируете не столько на смысл каждого отдельного предложения, сколько на то, как нарратив расходится с вашими ожиданиями, – это также относится и к другим аспектам восприятия. Например, если вы погрузите руку в пиалу с холодной водой, то почувствуете сильный холод, но вскоре ощущение полностью исчезнет; точно так же и постоянное давление на кожу вскоре покажется вам не таким сильным, как в первую секунду. То же происходит с новыми запахами или вкусами или с продолжительными звуками: сначала эти ощущения могут показаться интенсивными, но затем быстро растворятся. Для этого феномена у нас есть много разных имен, таких как «аккомодация», «адаптация», «акклиматизация», «приспособление» или просто «привыкание».

 

Ученик: И все же к зрению это не относится. Я могу сколько угодно смотреть на предмет, но его изображение не исчезнет; наоборот, детали начнут проступать ярче.

 

Физиолог: На самом деле, оно бы исчезло довольно быстро, если бы ваши глаза могли оставаться неподвижными, но они обычно совершают микродвижения, из-за которых изображение на сетчатке постоянно меняется [75].

 

Выходит, большинство наших внешних сенсоров реагирует только на довольно быстрые изменения в условиях. (Однако у нас также есть дополнительные сенсоры, которые не отключаются, а продолжают реагировать на определенные вредные условия.)

Теперь давайте применим ту же идею – идею системы, которая «в основном реагирует на изменения», – к мозгу, в котором выстроена башня когнитивных уровней. Это поможет объяснить некоторые любопытные явления. Например, отправляясь куда-то на поезде, вы слышите стук колес, но вскоре (если звук раздается регулярно) перестаете его замечать. Возможно, ваш мозг А все еще обрабатывает этот сигнал, но мозг Б перестает реагировать на него. Почти то же и с визуальной информацией; когда поезд поедет через лес, вы сначала увидите деревья, но вскоре начнете игнорировать их. Что может приводить к стиранию этих образов?

То же самое происходит с повторяющимися словами; если сто раз произнести слово «кролик», пытаясь сосредоточиться на том, что означает это слово, то его смысл скоро исчезнет или сменится каким-то другим. Точно так же при прослушивании популярной музыки: сначала вы различаете десятки почти одинаковых тактов, но детали вскоре стираются, и вы больше не обращаете на них внимания. Почему нас не возмущает это повторение?

Возможно, отчасти потому, что мы склонны интерпретировать такие «нарративы» с точки зрения изменения ситуации в последовательно более крупных масштабах времени. В случае музыки структура чаще всего ясна: мы начинаем с группировки отдельных нот в «такты» равной длины, а затем объединяем их в более крупные сегменты, пока вся композиция не начинает восприниматься как сюжетная структура[76]. Так же мы поступаем и с визуальной, и с языковой информацией, хотя и с меньшим количеством повторений, – распределяем наборы мелких событий по уровням событий, случаев, эпизодов, разделов и сюжетов. Однако наиболее четко это проявляется в музыкальных формах:

 

Функциональные детекторы распознают паузы, ноты и различные аспекты звуков, такие как гармония, темп, тембр и т. д.

 

Измерители группируют их в кластеры. Что касается музыки, композиторы облегчают нам задачу, используя такты равной длины, – это помогает замечать различия между соседними кластерами.

 

Фразовые и тематические детекторы затем репрезентируют более масштабные события и отношения, например: «Эта тема идет вниз, а затем поднимается и заканчивается тремя короткими отдельными нотами».

 

Сборщики сегментов после этого группируют их в более крупные части, такие как «эти три похожих эпизода образуют последовательность с восходящей высотой» [77].