Коммунизм как высшая форма мирового общества

 

Любое исследование природы коммунизма как высшей и конечной формы человеческого общества, пропагандируемое Коминтерном, довольно неблагодарное занятие. Неясности и неточности, характеризующие всю теорию Коминтерна, нигде не проявляются столь очевидно, как при исследовании коммунизма. Хотя коммунистическая утопия была главной и конечной целью всей марксистско-ленинской теории, оправданием всего того, к чему побуждала и на что вдохновляла коммунистическая идеология, в литературе Коминтерна можно найти лишь отрывочные описания основных принципов коммунизма. Все же нельзя отрицать, что учение о коммунизме – это самая важная часть в теории Коминтерна. Коммунистическая утопия придала рационалистический смысл всему довольно сложному революционному процессу, с того момента, как он был начат еще неопытной коммунистической партией, до того момента, когда происходил успешный захват власти и был успешно завершен переходный период.

Кроме довольно незначительного материала, предлагаемого VI конгрессом, попытавшимся описать коммунистическую фазу в программе 1928 года, существует очень мало документальных свидетельств, относящихся к этому вопросу. Учитывая недостаточное количество доступного материала, изучающий эту проблему должен удовлетвориться лишь неполными ответами, которые, однако, с помощью догадки и умозаключений можно расширить и дополнить. Вряд ли будешь чувствовать себя уверенно, когда тебе постоянно напоминают о том, что любая попытка подробно описать будущее общество будет признана антимарксистской. Мануильский, выступивший с речью на VII конгрессе в ознаменование сороковой годовщины со дня смерти Фридриха Энгельса, с удовлетворением заметил, комментируя эту ситуацию, что Энгельс не раз высмеивал тех, кто, сойдя с научной почвы, пробовал философствовать по поводу «архитектоники будущего общества». Он писал: «Во всяком случае, люди в коммунистическом обществе сами решат, следует ли применять для создания нового общества какие-либо меры, когда и как и какие именно. Я не считаю себя призванным к тому, чтобы что-либо предлагать им или давать им соответствующие советы. Эти люди, во всяком случае, будут не глупее нас с вами»1. Однако мы сейчас можем попытаться пролить свет на коммунистическую утопию, не дожидаясь того момента, когда люди будущего прояснят нам ситуацию.

 

Власть и свобода

 

Коминтерн всегда соглашался с тем, что основной отличительной чертой мирового коммунистического общества будущего является отсутствие государства. Хорошо известно, что Коминтерн опирался на известные высказывания Маркса, Энгельса и Ленина по этому вопросу. Когда главные задачи диктатуры пролетариата будут решены, государство «отомрет». С исчезновением деления общества на классы также «исчезают и органы классового господства, в первую очередь государственная власть. Она, будучи воплощением классового господства, отмирает, по мере того как отмирают классы. С нею постепенно отмирают все и всяческие нормы принуждения»2. Так утверждается в программе 1928 года.

В данном случае термин «государство» – это совокупность средств и способов осуществления власти с использованием аппарата принуждения, то есть полиции, судов, исправительных учреждений и вооруженных сил. После отмирания государства все же остается административный аппарат для управления экономикой. По знаменитой формуле Энгельса: «На место управления лицами заступает управление вещами, руководство производственными процессами»3. Следовательно, в высшем коммунистическом обществе не будет аппарата принуждения, с помощью которого граждан будут понуждать к действию или удерживать от каких-либо поступков. Будет существовать только административный аппарат для управления экономикой.

Эти положения представляются самыми важными во взглядах Коминтерна по вопросу об общественных институтах, обычно обозначаемых терминами «государство» или «правительство». Ошибочно Коминтерн полагал, коммунизм – это общество свободных граждан, в котором не будет аппарата принуждения в силу высокой сознательности членов этого общества, которые будут жить и работать без разногласий и конфликтов.

Прежде чем подробно рассмотреть позицию Коминтерна по вопросу о власти и свободе в коммунистическом обществе, мы можем указать на то, что вопрос власти существует столько же, сколько люди живут в организованных обществах. Само существование общества, особенно такого высокоразвитого и с такой сложной структурой, каким был бы мировой коммунизм, обязывает к принятию решений. Должен существовать какой-нибудь способ для решения поставленных перед обществом задач и способ контроля за их выполнением, а также за людьми, которые должны действовать в соответствии с принятыми решениями, а не согласно своим представлениям. Другими словами, должен существовать институт, обладающий властью, которая требуется для принятия решений и контроля над их соблюдением. Единственно возможными альтернативами могут быть либо чистая анархия, которая полностью отрицала бы существование общества, либо общество со сверхумными и сверхорганизованными людьми, которые всегда способны принять спонтанное и сиюминутное решение и определить, какая линия поведения и деятельность являются наилучшими, к тому же они способны совместно работать над воплощением этих решений в жизнь. Такие альтернативы функционирования общества в свете исторических событий могут показаться фантастическими.

Фраза «управление вещами, руководство производственными процессами» явно отрицает идею о том, что экономика при коммунизме спонтанна, что она не нуждается в управлении и администрировании. Сразу же возникает проблема принятия решений. Как же надо управлять экономикой? По какому пути она должна развиваться? Либо один человек, либо группа людей должны решать эти проблемы. Как выбирать тех, кто будет управлять экономикой? Как решаются разногласия между управленцами и остальной частью населения? Остается проблема управления людьми, а не вещами. Конечно, если мы не имеем дело со сверхумными и со сверхорганизованными людьми.

Представляется необходимым именно в данный момент проанализировать представления о природе управления обществом при коммунизме так, как ее понимал сам Коминтерн. На этапе социализма одной из функций государства остается поддержание централизованной, плановой экономической системы. Коммунизм унаследует эту экономическую систему, которая сделает возможным сам коммунизм. Мануильский утверждал, что политические функции государства отомрут, но функции социального планирования и контроля государства при коммунизме останутся, наоборот, они станут еще более важными4. В программе довольно ясно говорится о том, что экономическая система при коммунизме должна быть «рациональной», а не хаотической. Мировая система коммунизма явит собой «планомерное распределение всех его (общества) материальных ресурсов и безболезненное экономическое развитие на основе безграничного, планового и быстрого подъема производительных сил»5. Более того, при коммунизме было бы проведено применение самых совершенных методов статистического учета и планового экономического регулирования6.

Кажется ясным, что проблема, как заставить людей делать одно и не делать другого, не исчезает в связи с ожидаемым сокращением государственных органов управления и сведением функций общественной власти к простому экономическому администрированию.

Кроме того, можно отметить, что другие сферы жизни общества, выходящие за пределы экономики, также требуют принятия решений. Существующие направления деятельности правительств, выходящие за рамки экономики, независимо от того, что ей уделяется большое внимание, тоже весьма разнообразны. Если взглянуть на неэкономические направления деятельности правительства Советской России, можно увидеть, сколь далеко государственная власть расширила свои полномочия. То, что за государством лишь остается функция управления экономикой, по мнению Коминтерна, с легкостью решает проблемы управления во многих областях, хотя на самом деле они остаются.

Кто же тогда должен осуществлять власть при коммунизме? Не пролетариат, потому что: 1) в соответствии с теорией Коминтерна все классы исчезнут; 2) на основании выводов, сделанных ранее, не пролетариат осуществляет власть на этапе социализма.

Останется ли при коммунизме коммунистическая партия и сохранит ли она в своих руках власть?

Если мы на минуту предположим, что до установления коммунистического общества партия на самом деле была авангардом пролетариата и являлась выразителем его воли, тогда будет логично признать, что партия исчезнет при коммунизме вместе с исчезновением пролетариата как отдельного класса.

Интересно, что в материалах Коминтерна почти ничего не говорится о полном исчезновении коммунистической партии. Программа также замалчивает этот вопрос. Но один из теоретиков Коминтерна (и он единственный, насколько я знаю) выразил свое мнение по этому важному вопросу. Это Лозовский, лидер Красного интернационала профсоюзов (Профинтерна). В речи во время обсуждения проекта программы на VI конгрессе Лозовский (довольно смело?) заявил следующее: «Когда исчезнут классы и, следовательно, государство отомрет, также исчезнет политическая партия пролетариата»7. Следовательно, Лозовский заявил о добровольном сложении полномочий политической партией, обладавшей неограниченной властью, которая, используя диктаторско-бюрократические методы, старалась трансформировать все общество: от собственности на средства производства до мировоззрения, желаний и потребностей людей. Исходя из замечаний Лозовского может сложиться впечатление, что коммунистическая партия при коммунизме откажется от особой и уникальной роли, которую она играла уже перед захватом власти и которую она продолжала играть при социализме. И может показаться, что она должна добровольно исчезнуть.

Предположим, что коммунистическая партия в действительности исчезнет, будет ли возможно взять на себя обязанности по управлению обществом какой-либо другой общественной организации? Опять Лозовский высказал интересную мысль. На VI конгрессе Коминтерна он вкратце обрисовал важную роль, которую будут играть профсоюзы в будущем коммунистическом обществе. По его словам, в эпоху социализма профсоюзы должны стать мощным административным органом, который полностью сосредоточит в своих руках управление всей экономикой. Здесь Лозовский основывал свои высказывания на программе Всероссийской коммунистической партии большевиков, принятой в 1919 году. С наступлением коммунизма государство действительно отомрет, говорил Лозовский, и органы управления экономикой займут самое важное место. Эти органы уже до этого сольются с профсоюзами, которые будут существовать при коммунизме в «новой, измененной форме, как органы учета, производства и распределения»8. Лозовский настаивал, что коммунистическое общество не будет менее организованным. Коммунистическое общество – самая высшая форма организации трудящегося человечества. Общество без власти не означает дезорганизацию9.

В свете событий, происшедших в СССР после 1928 года, и учитывая ту посредственную роль, которая отводилась профсоюзам, трудно принять восторженное предсказание Лозовского, особенно когда оно не получило широкого одобрения Коминтерна. В действительности Коминтерн как официальный орган не рассматривал вопрос о существовании профсоюзов при коммунизме. В любом случае ясно, что план Лозовского не решает проблему власти и принятия решений.

До этого момента мы говорили об отмирании государства, но при том условии, что останется международная диктатура пролетариата. Но Сталин поднял вопрос о создании коммунизма в одной стране и о существовании государства в этих условиях. В марте 1939 года в своем докладе на XVIII съезде ВКП(б) он заявил, что Советское государство будет существовать в эпоху коммунизма, если «капиталистическое окружение» вокруг него не будет ликвидировано10. Следовательно, он предложил своего рода оправдание существованию государства при коммунизме в «изолированном» от других государств СССР. Вероятно, до того времени, как коммунизм будет установлен по крайней мере во всех важных капиталистических государствах, замечания Сталина оставались приемлемыми11.

В противовес этому взгляду можно ли найти подтверждение того факта, что Коминтерн дал накануне наступления коммунизма убедительное объяснение добровольного отказа от власти коммунистической партии, которая сохраняла монополию на власть на этапе социализма? Ответ должен быть отрицательным. Несомненно, большинство коммунистов смутно представляли общество будущего, в котором не будет государства. Но нигде ни приводится разумного объяснения таким взглядам. Из общества, которое находилось под управлением партии, в высшей степени централизованной и дисциплинированной к обществу, без правительства и аппарата подавления – вот эволюция, которую предсказала, но не объяснила программа Коминтерна. Слово «государство» должно исчезнуть из коммунистического словаря, но проблема власти остается. Кто-либо даже захочет изучить материалы Коминтерна, чтобы найти упоминание еще об одной, «недостающей» революции, которая должна произойти накануне прихода коммунизма, которая завершила бы тоталитарное правление коммунистической партии.

В программе провозглашалось, что при коммунизме будет получена еще одна свобода. Это свобода человечества решать свою судьбу. «Первый раз в истории человечество берет свою судьбу в свои руки»12. Мануильский высказывался примерно в том же ключе на VII конгрессе: «Человек – творец социализма, создатель нового общественного строя. Впервые в истории человек поставлен на свое место. Он – кузнец своей судьбы и своей истории, он – властелин социалистической машины. Социализм  – для него, он сам  – великая цель социализма»13.

Эта новая свобода означала бы, что человечество, вместо уничтожения человеческих жизней и ресурсов в войне, «обращает всю свою энергию на борьбу с силами природы, на развитие и поднятие своей коллективной мощи»14. Использование слова «коллективный» стоит отметить, так как именно свободный человек, ставящий общественные интересы выше личных, а не  свободный человек, который, как индивидуалист, заботится сначала о своих личных интересах, должен жить в высшем обществе – коммунизме. В других замечаниях Мануильского в отношении СССР эта тема развивается более подробно: «В социалистической стране зажиточная, культурная и счастливая жизнь – это не дело рук отдельного человека. Счастье у нас построено не на зыбком песке случая или удачи, оно – не удел наиболее пронырливых, наглых и расталкивающих локтями других, беззастенчивых людей. Мы, навалившись всем миром, решаем задачу счастья социалистического человека. У нас десятки миллионов людей связали свою личную судьбу с успехами социализма. И только этому огромному коллективу под силу разрешить такую задачу»15.

Проблемы человека должны были быть решены только коллективными усилиями цивилизованных и общественно сознательных мужчин и женщин, а не отдельным индивидуумом, в одиночку решающим свои проблемы. Самая полная реализация личных способностей и счастья, да, но только посредством наивысшей степени коллективной активности – вот формула Коминтерна. (Очевидное противоречие, как бы заметил Сталин.)

Снова появляется проблема власти и свободы. Больший акцент на коллективные действия предполагает: 1) необходимость в организации, власти и лидерах, способных мобилизовать на коллективные действия общество, массы, группы, но никогда одного индивидуума; и 2) необходимость подчинения индивидуума группе. Свобода человека, очевидно, ограничена.

 

Экономика

 

В программе, намеченной Коминтерном, предусмотрено существование при коммунизме процветающей экономики, плановой и регулируемой, способной удовлетворить нужды нового человека коммунистического общества. Коминтерн полагал, что при коммунизме будет действовать следующий лозунг: «От каждого по способностям, каждому по потребностям!» Это, конечно, формула, использованная Марксом в работе «Критика готской программы», как главная характерная особенность будущего утопического общества.

Кое-что о природе этой экономической системы было уже сказано при обсуждении власти и свободы. Конечно, полностью должно быть завершено обобществление промышленности и коллективизация сельского хозяйства, хотя точно не говорится, в какой форме будет существовать сельское хозяйство. В программе восхваляется превосходство коммунистической экономической системы: отсутствие частной собственности на средства производства и, как следствие, отсутствие эксплуатации человека человеком, нужды и бедности. Плановое и рациональное использование ресурсов, поощрение исследований – все это обеспечит максимум продуктивности общественного труда и освободит, в свою очередь, энергию человечества для неведомого прежде роста науки и искусства16.

Гарольд Ласки мудро заметил, что формула «От каждого по способностям, каждому по потребностям» не поддается точному определению17. Причина в том, что нельзя измерить способности, а потребности разнообразны. Требуется объективное тестирование способностей и потребностей. И можно добавить, что, если надо принять во внимание различие между способностями и потребностями, кто должен установить и измерить эти различия?

В бесклассовом коммунистическом обществе, согласно программе: «Труд перестает быть только средством необходимым для поддержания жизни и превращается в первейшую жизненную потребность»18. В нем исчезнет «иерархия людей при разделении труда, а с нею противоречия между умственным и физическим трудом». Вероятно, это требует, помимо всего прочего, с помощью просвещения создания всеобщего положительного отношения к труду. Неясно, все ли люди, как ожидается, должны будут заниматься как умственным, так и физическим трудом, хотя кажется, что это предполагается. Трудно предвидеть, как может быть искоренено разделение труда. Как указывает Р.Н. Кэрью Хант, невозможно покончить с разделением труда, «пока сохраняется производство, людям все равно придется выполнять те же самые функции, независимо от того, принадлежит ли завод обществу или капиталисту»19. Более того, должен быть кто-то обладающий полномочиями, кто будет предписывать, какую работу выполнять. Вновь возникает вопрос: кто же будет принимать решения.

Если бы мы поверили в предсказание Коминтерна о том, что коммунизм будет мировым обществом, кажется, в этом случае отдельно взятые страны не стали бы добиваться экономической самостоятельности. Мы уже говорили, что успешный захват власти коммунистами в какой-либо стране означал бы установление тесного экономического сотрудничества с другими странами, которые уже стали к этому моменту социалистическими. Это сотрудничество продолжалось бы и при коммунизме. В программе говорилось следующее: «Наиболее целесообразное использование сил природы и естественных условий производства в отдельных частях мира»20. Это положение предполагает своего рода международное разделение труда, определенное каким-то органом, принимающим решения, которое предполагало бы принятие во внимание географического распределения природных ресурсов. Интересно заметить, что Мануильский на VI конгрессе отклонил автократию как постоянную цель, преследуемую СССР: «Мы – изолированная экономическая система. Мы вынуждены полагаться лишь на разделение труда внутри нашей страны. Мы знаем, что победа пролетариата в других капиталистических странах заставит нас реорганизовать нашу экономику на основе международного разделения труда. Когда произойдет международная пролетарская революция, установление независимых отраслей промышленности, которые сегодня делают нас независимыми от капиталистических рынков, не будет уже интернациональным долгом нашей партии и нашего рабочего класса. Это уже станет делом высокоразвитых промышленных стран соединить их и наш труд на основе большего роста производительных сил и международного разделения труда, так как мы страна более отсталая в экономическом отношении. Это бесспорная правда, которую зрелый в политическом отношении человек не будет отрицать»21.

Ясно, что представители Коминтерна были более склонны расхваливать преимущества экономики будущего коммунистического общества, чем точно объяснить, как будут управлять этой экономикой.