Глава 3. Иуда Близнец и город Эдесса

 

Что бросается нам в глаза в «Деяниях Фомы»?

Прежде всего – радикальное отличие многих обычаев и ритуалов от римской церкви.

Это касается даже названий: Фома и его община нигде сами не называют себя «христианами». Они – «братья», «святые», «чистые» и последователи «Пути, который ведет ввысь» {67}.

Это касается образа жизни: Фома «не ест и не пьет», то есть не ест мяса и не пьет вина. Это утверждение невольно напоминает нам о тех самых сорока сикариях, которые заклялись не есть, не пить, пока не убьют Павла (Деян. 23:21).

Фома категорически не признает никаких плотских сношений, по крайней мере, для тех святых, которые при жизни являются сосудом для духа Христа.

Этот суровый, аскетичный, демонстрирующий крайнее воздержание Иуда Близнец очень похож по своему поведению на Иакова Праведника, брата Иисуса, который был бессменным главой христианской общины в течение тридцати лет после смерти брата. Иаков Праведник тоже не ел мяса и не пил вина, и колени его были мозолистыми от молитв за народ. Зато он совершенно непохож на постпавловского Иисуса, который весело пирует с мытарями и на упреки шокированных аскетов отделывается лихим софизмом: «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9:13).

Еще больше это касается обрядов.

Фома не «крестит», а «запечатывает». Разница в терминологии, казалось бы, не особенно велика, и слово «печать» в значении «крещение» употребляется во многих христианских текстах. Но тут важно то, что, как мы уже замечали, значение слова «от» в иврите намного шире слова «печать». Это слово несет в себе мощный магический оттенок. «От» – это и печать, и мета, и знак, и знамение. «От» ставит Господь на Каина. «От» (во множественном числе «отот») совершает Моисей. «Печать» – это могучая магическая мета, оберег, который позволяет «запечатанным» ста сорока четырем тысячам избранных евреев из «Откровения Иоанна Богослова» одним спастись от золотой саранчи и гиацинтовых коней (Откр. 7:4).

К тому же «печатей», которых Фома кладет, две. Первая «печать» – это обычное водяное крещение. После него запечатанный слышит бога, но не видит его.

Вторая печать – это Помазание. «И апостол взял масло и возлил его им на головы и умастил их и помазал их» {68}. После того как царь Гундафор и его брат были запечатаны первой печатью, они смогли слышать бога. А когда они были запечатаны второй печатью, они смогли видеть его. «И когда они были запечатаны, перед ними появился юноша с зажженным факелом, так что их лампады померкли при приближении его света» {69}.

Этот юноша с зажженным факелом удивительно напоминает нам не только ангела, но и двух традиционных спутников Митры, Каута и Каутопата, изображавшихся в виде юношей с факелами, повернутыми вверх и вниз. Напоминает она нам и о месте происхождения этого текста – Эдессе, где существовал арабский культ богов‑близнецов Азиза и Монима, Утренней и Вечерней Звезды {70}.

Но более всего церемония с двумя стадиями посвящения, после первой из которых можно слышать бога, а после второй – видеть его, отсылает нас к главному запрету ортодоксального иудаизма: запрету на лицезрение Бога. Ритуал, который практикует Фома, есть не что иное, как очень удачный способ преодоления этого запрета. Да, сообщают нам авторы ритуала, действительно, такая проблема есть. Недостаточно посвященные люди – например, пророк Иеремия – могли только слышать бога. Но те, кто прошли вторую ступень инициации, могут и видеть его. Помазание, которое дает возможность видеть Бога, прямо упоминается в гностическом «Евангелии от Филиппа» как вторая ступень инициации верующего после Крещения {71}.

Кроме этого Фома причащает своих учеников не хлебом и вином, как в римской церкви, а хлебом и водой {72}. Какой вариант является более аутентичным: вино или вода?

Римская церковь настаивала, разумеется, на вине, а воду объявляла зловредной ересью энкратизма.

Однако мы почти точно можем сказать, кто первый причащал своих учеников вином: апостол Павел.

В 1‑м послании Коринфянам Павел сообщает:

«Ибо я от Самого Господа принял то́, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание» (1 Кор. 11:23–25).

Конечно, Павел вместо слова «вино» говорит «моя кровь», но мало сомнений, что он имеет в виду именно вино. При этом ни на каких прижизненных учеников Иисуса, которые вместе с ним были на Тайной вечере и совершенно точно помнили, что сделал учитель, Павел в этом тексте не ссылается. Он ссылается на свою личную аудиенцию на третьем небе.

Апостол Павел не производит впечатление чрезмерно аскетичного человека. Откровенно говоря, он любил пожить. И, как всякий религиозный лидер, он был склонен оправдывать желания ссылкой на волю Божию. Проще говоря, апостол Павел не хотел отказываться от вина и поэтому сказал, что хлестать вино ему приказал Иисус. Более того, он назвал это вино «кровью Христовой»!

Напротив, его противники (те самые сорок сикариев, которые поклялись не есть мяса и не пить вина) были куда более аскетичны. Мы даже можем себе представить, что застольные привычки Павла раздражали их не меньше, чем его взгляды.

Ритуал причастия хлебом и водой сохранялся долгое время даже в разных местах империи. Например, еще в III в. н. э. епископ Карфагена Киприан был вынужден написать большое письмо, упрекавшее подведомственных ему епископов в том, что они причащают верующих хлебом и водой. Судя по негодованию Киприана, таких епископов в Африке было большинство {73}.

Иначе говоря, мы легко можем предположить, что аскетическая практика причастия хлебом и водой была не менее, если не более древней, чем привычка апостола Павла попивать винцо.

А церемония Помазания?

Напомню, собственно, что слово Христос – это перевод слова «Мессия» (Машиах) и оба слова означают на греческом и на иврите одно и то же – Помазанник.

Гностики обещали, что их адепты могут стать Новыми Христами, новыми Помазанниками. Поэтому церемония Помазания в гностических христианствах всегда присутствует в самом что ни на есть возвышенном виде.

Помазание – это и есть превращение верующего в Помазанника/Христа. Именно в таком виде этот ритуал присутствует и в раннем «Откровении Иоанна Богослова», где 144 тысячи избранных делаются «царями и священниками Богу нашему» (Откр. 5:10). «Откровение» называет их царями потому, что они «будут царствовать на этой земле».

И вот тут мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией. Дело в том, что в канонических Евангелиях церемонии Помазания Помазанника на царство нет.

Вместо этого в них рассказана довольно‑таки дикая история о том, что однажды Иисус был в доме какого‑то прокаженного, и туда пришла какая‑то проститутка и вылила ему на голову масло.

«И когда он был в Вифании, в доме Симона прокаженного, и возлежал – пришла женщина с алавастровым сосудом мира из нарда чистого, драгоценного, и, разбив сосуд, возлила ему на голову» (Мк. 14:3), – сообщает Марк.

Правда, у Марка не говорится, что эта женщина была проститутка. Но это говорится у Луки.

Напомним, что женщины – я уже не говорю о проститутках – в иудаизме не могли быть священниками и не могли исполнять никаких обрядов. Тем более они не могли помазать на царство. А прокаженные считались ритуально нечистыми. Их не пускали в Храм.

Таким образом, согласно каноническим Евангелиям, помазание Помазанника, Христа, произошло в доме прокаженного – то есть в месте, которое было совершенно запретно для иудея с точки зрения ритуальной чистоты. А помазала Христа проститутка, то есть опять‑таки существо, негодное для помазания царя.

Как понять такой странный рассказ?

Очень просто. Что такое Помазание на царство? Это восстание против римских властей. Это преступление, которое называется crimen laesae maiestatis, то есть преступление, наносящее ущерб величию императора. Согласно Lex Julia maiestatis, принятому Цезарем в 46 г. до н. э. и повторно Августом в 8 г. до н. э., преступление это каралось смертью, причем вне зависимости от степени размаха предприятия.

Поэтому Марк, а за ним и другие евангелисты постарались максимально высмеять эту церемонию и вывернуть наизнанку.

Да, Иисуса помазали – сообщали нам они. Но это церемония не имела никакого отношения к церемонии, которую проделал великий пророк Самуил, помазав Давида (1 Цар. 16:13). Она не имела никакого отношения к церемонии, которую проделал первосвященник Садок, помазав на царство Соломона (3 Цар. 1:39), к Ииую, которого помазал Господь на истребление дома Ахавова (2 Пар. 22:7). И вообще это было не Помазание на Царство, а приготовление к погребению (Мф. 26:7; Мк. 14:9; Ин. 12:8).

И вот мы видим, что «Деяния Фомы», написанные за пределами империи, то есть там, где закон Lex Julia maiestatis не действовал, и вообще гностическое христианство сохраняют церемонию Помазания в ее раннем, величественном значении, таком же, которое она имеет в «Откровении Иоанна Богослова». Никаких проституток, никаких прокаженных и баб никаких: на царство помазывают Царя, и делает это Пророк, Близнец Господа.

 

Реальный апостол Фома

 

Еще одна вещь, которая бросается в глаза в «Деяниях Фомы» – это необыкновенно высокий социальный статус его прозелитов. Апостол Фома вовсе не проповедует униженным и оскорбленным. Он вращается в самых высших кругах общества.

Фома шутя обращает восточных генералов и их жен, царей и, особенно, скучающих, влиятельных, богатых и мечтающих о хоть какой‑то самореализации цариц. Даже цари, которые сами не собираются обращаться в христианство, вроде царя города Андраполис, относятся к Фоме с изрядным уважением, так же, как в Китае влиятельный цзеньши мог с уважением относиться к заезжему даосу.

Но, может быть, Фома выдает желаемое за действительное? Может быть, «царицы» и «принцессы» Фомы были на самом деле кухарками и рабынями? Может быть, они становились «царицами» только после того, как Фома их «запечатал»? Может быть, их «царский» статус был всего лишь символ?

Присмотримся повнимательней.

В «Деяниях» ареной подвигов Иуды Фомы называется далекая Индия. Однако, как мы уже сказали, «Деяния Фомы» были написаны в Эдессе. Там же было написано «Евангелие от Фомы», и там же, в Эдессе, находилась его гробница, которую посетила в IV в. н. э. благочестивая паломница Эгерия.

Согласно Эгерии царем, которого обратил в истинную веру апостол Фома, был не какой‑то индийский Гундафор, а не кто иной, как сам царь Эдессы, Абгар!

«Господь наш Иисус в письме, которое он послал царю Абгару через скорохода Ананию, обещал, что он пошлет ему св. Фому после того, как сам вознесется на небо», – сообщала Эгерия {74}.

Утверждение о том, что царь Эдессы еще в середине I в. н. э. был обращен в христианство, на первый взгляд может вызвать только улыбку.

И в самом деле – Иосиф Флавий, наш главный источник по иудейской истории того времени, ничего не знает об обращении царя Эдессы в христианство.

Он рассказывает нам совсем другую историю. Он сообщает, что в интересующее нас время – то есть в 30‑х гг. н. э. – Елена, вдова Монобаза, царя соседней с Эдессой Адиабены, и ее сын Изат приняли иудаизм.

Иосиф Флавий рассказывает об обстоятельствах принятия Еленой иудаизма следующее.

Царя Изата склонил к иудейской религии некий купец по имени Анания. Изат с радостью принял все положения новой веры и хотел подвергнуться обрезанию. Однако его мать, уже обращенная в иудаизм другим проповедником, была решительно против: «Ведь он царь и может навлечь на себя неудовольствие своих подданных, которые, узнав о его расположении к иноземцам и их обычаям, смогут не пожелать повиноваться царю‑иудею» {75}.

Того же самого мнения был и Анания. Он боялся за собственную безопасность и с этой целью разработал целую теологическую теорию, согласно которой Изат мог «поклоняться Господу Богу и не принимая обрезания, если уже он непременно желает примкнуть к иудейству. Такое поклонение, по его мнению, будет гораздо важнее принятия обрезания». Анания указывал, что «Предвечный простит ему это упущение, так как он согласился на него по необходимости и из соображений политического свойства» {76}.

Царь долгое время следовал мнению Анании, пока к нему не прибыл «некий Елеазар, галилейский иудей, пользовавшийся славою большого знатока закона». «Войдя к царю и приветствовав его, Елеазар застал его за чтением Моисеева Пятикнижия и воскликнул: «О, царь, ты не исполняешь главного закона и этим грешишь против Господа Бога. Тебе следует не только читать эти законы, но раньше всего исполнять их. Доколь же ты хочешь оставаться необрезанным?» {77}

Эти слова так впечатлили царя, что он отложил книгу, перешел в другую комнату, позвал врача и немедленно велел ему совершить операцию. Мать и Анания были поражены и испуганы.

История, рассказанная Флавием, отнюдь не выдумка. Царица Елена, вдова царя Монобаза, действительно существовала и действительно приняла иудаизм. Более того, она посетила Иерусалим, умерла в нем и была похоронена в гробнице, которая известна и по сей день.

Мы можем быть уверены в том, что вариант иудаизма, в который обратились царица Елена и царь Изат, был далек от пацифистского.

Дело в том, что родственники царя Адиабены принимали горячее участие в Иудейской войне. Впервые они столкнулись с римлянами под Бейт‑Хороном. В ходе этого боя в 66 г. восставшие иудеи пытались задержать подходившие к Иерусалиму войска Цестия. Иосиф сообщает, что в числе руководителей сражения, погибших в нем из‑за самоубийственной храбрости, были «родственники адиабенского царя Монобаз и Кенедай» {78}. Кроме этого несколько «сыновей и братьев царя Изата» участвовали в обороне Иерусалима фанатиками. После взятия города они попали в римский плен {79}.

В Иерусалиме во время осады его римлянами, напомним, в это время царил религиозный террор и зилоты убивали всех, кто веровал не так, как они. Однако знатных адиабенцев зилоты не тронули, и, более того, один из них, Навайтай, был один из трех самых храбрых защитников города, изумлявших своими подвигами даже на фоне самоубийственной храбрости остальных фанатиков {80}.

Боевые подвиги родственников адиабенского царя под Бейт‑Хороном и Иерусалимом, за тысячу двести километров от родины, удивительно напоминают нам судьбу американских коммунистов, сражавшихся против Франко в Испании, и заставляют предположить, что правящая в Адиабене династия склонялась к весьма экзальтированной версии иудаизма, что, впрочем, обычно для неофитов.

У нас есть и другие основания подозревать, что иудаизм, принятый царицей Еленой и ее сыном, имел весьма милленаристские обертоны, и «галилейский иудей, пользовавшийся славой большого знатока закона», имел прямое отношение к другому знаменитому галилейскому иудею, Иисусу. Так, один из вариантов «Толедот Иешу» утверждает, что покровительницей Иисуса была царица Елена, у которой был сын Монобаз.

А Талмуд утверждает, что царица Елена не просто приняла иудаизм, а дала назорейскую клятву и соблюдала ее или 14, или 21 год {81}. Иначе говоря, согласно Талмуду царица Елена стала назорейкой.

Слово «назореи» – а отнюдь не «христиане» – будет одним из ключевых для этой книги.

Кто же такие были в I в. н. э. назореи?

 

Евреи за границами Рима

 

Согласно каноническим «Деяниям апостолов» члены первой христианской общины обитали в Иерусалиме, пока не вынуждены были бежать из него после гонений, последовавших из‑за неких беспорядков, разразившихся на ступенях храма. После этого, согласно «Деяниям апостолов», они бежали в другие города Римской империи.

«Рассеявшиеся от гонения, бывшего после Стефана, прошли до Финикии и Кипра и Антиохии, никому не проповедуя слово, кроме Иудеев» (Деян. 11:19). Там, в Антиохии, верующие и были названы (или провозглашены) христианами (Деян. 11:26).

Так как впоследствии христианство стало государственной религией Римской империи, у читателя невольно создается впечатление, что его ареал обитания с самого начала был ограничен пределами Римской империи, так же как ареал обитания обезьяны бонобо ограничен рекой Конго.

Религия Иисуса была маленьким ручейком любви и добра, который сохранился благодаря проповедям Петра и Павла и постепенно разлился в могучую реку. Разливался он по территории Римской империи, и если когда‑то эта река и выплескивалась из ее границ, то произошло это достаточно поздно и благодаря деятельности римских миссионеров.

Это, если вдуматься, очень странно.

Как мы уже говорили, в Финикии, Кипре и Антиохии и вообще во всей восточной части Римской империи говорили по‑гречески. И притом Римская империя преследовала христиан.

А совсем рядом, за границей Иудеи, на огромных пространствах Ближнего Востока говорили на арамейском, и на этих пространствах тоже проживало огромное еврейское население.

Так, множество евреев жило в Армении: их депортировал туда Тигран II в 60‑х гг. до н. э. {82}. Мовсес Хоренаци не только повествует об этих громадных депортациях, но и утверждает, что из них произошли несколько знатнейших армянских родов, включая род Багратуни {83}.

Евреи жили в Арбелах, столице уже упомянутой Адиабены. Жили они и в Эдессе. Еврейские обитатели Эдессы даже отождествили город, в котором они поселились, с Уром Халдейским, – тем самым городом, из которого вышел праотец Авраам. Никаких археологических оснований традиция эта не имела, однако была так упорна, что в окрестностях города даже отыскалась пещера, в которой родился Авраам.

И, разумеется, множество евреев жили, еще со времени вавилонского плена, в самой Месопотамии. В Нисибисе существовала знаменитая еврейская академия; в Вавилоне был написан Вавилонский Талмуд. Евреи были настолько влиятельным и воинственным меньшинством, что в 30‑х гг. в болотах Евфрата двое братьев‑евреев, Анилей и Асиней, основали небольшую разбойничью сатрапию, которую в течение 15 лет был вынужден признавать парфянский царь {84}. А вскоре после восстания Бар‑Кохбы у вавилонских евреев появился свой экзиларх (рош галут), правитель в изгнании, претендовавший на происхождение из рода Давидова. Последний экзиларх был убит в XI в. н. э. Буидами.

Итак, последователи Иисуса в Иудее не говорили по‑гречески, и Иудея была частью империи, которая их преследовала.

Согласитесь: совершенно непонятно, зачем людям, которых преследовали римляне и которые не говорили по‑гречески, было бежать из контролируемого римлянами Иерусалима в грекоговорящую и римлянами же контролируемую Антиохию?

Почему бы им не бежать вместо Антиохии, к примеру, в Эдессу, которая находилась почти на том же расстоянии от Иерусалима, что и Антиохия (700 км против 900 км), но зато располагалась за пределами империи и вдобавок говорила на родном беженцам арамейском языке!

Ответ был такой, что они и бежали!

 

Эдесса

 

Эдесса, как мы уже сказали, представляла собой практически город‑государство, плодородный оазис в верховьях Евфрата. Человеческие поселения существовали в этих местах очень давно, но как стратегически важный объект, Эдесса де‑факто была основана Селевкидами. Однако уже в 130‑х гг. до н. э. она отпала от греческого царства, обарамеилась и обзавелась династией собственных арабских царей, самой примечательной чертой которой было их имя: этих царей почти неизменно звали Абгар.

Если мы посмотрим на карту Римской империи в I в. н. э., то мы увидим, что вся Эдесса, а также прилегающие к ней Адиабена и Армения, и город Нисибис, и вся Месопотамия являются либо частями Парфянского царства, либо его вассальными государствами.

А если мы посмотрим на карту Рима спустя три века, то в ней все эти земли окажутся либо частями империи, либо, в случае Армении, глубоко вассальным царством.

Иначе говоря, в I в. н.э все эти земли были фронтиром. Это был широкий фронт, по которому наступала Римская империя, и все упомянутые нами царства – и Эдесса, и Адиабена, и Армения – были местом прокси‑войн между двумя сверхдержавами тогдашнего мира, Римом и Парфией.

Обычно мы смотрим на этот регион глазами наступающих римлян, потому что мы все‑таки, как ни крути, культурные наследники римлян, а не парфян. Давайте, однако, изменим ракурс и посмотрим на происходящее глазами местных владык – царя Адиабены Изата, который принял воинствующий иудаизм, и царя Эдессы Абгара, который якобы принял христианство.

Они жили на границе огромного монстра, который все время расширялся. Их прежним сувереном было рыхлое парфянское царство, царь которого назывался Царем Царей. Это величавое на первый взгляд прозвище проистекало именно от чрезвычайно слабого контроля парфян за подведомственной территорией. Оно значило, что на территориях, формально подвластных парфянам, существовали и другие цари, подчиненные парфянскому Царю Царей ровно в той степени, в которой он мог их к этому принудить.

Царские династии Эдессы и Адиабены были арабского происхождения. Их подданные говорили на арамейском, абсолютное большинство населения составляли семиты, среди них жило множество евреев.

Римская империя – монстр, наползавший на эти земли, который грозил поглотить этих царей, лишить их земли, царства, статуса и даже жизни.

Однако у римского монстра имелась огромная проблема. Совсем недавно он поглотил другую населенную семитами землю – Иудею, и она у него плохо сварилась. Она бурчала в желудке. Каждые 20 лет там происходило по восстанию, то против Ирода, то против самих римлян. Эти восстания устраивала некая могущественная секта, которой руководил (или которая ждала) Мессию из рода Давидова. И эмиссары этой секты после разбитых восстаний наводняли Эдессу и Адиабену.

Что бы вы делали на месте царей Эдессы и Адиабены?

Ответ: конечно, вы бы маневрировали между двумя сверхдержавами, пытаясь изо всех сил сохранить независимость, и при определенных условиях вы бы, несомненно, поддерживали еврейских милленаристов.

Именно это и происходило в I в. н. э. в Верхней Месопотамии.

Помпей создал римскую провинцию Сирия в 64 г. до н. э. Эдесса после этого стала соседом Рима, и очередной эдесский Абгар поспешил заверить римлянина в дружбе.

Через десять лет он принял на себя почетную обязанность проводника войск Красса, жаждавшего стяжать славу в войне с парфянами. Римские легионы, однако, были плохо приспособлены для войны в пустыне, в которой легкие парфянские лучники имели серьезное преимущество перед пешими, тяжело передвигающимися по жаре легионерами.

Трезво оценив возможности легионеров, Абгар переметнулся на сторону парфян, и «прежде чем его предательство обнаружилось, ускакал, не таясь от Красса, а уверив его в том, что хочет подготовить ему успех и спутать все расчеты неприятеля» {85}. Скакать Абгару было недалеко: Карры, где Красс и римское войско сложили головы, находились в 40 км от гостеприимной Эдессы.

Спустя сотню лет история повторилась. В 49 г. н. э. другой Абгар с восточной роскошью принял у себя римские войска, везшие в своем обозе некоего Мегердата – кандидата на трон Армении {86}. Пропировав всю зиму, Абгар с Мегердатом отправились в Адиабену к нашему старому знакомцу – царю Изату, и наконец, переправились через Тигр, где и столкнулись с парфянским войском. Перед решающим сражением оба царя, и Абгар, и Изат, сбежали. Парфяне разбили римские войска, а Мегердат, бывший родственником парфянского царя, отделался отрезанными ушами {87}.

Надежду овладеть Арменией римляне не оставили, и спустя девять лет они все‑таки посадили на ее трон своего царя, предварительно произведя ее зачистку войсками Корбулона. Царя звали Тигран, и примечательно, что он был внуком Ирода Великого.

«Тиграну дали охрану из тысячи легионеров, двух союзнических когорт и двух отрядов вспомогательной конницы, и, чтобы ему было легче удерживать за собою новый престол, определенным частям Армении, смотря по тому, к чьим землям они примыкали, было велено повиноваться Фарасману, Полемону, Аристобулу и Антиоху» {88}.

Следующей мишенью римлян стала Адиабена. Тигран – со своей тысячью легионеров и двумя союзническими когортами – немедленно вторгся в нее, вероятно, желая присоединить к своим владениям {89}.

Фактически это была прокси‑война: Рим и Парфия выясняли отношения в Адиабене. Рим начал собирать на сирийской границе войска, которые, вероятно, и прибрали бы к рукам владения Изата, не разразись в это время Иудейская война. Войска были переброшены из Сирии в Иудею, и в результате родственники царя Изата, Монобаз и Кенедай, встретились с римлянами не под Арбелами, а под Бейт‑Хороном.

История о вторжении римских легионов в Адиабену в начале 60‑х гг. заставляют нас совершенно по‑новому отнестись к рассказам о том, что царь Адиабены принял иудаизм и что царь Эдессы покровительствовал апостолу Иуде Фоме. Мы вдруг понимаем, что у них были серьезные геополитические резоны. Поддерживать иудейских милленаристов было для государств, находящихся по другую сторону римской границы, лучшей стратегией для собственной безопасности.

Благодаря этой поддержке прокси‑война между Римом и Парфией, которую Рим надеялся вести на территории Адиабены, разразилась на территории Иудеи, и мы можем быть уверены, что адиабенским царям это было куда приятней. Тем более что в случае победы они вполне могли рассчитывать на венец Иудеи.

Иудейская война закончилась для евреев чудовищным поражением, но для парфян она была несомненным плюсом. Именно она остановила неуклонное расширение Рима на восток.

Это положение дел сохранялось до самого 115 г. – когда император Траян начал стремительную и победоносную кампанию против Парфии.

Кампания Траяна не имела параллелей в римской истории; она, казалось, была реваншем за унизительные поражения Красса и Марка Антония. Впервые римские легионы били парфянских всадников; впервые войска Рима захватили Ктесифон и вышли на берег Красного моря.

Траян продвинулся на восток дальше, нежели Александр Македонский, и сенаторы в Риме не были в состоянии ни поспеть за перечнем покоренных им народов, ни даже правильно их поименовать {90}. От Красного моря Траян поплыл к океану. Это был первый – и последний – момент в истории Рима, когда империя простиралась от Северного моря до Индийского океана.

Войска Траяна захватили Нисибис, разграбили Эдессу, Селевкию и Арбелы. Парфянское царство – вторая сверхдержава Ближнего Востока, доставлявшая римлянам столько хлопот, уже была практически уничтожена, когда в этих, уже покоренных, городах вспыхнуло восстание.

Однако это не было восстание парфян. Это было восстание иудеев.

Главными его центрами стали Нисибис, Эдесса, Селевкия и Арбелы – города с большим количеством иудейского населения. Мы можем легко предположить, что значительной частью этого иудейского населения были те самые милленаристы, которые сбежали от римлян, презрительно называемых ими киттим, за границу империи и были не очень счастливы, когда киттим настигли их снова. Во всех этих городах иудеи вырезали римские гарнизоны и захватили власть, а вслед за этим иудейские восстания вспыхнули в Киренаике, в Египте и на Кипре.

Восстания, разразившиеся в далеком тылу, были для римской армии стратегической катастрофой. Траян был вынужден срочно отвлечь на их подавление значительную часть своих войск.

Мы не знаем, что случилось с династией Монобаза после Иудейской войны, но есть основания полагать, что она была свергнута в 117 г. генералами Траяна после подавления восстания в Арбелах и бежала в Армению, где, возможно, она упоминается Мовсесом как род Аматуни, происходящий из иудеев {91}.

В 194 г. Адиабена и Осроена объединились и атаковали римский гарнизон, стоявший в Нисибисе с 160 г. {92}. Время они выбрали неудачное. На римский престол в это время взошел профессиональный солдат Септимий Север, немедлено отправившийся «из‑за жажды славы в поход против варваров – осроенов, адиабенов и арабов» {93}.

Север откусил от владений царя Эдессы (его снова, как легко догадаться, звали Абгар) огромный кусок, а сам царь начал чеканить монеты с самим собой на одной стороне и с Септимием Севером на другой {94}.

Это был тот самый царь Абгар VIII, придворным, фаворитом и товарищем детских игр которого был знаменитый эдесский гностик Бардесан.

Окончательно инкорпорировал Эдессу в империю сын Септимия Севера, капризный и недалекий император Каракалла. Не обладая военными талантами отца, он справился с очередным Абгаром (за номером девять) куда более простым образом.

«Антонин обманул царя Осроены Абгара, ибо пригласил его к себе как друга, а затем взял под стражу и заточил в темницу и таким образом овладел Осроеной, оставшейся без царя» {95}.

Это окончательное преобразование Эдесского царства в провинцию Осроену обернулось трагедией для Бардесана. Он бежал из Эдессы в Армению и, укрывшись в горной крепости Ани, написал, между прочим, историю Армении {96}. С этого момента и до VII в. Эдесса надолго стала частью Римской империи и стратегическим римским центром в Месопотамии.

 

Церковь в Эдессе

 

Представитель той христианской церкви, которая впоследствии стала господствующей в Римской империи и которая сама себя называла «кафолической», то есть всеобщей, и «ортодоксальной», то есть правоверной, появился в Эдессе около 200 г. н. э. почти одновременно с войсками Севера. Это был некто Палут, рукоположенный антиохийским епископом Серапионом.

К своему удивлению – и, вероятно, огорчению, – Палут застал в городе великое множество верующих в Иисуса Христа сект. Все они говорили на арамейском языке, то есть на том же самом, что и сам Иисус. Последователи Палута долго находились среди этих страшных еретиков в меньшинстве и получили от них презрительную кличку «палутиане».

Ситуация начала исправляться только в IV в. н. э., когда ортодоксальное христианство стало сначала господствующей, а потом, с 380 г., – единственной разрешенной религией империи. В 411 г. епископом Эдессы стал некто Раббула. Методы, употребленные Раббулой для расправы с еретиками, мало отличались от тех, которыми впоследствии инквизиция расправлялась с альбигойцами и катарами. Он конфисковывал их имущество, сжигал книги и не брезговал натравливать на «еретиков» воинствующих фанатиков.

«Силою Бога этот славный соратник Иисуса Христа смог тихо уничтожить дома их собраний и взять и принести все их сокровища в свои церкви, пока даже и камни их он не взял для своего пользования… Тысячи евреев и мириады еретиков он обратил в веру Мессии за время своего священничества», – с нескрываемым восхищением сообщает «Жизнь Раббулы» {97}.

Рвение Раббулы было тем более сильным, что императорская власть к этому времени сильно ослабела, и епископы были де‑факто теократическими правителями городов. Чем меньше в этих городах было еретиков и язычников, тем абсолютней была их власть.

Помимо прямого истребления еретиков, Раббула вел с ними нешуточную идейную полемику. Важнейшим инструментом этой полемики стал сочиненный при Раббуле текст под названием «Доктрина Аддая» {98}.

Это был очень трогательный текст, включавший в себя ни более ни менее как переписку Иисуса с царем Эдессы Абгаром. Абгар в этой переписке предлагал Иисусу защитить его от кровавых евреев, которые вот‑вот должны были его распять. В «Доктрине Аддая» также говорилось, что после смерти Иисуса апостол Фома прислал в Эдессу своего ученика Аддая, учеником которого и был Палут. (Тот самый ортодокс Палут, который, напомним, появился в Эдессе около 200 г. и ученики которого долго назывались «палутиане».) А человек, в доме которого остановился Аддай, был некто Товия, иудей.

Поздний этот текст, как фальшивка, драгоценен для нас следующим: дело в том, что его мишенью являются почти все крупные группы «еретиков», жившие в то время в Эдессе.

Кто же были те «еретики», которыми кишела Эдесса?

Кому принадлежал храм, уничтоженный наводнением в 201 году?

Один из них, как легко может догадаться читатель, был уже неоднократно упомянутый нами Бардесан – аристократ, товарищ детских игр и фаворит царя Абгара VIII.

Учение Бардесана было не просто популярно в Эдессе. «Жизнь Раббулы» сетует на то, что Бардесан «прельстил сладостью своих гимнов всю знать города» {99}. А один из немногих текстов школы Бардесана, которые до нас дошли под названием «Книга законов стран», даже утверждает, что Бардесан обратил в свою веру царя Абгара. Таким образом, он был не только его фаворитом, но и духовным наставником.

На первый взгляд это сообщение может показаться странным. Каким образом царь языческой Эдессы, в которой стояли храмы Небо и Белу, в которой в священных прудах, посвященных Атаргатис, плодились неприкосновенные карпы с плавниками, украшенными драгоценностями, в которой веровали в арабских богов‑близнецов Азиза и Монима, в Утреннюю и Вечернюю Звезду, мог уверовать в Иисуса?

Однако мы должны учитывать тут две вещи.

Во‑первых, вера Бардесана кардинально отличалась от той, которую исповедовала римская церковь. Для римской церкви, преследуемой государством, все достижения Рима и Греции, все их статуи, боги, портики, колоннады, философия и искусство было делом рук Сатаны. Они должны были быть истреблены и разбиты, а приверженцы их – обращены в истинную веру. Не то Бардесан: его вера была, по существу, набором эзотерических духовных практик, обещающих слияние человека с Богом, и Бел с Атаргатис были ей не помеха, тем более что Бардесан не отрицал существования всяких малых богов – он просто считал, что человек стоит выше их в порядке творения.

Кроме этого боги Эдессы довольно сильно отличались от римских. Дело в том, что это были прежде всего семитские боги. Для семитских религий, при всем их многобожии, было характерно почитание божественной Триады – Бога‑Отца, Богини‑Матери и Бога‑сына. Например, в Хатре это были Марен (Господь), Мартен (Госпожа) и бар‑Марен – их Сын {100}. В Эдессе это были Бел, космократор, главный бог вавилонского пантеона, творец неба и земли, супруга Бела Атаргатис и их сын Небо – посредник между Белом и человечеством {101}.

Именно такие отношения, вероятно, связывали в домонотеистическом яхвизме верховного Бога Эля, его супругу Ашеру и их сына Яхве, и именно так и представлял себе Бардесан происхождение Иисуса Христа.

 

«Нечто излилось из Отца Жизни,

И Мать забеременела таинством рыбы и родила его,

И он был назван Сыном Жизни» {102}.

 

Мы не можем приписать «Евангелие от Фомы» Бардесану, родившемуся в 154 г. Оно было написано незадолго до его рождения. Вероятно, оно было одной из книг, на которых он воспитывался, и, вероятно, именно община, к которой принадлежал Бардесан, почитала Фому как одного из своих основателей. Но мы с большой вероятностью можем приписать Бардесану «Оды Соломона» – написанные в Эдессе великолепные гностические тексты, повествующие о вознесении на небо и слиянии с богом. Так же, как и «Евангелие от Фомы», «Оды Соломона» характеризуются полным отсутствием интереса к земной жизни Христа и столь же полной терпимостью.

Как можно заметить, ортодоксальная фальшивка под названием «Доктрина Аддая» была направлена, в том числе, против бардесанитов и их апостола Иуды Фомы. Она утверждала, что Иуда Фома никогда не был в Эдессе – и мало ли, что Эгерия видела там его гробницу! Она утверждала, что человек, который принес христианство в Эдессу, был некий Аддай.

Кроме этого «доктрина Аддая» была направлена против манихеев, которых в Эдессе было также превеликое множество. Об основателе