Заключительное замечание, а также еще раз кратко о том, можно ли иметь бредовую работу и не знать об этом

Идея бредовой работы второго порядка вновь заставляет вернуться к вопросу о том, в какой степени такая работа является вопросом субъективного мнения, а в какой – объективной реальности. Я считаю, что бредовая работа существует на самом деле: когда я говорю, что мы можем полагаться только на мнение самого работника, я имею в виду, что это единственное, что мы можем знать как наблюдатели. Напомню, что, хотя я считаю правильным полагаться на мнение конкретного работника в вопросе о том, делает ли он или она вообще что‑нибудь на своей работе, я всё же считаю при этом, что когда речь идет о более тонком вопросе – делается ли на этой работе что‑нибудь ценное, – то лучше всего полагаться на общее мнение тех, кто занят в этой отрасли. В противном случае мы окажемся в довольно глупом положении, если заявим, что из тридцати помощников адвоката, работающих в одном офисе и выполняющих одинаковые задачи, у двадцати девяти бредовая работа, потому что они сами считают ее такой, а у единственного истинно верующего, который с ними не согласен, – нет.

Если мы не намерены утверждать, что никакой реальности вне индивидуального восприятия вообще не существует (это было бы весьма сомнительно с философской точки зрения), то трудно отрицать, что люди могут ошибаться в отношении того, чем они занимаются. Для целей этой книги это не такая уж большая трудность, потому что меня, как уже было сказано, в первую очередь интересует субъективный элемент. Моя задача заключается не столько в том, чтобы разработать теорию общественной полезности или общественной ценности, сколько в том, чтобы выявить психологические, социальные и политические следствия того, что многие из нас втайне убеждены, что в нашей работе отсутствует общественная полезность или общественная ценность.

Я также предполагаю, что люди обычно не ошибаются. Так что если мы захотим выяснить, какие секторы экономики реальны, а какие – бред, то лучший способ узнать это состоит в том, чтобы изучить, в каких секторах большинство работников считают свою работу бессмысленной, а в каких – нет. Более того, можно попробовать выявить имплицитную теорию общественной ценности, которая приводит людей к таким выводам: если кто‑то говорит: «Моя работа совершенно бессмысленна», то какие скрытые критерии при этом подразумеваются? Некоторые (как, например, художник по спецэффектам Том) много думали об этом и легко вам ответят. В других случаях работники не в состоянии сформулировать собственную теорию, но она наверняка у них имеется, пусть отчасти на бессознательном уровне. Так что обнаружить теорию можно, изучая язык, который люди используют, и наблюдая, как они инстинктивно реагируют на выполняемую работу.

Для меня это не проблема. Я антрополог, а антропологов учат выявлять имплицитные теории, стоящие за повседневными действиями и реакциями людей. Проблема только в том, что у людей разные теории. Во время проведения исследования я заметил, например, что многие работники банковской сферы втайне убеждены в том, что девяносто девять процентов деятельности банков – бред, который не приносит человечеству никакой пользы. Я могу только предполагать, что другие работники этой сферы не согласятся с такой оценкой. Существует ли здесь какая‑то закономерность? Зависит ли она от трудового стажа? Действительно ли начальство больше верит в общественную пользу от работы банков? Или многие из начальников втайне согласны, что их работа не имеет общественной ценности, но их это не волнует? А может, они даже наслаждаются тем, что их работа не приносит пользы обществу, и в каком‑то романтическом смысле считают себя пиратами или великими комбинаторами? Ответить на эти вопросы невозможно (хотя свидетельство Джеффри Сакса, приведенное в предыдущей главе, говорит о том, что многие из высокопоставленных начальников считают, что имеют право на всё, что могут получить).

Настоящая проблема для моего подхода возникает тогда, когда приходится иметь дело с теми, на чьи профессии другие люди обычно ссылаются как на яркие примеры бредовой работы, при том что сами обладатели этих профессий, похоже, так не считают. По этому вопросу тоже никто не проводил детального сравнительного исследования, но в своих данных я заметил несколько интересных закономерностей. Я получил истории лишь от нескольких адвокатов (хотя помощников адвокатов было множество) и двух пиарщиков; лоббистов не было совсем. Значит ли это, что мы должны считать эти профессии в основном не бредовыми? Необязательно. У их молчания есть множество других возможных объяснений. Например, возможно, мало кто из них сидит в Twitter, а те, кто сидят, более склонны лгать.

В заключение я хотел бы добавить, что обнаружилась только одна категория людей, которые не просто отрицали бессмысленность своей работы, но откровенно враждебно относились к самой идее о том, что в нашей экономике полно бредовой работы. Довольно предсказуемо, что это были владельцы бизнеса и другие люди, ответственные за прием на работу и увольнение. (Таня, судя по всему, исключение в этом отношении.) Многие годы мне по собственной инициативе периодически писали возмущенные предприниматели и руководители, заявлявшие, что моя предпосылка изначально ошибочна. Они настаивали, что никто не стал бы тратить деньги компании на ненужного сотрудника. Аргументация в таких сообщениях обычно была незамысловатой. Большинство из них просто используют обычный логический круг: поскольку в условиях рыночной экономики описанные в этой главе вещи не могли произойти, то, следовательно, они и не происходили. И потому все люди, которые убеждены, что их работа бесполезна, должно быть, заблуждаются или много о себе думают, а может, просто не понимают свои реальные функции, которые полностью видны только вышестоящему начальству.

На основании этих ответов может возникнуть соблазн заключить, что существует как минимум одна группа людей, которые искренне не понимают, что занимаются бредом. Однако работа генеральных директоров на самом деле, конечно, вовсе не такова. Их действия действительно меняют мир – к лучшему или к худшему. Просто они не видят бреда, который сами создают.