Новые типы проектов по трансформации действительности

Новые типы проектов по трансформации действительности

Современная информационная война обретает все более самостоятельный характер, хотя на начальном этапе это была просто информационная поддержка военных действий. Сегодня перед нами в ряде случаев более сильный инструментарий, чем собственно военные действия, поскольку его применение возможно в гораздо большем числе ситуаций.

Гибридно-информационная война продемонстрировала, что можно вообще спрятать военные действия так, чтобы помешать на них адекватно реагировать, как показала ситуация с Крымом.

Динамика развития информационного инструментария требует разграничения понимания информационной и психологической войны, информационной и кибервойны. Да и сам термин «информационная война» неадекватен своей сути, поскольку этот тип войны является дезинформационным, а не информационным.

Следует признать все более активное распространение информационных операций в современном мире. Растет как их изощренность, так и направленность не только на военные, но и на мирные цели, что резко расширяет сферу их применения.

Достаточно большое распространение получили сегодня кибератаки, без которых не обошлись даже президентские выборы в США. Белый дом наконец представил схему из пяти уровней киберугроз, разрешив проблему расплывчатости сегодняшних подходов по реагированию. Эта схема создает общую базу, позволяющую понимать уровень реагирования. При разработке принимались во внимание следующие факторы:

· серьезность данного инцидента,

· необходимая срочность реагирования на данный инцидент,

· необходимый уровень координации ответных действий,

· ресурсный уровень, нужный для ответных действий.

Информационная война России в Украине, мире и среди своих сограждан также продемонстрировала новые методы и новые сферы для их применения. Изменяется не только интенсивность информационных атак и расширение набора объектов для атак, трансформировался и базовый тип атак (на что они направлены, какие сферы человеческого разума подвергаются нападению, какие последствия эти атаки несут).

Какие новые типы инструментария информационной войны предложили на сегодняшний день эксперты? Их три уже реализованных и четвертый-пятый лишь намечаются; среди существующих первых трех — поведенческая война, смысловая война и когнитивная война. Все три подхода направлены на трансформацию разного типа знаний, то есть стратегического уровня, а не просто информации как продукта тактического уровня, раскрывающей или меняющей, к примеру, просто фактаж.

Поведенческая война меняет имеющиеся в голове правила поведения, переводя объект воздействия на иное поведение, которое представляется коммуникатору более правильным.

Смысловые войны меняют картину мира массового сознания, где объектом является обычный человек, модель того, что именуется в просторечии здравым смыслом.

Когнитивные войны меняют картину мира, которая обусловлена инфраструктурой науки и образования. Это более научное представление о мире, которое точно так же влияет на наше поведение, как и здравый смысл.

Л. Гудков подчеркнул важность понимания наших проблем, исходя не только из сегодняшней, но и более общей перспективы. Он пишет: «Необходимо вернуться к “сознанию большого времени”, выйти из круга текущих вопросов, понимание того, что события важны не только за ближайшие два-три года, а что надо принимать во внимание, брать гораздо большие временные масштабы, чтобы понимать не только расстановку сил, но и те факторы, те силовые поля, которые складываются в гораздо более длительное время. Они устойчивы, хотя подчас не видны, поскольку образуют неконтролируемые, несознаваемые поля массового сознания. Вот этого как раз “большого времени” и не хватает для учета нынешних процессов и явлений».

Перейдем теперь к рассмотрению всех трех видов подробнее.

Поведенческая война

Вариант поведенческой войны предложен британскими специалистами по информационным операциям. Их не удовлетворил американский подход, оттолкнувшийся от методологии рекламы и паблик рилейшнз, когда конечной целью становится изменение отношения объекта воздействия к тому, что интересует коммуникатора. Британия в ответ на это представление приводит примеры, когда хорошее отношение к Великобритании в то же время не мешает убивать ее солдат. В основу целей данного нового подхода легли поведенческие изменения.

Появление этого подхода в Британии особенно интересно, поскольку сегодня лидерами поведенческого подхода являются, наоборот, американцы. Но Британия первая сделала такое подразделение у себя в правительстве, лишь потом этот опыт повторили США.

Влияние на поведение интересно не только для военных, но и для бизнеса и политики. По этой причине эта область останется в центре внимания еще на долгие годы.

Смысловая война

Здравый смысл тоже лежит в основе нашего поведения. Конечно, он формируется и разными «долгоиграющими» воздействиями, например, религией, — лучшие экономические результаты объясняют протестантским, а не католическим влиянием. Или неудачный опыт развития экономики и политики в России пытаются объяснить тем, что религия во времена Петра І заняла подчиненное положение по отношению к власти, чего не было на Западе.

Именно сознательной манипуляцией смыслами Д. Дондурей объясняет сегоднее состояние умов в России, когда капиталистическое потребление сочетается, например, с любовью к Сталину. Он пишет: «Еще в конце минувшего века госсмысловики совершили открытие. Осознали невероятное: при умелом программировании массовой культуры предоставленные рыночной системой возможности совершенно не опасны для сохранения концепции “особого пути” российского “государства-цивилизации”. Частная собственность, подключение к мировой финансовой системе, отсутствие цензуры в ее прежнем виде, подписание множества международных правовых конвенций, наличие элементов гражданского общества и даже допуск определенного объема конкуренции не препятствуют воспроизводству протофеодальных по своим внутренним кодам принципов устройства российской жизни. Оказалось, что теперь можно не наказывать людей за собственнические побуждения, за нелояльные господствующей доктрине мысли, не препятствовать поездкам миллионов граждан за границу. Наоборот, их призывают: добывайте деньги, покупайте, думайте о детях, о своем здоровье, путешествуйте, вкусно ешьте, делайте селфи, как это происходит в любой нормальной стране. Только будьте уверены, что все эти невообразимые для бывшего советского человека возможности вы получили в результате установления “порядка”, “стабильности”, “справедливости”. А также обуздания ненавистных олигархов, восстановления утраченного чувства единства и причастности к великой стране — признанному центру силы и гаранту нового многополярного мира. Рынок оказался спасителем советского типа сознания. Его щедрым кормильцем».

Это внутреннее использование смыслов, когда коммуникаторы и объект воздействия принадлежат одной стране. Мы же много писали о внешнем воздействии. Самым ярким примером его было использование в российско-украинском конфликте смыслов из войны 1941-1945 гг. типа фашистов для обозначения современных реалий.

Именно смысловыми являются в первую очередь религиозные и идеологические войны, которые многие столетия происходят в мире. Мы их относим именно к смысловым, поскольку религия или идеология только тогда становятся причиной войны, когда они захватывают людей на уровне смыслов, а не каких-нибудь постулатов или догм.

Основным сегодняшним каналом смыслов, имеющим индустриальный характер, являются сериалы. Они оказались настолько привлекательными для зрителей, что по всему миру миллионы людей не отходят от телевизоров. Исходя из этого инструментария воздействия, смысловые войны можно еще назвать виртуальными, поскольку они входят в сознание человека с опорой на виртуальный компонент. Из-за индустриального характера их порождения этими смыслами очень интересуются государства и спецслужбы (см., например, работу о взаимодействии Голливуда и ЦРУ).

Кино предлагает зрителю варианты поведения, которые он с готовностью воспринимает. Именно это объясняет то активное участие в создании фильмов, которые приняли специалисты по здоровому поведению. Спонсоры финансируют «вставки» в популярные телесериалы, демонстрирующие такое поведение. По своей идее это напоминает всестороннюю поддержку традиционной гимнастики в Китае со стороны государства, поскольку обеспечить таблетками такой объем населения было практически невозможно.

Киноиндустрия серьезным образом также программирует прошлое, что хорошо демонстрируют фильмы на постсоветском пространстве, когда они удерживают и поддерживают те версии прошлого, которые интересны с точки зрения современных политических задач. К примеру, современное поколение, не жившее в СССР, прекрасно «знает» тот период по кинопродукции. Люди начинают «помнить» то, чего никогда не видели в реальности.

Когнитивная война

Российские эксперты выделили еще один тип войны, который обозначили как когнитивная война. Это война знаний, а точнее — форматирование мира сквозь тот или иной вариант знаний, то есть путем интервенций в науку и образование.

В. Багдасарян (его сайт — vbagdasaryan.ru) пишет: «Практика использования науки и информации в качестве идеологического прикрытия политических проектов сложилась довольно давно. Хорошо известно о применении их в данном качестве в рамках советской пропаганды. Но аналогичным образом они использовались и геополитическими противниками». Или он же: «…наука (или точнее — квазинаучные концепты) широко используется как инструмент идеологического прикрытия политических целей. Для этого же применяется информационное обеспечение. Следовательно, нужен контроль медиаресурсов. И такой контроль достигнут».

Перед нами вечный спор с западным влиянием на Россию, принимающий разные формы. Просто сегодня он может быть поставлен на более объективные основания.

Это вполне понятный тип защиты, но он обречен на провал из-за повсеместного недофинансирования науки и образования на постсоветской территории.

Что касается будущего типа информационных войн, то мы хотели бы обратить внимание на воздействие из фиктивной реальности, например, видеоигр, что может вырасти во вполне качественный инструментарий, последним примером чего является бурный рост покемономании. Это будет четвертый новый вид, а пятым является такое поле боя, как мозг, когда будет реализована нейровойна, что пока достаточно гипотетично.

 

1..

Изображение №4

Плакат партии Удар Виталия Кличка

Изображение №5

Логотип Национальной Демократической партии Украины

2. И третий немаловаж ный фактор создания фрейма – знание культурных норм и традиций аудитории [7, С. 85]. Адаптация рамки к потребностям и условиям аудитории, ее культурным нормам, политическим взглядам просто необходима для завоевания симпатии публики. Впрочем, помимо этого приема, можно задействовать не менее эффективный механизм расширение рамок – формирования повестки дня.

Как и зачем политтехнологи используют в своей деятельности повестку дня

Формирование повестки дня – это способность масс-медиа структурировать когнитивные возможности аудитории и вносить в них изменения [13].

Согласно теории формирования повестки дня или «agenda — setting», авторы которой были исследователи М. Маккомбс и Д. Шоу, ‒ СМИ оказывает огромное влияние на общественность не только словами, но и темами (событиями) [11]. Дело в том, что новости, которые нам преподносят масс-медиа как правило, не полностью отображают реальную картину. Каждая редакция придерживается своей политики и своего владельца. Соответственно выделяются и освещаются определенные темы, заставляя при этом аудиторию, поверить в ее важность. Как заметил политолог Бернард Коэн: «средства массовой коммуникации не могут длительное время успешно навязывать людям, что думать, но они добиваются потрясающих успехов, сообщая своим читателям, о чем думать» [14]. Согласно этой теории СМИ не формирует и даже не оценивают то или иное событие, они скорее создают информационную «диету», где нужные темы часто повторяются, придавая событию или персоне важности в восприятии аудиторией [14].

Мир будет выглядеть по-разному для каждого в зависимости от информации, рассказанной авторами, редакторами и издателями [1]. Выпуск новостей на правительственном канале, как правило, посвящён положительной деятельности руководителей страны. Просматривая такие новости неоднократно, создается иллюзия стабильности и развития державы. Новости на канале принадлежащим олигархам, скорее предназначены популяризировать дело владельцев редакции, превращая их в положительных героев в массовом сознании. Еще один пример использования политтехнологами приема формирования повестки дня может быть освещение скандала в Верховной раде (вместо общественной проблемы) в качестве заглавной новости. Тогда зрители автоматически поменяют свой объект внимания с экономических проблем страны на драку депутатов.

Чем больше СМИ рассказывает об истории, тем больше информации требует публика. И это продолжается до тех пор, пока история не достигает своего завершения или к ней не потеряется интерес [7, С. 87]. В такой способ политики виртуозно скрывают важные проблемы, оставляя их «за кадром».

Другими словами, повестка дня позволяет изменить важность или заметность конкретной темы в представлении аудитории. К примеру, во время подготовки к президентским выборам в Российской Федерации журналисты федеральных каналов активно освещали деятельность Владимира Путина. Почти весь выпуск новостей был посвящён его политической деятельности, экономическим решениям, благотворительности, участием в социальных проектах, и даже спортивных мероприятиях. Порой этих тем бывало так много, что казалось нереальным одному человеку подписывать указ в Москве и в следующем же сюжете вручать людям ключи от квартир на Владивостоке. Не сложно догадаться, кто, из претендентов на пост главы государства, по мнению избирателей действительно заботится об их благополучии, в результате такой повестки дня.

Благодаря таким действиям создается так называемый «эффект иллюзии правды» — когнитивное искажение, которое является результатом правильного формирования повестки дня и ее систематического повторения [7, С. 89].

Бен Парр отмечает, что повторение и эффект иллюзии правды расширяют возможности формирования повестки дня и повышает внимание аудитории к нужной политику теме, способствуя ее узнаваемости и доверию к ней. Благодаря повторениям можно сделать аргументы более убедительными, но если оперировать одним и тем же фактом, то сила аргументов значительно уменьшиться. Поэтому формируя повестку дня в информационном пространстве нужно запастись набором весомых аргументов, чтобы закрепить новый фрейм в сознании аудитории [7, с.88-89].

Таким образом, политтехнологи не пытаются убедить своих избирателей, не навязывают им свои идеи и взгляды на происходящее, а только создают в массовом сознании образ реальности, где аудитория наивно полагает, что сама принимает решения.

Все вышесказанное подтверждает, что методика фрейминга очень мощный инструмент для овладения вниманием публики и влияния на ее выбор. Она нашла применение в технологиях массовой коммуникации и политических технологиях. Очевидно, что использование фрейминга может сыграть значительную роль в политических и экономических процессах, а также оказать сильное воздействие на мышление людей, формируя их жизненную позицию. Но вместе с тем, несмотря на всю эффективность применения данного метода в Америке и других зарубежных странах, используя его в Украине, необходимо учитывать особенности ее культуры, исторического и политического прошлого, национального менталитета. Иначе неумелое его применение может привести к обратному результату, формируя отношение к политику как к раздражителю.

1. Аронсон Э., Пратканис Э. Р. Эпоха пропаганды: Механизмы убеждения, повседневное использование и злоупотребление — http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Psihol/EpohProp/19.php

2. Власть стереотипов Washington ProFile — http://psyfactor.org/lib/stereotype.htm

3. Гуревич П.С. Стериотипы в политике — http://psyfactor.org/lib/stereotype14.htm

4. Дилс Р. Фокусы языка – http://www.koob.ru/dilts_robert/magic_of_words

5. Казаков. А. А. Фрейминг медиа-текстов как инструмент воздействия на аудиторию// Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. Социология. Политология. 2014. Т. 14, вып. 4

6. Кожамкулова Ш. Фрейминговые эффекты в новостях и их воздействие на казахского телезрителя//Вестник Томского государственного университета. Филология №2(3), 2008. – 82 – 85 с.

7. Парр Б. Ловушка для внимания: Как вызвать и удержать интерес к идее, проекту или продукту/ Б. Парр; Пер. с анг. – М.: Альпина Паблишер, 2015. – 275с.

8. Рогозина, И.В. Медиа-селект как продукт ментально- когнитивной деятельности // Информационные технологии в образовании и СМИ, Позуновский вестник № 3-4, 2003. — С. 304-307.

9. Речь Хатии Деконаидзе «для нас важна доверие населения, предприятий и доверие самого сотрудника» –

10. http://www.mvs.gov.ua/mvs/control/main/uk/publish/article/1713975

11. Сопельняк А. Что такое психологическая инерция мышления и как с ней бороться — http://www.inventech.ru/pub/club/108/

12. Теория «Agenda-setting» — https://ru.wikipedia.org/wiki

13. Фрейм – социальные науки — https://ru.wikipedia.org/wiki

14. Харрис Р. Психология массовых коммуникаций- http://evartist.narod.ru/text5/01.htm

15. McCombs M., Shaw D. The agenda-setting function of mass-media- https://www.unc.edu/~fbaum/teaching/PLSC541_Fall06/McCombs%20and%20Shaw%20POQ%201972.pdf

340000

Кузнецова А. С.

 

КиберЛенинка: https://cyberleninka.ru/article/n/freyming-media-tekstov-kak-instrument-vozdeystviya-na-auditoriyu-obzor-rasprostranennyh-traktovok

фрейминг медиа-текстов как инструмент воздействия на аудиторию: обзор

распространенных трактовок

А. А. Казаков

 

В современной российской политической коммуникативистике методам воздействия средств массовой коммуникации на аудиторию уделяется достаточно много внимания. Изучаются самые разнообразные аспекты функционирования массмедиа, анализируются используемые ими механизмы влияния на массовое сознание, сравнивается характер освещения отдельных событий или процессов журналистами различных изданий1. Между тем до сих пор недооцененными в отечественной науке остаются аналитический потенциал и познавательные возможности такого метода воздействия, как фрейминг.

В зарубежной коммуникативистике эта теория находится сегодня едва ли не на пике своей популярности2. При этом практически не подвергается сомнению научная продуктивность данного подхода: считается, что исследование механизмов фрейминга способно привести к получению нового объективного знания о специфике коммуникационного взаимодействия власти, общества и массмедиа. В России же устойчивый интерес к теории фрейминга только начинает формироваться. В частности, активно разрабатывает данную проблематику В. Вах-штайн, опубликовавший целую серию посвященных этому работ3. Вместе с тем зачастую фрейминг рассматривается отечественными учеными в контексте социолингвистики, психологии, социологии повседневности и других общественных наук. Попыток же применить этот подход к проблемам политической коммуникации пока не так много.

В этом плане настоящая статья представляет собой обзор наиболее типичных для западной науки подходов к фреймингу применительно к материалам массмедиа. Полагаем, что анализ основных имеющихся на этот счет позиций мог бы быть весьма полезным в плане уточнения методологии и терминологического аппарата, используемых в работах занимающихся данными проблемами российских коммуникативистов.

Прежде всего, считаем необходимым пояснить суть понятия, которое активно используется и в теории фрейминга, и в достаточно тесно с ней связанной теории установления повестки дня. Понятия, для которого очень сложно подобрать точный русскоязычный аналог. С английского «salience» дословно может быть переведено как «выступ», «выпуклость» или «отличительная черта». В рамках же политико-коммуникационной тематики данный термин подразумевает характер представленности определенного события в СМИ, степень важности, которую придают ему журналисты, объем уделяемого ему внимания или «заметность» на фоне остальных информационных тем. В дальнейшем в качестве эквивалента понятия «salience» для краткости

мы будем использовать словосочетание «характер представленности».

Считается, что характер представленности - это не только внешние атрибуты присутствия определенной темы в материалах массмедиа (объем внимания и место расположения), но еще и сугубо внутренняя - не зависимая от двух предыдущих - характеристика (позитивный, негативный или нейтральный тон)4. Иными словами, материал о чем-то может быть не самым большим и располагаться в самом «подвале» предпоследней страницы газетного номера, но при всем этом его эмоциональный заряд может быть очень высоким. Как результат, воздействие такого текста на читателя может оказаться большим, чем эффект от прочтения пространной статьи, размещенной на второй полосе с анонсом на первой. Во многом именно поэтому - в силу сложности структуры данного понятия - в западной науке до сих пор нет единого мнения относительно того, как соотносятся между собой фрейминг и установление повестки дня. Однако этот вопрос будет рассмотрен нами ниже. Пока же - о сути теории фрейминга.

Вообще, существует достаточно много определений фрейминга. Более того, можно даже сказать, что это понятие является одним из самых дискуссионных в тезаурусе политической коммуникативистики. Но, тем не менее, выявить в многочисленных дефинициях нечто общее все же возможно. Так, большинство исследователей полагают, что фрейминг означает процесс отбора отдельных аспектов отображаемой журналистами реальности, усиление характера представленности этих аспектов (making them more salient) в целях формулирования определенных причинно-следственных связей, морально-нравственных интерпретаций и рекомендаций по тому, как нужно поступать в отношении той или иной ситуации5. Словом, образно говоря, результатом фрейминга являются диагноз, оценка и предписание.

Очевидно, что ключевым для фрейминга является понятие фрейма. По этому поводу в науке также имеется масса дефиниций. В английском языке это слово (frame) может быть глаголом и существительным. В первом случае (to frame) имеется в виду действие по созданию журналистом определенного образа действительности. По большому счету, получается, что to frame -это, собственно, и есть процесс фрейминга (на русский язык этот глагол буквально может быть переведен как «(за) фрейминговать»).

Во втором случае, когда фрейм - это существительное (a frame), под ним обычно понимается уже результат фрейминга. В науке достаточно распространено определение, которое еще в 1989 г. дали фрейму Гэмсон и Модильяни. В их понимании фрейм - это стержневая идея коммуникационного текста, раскрывающая суть и содержание основного сюжета информацион-

ного сообщения6. При этом данная центральная сюжетная линия обычно содержит в себе также артикуляцию проблемной ситуации, предпочтительные способы ее разрешения и определенные моральные суждения7. Стало быть, можно сказать, что фрейм - это окружающая действительность в том виде, в каком она преподносится прессой. А значит, любой фрейм изначально несет в себе не только отпечаток субъективного восприятия реальности, но и - вполне вероятно -элемент манипулятивного потенциала.

В пользу этого предположения отчасти говорит и тот факт, что среди многочисленных разновидностей фреймов выделяют, например, и такой, как «фрейм в поддержку» (advocate frame). По мнению Б. Ван Горпа и Д. Тьюксбери, зачастую представители групп интересов, так называемые спин-докторы и сотрудники рекламных агентств, изначально - еще на этапе проектирования и анонсирования какого-либо события - ориентируют внимание массмедиа на вполне определенных, выгодных для стоящих за ними структур аспектах8. Тем самым фрейм получается заданным с самого начала; журналистам же остается только взять его на вооружение и наполнить конкретным содержанием.

В зависимости от того, кто является носителем фреймов, выделяют также медийные и индивидуальные фреймы. Первые позволяют журналистам оперативно «упаковать» событие в уже имеющийся шаблон и транслировать его публике. При этом экономятся временные и интеллектуальные ресурсы создателя текста, так как заново разрабатывать контекст описываемого явления необходимости нет - достаточно просто поместить его в уже имеющуюся «оболочку»-фрейм. Вторые же представляют собой имеющиеся в сознании членов аудитории образы и идеи, сквозь призму которых люди обычно перерабатывают поступающую от массмедиа информацию9.

Необходимо заметить, что в западной науке есть и еще одна - во многом альтернативная приведенной выше - трактовка индивидуальных фреймов. Так, например, Ван Горп, Фиске, Тэй-лор, Викс и Грабер предлагают разделять индивидуальные фреймы и так называемые когнитивные схемы (schemata). В их понимании фреймы, являясь частью общей культуры того или иного социума, представляют собой набор укорененных в общественном сознании устойчивых образцов или шаблонов оценивания реальности. Когнитивные схемы же относятся к отдельно взятому индивиду: основываясь на имеющихся у человека жизненном опыте и ценностных установках, они помогают ему «перерабатывать» большой массив поступающей информации и определять собственное отношение к конкретному событию, явлению или персоне10. Полагаем, что, вне зависимости от того, какая из приведенных трактовок будет взята отдельным исследователем за основу, важно учитывать разницу в

масштабе «немедийных» фреймов, которые, получается, могут носить как массовый, так и индивидуальный характер.

Уже упоминавшийся нами Ван Горп предпринял попытку поместить в «культурный» контекст и медийные фреймы. Для этого он предложил понятие «фрейм-набора» (frame package) - совокупности логически связанных между собой механизмов, при помощи которых, собственно, и создается транслируемый журналистом фрейм. Структурными элементами «фрейм-набора», по мнению ученого, являются: а) очевидные / явные приемы фрейминга (the manifest framing devices) - используемая лексика, метафоры, примеры, описания, визуальные образы; б) очевидные или латентные приемы аргументации (the manifest or latent reasoning devices)

- обоснование причинно-следственных связей; в) скрытый культурный подтекст (implicit cultural phenomenon) - помещает описываемый объект в пространство распространенных в данном обществе культурных архетипов и ценностей11.

В этой связи необходимо уточнить, что упомянутые выше «фреймы в поддержку» медийными фреймами не являются: коль скоро они формируются не журналистами, а отдельными, имеющими свой собственный интерес субъектами, такие фреймы правильнее будет называть «фреймами посредством массмедиа» (frames through the media).

Вообще, механизмам формирования медийных фреймов в западной науке уделяется особое внимание. По аналогии с выстраиванием информационной повестки дня (agenda building) этот процесс получил отдельное наименование

- frame building, что на русский может быть переведено как строительство или формирование медийного фрейма. Считается, что данный процесс происходит при непосредственном участии властных структур, различного рода элит, групп интересов и лоббистских формирований12. Кроме того, по мнению Л. Беннета и Т. Кука, на это также влияет склонность журналистов к драматизации того, о чем они сообщают13.

Наконец, не менее важным представляется также и еще одно распространенное в западной политической коммуникативистике деление медийных фреймов - на эквивалентные и «акцентные». Первые (equivalence frames) влияют на восприятие людьми информации за счет использования журналистами определенных фраз и оборотов, которые, впрочем, не являются логически противоречивыми и не изменяют сути передаваемого сообщения. Классический пример - дилемма «стакан наполовину пуст vs. стакан наполовину полон»: при выборе одной из формулировок смысл высказывания не исказится. Вторые же (emphasis frames) фокусируют внимание аудитории на одних аспектах, но при этом оставляют за рамками внимания другие14. И достигается это за счет варьирования харак-

тера представленности (salience) того или иного сюжета. Как результат, в отличие от эквивалентных фреймов, здесь уже, как правило, имеет место логическое несоответствие между тем, что было упомянуто, и тем, о чем журналист предпочел умолчать.

В какой-то степени логическим продолжением данного деления можно считать варианты фрейминга, предложенные М. Нисбетом, Д. Броссардом и А. Кропшем. По их мнению, фреймы, которые преобладают в тексте, следует считать основными (dominant / lead frames), а те, что находятся на втором плане, - вспомогательными (secondary / complementary frames)15. Так или иначе, очевидно, что многие из этих вариантов фреймов подразумевают наличие ситуации, когда одни аспекты описываемого явления упоминаются, а другие - нет. Либо же на одних внимание заостряется, другие же при этом, напротив, отходят в тень.

К такому же выводу приходит и Р. Энтман, полагающий, что фрейминг - это не только то, каким образом что-то преподносится в прессе. Фрейминг, по его словам, предполагает также и умолчание об отдельных сторонах какого-либо события, явления или личности16. Действительно, трудно не согласиться с тем, что, предлагая одну из имеющихся интерпретаций чего-либо и опуская при этом другую, журналист косвенно влияет на то, какое мнение сформируется на этот счет у аудитории. Примеров тому можно привести сколько угодно. Особенно в условиях нынешнего информационного противостояния, которое имеет место в отношениях России с некоторыми странами мира.

Вместе с тем, если исходить из такого понимания фрейминга, возникает вопрос: чем же тогда этот процесс отличается от установления повестки дня второго уровня17? Ведь там так же, как и здесь, одни атрибуты реальности «выпячиваются», а другие «умалчиваются». В попытках ответить на данный вопрос занимающиеся этими проблемами коммуникативисты разделились на два лагеря. Одни - группа ученых во главе с Маккоумбсом и Шоу - полагают, что, по сути, фрейминг - это то же самое, что и установление повестки дня второго уровня (или атрибутивной повестки)18. Другие - Шойфель и приверженцы его точки зрения - считают такой подход принципиально неверным и настаивают на том, что фрейминг - совершенно самостоятельный процесс, базирующийся на собственных теоретических основаниях19.

На наш взгляд, оба подхода действительно очень похожи, так как имеют дело с одним предметом - механизмом влияния прессы на общественное сознание. Вместе с тем, полагаем, различие, пусть и не самое существенное, между ними все-таки имеется. Считать так нас заставляют два обстоятельства. Во-первых, один и тот же аспект какой-либо темы, очевидно, может быть преподнесен по-разному. Стало быть, в рамках теории установления повестки дня второго уровня проанализировать его было бы весьма затруднительно, а значит, пришлось бы обращаться к анализу использовавшихся журналистами систем аргументаций и причинно-следственных связей - всего того, что, собственно, и лежит в основе фрейминга. Во-вторых, одни и те же фреймы, по нашему мнению, могут использоваться применительно к различным сюжетам. Тем самым снова создается ситуация, когда возможностей, которые дает теория установления атрибутивной повестки дня, было бы явно недостаточно для полноценного анализа. Поэтому возникает необходимость в отдельной теории, которая могла бы учесть фреймы, «кочующие» от одного сюжета к другому.

Еще одно понятие, которое, с одной стороны, сильно напоминает фрейминг и установление атрибутивной повестки, а с другой, отчасти способно их объединить, - это предвзятость, пристрастие или ангажированность (bias). Р. Энтман выделил две вариации данного феномена. Первая имеет место тогда, когда создается впечатление искажения или даже фальсификации журналистами описываемой ими реальности (decision-making bias). Вторая же подразумевает ситуацию, когда пресса по-разному относится к сторонам политического конфликта (content bias)20. На наш взгляд, сходство между фреймингом, установлением повестки дня второго уровня и предвзятостью действительно присутствует. Однако по своей сути это все же разные вещи. Представляется, что фрейминг и установление атрибутивной повестки дня - это своего рода механизмы по созданию предвзятого, пристрастного, ангажированного взгляда на вещи. Иными словами, последнее - это результат целенаправленного использования возможностей первых двух способов воздействия на общественное сознание.

Рассуждая о фрейминге, западные ученые нередко задаются вопросом и о том, что побуждает журналистов использовать при описании окружающей действительности те или иные фреймы. Одну из наиболее удачных попыток ответить на этот вопрос предпринял Д. Шойфель. По его мнению, на это влияют пять факторов: социальные нормы и ценности; организационная среда и ограничения; давление групп интересов; рутина журналистской работы; идеологические или политические ориентации самих журнали-стов21. Разделяя общий подход данного ученого, заметим лишь, что в отдельных случаях на выбор определенного фрейма существенное влияние может оказывать политический фактор. Имеем в виду ситуацию, когда лояльные или подконтрольные власти средства массовой коммуникации вынуждены подстраиваться под интересы и требования государства и его лидеров.

Подводя итог рассмотрению разновидностей фрейминга, связанных с этим процессов и

обстоятельств, оказывающих влияние на продуцирование фреймов, считаем необходимым упомянуть о теоретической модели все того же Шойфеля, в которой все это увязывается в единый замкнутый процесс. Суть ее заключается в следующем. Под воздействием названных выше факторов складываются (frame building) медийные фреймы, которые адресуются (frame setting) аудитории. В результате у потребителей транслируемой прессой информации формируются индивидуальные фреймы. Они, в свою очередь, во многом предопределяют политическое поведение и отношение аудитории к происходящему. А это в конечном итоге оказывает влияние в том числе на журналистов (и, следовательно, на создаваемые ими фреймы), так как они сами являются членами того общества, для которого создают свои материалы22. Таким образом, «жизненный цикл» фрейминга замыкается: порождая определенный фрейм, массмедиа впоследствии сами же оказываются его «заложниками».

Таковы основные подходы к фреймингу, распространенные в зарубежной политической ком-муникативистике. Мы полностью отдаем себе отчет в том, что даже самые эффективные и продуктивные западные теоретические подходы не всегда могут быть столь же полезны в российских реалиях. Особенности исторического прошлого, менталитета и политической культуры нашего общества требуют скрупулезной проработки и адаптации заимствованных конструкций применительно к нашей - порой принципиально отличной от американской или европейской - страновой специфике. Однако, несмотря на все это и принимая во внимание все потенциальные ограничения, мы убеждены, что в целом обращение к разработкам иностранных авторов вполне оправданно. Тщательный анализ накопленных ими знаний и опыта, их адаптация к особенностям коммуникационного взаимодействия в России в конечном итоге все же могут способствовать развитию отечественной политической науки.

Примечания

1 См.: Вилков А. А., Некрасов С. Ф., Россошанский А. В. Политическая функциональность современных российских СМИ / под ред. А. А. Вилкова. Саратов, 2011.

2 Подробнее о количественных параметрах интереса к теории фрейминга см.: Weaver D. H. Thoughts on Agenda Setting, Framing, and Priming // Journal of Communication. 2007. Vol. 57, № 2. P. 143-144.

3 См., например.: Вахштайн В. 2011. Анализ фреймов голосования. Эссе об организации электорального опыта // Социологическое обозрение, 2011. № 1-2. С. 114136; Он же. «Практика