Под сенью преподобного Сергия

 

О барнаульском чуде стало известно в Троице-Сергиевой Лавре. Приезжали паломники из далёких стран:

- Где у вас тут женщина, которая воскресла?

Слышали об этом монахи, да подробно рассказать не могут: Клавдия Устюжанина в Сибири, куда иностранцам доступа не было.

Игумен Лаврентий (Постников) – ныне архимандрит – и игумен Наум (Байбородин) (Архимандрит Наум (Байбородин) отошёл ко Господу в 2017-м году – на 90-м году жизни.) пригласили её в Загорск – она нужна была как живой свидетель…

Собралось лаврское духовенство. Когда Клавдия, стоя на коленях, всё рассказала старцам (она называла одного из них архимандрит Серафим, имени второго я не знаю) – они плакали перед иконой Спасителя, просили Господа, чтоб он весь мир оставил в мире для покаяния. Они почувствовали, что эта проповедь – живая, что свидетельство Клавдии Устюжаниной – послание с Неба на нашу землю, чтоб нас разбудить от греха, чтобы мы осудили свои греховные поступки и жили готовыми к встрече с Господом…

Клавдии Никитичне всё тяжелее становилось жить в Барнауле. Но она не сразу решилась переехать под сень преподобного Сергия. Не стесняясь, она открыто рассказала мне о причинах такой неторопливости. Дело в том, что в первый приезд в Загорск её кормили бородинским хлебом, который ей очень не понравился. Ведь она, работая продавцом, привыкла к белому сибирскому – пышному, душистому. И когда стали её приглашать в Загорск жить – она (такая уж противная была!) не поехала … из-за хлеба. Через какое-то время приехала женщина с письмом из Лавры, чтобы помочь ей продать дом и хозяйство. Клавдия опять не поехала – и опять из-за хлеба. И в третий раз отказалась приезжать. А потом задумалась:

«Поняла я после этого, что теперь враг будет меня выгонять! Вижу во сне: приходят две чёрные женщины, и у них рога на голове. Проснулась: думаю – Боже мой, что же со мной будет дальше? Вдруг после обеда приходят… две женщины – и прямо к столу. Разворачивают документы: «Распишитесь – вам письменное предупреждение, чтобы к вам никто ни шагу! А то какого-то Бога тут проповедуете». Я не знала этих женщин, но догадалась, что они из исполкома. Распахнула я двери и говорю им: «А ну-ка, давайте, уходите! Указывать мне пришли! Меня Господь воскресил, чтобы я всем об этом рассказывала. А из ваших предупреждений ничего не получиться!»

Клавдия была резкая, но справедливая – за словом в карман не лезет, всегда режет правду, как ножом… Ушли эти женщины, но пригрозили на прощание:

- Мы уйдём, но вместо нас другие люди приедут! Они с вами по-другому говорить будут. Понятно?

- Я всё поняла: милиция приедет! – ответила им Клавдия и, почувствовав неладное, побежала к Агафье, которая жила через дорогу.

- Помоги мне собраться1

В чемодан вещи складывать уже некогда – побросали кое-как в мешок. Вдруг увидела в окно: двое милиционеров к дверям идут – значит, милиция уже приехала…

- Ой, Агафьюшка! Закрывай скорее меня в шифоньер!

Милиционеры заходят:

- Здравствуйте! А где хозяйка?

- Она в школу ушла, к Андрюше, - схитрила Агафья. Они и ушли. Открывает Агафья шифоньер – а Клавдия вся взмокла от волнения.

- Слава Богу! Пронесло…

Надо выходить. А вдруг у дома караулят? Пришлось уходить задами, чтобы милиция не увидела.

 

Перехватила Клавдия Никитична Андрюшу по пути из школы – и, оставив домовничать соседа, поехали они в Загорск. Спустя некоторое время купили домик в маленьком городке Струнино – невдалеке от Загорска. Там, под сенью преподобного Сергия, и жила Клавдия, благовествуя людям обо всём, что сделал для неё Господь, - четырнадцать лет жизни было ей даровано после неизлечимой болезни: рака с метастазами…А сыночка её Бог призвал на путь священства – он закончил семинарию и Духовную академию в Загорске.

 

* * *

 

Как мне и было предсказано в 1948 году, мне довелось встретиться с Клавдией Устюжаниной всего пять раз. Три раз я был у неё в Барнауле. Два раза встречался в Струнине, когда был уже дьяконом, - приезжал со своим сыном Петром, он тогда как раз поступал в семинарию… Ну и Андрюша, которого я так полюбил, тоже священником стал – служить в Успенском женском монастыре г. Александрова, а теперь – духовник Александровской и Юрьев-Польской епархии…

У меня, как я уже говорил, сомнений в воскрешении Клавдии никогда не было. Господь воскресил Клавдию Никитичну для поддержки нашей веры – это великая проповедь. Великая благодать посетила православных для подкрепления всех нас. Надо благодарить Господа за такой великий дар.

Но встречал я и другое отношение. Помню, рассказывал об этом случае одному человеку. Он был другом моего отца – хороший, образованный человек. Прежде в Бога верил. А в 30-е годы, когда разрушили церкви, веру потерял. Рассказал я про барнаульское чудо, а он и говорит мне:

- Ну, милок, хорошую ты сказку рассказываешь. Но я не верю, что есть Бог и что у человека есть душа. Умер, закопают – и всё!..

А потом он сам умер. Где-то сейчас его душа? Молюсь за него…

Да, по вере каждому даётся. «Я не имел веры, а Господь меня пожалел», - часто говорила Клавдия Никитична Устюжанина. Будем и мы молить Господа о милости к нам, маловерным…

 

К кому

Пойдём за помощью?

 

Бесовское «лекарство»

Не дай Бог обратиться за «помощью» к врагу Божию. Сколько сейчас разных колдунов предлагают «подлечиться»! Они нас бесстыдно обманывают, от Бога, мол, наши «способности», говорят. А мы развесим уши – и слушаем. А потом люди в церковь приходят, жалуются:

- Батюшка, голова болит, печень болит, места себе не нахожу – будто какие-то змеи по мне ползают.

А бывает, и заживо гниёт человек от их лечения. Про душу и говорить нечего. Вот что значит бесовское «лекарство».

Сколько же легковерных людей попадаются на лукавую наживку! Когда в 1990 году я служил в храме Александра Невского в рабочем посёлке Колывань под Новосибирском, ко мне пришёл молодой парень, секретарь комсомольской организации:

- Батюшка, у нас несчастье! Девочки из нашего общежития, Юлия и Ксения, купили в Новосибирске Книгу «Чёрная магия», прочитали, как надо вызывать духов, и решили попробовать. И вот в прошлую субботу, в 12 часов ночи, они им явились: два страшилища, в грязной-прегрязной, заплесневевшей одежде, вместо зрачков угли. Как девушки нам рассказали, Ксения упала в обморок, а Юля начала молиться: Господи! Господи! Господи! Господи! Тогда эти «духи!» задом попятились и ушли. После этого девушки целую неделю не спят, им снотворное колют, а они всё равно заснуть не могут. Они уже на грани сумасшествия. Что делать, батюшка?

- Завтра воскресенье, - говорю, - приводи их с утра пораньше.

Комсорг привёл этих девушек в храм в семь утра. Они не могли даже на ногах стоять. Только сядут – и спят. Неделю совсем не спали – представляете, что это такое? Но только заснут – сразу бесы перед глазами. На уроке падают от усталости, чуть задремлют – и опять та же страшная картина. Я их исповедовал и причастил.

После службы Юля спрашивает:

- Батюшка, а мы будем теперь спать?

- Будете, - говорю.

Ну а потом я к ним пришёл, в общежитии школы механизаторов, где они учились на бухгалтеров. Ребята пригласили меня. Собралось молодёжи человек 25. Я им рассказывал, какие бывают грехи и как они действуют на душу человека. Потом спрашиваю девушек:

- Ну как вы спали?

- Ой, батюшка, - говорит Юля, - мы шли из храма и дорогой спали, пришли домой – спали целый день и всю ночь, нас еле разбудили утром на уроки…

Подумалось мне, что очень этот случай поучительный, Пошёл я в редакцию газеты, где писал проповеди к праздникам, всё рассказал.

- Да нам мало этого факта, - говорят.

Как мало? А два живых свидетеля? Какие же ещё документы нужны? Так они и не написали о бесовском воздействии на душу. Ну, тогда ещё советская власть была в силе, вероятно, они боялись. А объявления разных «целителей» печатались свободно.

 

«Паспорт» веры

 

Однажды ко мне на исповедь прибежала женщина – ревела, упала в ноги:

- Батюшка, хочу задавиться, отравиться! Такая тоска! Не знаю, что делать.

- Садись, - отвечаю, - расскажи, как ты жила.

- страшно говорить: не жизнь, а помойка!

- Да разве что крещёная! Жила – ничего не понимала.

Рассказала о своей жизни. Что уж там говорить – страшная жизнь без Бога. Поисповедовал её, прочитал разрешительную молитву.

- Ходи в храм, - говорю, - попостись три дня, а потом придёшь ещё раз исповедоваться. Пришла через три дня – принесла целую тетрадку грехов… Несколько раз приходила. И понемногу стала просветляться её душа:

- Батюшка, какой я дуррой была! Хотела задавиться, а теперь жить охота!

Это правда. Видите, как грех, как дьявол изматывает душу! До ненависти к жизни, Богом данной, её доводит. А сколько сейчас людей страдают такими грехами? Конца и края нету!

В храм очень много болящих приходят. Всем совет даю – исповедаться в грехах, и по 40 раз каждый день читать 90-й псалом («Живый в помощи Вышняго»). Эта молитва очень действенная. Меня дед и отец с матерью так учили молиться. Мы на фронте эту молитву читали – и такие чудеса с Божией помощи были! Болящим я советую читать эту молитву на память. Эта молитва имеет особую силу защищать нас. Молитва и крест в самой безысходной ситуации спасти могут. Когда я на фронте был, у нас рассказывали, как немцы однажды перед расстрелом велели пленным:

- Ну-ка, расскажи молитву!

Если человек читал «Отче наш» - его оставляли в живых. Если молитвы не знал, и креста на нём не было, - значит, коммунист, такого расстреливали. Разве это не напоминает мытарства? Так если ты верующий – знаешь молитвы, крестом можешь заградить себя. Крест – это «паспорт», что я верую во Иисуса Христа.

 

Вот как смеяться

Над святостью!

Бывает, человек так помрачён лукавым, что не выносит даже места, где присутствует святость.

После большевистского переворота безбожники расстреливали священников в логу, в 6 километрах от станции Искитим, к югу от Бердска. На месте их мученичества забил источник, многие от него получали исцеление. Стал народ почитать это место, назвали источник Святой ключ. Но нашлись люди, которые измывались над Святым ключом, заваливали его. А люди верующие им говорили:

- Будешь ещё сюда ходить молиться и плакать!

- Да что ты – издеваешься? Конечно, не буду! – сказал один такой «борец с отсталостью».

А потом он тяжко заболел и его, действительно, привозили к Святому ключу на повозке. И он на колени встал, просил возле этого источника прощения у Господа, потому что он здесь матерился, смеялся, издевался над святым местом, где проявилась сила Божия. И когда ничего не помогло в его болезни, его привезли к этому святому месту, где он кощунствовал. Поневоле покаялся этот человек – вскоре исцелился. И тогда он только поверил в Бога, в благость Его. А был великий коммуняка. Вот что Господь может. Потому что Бог всем творит Любовь, добро, а дьявол сеет смерть и зло. Всё страшное сотворено – самими людьми. В выборе между Богом и дьяволом – война духовная на земле.

 

Божия школа

 

К чему тянется наше сердце? К святой Божией благодати или к «благодати» бесовской, которая на вид-то заманчива, да за ней погибель – погибель? Знал я одного молодого парня Максима. Потянуло его каратэ заниматься, пошёл в клуб. Парень сильный, способный – ловко у него получалось кулаками махать. Приятели из его окружения только подхваливали:

- У тебя здорово получается, пойдём с одним мужиком разберёмся…

И пошло – там ударь, тому поддай. Хотел он приятелям угодить из чувства ложной дружбы. Дело дошло до милиции. Выследили его и задержали. А приятели в стороне – бил – то Максим.

 Понял парень, что ему грозит, заплакал:

- Папа, прости, мама, прости!

- в монастырь его! – решил отец.

Дескать: поработай, поучись жить. А там есть монастырь в 200 километров от Томска. Отец с матерью повезли его туда. Перевоспитать его духовно, чтобы он понял жизнь. Потому что это не жизнь – бить другого, это звериный образ.

Отец Иоанн, настоятель монастыря, побеседовал с Максимом минут 20, согласился отставить его.

Когда родители стали садиться в машину, Максим даже заплакал:

- Куда вы меня привезли? Зачем здесь оставляете?..

Он ни разу не видел монастыря. Лукавый так сердце его настроил, что всё отвратительно здесь показалось. А в то время как раз начался покос.

- Максим, оставайся, с месяц побудешь, поможешь нам – увидишь, как мы живём, мы тоже люди, - говорят ему монахи.

Он оставался, работал хорошо. А в монастыре ведь не курят, не обижаются друг на друга и сами никого не обижают. Понравилось ему, что братья там всё время радостные, народ трудолюбивый и вежливый – ни разу хульного слова, ни от кого не слышал, ни разу табака не нюхал.

Когда отец, как и обещал, через месяц приехал за Максимом, тот заупрямился:

- Не поеду домой, тут останусь, мне тут понравилось.

Какая перемена за месяц в человеке!

- Так тебя друзья ждут, - говорит отец.

Батюшка поддержал:

- Поезжай, Максим, с Богом. Побудешь дома, а потом по твоему желанию.

Он вернулся домой. И в первый же день всё закрутилось: приятели, папироски, «разборки» и всё такое. Наутро встаёт:

- Папа, вези меня обратно в монастырь, тут – дурдом.

Так и остался в монастыре. Вот как случилось: разбитной парень, а как прикоснулась душа к благодати, сразу получил исцеление от грехов, покаялся, и многое в жизни понял. Это Божия школа, это Небесная школа.

 

Как лукавый

Гнал меня из Церкви

 

Лукавому ненавистна наша вера, и он находит разные хитрые пути, чтобы сбить нас с толку, посеять сомнения, а там глядишь и своим рабом сделать. Не минуло это искушение и меня.

В начале 1950-х годов, когда родились у меня сыновья, я заболел. У меня была серьёзная закупорка вен на ноге, а от операции я отказался – решил терпеть. Из-за болезни мог передвигаться только на костылях. Пришлось оставить работу продавца и заняться фотографией – нагрузка там была намного меньше. Переехали мы тогда в село Тогур. Там я работал в фотоателье и пел в церковном хоре. Конечно, находились такие, что надо мной смеялись. Настал такой трудный момент, что даже близкие друзья стали меня подкалывать:

- Ха-ха-ха! Хе-хе-хе! Он свечки ставит, Богу молится. Гляди, он водочку-то не пьёт, он только церковное пьёт!

Ну, и всё такое говорили. Вроде бы и не страшно это для меня, а всё-таки лукавый помысел влез в душу. Однажды вечером я помолился перед иконой и сказал так:

- Господи! Наверное, я не буду ходить в церковь, буду дома молиться.

Вот так заявил перед иконой, перед Богом. После чего лёг и уснул. И что вы думаете? Вижу во сне – иду, собираю ягоды, потом набрёл на кедрач. Какие-то ребята бегают вокруг меня. Я говорю им:

- Пойдёмте орехи таскать, вон их тут сколько!

Только несколько шагов сделал – с востока ударила молния, потом другая, третья! И этот лес загорелся, как порох. Я как руки поднял, закричал:

- Господи, спаси нас! Прости нас, что нам делать?!

Сверху слышится голос – мощный, как гром:

- Молитесь! Вот так земля будет гореть – с востока на запад, с севера на юг. Молитесь!

И в третий раз прозвучало тише, уже так умиротворённо, умилительно:

- Молитесь…

А я всё кричу, меня всего трясёт. Уж несколько минут длилось это видение – не знаю, только проснулся я весь в поту, даже вся рубаха была мокрая. Перепугался страшно. Бросился на колени перед иконами и из глубины сердца выкрикнул:

- Господи! Господи!!! Буду, буду ходить в церковь! Всегда буду – что бы не случилось! Ну, а потом я всю жизнь решил Богу посвятить. Меня рукоположили в диаконы, а в 1976 году в Ташкенте – в священника.

 

Искушение вербовкой

 

Как раз во время моей болезни, когда я на костылях с трудом доходил до церкви, ко мне домой не редко приходили верующие. И начали за мной следить кагэбэшники. Однажды заехали на машине прямо домой. Всё осмотрели, потом пригласили с ними поехать. В органах у нас пошёл странный разговор.

- Валентин Яковлевич, зачем вы с церковью связались, что она вам даёт? Мы знаем, как вы воевали, - ваши родители столько благодарностей получали! Вы – защитник Родины, заслуженный человек, орденоносец! Сколько у вас воинских наград! Это даже в голове не умещается: вы и церковь! Что она вам даёт?

Ах, вон оно что! Вот почему взяли меня в оборот! Я отвечаю просто:

- Я благодарю Бога.

- за что?!

- За то, что живой остался.

- Так не вы один в живых остались – вон их сколько. Да только все не ходят по храмам.

- Так мне куда деваться-то? – доказываю им яю – Только в церковь – Бог меня спас на фронте.

- Но ведь многие спаслись! Сколько мы боремся с отсталостью – а вы, заслуженный человек, всё ещё в церкви. Разве не помните, что вашего отца сослали за церковь?

- Ну что же, - говорю, - и меня ссылайте…

Вот так вот и поговорили. Прощаясь, я им сказал:

- Вот когда душа ваша пойдёт на Небо, а плоть зароют – вот и конец! – смеются следователи.

- Нет, только начало, - отвечаю. – Только начало будет.

Они меня даже фотографиями пытались смутить, которые они сделали в церкви. Но всё равно я не испугался – чего бояться-то?

И прежде меня вызывали в «органы», когда в 1946 году работал в магазине в Макарьеве и в церковь ещё не ходил, - не было её в нашем селе. Приехал с фронта – мне даже отдохнуть не дали: сразу на фронт трудовой. Ну, я ж тогда ещё молодой был, крепость во мне была. Поработал я месяц или больше – приходит комендант. Дождался, когда рабочий день кончился:

- Мне надо с вами побеседовать, Валентин. Нам нужен работник.

- Ну, так и ищите себе работника.

- Именно вы нам и нужны.

- Так я уже работаю, - говорю.

- А вы тут и останетесь работать, но нам помогать будете…

- А какая вам нужна помощь?

- Сюда приходят различные люди – есть те, кто жалуются, антисоветчики. Мы будем вам задание давать – узнать, кто они, о чём говорят.

- А вы сами их знаете? – спрашиваю.

- Знаем.

- Тогда какая же от меня помощь? Я товар взвешиваю, считаю. Если буду смотреть туда и сюда, тогда растратчиком стану. Вы ведь мне тогда не поможете!

Как ни уговаривал он, как ни грозил второго человека поставить (видимо, для надзора за мной), - я ни в какую не согласился. Четыре раза он приходил – и всё без результата. В пятый раз он устроил мне провокацию. Пришёл вечером, когда в магазине никого не было, и просит:

- Взвесь мне три килограмма сахара, конфет, колбасы, запиши в долг.

- Как – записать?

- Ну, ты же директору школы записываешь, учителя у тебя все друзья – ты записываешь им. И мне запиши.

А сам накланяется и… достаёт из-под прилавка тетрадку, в которую я записывал должников. Видно, кто-то донёс ему…

- Ну что ж, - вынужден был я согласиться, - записываю6 Кузьмин должен столько-то.

- Ну-ка, я посмотрю – правильно ли записал?

Берёт тетрадку – и в карман!

- Вы зачем берёте?!

Он будто не слышит. Говорит повелительно:

- Вечером зайдёшь ко мне. Когда стемнеет.

Я не испугался: долгу там было немного. Но понял уже, что он задумал. Давай собирать отчёт. Вечером пошёл к коменданту.

- Ну, вот что, - говорит он, - я написал протокол, буду в суд передавать, что ты государственный товар раздаёшь в долг.

Я смотрю ему в глаза:

- Знаете что, ведь вам я доверил – и вы такое будете делать?

- Нет, я буду передавать в суд! Распишись, что ты государственный товар давал в долг.

- Не буду расписываться! – говорю.

- Ну, тогда с нами работай…

«Ах, ты, - думаю, - вон куда клонит2.

- Ну, так что – в суд передавать?

- Передавайте! – отвечаю. – Можно идти?

- Иди.

Только сделал шаг на улицу…

- Стой! Садись. Ну, что? Будешь помогать?

- Знаете что? Когда я на фронте был, помощи не просил ни у кого. Некогда было просить. А вы в тылу – и какую-то помощь просите… К тому же иудой я никогда не буду.

Он опешил. Помолчал, а потом снова приступает: то «отпускает», то вдруг снова «садись!», и судом грозит. Раз 20 так душу выворачивал. Такое вот дьявольское искушение.

Трудно ли было не дрогнуть? Я как-то не думал об этом. Если б на свои надеялся, может, и не выдержал бы – запаниковал. А так – будто волю свою отключил и только на Бога уповаю.

Когда в последний раз комендант спросил меня, передавать ли бумаги в суд или я захочу «спасти» себя, а я твёрдо ответил «передавайте», он вытащил протокол, порвал на клочки, показал мне обрывки:

- Вот твои документы! Давай руку! Люблю таких людей! – и как сжал мне руку. Я только что не сказал ему:

Ох ты, негодяй!

Но промолчал. Вот так их учат.

А потом приходит ко мне в магазин и говорит:

- Какие люди разные бывают, а?!.

Я встретился с этим комендантом почти 20 лет спустя, в Барнауле. Мы с Клавдией Никитичной Устюжаниной шли в церковь и столкнулись с ним лицом к лицу. Узнал он меня, хотя я уже был с бородой, засыпал вопросами. Ну, прямо как родной человек. В гости напросился к Клавдии Никитичне. А когда вошёл в дом и увидел в углу иконы, то прямо опешил:

- так ты что – верующий?

- Да, - отвечаю. – Во-о-он ты какой… Не зря я тогда чувствовал, что ты какой-то другой человек, не такой, как все. Помнишь?

Как не помнить. Только вера и помогла вырваться из тех ловушек, что так умело и психологически точно расставлял лукавый руками этого кагэбэшника.

 

«Нам нельзя говорить!..»

 

Бывает, в церковь ходят люди, которые нехорошими делами занимаются, - заговоры читают, «лечат», что-то «нашёптывают».

На одну такую «бабушку», которая к тому же работала поваром, не раз жаловались прихожане: дескать, что-то недоброе делает, болеем от неё. Я, конечно, не мог знать, занимается ли она колдовством на самом деле, но раз зашёл такой разговор, сказал на проповеди, ни к кому конкретно не обращаясь:

- Счастливый тот человек, кто исполняет волю Божию. Но несчастлив тот, кто исполняет волю дьявольскую, например, воры, блудники, колдуны, чародей всякие.

Эта женщина – Галина – во время проповеди в храме стояла. Вижу по её лицу: сильно обиделась на меня, хотя я и не думал её называть, но она-то, видно, себя узнала. Стала караулить, когда я выйду из алтаря, даже в шкафу пряталась. Будет так делать человек с чистой совестью?

Я молитву «Живый в помощи Вышняго» прочитал, перекрестился и вышел из алтаря. Галина из шкафа вылезает – лицо злое, старается перейти мне дорогу поперёк.

- Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь, - сказал я.

Она отскочила, как ошпаренная, побежала из храма.

- Вы исполняете свою волю! – сказал я ей вслед.

За руку, конечно, в таком деле не схватишь. Но, видно, она поняла, что Господь сделал явными её чёрные дела. Проповедь попала в точку…

Молитва на таких людей действует, как огонь, - обжигает, они сами не свои становятся. Ещё во время моей жизни в Тогуре, когда я не был священником, а только пел на клиросе в храме Воскресения Христова, мне довелось столкнуться с одной такой женщиной.

По делам служебным зашёл я в дом одного слесаря. Хозяйка, его мать, меня обедом угостила. Помолился я, сел за стол и по привычки про себя молитву читаю. Вдруг вижу, что с хозяйкой что-то неладное: из дома выскочила, потом бежит обратно, глаза навыкате, что-то шепчет, руками странные движения делает. Я спокойно сижу, ем, продолжаю про себя молиться. Она в горницу вбежала – и прямо ко мне. Я чуть отодвинулся и перекрестился. Вдруг посинели у неё губы, сама она побледнела и на бегу сквозь зубы выговорила:

- Никакого в этом толку нет!

- В чём? – удивился я.

- В колдовстве! – отвечает.

И падает без сил на лавку к печке – уставшая такая, подавленная. Пытается вскочить, убежать – и снова на место садиться… Я чай допил, помолился, и на иконы поклонился, а потом поклонился этой женщине. Как вскинет она руки в ужасе, как взвоет:

- Йы – ы – ы – ы – ы – а – а – а – а!!!

Подхватилась - и бегом из комнаты. Господи, спаси меня!

Прошло месяца три или больше. В храме заканчивалась служба. Я, как всегда, пел на клиросе. Вдруг подходит та самая женщина – я сразу узнал её. Стал молитвы читать. Вдруг она как бахнется в пол6

- Простите меня!!!

- За что простить?

Не отвечает, только плачет и всё повторяет:

- Простите меня!

Несколько раз её спрашивал:

- Вы за что просите прощения? Она лишь плачет и всё одно и то же повторяет. Я поднял её и повернулся к выходу:

- Ну, раз не говорите – то я ухожу.

Она принародно – опять упала мне в ноги и плачет во весь голос, кричит «Простите!», а за что – не говорит. Думаю, может, стесняется при людях, вышел с ней на улицу, отошли в сторонку.

- За что вы просите прощения? Как я могу простить, не зная за что?

Я уже всё понял – и за что она прощения просит, и почему назвать своей вины не может. Не действует православного человека её «порча» - вот ей и тяжело. Всё же я попытался вытянуть из неё признание. Сказал, что не могу простить её неизвестно за что.

- Нам нельзя говорить!!! – вдруг закричала она.

- А чего – говорить нельзя?

- Так… Нельзя!

Тогда я напомнил ей, как она угощала меня (она до мелочей вспомнила, чем кормила), потом сидела у печки и вдруг сказала: «Никакого в этом толку нет».

- Помните, что вы мне ответили? – напомнил я. – Когда я спросил вас «В чём толку нет», вы сказали: «В колдовстве!»

- Ой, нет, нет!!! Я так не говорила! – ойкнула женщина.

Я тогда выпрямился:

- Как – не говорила? Помнишь, чем угощала меня, - и не помнишь своих слов? А помнишь, как тебе плохо было, как после моей молитвы ты руки подняла – испугалась?

- Так это со мной так бывает… - протянула женщина.

Словом, ни за что не захотела сознаваться.

- Ну, ладно, раз тебе нечего сказать – как я тебя прощать буду? Грех твой остаётся с тобой. Ты не хочешь сказать Богу «Прости мне, Господи» - значит, Господь так тебе всё твоё и оставит. Вот твоя работа – вот твоя награда! За доброе – добро, за плохое – той же мерой.

Так и ушёл. Колдуну покаяться невозможно – если только от бесовских дел полностью отречься, всей жизнью своей, кровью смертные грехи омыть. А эта несчастная душа каяться не хотела. И когда она умирала, то совсем сошла с ума. Прости меня, Господи, я не судья ей. Но всё-таки что было - то и говорю. А рассудить надо, Не судить, а рассудить. Не осуждать их, не мстить – Боже упаси (ведь Бог пришёл всех, всех – и бесноватых тоже исцелить)! Но защищать свою веру мы должны. Не дай Бог обратиться к врагу Божию. Избави Господи попасть в их общество.

 

Дедушкино наследство

 

Мой дедушка Роман Васильевич любил молиться. Много молитв знал наизусть. Нередко читал он молитвы над бесноватыми: 90-й псалом, «Царю Небесный» и другие. Верил, что святые молитвы любому, даже самому болящему человеку помочь могут. Наверно, по его детски чистой вере и дал ему Господь такой дар, что заранее знал, когда привезут к нему бесноватого. Приведут в избу связанного по рукам и ногам, а дет молитвы прочтёт, святой водой покропит – и человек, который что кричал и бесновался, становился спокойным, часа по два тут же спал после дедушкиных молитв.

Колдуны боялись моего деда. Он мог прямо обличить их. Недалеко от нас жил

Гаврюха-колдун. Все его знали. Многие от него страдали и к деду за помощью шли. Не вытерпел как-то дедушка – пошёл к этому колдуну:

- Гаврила Васильевич! Если ты ещё раз будешь портить людей, я сейчас прочитаю молитву, после которой все дела твои падут на тебя, на твоих детей, на твой скот!

- Роман Васильевич! Прости – не буду больше! – засуетился колдун.

- Даёшь слово?

- Даю.

Трудно сказать, знал ли дедушка какую-то особую молитву против колдунов. Думаю вряд ли. Он читал обычные, всем известные молитвы, но с особым усердием и пламенной верой. Слуги нечистого это чувствовали и боялись благодати. Ну а то, что у колдунов в конце концов всевозможные беды начинались, падёж скота – так это по делам своим получали. Что сеяли – то и жали…

Именно дедушка Роман Васильевич научил меня, как лучше читать 90-й псалом – «Живый в помощи Вышняго». По 40 раз ежедневно, а людям больным, особенно бесноватым, лучше читать этот псалом наизусть. Я много раз убеждался в великой силе этой молитвы, если молиться с верой и сокрушением.

А пробовал ли кто-то когда-нибудь, хоть раз в жизни, - полный Псалтырь прочитать за день? Кто из нас так старался? За полный световой день прочитать полный Псалтырь – 20 кафизм. Я читал. Прекрасно. Легко. Прямо как будто из бани вышел – так хорошо. Попробуйте, люди Божии, найдите время и внимание. И читать надо не как-нибудь, как газету, а впитывать каждое словечко, размышлять – чтобы оно вошло в душу, освятило, очистило. Тогда бесовская сила из нас выскочит.

И хотя проповедь сатанизма сейчас работает на полную мощность, бояться ли нам сатанинских воздействий? Как часто наша грешная душа нас мучает, открывает доступ врагу. Порой мы находимся даже под своим собственным проклятием. Но стоит отвратиться от зла и сотворить благо, как всё сразу меняется. Ведь дьявол не может терпеть благодати.

 

Икона –

Это проповедь для нас

 

«Славьте Моего Сына…»

 

Служил я тогда на окраине Новосибирска, в Первомайском районе, в Никольском храме. Увидел во сне Иверскую Афонскую икону – будто подхожу к ней, а Царица Небесная и говорит:

- Славьте Моего Сына.

Когда стал священником, я и так старался, как мог везде славить Господа. А после этого сна у меня появилось необыкновенное чувство ревности: нет сил молчать, хочу говорить всем о Боге. У меня такая энергия появилась, я всех бы, всех сейчас повернул к Богу!

До сих пор воспоминание о том сне наполняет меня необыкновенным благоговением. И думается: какая от всех нас ревность требуется, ревность за правду Божию, за чистоту, за любовь Небесную, которая всю нашу жизнь освящает.

 

Как Михаил Николаевич

Атеистом работал

 

Мой друг-одноклассник, Михаил Николаевич, с которым мы и учились вместе, по фамилии, как и я, был Бирюков. Наши деды были троюродными братьями – пятое или шестое колено. Работал он в школе в селе Колпашево Томской области преподавателем истории, а потом его взяли в пропагандисты. Атеистом работал – ездил по посёлкам, по школам, по районам и всё антирелигиозные лекции читал. Против церкви проповедовал. А мамочка Анна и папочка Николай в церковь ходили. Начальство его было этим очень недовольно:

- Михаил Николаевич, ты человек передовой, читаешь лекции против Бога, а твои родители такие отсталые – в церковь ходят. Запрети им. Пускай тебя не позорят. А то придётся тебя от лекционной работы отстранять.

Приехал он к родителям и стал их уговаривать:

- Мама! Папа! Прошу вас, не ходите в церковь. Из-за вас меня с работы могут снять.

- У тебя есть работа! – говорит отец. – Возвращайся в школу. Зачем ты согласился против Бога лекции читать?

А он своё: работа ценная, его возят на машине, он в почёте, только «отсталость» родителей мешает.

- Миша, сынок, - отвечает мать, - ты не веришь – не верь, делай своё дело. А я как ходила в церковь – так и буду.

Так и не смог он уговорить отца с матерью.

Шло время. Отец умер. Тогда Михаил Николаевич решил хитростью отвадить мамочку от церкви. Решил её в своей квартире поселить. Привёз в гости:

- Вот, мама, твоя комнатка. Я всё для тебя приготовил, чтобы тебе хорошо у меня жилось.

- Нет, Мишенька, не поеду к тебе жить! Ты ведь не дашь мне иконы повесить, свечки не дашь зажечь?

- Нет, мама, не дам…

- Тогда я лучше буду одна в своём доме жить.

- Ну, что ж, мама, живи. Только не ходи в церковь – прошу тебя.

- Нет, Миша, не проси. Как ходила, так и буду ходить.

Но пришло время - и мама умерла. Михаилу Николаевичу позвонили, он срочно приехал. Увидел мать под иконами – досада его взяла: придут, дескать, сейчас старухи со свечами да с молитвами, священника позовут. Взял тело матери на руки и понёс к машине – похороню, дескать, по-своему. Только дошёл он до двери – что такое: не видит ничего!

- Почему нет света? Где свет? – стал требовать.

А как ему поможешь? Это ведь не лампочку включить! Проверили – он не видит абсолютно. Под руку его увели, посадили в машину – и в больницу в Томск, в глазное отделение. Но профессора ничего не могли сделать, никакие лекарства не помогали. Зрение вернулось к Михаилу лишь, когда матери 40 справили. Только тогда он начал нормально видеть, освободился от своей «странной» болезни. Когда прозрел и вышел из больницы – сказал:

- Теперь, как и мать с отцом, пойду в церковь.

Власти говорили, будто у него с головой что-то случилось. Но на самом деле он уже не смог больше «проповедовать» против Бога. Замолчал. Надо думать – после такого вразумления, что ещё можно сказать!

Эта была истинная правда. Этот Михаил Николаевич до сих пор жив – живёт в селе Колпашево Томской области.

 

Как иконе глаза завязали

…Когда мы на ссылке были и среди ссыльных начали колхозы создавать, из одного такого нового поселения надёргали мужиков и начали строить конный двор – благо леса полно.

В дом к хозяйке, живущей по соседству со стройкой, приехал бригадир:

- Анна Ивановна! Тут рядом конный двор строят, мужикам обед будешь варить.

Привозили продукты6 хлеба, крупы, моркови, мяса – и она кормила этих рабочих. Подошёл Великий пост. Привозят, как обычно, мясо, крупу – и всё остальное. Анна говорит:

- да сейчас же пост великий. Вы же верующие! Как же вы постом мясо будете кушать? Мне даже варить неудобно

А бригадир ей:

- Не твоё дело. Вари – мужики работают, их надо кормить. А сама не хочешь – не ешь! Приходят мужики обедать – их десять человек было, а Анна уже наварила мясной суп, мясо приготовила. Приказали так. Но всё же душа её не на месте:

- Как вы будете есть? Ведь сейчас пост.

И ушла на кухню. А у неё икона над столом висела. Мужики вроде смутились. Один Иван нашёлся – такой «смелый» - взял полотенце, залез на скамейку и смеётся:

- А мы сейчас Боженьки глаза завяжем, и Он не увидит, что мы будем мясо кушать. Вот нам греха и не будет!

Словом, завязал иконе глазки. А хозяйка ничего этого не видела. После обеда этот «смельчак» стал развязывать икону со словами: «Ну вот, Боженька ничего не видел!» Анна Ивановна и увидала:

- Ты что делаешь, Иван, с ума сошёл7 Крыша поехала?! Проси скорей прощения…

Отругала его как могла. А Иван только смеётся:

- Если Бог есть – пусть накажет меня. Вот у наших всё отобрали, всех сослали – Бог никого не наказал. Ну, и где Он, Бог?.. Я не верю теперь, что Он есть.

Когда Иван пришёл домой, то своей жене Евдокии рассказал, что он сделал.

- Ой, ой! Что ты наделал! Проси прощения! Кайся! – испугалась она.

А он ей те же слова повторяет, что за обедом сказал:

- А ежели есть Бог – пусть накажет меня.

- Да ты что такое болтаешь?! – жена начала плакать.

- Не плачь, Евдокиюшка, ну пострадаю так пострадаю. Зато буду знать, что Бог есть.

Вот до какого помрачения можно дойти – просить у Бога наказание!.. Так и лёг спать Иван.

Утром хозяйка встаёт, на кухне своё дело делает. За ней встаёт хозяин, пытается лампу керосиновую зажечь, спичкой чиркает… Жена удивляется:

- Ты зачем, Иван, лампу зажигаешь? Ведь солнце уже подымается, совсем светло стало.

- Какое светло – темно!

Спичка у него в пальцах горит, а он её не видит. Достаёт вторую спичку. Тогда жена отбирает спичку, зажигает перед его глазами и спрашивает:

- Ну, теперь видишь?

А он теперь по столу руками щупает, где лампа стоит. Ни спички, ни солнца – ничего не видит. Чёрная ночь для него настала.

Жена затряслась, зарыдала: муж ослеп! Тогда Иван понял: Господь отнял зрение. Заплакал Иван. – Бог меня наказал, больница не поможет…

Евдокия упала на колени, давай перед иконами просить за мужа.

- Что ты плачешь, - говорит Иван, - я же сам просил. Вот наказание и пришло.

А на следующую ночь он видит сон. Спаситель пр