Жиль Фарсе об Арно Дежардене: «Трезвое, приземленное отношение к просветленности»

Вступив на путь, я думал: «Арно — просветленный. Он такой возвышенный!» У меня были самые невероятные фантазии, и это вполне естественно. Однако когда мне выдавалась возможность поговорить с Арно, он судил обо всем очень трезво, приземленно, что меня отчасти разочаровывало. Он мог твердо заявить, что смещение контекста было, но вслед за этим признанием говорил, например: «Но потом пришлось много заниматься, и я увидел, что прежние механизмы возвращаются, так что нужно было быть очень бдительным и осторожным». Еще он говорил, к примеру: «Думаю, настоящая практика у меня началась, когда я открыл свой первый ашрам, Ле Бост».

В то время меня это очень смущало. Я ничего не понимал. Если он просветленный, то какой может быть разговор о возвращающихся механизмах? Я полагал, что он от них полностью освободился. И что значат слова о том, что его настоящая практика началась уже после открытия первого ашрама? Он ведь уже был просветленным гуру! Все это меня очень беспокоило, но чем больше я учился, чем больше говорил с ним, тем яснее сознавал, что его отношение очень правдиво и очень важно. Арно действительно испытал смещение контекста, но оно стало сухим остатком многолетних усилий, усердной садханы под руководством одного гуру, долгих поисков и постижения истин о самом себе, выраженных совершенно конкретными понятиями.

Однажды я спросил Арно, что говорил его собственный учитель Свами Праджняпад, когда произошло смещение контекста.

Цель занятий не в том, чтобы человек достиг способности обрести состояние гармонии и мира, когда его больше ничего не будет тревожить.

Карлфрид фон Дюркхайм

Я воображал, что Арно прибежал к Свами и воскликнул: «Свершилось!», а Свами Праджняпад обнял его — что-то в таком духе. Но Арно ответил: «Мы об этом не говорили. Накануне беседовали, потом это случилось, а на следующий день я как обычно пришел на беседу. Свамиджи явно заметил, что характер моих вопросов изменился, мои взгляды стали иными, я уже не защищался — вот и все». Арно добавил, что лишь года два спустя в неофициальном разговоре Свамиджи сказал: «Хм, Арно, а ты изменился. Определенно изменился. Никаких сомнений». Вот и все, что было. А потом они начали строить планы относительно первого ашрама и Свами Праджняпад сказал: «Не думаю, что тебе стоит продолжать работать на телевидении. Пора учить других». Больше на эту тему разговоров не было.

Кроме того, со временем я заметил, что когда Арно расспрашивали о просветлении, он говорил только: «Минуточку! Мои достижения не идут ни в какое сравнение со свершениями Раманы Махариши» либо: «После этого тоже есть чем заняться». Он совсем недавно сказал мне: «К счастью, жена и сын со мной не церемонятся. Если им что-то не нравится, они заявляют об этом прямо. Другие такого не скажут, ведь я — учитель. Но сын — это сын, жена — это жена, они открыто говорят правду, и это очень здорово!» Еще он признался как-то, что с ним приключилась одна неприятность и он понял, что это чудесная возможность углубить практику. Это было так трогательно, что я подумал: «Он даже не задумывается о том, что практика ему уже не нужна». Он действительно хватался за любую возможность и в то же время трезво сознавал, что не относится к лжеучителям и не занимается тем, что сам называл «незаконным распространением мудрости». Его трезвый подход очень многому меня научил.

С какой стороны ни глянь, путь этот очень долог и труден. Когда утверждают, что все дается легко, без усилий, мгновенно, речь явно идет о совсем ином «просветлении». Моментальные сатори и дикие экстазы можно купить на блошином рынке, но Реальное никогда не дается дешево, быстро и просто.

Всеобщая неврастения западного мира заставляет его представителей считать себя первыми во всех сферах жизни, включая просветленность. Все прочее можно получить по кредитной карточке, и многие люди полагают, будто просветление — такой же доступный товар. Садхана крушения иллюзий — это постижение того, что легкого пути «первым классом» нет. Есть только труд: усердная практика, молитвы, служение, смирение, самоотверженность и крушение надежд. Иначе и быть не может.

Каждый великий учитель и ученик могут поведать свою историю крушения надежд. Смирение и свобода от иллюзий не даются от рождения. То самое эго, которое нередко завлекает человека на духовный путь, начинает впоследствии, когда человек утверждается на пути, покоряться чему-то высшему. Истина, к которой некогда якобы тянулось эго, начинает перемалывать личность, сдирать с нее маски, возвращать к полнокровному восприятию Действительности с тем, чтобы направить все силы на служение. В заключительной главе речь пойдет о том, что и Просветление — еще не конец пути. Это лишь начало дороги, которой нет конца. Духовная жизнь предлагает возможности, очень отличающиеся от представлений эго о просветленности и превышающие их по размаху. Она открывает врата жизни простой, естественной и по-настоящему человечной.

 

 

ПРОСВЕТЛЕНИЕ — ТОЛЬКО

НАЧАЛО

О проблесках просветления можно говорить, когда обычное становится необычным и наоборот.

Ли Лозовик

После того как взобрался на сотню футов вверх, оттуда предстоит спрыгнуть. Это неизбежный следующий шаг», — утверждает Якусё Квонг-роси в классическом стиле дзэн. Просветление, которое считается вершиной духовной жизни, вполне может оказаться ее началом. Все зависит, конечно, от того, как человек определяет само просветление. Древние учителя понимали просветленность настолько широко, что включали в это явление его зрелое выражение во всех мелочах жизни, полную открытость непрестанному расширению и углублению просветления, тогда как в наше время просветленность, за редчайшими исключениями, понимается как выход за рамки двойственного восприятия, переход к недвойственному состоянию вне эго.

Регги Рей рассказывает о том, как Трунгпа Ринпоче однажды спросили:

— Что происходит после того, как становишься полностью просветленным Буддой?

— Это только начало, — ответил Трунгпа Ринпоче.

— Начало чего?

— Духовного пути.

«У людей слишком раздутое эго, — отмечает Квонг-роси. — Они считают, что малейший проблеск пустоты, самое первое прозрение — это уже конец пути. И потому цепляются за подобные переживания и полагают, будто их достаточно, чтобы учить других. Даже не подозревая о том, что это только начало, они убеждают себя, будто ко всему готовы и им нечего больше познавать».

Нет необходимости гадать, тождествен ли некий человек Будде, если это настоящий Будда. Истинно просветленный Будда выказывает свою буддовость в повседневной жизни.

Даю Кеннетт

Многие почтенные учителя, в том числе Трунгпа Ринпоче, Якусё Квонг-Роси и Ли Лозовик, единодушно признают, что нельзя говорить даже о начале духовной работы, пока человек не испытает глубочайшее смещение контекста, мощное и устойчивое осознание недвойственности. Многие духовные школы определяют просветленность как проникновение за рамки иллюзии двойственности, но Ли Лозовик убежден, что людей, добившихся этого, не следует считать просветленными: «Я бы сказал, что они прикоснулись к азам просветления, и до тех пор, пока оно не станет зрелым, его нельзя считать настоящим».

Просветление можно назвать «детским садом» подлинной духовной работы. Жиль Фарсе размышляет над этой идеей, оценивая ход собственного обучения:

Я окончил школу, сдал выпускные экзамены — и как же я гордился собой! Но школа закончилась, я получил аттестат и поступил в университет. На первых курсах я думал: «Как здорово, наверное, быть бакалавром». На третьекурсников я смотрел с завистью, но потом сам стал бакалавром и уже не видел в этом чего-то выдающегося. Потом была степень магистра, аспирантура и звание доктора философии. Настало время заняться карьерой, но разве можно представить, что все последующие тридцать лет ты только и делаешь, что восторженно повторяешь: «Я —- доктор! Подумать только, доктор философии! Доктор философии Жиль Фарсе. Жиль Фарсе, доктор философии. Пожалуйста, называйте меня просто "доктор"»? Нет, мне нужно было найти работу и заниматься делом.

Нельзя всю жизнь твердить: «Да, я добился смещения контекста», либо — еще изощреннее: «"Оно" добилось, потому что "я" исчез». Нужно жить и работать, нужно показать, к чему привели эти перемены, как они повлияли на твою повседневную жизнь, на твои отношения с собой и окружающими.

По мнению Бернадетты Роберте, первые этапы развития отмечаются великими прозрениями и экстатическими переживаниями; они приносят радость и ощущение собственного величия тем аспектам эго, которые остаются разобщенными, — и, кроме того, восторженным поклонникам. Однако переход от ранних стадий к тому, что Роберте называет «объединяющим» состоянием, может оказаться уже не таким молниеносным и приятным. Она полагает, что очень важно проводить различие между «состоянием кокона» — теми переживаниями и озарениями, что приходят при первых проблесках просветления, — и зрелым «состоянием бабочки», когда эти переживания становятся неотъемлемой частью самой жизни.

С точки зрения буддиста просветление — это не просто момент: пробуждения, когда сознание становится глубоко расслабленным, ясным, зеркальным, светлым и все-, объемлющим. Это что-то вроде того, чтобы увидеть дхармакаю [Высшую Реальность] в этом самом мире.

Джоан Галифакс

Роберте добавляет, что для этого нужно прислушиваться к житейским рассказам взрослой бабочки о том, что бывает после величественного появления из кокона.

Если, едва появившись из кокона, мы принимаемся записывать свои преображающие переживания, публиковать их и распространять добрую весть, то лишь вызываем у себя преждевременный восторг, основанный на новизне состояния... Давайте лучше послушаем тех, кто провел в этом состоянии уже полсотни лет; быть может, они расскажут другую историю — историю того, «что бывает потом». Нам необходимо узнать об этом, нужно послушать рассказы про обычную жизнь взрослой бабочки. [19]

Далее Бернадетта Роберте пишет: «До тех пор, пока бабочка не поживет в обычном мере, она может рассказывать только о том, как стала бабочкой, а не о том, в чем заключается жизнь бабочки. Вообще говоря, сведения о жизни бабочки остаются неполными до самой ее смерти» [18]. Подчас путь обрывается на том месте, где бабочка появляется на свет, но другие пути показывают, что и этот знаменательный этап — просто веха, отмечающая начало пути.

Бесконечно высоко

«Работа эта долгая, непрерывная и не имеющая конца, — рассказывает сэнсэй Дэйнан Генри. — Говорят, что даже Будда — это лишь половина пути.

Кэнсё — это момент пробуждения, но дхармакая [Высшая Реальность] находится в этом самом мире. Человек не может жить повседневной жизнью в параллельном мире, хронически пребывая в состоянии момента пробуждения.

Джоан Галифакс

Будда сейчас занимается практикой на небесах та-сида». Просветление — только начало, а развитию, росту, просветленности нет и не будет конца. Для обычного духовного искателя такая мысль может послужить объектом отрезвляющего и, не исключено, обескураживающего созерцания. «Разумеется, но бесконечное развитие после просветления приносит все больше счастья», — твердит простодушный, мечтательный ученик. Возможно, так и есть, но те, кто прошел дальше других, говорят, что работа всегда остается тяжелой и довольно обыденной, а испытаний не становится меньше. Конечно, чем выше уровень, тем лучше подготовлен человек к преодолению этих преград, но требования к нему возрастают по мере повышения способностей.

Безусловно, со временем происходит смещение контекста, отход от первичного «просветления», который необратимо меняет взгляды человека. Не стоит только считать это смещение завершением пути. Догэн сказал: «Нет начала у практики и конца у просветления; нет начала у просветления и конца у практики». Просветление не может иметь конца, поскольку очищение длится вечно — так уж все устроено.

Квонг-роси сравнивает процесс просветления с движением по извечно расширяющемуся кругу, когда ты неизменно возвращаешься к самому себе:

Просветление — это замкнутый круг: прозрение, возвращение к иллюзиям, снова прозрение и новые заблуждения. Мы прозреваем благодаря иллюзиям, а затем просветленность опять вводит нас в заблуждение, после чего наступает очеред ное озарение. Нет ни начала, ни конца. И адепт, и настоящий искатель все время идут вперед.

Комментируя «Брахма-видью», свод знаний о Брахме, суфийский учитель Бхай Саиб говорил: «Тысячелетий мало, нужна вечность... Вот что люблю я в духовной жизни: ты всегда у самых начал. Нельзя сказать: "Я достиг" и насладиться покоем. Горизонт становится все шире, сознание разрастается бесконечно».

 

Если просветление подлинно, оно освобождает даже от стремления к просветлению, поэтому нам необходимо возвращаться к, жизни в мире обычных людей.

Дзю Кешки

Кое-кому бесконечность пути кажется слишком трудной для понимания, слишком необозримой. Но, как считает Роберт Эннис, многие этому только рады. «Бесконечная высь» означает, что усталому путнику не суждено отдохнуть, но в то же время ничто его не сдерживает, нигде не пролегает граница просветленности.

Квонг-роси отмечает: «Пока у нас есть тело и разум, тянется и просветление. Отдыхать некогда». Жизнь продолжается, а с ней продолжается и труд просветленного. Просветлению нет конца, так как погружение и слияние с Богом, или Действительностью, поистине беспредельно.

Просветленная двойственность

Просветленная двойственность — повторное проникновение в этот мир после восприятия недвойственности, когда человек продолжает жить на основе своего прозрения. Личность, пребывающая в просветленной двойственности, уже постигла недвойственность, а затем, сберегая эти знания, по собственной воле спустилась назад, в царство двойственности, и принесла с собой просветленный взгляд.

Используемые в дзэн картинки из пастушеской жизни — прекрасная иллюстрация подобного проявления зрелой просветленности. Каждая из десяти картинок обрамлена кругом, олицетворяющим одну из стадий «укрощения» необузданного ума в облике быка. На ряде последовательных картинок пастух ловит быка и даже сливается с ним, что символизирует пустой круг. Но на этом ряд картин не заканчивается. На последней человек ведет быка на рынок, что подразумевает необходимость вернуться со своими прозрениями в обычную жизнь.

«Когда человек достигает высшей зрелости, его следующая задача — вовсе не умереть, — подтверждает Бернадетта Роберте. — Отныне он должен во всей полноте вести обычное человеческое существование» [19].

Для эго просветленный на рынке не так интересен, как просветленный на престоле — в затейливом тюрбане, в окружении склонившихся к его ногам приверженцев в белых нарядах. Живущий с точки зрения просветленной двойственности может исполнять формальные функции наставника, может этого не делать, но, независимо от выбора, внимание его приковано к жизни здесь и сейчас, к безусловной важности мелочей.

Учитель сказал: «Ты ступил ни путь, но ты не просветлен по-настоящему. Шагни с верхушки стофутового столба, и десять тысяч вещей станут твоим телом».

Дзэн-буддийская притча

Вот в чем смысл: жить просветлением здесь и сейчас. Люди склонны думать, что просветление существует где-то там, вне боли и страдания, радостей и преходящих житейских событий. Но «там» его нет. Да, многим хотелось бы навек задержаться в экстатических состояниях, но они неестественны. Лишь немногим судьба предназначила бороздить космические просторы, но органическая жизнь человека редко сводится к тридцатилетнему пребыванию в пещере, где человек питается акридами или извлекает пищу из самого воздуха, пребывая в такой глубокой медитации, что вообще не ощущает собственного тела. Кайя-садхана — садхана тела, а тело насыщается человеческими взаимоотношениями, которые впитываются всеми его органами чувств.

Прежде чем заняться садханой в традиции дзэн, Джоан Галифакс увлекалась шаманскими практиками. Она подводит итог мысли о приземленности:

То, что тебя признали перерождением Тулку или просветленной сущностью, не освобождает от необходимости жить здесь и сейчас. Я занималась шаманизмом, но взгляды мои отличны от магических. Я очень приземленная. Я — женщина. Я практична и прекрасно знаю, к чему приводит романтика, романтическая духовность. Она искалечила уже немало людей.

Эндрю Коэн говорит: «Никакие духовные переживания, чувства и прозрения не освобождают от бремени действительности — жизни, какова она есть на самом деле» [20]. Задача просветленной двойственности — сделать частью себя и воплотить на практике самые глубокие свои озарения и доподлинные чувства, то есть жить с полным вниманием к разворачивающейся вокруг нас жизни, быть ее частью.

Практика как просветление

«Практика — это форма просветления, — говорит Джоан Галифакс. — Это желание жить как Будда, просветленная сущность, человек, поклявшийся не причинять вреда себе и другим».

До тех пор, пока человек не сможет вернуться в феноменальный мир и прочувствовать его с высоты этого вместилища вечной безмятеж ности, этого нерожденного и неумирающего места, пока он не сможет жить сообразно такому пониманию, он не достиг просветления.

Дэйнан Генри

Восприятие практики как процесса просветления — довольно необычный взгляд на садхану. Разумеется, сама по себе практика еще не делает человека просветленным, но безупречная в своей отточенности, осознанности и твердости практика — одно из проявлений просветленности.

Большинство учителей, выражающих свое мнение на страницах этой книги, сходятся в том, что практика, в которой воплощаются просветленные взгляды, намного полезнее, чем само по себе ощущение просветленности, которое не сопровождается его практическим приложением. Мел Вайтзмэн отмечает:

Мне все равно, насколько просветленны мои ученики. Быть просветленным — хорошо, но это всего лишь просветление. У нас принято считать, что сама практика и есть просветление. Просветленность не ощущается сама по себе, ее переживают только в практике, а практика — это живое восприятие просветленности. Если хочешь понять, что такое просветление, постичь его смысл, это еще не просветленность. Но если усердно занимаешься практикой, просветление уже рядом. У людей есть какая-то жадность к просветлению. Они мечтают зажать его в руке, обрести что-то конкретное.

Стремиться выразить просветление на практике — весьма достойное занятие. В работе «Радостная жертва» Э. Голд развивает эту мысль:

Не следует исполнять обязанности в надежде на награду или благодарность. Труд — сам по себе вознаграждение совести. Человек получает награду от самого Труда, того мгновения, когда он действует. Для человечества твои усилия — ничто. Вообще говоря, никто тебе не поможет, а люди скорее попытаются погубить тебя и твои труды, так как они невежественны и испуганы... Преданность, усилия и постоянные жертвы во имя всеобщего блага не вознаграждаются ни на земле, ни на Небесах. [21]

Путь есть цель, и каждый, даже самый закоренелый материалист, идет по пути, и на этом пути есть такие места, где люди, страдая, преображаются. Некоторые люди из-за своей кармы пребывают на более грубом, косном уровне, но по пути идут все.

Реджинальд Рей

Если нет никакого «грядущего» просветления, то любой серьезный духовный практик поневоле вынужден искать утешения в своих делах в настоящем — в тех поступках, которые служат проявлением просветленности и его осуществлением. Просветление должно, таким образом, стать сознательным самовыражением в сиюминутной деятельности, то есть практике.

Интересно отметить, что даже общепризнанные «учителя» занимаются практикой всю свою жизнь. Их практика, разумеется, может отличаться от практики учеников, но жизнь, тем не менее, остается нескончаемой чередой практических действий. И даже в том случае, когда учитель пребывает в сфере полной самоотдачи, где нет иного выбора, кроме практики, каждое действие по-прежнему становится испытанием, требует немалой энергии и усилий, а нередко и противоречит оставшимся крохам личных желаний. Если верхней границы нет, то нет и того мгновения, когда можно позволить себе отказаться от практики.

Практика воображаемого просветления

Практика воображаемого просветления опирается на глубокое понимание практики как выражения просветленности. Преждевременные притязания на просветленность — признак слабости, но практика воображаемой просветленности выражает невероятную силу и достоинство.

Дисциплина, если она поддерживается искрение, есть практика просветления, то есть сосредоточения интуиции на том, что более всего необходимо для обуздания но. Дисциплина — это приятие просветленной точки зрения в любых обстоятельствах и стремление к тому, чтобы такой взгляд стал всеобъемлющим и постоянным.

Георг Файерстайм

Это очень рискованное предприятие, которое чрезвычайно опасно для неразвитого эго. Хотя на эту тему можно много рассуждать, лишь редкие люди способны успешно осуществить такую практику.

Цель этой практики сводится к попытке задержаться в реальности пробуждения, которая ощущается за границей иллюзии обособленности. Осуществляется это так: если человек не намерен умиротворенно довольствоваться экстазом и видениями, то при первых проблесках просветленного состояния он может помочь кратковременному пробуждению закрепить все то, что необходимо для устойчивого сохранения испытанного прозрения. Когда временное, поверхностное просветление блекнет, человек возвращается к практике и начинает действовать на основе того, что воспринял в просветленном состоянии. То есть все его поступки становятся выражением просветленности, даже если внутренне он уже не испытывает просветления.

Таким образом, коан обстоятельств кроется в стремлении действовать так, словно ты просветленный. И кто станет утверждать, что человек все еще спит, если даже во сне он ведет себя как просветленный?

В сборнике «Духовный выбор» Дик Энтони, Брюс Эккер и Кен Уилбер пишут: «Практика необходима, и ею можно заниматься не только с целью достичь просветления, но и так, словно ты уже просветленный. И если ведешь себя как просветленный, то каждый поступок становится очередным проявлением просветленности» [22].

Просветление как таковое никогда меня особо не заботило. Меня всегда интересовала действительность, а по поводу просветления я не. волновался. Я думал о том, чтобы отыскать реальное, заниматься тем, что реально, и найти своего учителя.

Мел Вайтзмэн

Рабби Зальман Шахтэр-Шаломи разъясняет этот процесс с точки зрения «притворства», которое в данном случае отличается от самообмана и простого подражания:

Мне нравится слово «притворяться», оно похоже на «претворять». Думаю, любые перемены требуют определенной меры притворства. Как мне стать святым? Вести себя так, словно я святой. Я имею в виду не социальное притворство, когда разыгрываешь святого перед другими; я просто говорю себе: «Следующие полчаса я буду жить так, как, по моим представлениям, живет святой». Это не значит, что я уже стал святым, просто я даю определенную задачу сознанию и восприятию — они должны соответствовать моему воображаемому идеалу. Вполне вероятно, что впереди меня ждет немало неожиданностей, но тогда я просто подправлю свои представления о святости.

Одно из величайших достоинств практики воображаемого просветления заключается в том, что она подвергает эго суровому испытанию. Тот, кто занимается этой практикой, каждую секунду противодействует своим эгоистическим наклонностям. Разумеется, эго начинает бить копытами и вставать на дыбы; оно царапается, кусается и пытается силой затянуть человека на прежний уровень машинального функционирования, преследующего только цели выживания. Но, если практика достаточно тверда и отражает атаки эго, сохраняется вероятность того, что эго, словно бешеный пес на привязи, устанет рваться с цепи, сдаст позиции и покорится настрою на просветленность — который, между прочим, в этом случае будет мало чем отличаться от самого просветления.

 

Мой учитель никогда не кривил душой и не говорил много о просветлении. Все другие учителя, приехав в Америку, делали упор на кэнсё, но Судзуки-роси говорил лишь: «Занимайся своим просветлением понемногу. Не стремись сразу испытать нечто выдающееся. Опыт просветления можно получить, двигаясь шаг за шагом».

Мел Вайтзмэн

Угрозы практики воображаемого просветления вполне очевидны. Следует четко видеть разницу между «так, словно я просветленный» и «да я и вправду просветленный!», между практикой воображаемой просветленности и неосознанными, самообманными притязаниями на просветленность. «Вести себя так, словно ты просветленный, может быть и полезно, и вредно, — говорит Клаудио Наранхо. — Все зависит от того, что послужило причиной — сознательное решение или самообман».

Главное в этой изощренной практике — помнить, что ты лишь «делаешь вид». Стоит забыть о том, что это только практика, и допустить, будто твои поступки — проявления состоявшегося, а не желаемого сдвига, как человек заглатывает наживку эго и попадает в ловушку самообмана. Само предположение о том, что ты уже добился цели практики, неизбежно ведет к высокомерию и раздутому самомнению.

Учитель как вечный ученик

Настоящий учитель — наставник для своих учеников, но в глубине души он сам остается вечным учеником. Как утверждает Его Святейшество Далай-Лама, «Я — простой монах». Несмотря на то что он является духовным и политическим главой тибетского народа, а также источником воодушевления для всего мира, в глубине души Далай-Лама считает себя простым монахом, и перед лицом своего «начальника» — самой Вселенной, — он вовсе не «Его Святейшество», а скромный служитель Великого Делания.

Достичь просветления нетрудно; трудней сохранить чистоту своей практики.

Мел Вайтэмэн

Большая часть цитируемых в этой книге учителей — не только наставники, но и вечные ученики. Даже если у них нет конкретного учителя, они считают, что продолжают учиться у Бога, Действительности или всего человечества.

Позиция ученика означает скромность перед лицом высшей силы, ответственность перед тем, что заслуживает огромного почтения. Возомнив себя Богом всемогущим, учитель перестает с кем-либо считаться. Для него нет уже высшего сознания, и он тем самым теряет все побуждения к дальнейшему развитию и совершенствованию. Есть только он сам, но путешествовать в одиночестве опасно даже божеству.

Внутренний прогресс определяется качеством моего внутреннего отношения к текущему моменту, а прогресс внешний — тем, как я в тот или иной момент взаимодействую с людьми и обстоятельствами. Внутреннее и внешнее — по существу, одно и то же.

Жиль Фарсе

Все великие учителя и святые прошлого — Иисус, Руми, Моисей, а также более близкие к нам по времени Свами Папа Рамдас, Ширди Саи Баба, Анандамайи Ма, Мехер Баба — были учениками великих учителей, даже если считали своими наставниками Бога или саму Реальность. Преданность учителю наделяла их невообразимой силой и благодатью, которыми они щедро делились с другими; кроме того, та же самоотдача уберегала их от одинокого пребывания в неземном раю.

Учитель существенно обезопасит себя от угрозы любых притязаний и ложных допущений, которые нередко ведут к высокомерию и неминуемому падению, если сосредоточит основное внимание на положении ученика, а не наставника: во внешнем мире внимание и время уделяется прежде всего функциям учителя, во внутреннем — задачам собственного обучения.

Арно Дежарден предостерегает:

Искренний ученик лучше недостаточно подготовленного учителя. Искренний ученик, установивший крепкую связь и близкие отношения с мастером, намного лучше того, кто считает себя учителем, но в собственном развитии останавливается на полпути. Учитель — это слуга: слуга своего наставника, своего учения, своей дхармы.

Хотя Дежарден был духовным учителем для тысяч учеников, о себе он говорит так: «Я веду себя как учитель, исполняю роль учителя, но остаюсь учеником. Ко всем учителям, которым я доверяю, я отношусь как преданный ученик».

«Сегодня многие приписывают своим учителям высочайшие достижения, — отмечает Жиль Фарсе. — Их учитель, мол, аватара, он вышел "за пределы запредельного", и так далее. Но важен один вопрос: "Продолжает ли он учиться?"»

Настоящий ученик целиком отдается учителю, а это требует большего мужества, любви и усилий, чем заявления о собственном величии.

В сборнике «Агхора-3» Роберт Свобода рассказывает о благом смирении, которым одарил его Агхори Вималананда на закате жизни:

Духовное развитие происходит по мере того, как кундалини отрывается от ограниченного «я» и, обернувшись лицом к Владыке, начинает действовать не ради личной выгоды, но во имя великой славы «Всего, Что Реально». Это и приносит настоящее счастье. Пока мне удается направлять кундалини на эту цель, я убежден, что кто-нибудь непременно подметит мои ошибки, вытащит из любой лужи, куда я могу упасть, и подскажет верный путь. Этим даром поделился со мной друг, философ и проводник. Это знак любви Агхори, благословение, которым он смог одарить благодаря тому, что полностью посвятил себя самопожертвованию в пользу своего Высшего Я. [23]

 

Пробуждение делает нас ближе к жизни, заставляет тесней соприкасаться с нею, острее чувствовать все то, что чувствуют другие, избавляет от толстокожести, отчужденности, оторванности и отстраненности. Разница в том, что пробужденный не просто находит жизнь приятней, но с большей готовностью воспринимает как радости, так и страдания мира.

Роберт Эннис

Ничто не остановит учителя, который остается вечным учеником. Его не подстережет ни самодовольство, ни поглощенность собственной божественностью или видным положением. Внимательность к себе и постоянное служение высшему оберегает от искушений власти и эго, делает помощь другим более полезной. «Человека бережет сознание того, что он слуга других, а не самого себя, — полагает Анник д'Астье. — Я уверена, что вполне возможно пребывать в связи с Божественным и служить людям».

Самоотверженность и служение

Большинство наших представлений о самоотверженности — отвлеченные идеи, а не понимание подлинной жертвы. Кто не постиг полной самоотдачи, может лишь рассуждать о самопожертвовании, интуитивно предвосхищать его, даже молить о нем, но дар настоящего отказа от себя отличается от любых воображаемых взглядов на это явление. Достичь пробуждения благодаря полному отказу от себя намного вероятнее, чем путем стремления к просветлению. Усилия, нацеленные на пробуждение, прилагает эго, тогда как самопожертвование означает отказ от любых усилий, когда человек целиком вверяет себя той бесконечной силе, что превышает даже сознание недвойственности.

Пробуждение не является ни античеловеческим, ни нечеловеческим, ни сверхчеловеческим. Оно... внечеловеческое.

Роберт Эннис

Согласно современным взглядам, просветление подразумевает состояние единения, но Регги Рей утверждает, что с тантрической точки зрения основой учения об избавлении от эго является полный отказ от себя:

Все просто: мы можем отказаться, отступиться от себя, отречься от взглядов на реальное. Не нужно ни за что цепляться, не нужно беречь свою личность и даже свою духовность. Действительность настолько хороша, Вселенная исполнена благодати, так что мы можем отдаться жизни и отказаться от любых приемов и хитростей, помогающих держаться на плаву.

Просветление принято считать состоянием «всеведения», но отказ от себя — это погружение в полную неизвестность. Бросая тщетное стремление привести действительность в соответствие со своими желаниями, позволяя ей развиваться по собственному почину, мы высвобождаем всю энергию, которую затрачивали прежде на глупые попытки руководить Вселенной. Махатма Ганди говорил, что, умирая для самого себя, человек тут же начинает служить всему живому [24].

Служение вообще тесно связано с самопожертвованием. Отказывающийся от себя служит другим. Действительность, которой он себя вверяет непосредственно либо благодаря учителям-предшественникам, интересует только служение, и потому ему тоже приходится служить. Жизнь, посвященная служению другим, — одно из свидетельств упрочившейся просветленности, но о нем нельзя судить поверхностно, так как служение может принимать самые разные формы, в том числе служение семье и детям.

 

Раньше я думала, что просветление — это значит быть где-то там, свободным, не связанным с колесом рождения и смерти, избавленным от всяких уз и вкушающим любовь... мо теперь все не так. Теперь это нечто вроде: как я поступаю с тем, что дано мне сейчас, используя те средства, которым научилась?

Кристина Гроф

Когда знаменитый учитель дзэн Иссану Дорси утверждал, что настоящий Бодхисаттва — это безупречная домохозяйка, он намеренно пытался расширить представления своих учеников о масштабах и формах служения. Служение — это не только добрые советы, преподавание или милостыня, поданная нищему. Это целый ряд поступков, которые являются естественным следствием просветленности и отказа от самого себя.

Чарльз Тарт пересказывает историю, услышанную от тибетского учителя Согьяла Ринпоче, личного переводчика Далай-Ламы. Далай-Лама говорил, что с большим удовольствием принял бы участие в работе медитационных ритритов, но у него нет на это времени — слишком много работы, а после этого признался: «Если бы я был просветленным, я тратил бы все время на то, чтобы помочь другим разумным существам стать счастливее. Но чем я занят сейчас? Все мое время и так уходит на то, чтобы помочь другим разумным существам стать счастливее. Какая разница, просветленный ты или нет?»

Джоан Галифакс считает свой путь дорогой служения:

Я появляюсь в дзэн-до несколько раз в день, я участвую в сессинах и все такое прочее, но по-настоящему учусь, когда прихожу в те места, где больше всего страданий, и не отделяю себя от страдающих людей. Если же я чувствую себя посторонней — а это, разумеется, бывает очень часто, — то требую от себя замечать это и разбираться в том, почему те или иные обстоятельства вызывают такой страх.

Служение — прямое следствие отказа от себя, или, повторяя термин Бернадетты Роберте, «объединяющего состояния». Она говорит, что объединяющее состояние порождает такую любовь и великодушие, что «эта любовь слишком сильна, чтобы держать ее в себе или приберегать только для себя». По ее словам, любовь эта сама собой выплескивается наружу, охватывая все сущее:

Любовь не довольствуется простым счастьем преходящих видений прекрасного. По правде сказать, она так сильна, что готова пожертвовать райским блаженством, чтобы доказать и испытать свою верность Божественному, которое пронизывает земной мир. [25]

По существу, результатом самых глубоких и искренних духовных упражнений является не возвышенное состояние сознания, но такое его состояние, в котором человек становится в полной мере восприимчивым к действительности. Именно это можно было бы назвать осознанием Бога.

Ли Лозовик

 

Бодхисаттвы, истинные слуги Бога, рождаются после отказа от себя. Они осмеливаются не довольствоваться даже просветлением и продолжают идти вперед, к воплощению высочайшего потенциала своего существования.