Глава 5. Как мы принца опускали.

Я сижу на колокольне. Это мое дежурство. Пора лететь вниз и смотреть, как живут “мои”. А я не спешу. Я обычно чувствую, если с кем-то из них что-то не так. Сейчас все спокойно.

Хорошо здесь, на крыше, тепло.

Да, так я хотел вам рассказать, как мы здесь живем.

Вчера, последнее дежурство. Есть у меня тут такая Люба. Редко с кем-то встречается, разрывает отношения быстро. Вчера - подлетел я к ее окошку, наблюдаю. Мается женщина - нет сил. Чай себе заваривает, пытается работать, болит голова, на всех раздражается, принимает душ, уходит в интернет, успокаивается, не успокаивается, и так два часа, я сижу за окном, грызу яблоки. Потом понимаю: служба! - и ныряю в нее. В Любу.

И вижу там такую картину. Живет Любочка у себя во дворце. Сад, балконы, бульоны, балдахины, все дела. Перед дворцом - святилище. Там, на огромной высоченной колонне, торчит мужская фигура. Откуда ни посмотри - красавец писаный, мускулы-рельефы, улыбочка на все сто зубопроцентов, волосы типа “дай потрогать!”. Приятно посмотреть на мерзавца, как он гарцует на белом своем на коне, и все ведь мраморное, белокаменное, точеное.

Любочка, смиренная поклонница культа, нежными руками ломает сучья, разводит костер, льет в него масло, кидает принесенные с собой цветы, истово молится. Отсюда не слышно, но можно не сомневаться, что молится о любви. Так у нас в Небесной тоже многие молятся, почти все; только божества разные. Приятно было смотреть на эту прелестную картину: любовь, смирение, сердечная самоотдача. При поклонах были видны ее сисечки, и это тоже, я вам скажу, было красиво.

Потом она успокаивается, садится, долго молчит. Потом еще как-то тихо разговаривает, может, сама с собой. Потом встает и идет прочь. Обходит дворец, подходит к нему с другой стороны и говорит, обращаясь к зарешеченному окошку на уровне земли: “А тебя, сука, я ненавижу!”

Приглядываюсь - это ее последний любовник, Любочкин. Хороший парень, я был рад, когда он появился.

“Будешь, сволочь, на хлебе и воде здесь сидеть! Еще выпороть тебя прикажу! Избить! Чтоб таким симпатичным не был!”

Ай-ай-ай, вот так расклад!

Поругалась так она, сердешная, отвела душу - и во дворец ушла.

Пошел я тогда, младший сержант Гавриэль, обратно к колонне с принцем на вершине. Думаю, осталась же там хоть какая-нибудь жратва. Точно, она своему Принцу какой-то пирог принесла, сама пекла, наверное. Взял я пирог, весь забрал, и понес в темницу к “Любочкину” (это я его давно так окрестил за слишком-миловидность). Разломал решетку, выпустил его на волю. Покормил. Что, говорю, брат Любочкин, не сладко приходится, наверное, говно натворил? Он мотает головой с набитым ртом, дескать: не виноват! Отпусти, начальник! Я говорю: чего ж, отпущу. Но надо отработать. Пошли, чего покажу.

И веду его к этой самой колонне, к Принцу на Белом Коне. “Вот, - говорю, - Любочкин, твой соперник заклятый. Вот кому твоя Люба пирожки носит! А с тобой просто спит, по телесной слабости, да из выгоды! Любит-то его!”

“Вот ведь сука! - звереет Любочкин. - Я про него подозревал! А-а-а-а!” - и он камнем начинает молотить по колонне.

Я его оттаскиваю.

“Ты, - говорю, - дурак! Ты на кого с голыми руками? Это ж мрамор белокаменный! Тут умнее надо!”

Он успокаивается и оказывается по образованию инженером. Через полчаса обсуждения мы решаем, что Принца надо опустить. Ну, сделать колонну пониже.

Любочкин находит лопату и подрывается под фундамент.

Поскольку ему помогают муравьи и крысы, с которыми он подружился, пока сидел в подземелье, да я (советами), то через полчаса под идолом уже вырыта огромная яма. Колонна начинает туда проваливаться, все разбегаются. После жуткого кряка колонна стоит уже с наклоном, ну и Принц-на-Коне стал пониже.

“Поближе, значит, к земле! - радуется Любочкин. - К нам, простым смертным тварям!” - и… залазит на постамент. А потом - и на коня!

А я чувствую, что уже скоро выйдет из дворца Люба. “Эй, - кричу, - Любочкин, ты что балуешься? Ты хотел на свободу - так беги!”

“Нет, - отвечает мне сверху Любочкин, который гарцует на белокаменной твари и вовсю этим наслаждается, - нет! Я уже не бежать, я Любочку хочу!”

“Ну все, - думаю я. - Сейчас начнется!”

И точно: вскоре выходит из дворца Любочка. И видя свой любимый столб, столбенеет. Увидев страшный урон, орет истошно: “Что ж ты, иван-дурак, мою лягушачью шкурку сжег! Мне всего только один день в девичестве остался! А теперь - полетела я к своему заморскому любовнику! Ищи меня за тридевять земель!”.

И Любочка - обернулась лебедью, взмахнула крылами - и улетела!

“Все, говорю, Любочкин, давай, иди теперь вслед за нею. Это никак не ближе тридевятого царства. Вали, давай. Хотел я тебя по-тихому спасти, а теперь - давай, жених, вперед, на штурм! А у меня уже дежурство кончается.”

Точно! Вышел я из Любы, смотрю - она лежит, спит. Я ее пледом накрыл, и за окошко.

Ой! И сейчас дежурство уже заканчивается! Во я молодец!

Я вам потом расскажу. Еще с неделю к Любе все равно лучше не соваться - пусть процесс созреет.