XXXIV. Случай в отделении милиции

 

Минут через десять после описанного выше разговора в комнату дежурного по районному отделению милиции застенчиво вошли, крепко держась за руки, пять ребят в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет.

- Кто здесь будет дежурный по отделению? - спросил старший из ребят таким убитым голосом, что даже камень не выдержал бы и залился слезами сострадания.

- Я дежурный,- ответил мальчику сержант милиции, сидевший в углу за маленьким, дамским письменным столиком.- В чём дело?

- Мы как раз к вам, товарищ дежурный,- сказал мальчик и направился к письменному столу, волоча за собой за руки всех остальных ребят.- Составьте, пожалуйста, на нас протокол.

- Что-о-о? - удивился дежурный.- Протокол? За что мне прикажете составлять на вас протокол?

- За хулиганство, дяденька! - ответили в один голос ребята, продолжая держаться за руки.

- Идите, идите! - замахал на них сержант досадливо.- Идите и  не мешайте работать. Тоже шуточку себе придумали! Вот возьму и действительно составлю на вас протокол.

- Мы вас, дяденька, как раз об этом и просим. Честное слово, мы хулиганили.

- В первый раз вижу, чтобы озорники проявляли такую высокую сознательность! - рассмеялся дежурный.- Ну, идите себе подобру-поздорову.

- Да мы не по своей воле пришли, товарищ дежурный. Нас один старичок прислал. Нам обязательно нужно, чтобы вы на нас составили протокол, а то мы так и будем всю жизнь держать друг дружку за руки.

- Это вам кто сказал? - иронически спросил дежурный.

- Тот самый старичок и сказал, дяденька дежурный.

- А ну, разнимите-ка руки, ребята! - строго приказал им сержант.

- Мы не можем, дяденька. Мы уже пробовали, но ничего не получается. Нам и этот старичок сказал, что пока на нас не составят протокол, у нас руки будут вроде как склеенные. И когда мы снова будем хулиганить, у нас снова будут склеиваться руки. Он нам раньше говорил, чтобы мы не баловали, а мы над ним стали смеяться. Вот он и сказал нам, чтобы мы сами пошли заявить о себе в милицию, а то ему с нами идти некогда. Мы и пришли.

- Ну что ж,- сказал, недоверчиво улыбаясь, дежурный и составил протокол по всей форме, как полагается.

Закончив его, он расписался.

- Всё? - спросил он.- Теперь вы уже можете разнять руки?

- Нет ещё, дяденька, наверное, не всё,- ответил старший из ребят, ходивший, очевидно, в атаманах.- Вы, наверное, что-то забыли сделать.

- И верно, гражданин Кочерыжкин,- согласился дежурный,- я забыл поставить точку.

Он поставил за своей подписью жирную точку, и ребята облегчённо вздохнули, получив долгожданную возможность свободно распоряжаться своими руками.

- Скажите родителям, чтобы завтра обязательно зашли сюда,- сказал он им вдогонку.- Кстати, вы не знаете, как зовут вашего старичка?

- Не знаем, дяденька, он не с нашей улицы. С ним там был один мальчик, так тот называл его каким-то чудным именем, что-то вроде Потапыч, но только не Потапыч.

- Эх, хорошо бы в каждом районе да по одному такому Потапычу! Золотой старичок! - промолвил дежурный и мечтательно затянулся папироской.

 

XXXV. Где искать Омара?

 

Прошло несколько дней. Никто не мог бы, посмотрев на цветущую физиономию Хоттабыча, подумать, что совсем ещё недавно он был болен.

Неяркий, но ровный стариковский румянец покрывал его смуглые щёки, шаг его был по-прежнему лёгок и быстр, широкая улыбка озаряла его открытое и простодушное лицо. И только хорошо изучивший Хоттабыча Волька мог заметить, что какая-то затаённая мысль всё время тревожит старого джинна. Хоттабыч часто вздыхал, задумчиво ерошил дремучую бороду, и крупная слеза изредка показывалась на его честных и приветливых глазах.

Волька прикидывался, будто ничего не замечает, и не расстраивал старика бестактными вопросами. Он был убеждён, что в конце концов Хоттабыч обязательно поделиться с ним своими грустными думами. Так оно и случилось.

- Печаль и тоска терзают моё старое сердце, о благородный спаситель джиннов,- тихо произнёс как-то Хоттабыч, когда величественный закат окрасил в ровный розовый цвет тихие вечерние воды Москвы-реки.- Мне не дают покоя мысли о моём бедном пропавшем брате, об ужасной и безвыходной его судьбе. И чем больше я думаю о нём, тем больше я склоняюсь к тому, чтобы как можно скорее отправиться на его поиски. Как ты смотришь на это, о мудрый Волька ибн Алёша? И если ты к этому моему решению относишься благосклонно, то не угодно ли будет тебе осчастливить меня и разделить все радости и невзгоды этих поисков?

- А где ты собираешься искать своего брата? - деловито осведомился Волька, привыкший уже спокойно относиться ко всяким, самым неожиданным предложениям Хоттабыча.

- Не знаю, помнишь ли ты, но я уже рассказывал на самой заре нашего столь счастливого знакомства, что Сулеймановы джинны бросили его, заточённого в медный сосуд, в одно из южных морей, и там, у таинственных берегов знойных стран, и надлежит, на мой взгляд, искать брата моего Омара ибн Хоттаба.

Скажем прямо, перспектива путешествия по южным морям сразу пришлась Вольке по душе.

- Ну что же,- сказал Волька,- я согласен. Я с тобой обязательно поеду. Хорошо бы ещё…- Тут Волька замялся.

Но повеселевший Хоттабыч подсказал ему:

- Захватить с собой наших превосходных друзей Серёжу и Женю. Так ли я тебя понял, о добрый мой Волька?

Волька облегчённо вздохнул и утвердительно кивнул головой.

- В этом не могло быть и тени сомнения,- учтиво ответил Хоттабыч, и тут же было решено, что экспедиция по розыскам несчастного брата старика Хоттабыча отправится в путь не позже чем через два дня.

Но если вопрос о сроках отправления на поиски не вызвал особых споров, то совершенно неожиданно обнаружились довольно серьёзные разногласия по вопросу о том, какими средствами передвижения пользоваться во время экспедиции.

- Давай полетим на ковре-самолёте,- предложил Хоттабыч.- Мы все на нём прекрасно поместимся.

- Не-е-ет,- решительно возразил Волька,- на ковре-самолёте я больше не ездок. С меня хватит полёта в Индию. Не хочу я больше мёрзнуть, как собака!

- Я обеспечу вас всех тёплой одеждой, о благословенный Волька. А если тебе угодно, посреди ковра будет гореть большой костёр, и мы сможем вокруг него греться во время полёта.

- Нет, нет и нет,- отрезал Волька,- о ковре-самолёте не может быть и речи! Давай лучше поедем до Одессы поездом, а из Одессы…

И Волька развил перед слушавшим его с уважением стариком свой план путешествия, безропотно принятый Хоттабычем и впоследствии с восторгом одобренный Серёжей и Женей.

 

XXXVI. «Давайте останемся»

 

На вокзал наши путешественники прибыли почти без приключений. А если не считать того, что произошло при посадке в автобус, то и вовсе без приключений.

А случилось при посадке в автобус вот что. Уж и Волька, и Серёжа, и Женя с трудом, правда, но влезли в переполненный автобус, уже торжественно улыбавшийся Хоттабыч занёс свою ногу на подножку автобуса, когда из раскрытого окошка высунулся кондуктор и властным голосом произнёс:

- Граждане, местов больше нет, автобус отправляется!

А так как его слова не оказали, очевидно, никакого впечатления на старичка, то кондуктор специально для него добавил:

- Давайте останемся, гражданин.

Старичок посмотрел на кондуктора с изумлением, убрал свою ногу с подножки и растерянно промолвил:

- Если тебе это доставит удовольствие, о господин мой, то я это только сочту за честь, хотя и очень спешу на розыски моего несчастного брата.

Кондуктор, успевший в это время дать сигнал отправления, вдруг совершенно непонятным образом очутился на мостовой рядом с учтиво поклонившимся ему стариком в канотье и с довольно глупым видом проводил глазами быстро скрывшийся за поворотом автобус.

- Я осмеливаюсь выразить своё глубочайшее убеждение, что мы с вами чудесно проведём здесь время, пока, к нашему обоюдному удовольствию, не прибудет следующий автобус,- вежливо обратился Хоттабыч к оцепеневшему кондуктору. В это время кондуктор пришёл в себя и с пронзительными воплями ринулся вслед за своей осиротевшей машиной.

- Ос-тановите! - кричал он, проворно семеня ногами и придерживая рукой бренчавшую серебром и медяками тяжёлую сумку.- Остановите автобус, граждане!

Хоттабыч, поражённый странным поведением кондуктора, с интересом посмотрел ему вслед, а потом, когда тот скрылся за поворотом, где стоял задержанный Волькой автобус, легко нагнал его и даже успел взобраться в машину раньше кондуктора.

Вскоре автобус тронулся в дальнейший путь, и Хоттабыч, наклонившись к своим друзьям, зашептал им, неодобрительно поглядывая на всё ещё не пришедшего в себя кондуктора:

- Странный, очень странный человек этот кондуктор. Я его не тянул за язык. Он сам, по собственной воле предложил мне: «Давайте останемся».

- Он вовсе и не собирался оставаться с тобой на мостовой,- попытался Волька разъяснить старику,- он сказал тебе «давайте останемся», а думал в том смысле, что останешься только ты, а он уедет.

Но Хоттабыч понял объяснения Вольки очень своеобразно. Он недружелюбно посмотрел в сторону кондуктора и жёстко сказал:

- Теперь для меня окончательно ясно, что это не только странный, но и очень неискренний человек.