Полиция выявила группировку лесбиянок-сатанисток

Купив газету, Бублански пролистал ее до разворота, тон которому задавала крупная фотография пятерых девиц подросткового возраста, одетых в черную одежду, кожаные куртки с заклепками, драные джинсы и майки в обтяжку. В руках одной из девушек был флажок с пентаграммой, а другая выставила указательный палец и мизинец. Текст под картинкой гласил:

«Лисбет Саландер была близка с группой death-metal, выступавшей в небольших клубах. В 1996 г. группа приветствовала Церковь Сатаны и стала известна своим хитом «Этикет зла».

Название группы «Персты дьявола» не было указано, а глаза девушек были закрыты черными прямоугольниками, но поклонники этой рок-группы без труда могли бы узнать ее участниц.

Все, что было размещено на следующем развороте, относилось к Мириам Ву. На большой фотографии она была снята на одном шоу в Бернсе обнаженной по пояс и в русской офицерской фуражке. Фото было сделано снизу, а глаза так же, как и у девушек из «Перстов дьявола», зачернены. В подписи к фото значилось, что ей тридцать один год.

Подружка Саландер описывает лесбийский БДСМ-секс^[28]. Эта женщина тридцати одного года известна в стокгольмских злачных местах. Она не делает тайны из своего интереса к женщинам и предпочитает доминировать над партнершей.

Репортер смог отыскать девушку, названную в статье Сарой, утверждавшую, что тридцатиоднолетняя приставала к ней. Бойфренд Сары был возмущен этими поползновениями. Статья утверждала, что речь идет об элитарной ветви маргинальной части движения геев, засветившейся на «bondage workshop»^[29] в рамках последнего гей-фестиваля. Остальная часть текста крутилась вокруг цитаты из высказываний Мириам Ву шестилетней давности, носивших, по-видимому, провокационный характер. Репортер отыскал его в каком-то любительском феминистском журнальчике. Бублански просмотрел текст и выкинул газету в урну.

Потом он задумался о Хансе Фасте и Соне Мудиг. Оба компетентные сотрудники, но с Фасте было непросто – он действовал людям на нервы. Бублански решил, что с ним нужно поговорить, но при этом не хотелось верить, что утечка информации произошла через него.

Подняв взгляд, инспектор понял, что уже вышел на Лундагатан и стоит рядом с подъездом дома, где жила Лисбет Саландер. У него не было цели прогуляться именно сюда. Он просто-напросто плохо понимал, что она за человек.

По уличной лестнице Бублански поднялся на верхнюю часть Лундагатан. Там он постоял, вспоминая рассказ Микаэля Блумквиста о том, как на Лисбет Саландер кто-то напал. К сожалению, и эта информация ничем не помогла следствию. Не было ни заявления в полицию, ни имен нападавших, ни каких-либо примет. Блумквист сказал, что не смог запомнить номерной знак фургона, скрывшегося с места происшествия.

Если происшествие вообще было.

Другими словами, еще один тупик.

Бублански посмотрел на винно-красную «Хонду», все это время так и простоявшую на одном месте. Вдруг он увидел Микаэля Блумквиста, приближавшегося к подъезду.

 

Замотанная в простыню, Мириам Ву проснулась поздно днем. Сев в кровати, огляделась в чужой комнате. Она использовала неожиданное внимание журналистов как повод для того, чтобы позвонить подруге и попроситься переночевать. Но в глубине души Мириам сознавала, что это также было бегством – ей было страшно, как бы в дверь не постучала Лисбет Саландер.

Полицейский допрос и газетная шумиха подействовали на нее хуже, чем она думала. Хоть Мириам и решила подождать с выводами, пока у Лисбет не появится возможность объяснить, что же произошло, она начала подозревать, что Лисбет все же виновна.

Мириам покосилась на Викторию Викторссон, или, как ее звали, Дубль-В, тридцатисемилетнюю стопроцентную лесбиянку, спящую на животе и что-то сонно бормочущую. Затем тихонько прошла в ванную и постояла под душем. Выйдя на улицу, купила булочек на завтрак. У кассы в магазинчике, примыкающем к кафе «Синнамон» на Веркстадсгатан, ей на глаза попались первые страницы нескольких газет. Этого хватило для того, чтобы она припустила обратно в квартиру к Дубль-В.

 

Микаэль Блумквист прошел мимо винно-красной «Хонды» к подъезду Лисбет Саландер, набрал код и исчез за дверью. Две минуты спустя он уже снова вышел на улицу. Никого не оказалось дома? Блумквист пробежал взглядом улицу, замерев в нерешительности. Бублански задумчиво наблюдал за ним.

Беспокойные мысли инспектора крутились вокруг журналиста. Если Блумквист выдумал нападение на Лундгатан, значит, он вел некую игру, которая в худшем случае могла означать, что он каким-то образом причастен к убийствам. Если же он говорил правду – а у инспектора пока что не было причин в этом сомневаться, – значит, в этой драме существует скрытое неизвестное. То есть существует больше актеров, чем о них известно, и что убийства могут оказаться гораздо более сложным случаем, чем просто история о том, как патологически больная девушка пережила вспышку безумия.

Когда Блумквист направился в сторону Цинкенсдамма, Бублански окликнул его. Тот остановился, увидел полицейского и пошел ему навстречу. Они встретились у подножья лестницы.

– Привет, Блумквист. Искали Лисбет Саландер?

– Нет, я искал Мириам Ву.

– Ее нет дома. Кто-то настучал журналистам, что она появилась в городе.

– А у нее было что рассказать?

Бублански пристально посмотрел на Микаэля Блумквиста. «Калле Блумквист – вот его прозвище», – вспомнил он.

– Пройдетесь со мной? – предложил инспектор. – Я бы выпил чашку кофе.

Они молча прошли мимо Хегамедской церкви. Бублански направился в кафе «Лилласюстер» у моста Лильехольмсбру. Там он заказал двойной экспрессо с ложкой холодного молока, а Микаэль взял кофе с молоком. Они сели в зале для курящих.

– Такого паршивого дела у меня давно не было, – сказал Бублански. – Я могу его хоть как-то с вами обсуждать, не опасаясь прочесть об этом завтра в «Экспрессен?»

– Я не работаю на «Экспрессен».

– Вы понимаете, что я имею в виду.

– Бублански, я не верю, что Лисбет преступница.

– И теперь вы занялись частным расследованием, полагаясь только на себя? Уж не потому ли вас прозвали Калле Блумквист?

Микаэль вдруг улыбнулся.

– А вас, говорят, называют Констебль Бубла?

Бублански криво усмехнулся.

– Почему вы думаете, что Саландер невиновна?

– Пусть я ровным счетом ничего не знаю о ее опекуне, но у нее не было абсолютно никаких причин убивать Дага и Мию. В особенности Мию. Лисбет презирает мужчин, ненавидящих женщин, а Миа как раз собиралась разоблачить целую когорту секс-покупателей. То, что делала Миа, – в том же духе, что Лисбет и сама сделала бы. У нее высокая мораль.

– У меня как-то не складывается ее целостный портрет. Умственно отсталая психопатка – или умный аналитик по сбору материала?

– Лисбет – человек особый. Она ужасно асоциальна, но разум у нее в полном порядке. Скажу больше, она, возможно, талантливее вас и меня, вместе взятых.

Бублански вздохнул. Отзыв Блумквиста напоминал характеристику, данную Лисбет Мириам Ву.

– В таком случае ее необходимо найти. Не вдаваясь в детали, могу сказать, что у нас есть технические доказательства ее присутствия на месте преступления и что она лично связана с орудием убийства.

Микаэль кивнул.

– По-видимому, это значит, что на нем найдены ее отпечатки пальцев. Но это еще не значит, что стреляла она.

Бублански кивнул.

– Драган Арманский тоже в этом сомневается. Он очень осторожен и потому не высказывается прямо, но он явно ищет подтверждения ее невиновности.

– А вы? Что вы думаете?

– Я – полицейский. Я сначала задерживаю людей, а потом их допрашиваю. В данный момент у Лисбет Саландер мрачная перспектива. Мы приговаривали убийц и при меньшем количестве улик.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Не знаю. Если бы она была невиновна… кто бы тогда мог быть заинтересован в убийстве и ее опекуна, и двух ваших друзей? Как вы думаете?

Микаэль достал пачку сигарет и протянул ее Бублански, но тот покачал головой. Лгать полиции Блумквист не хотел и теперь взвешивал, нужно ли рассказать о своих соображениях относительно человека по имени Зала или о комиссаре тайной полиции Гуннаре Бьёрке.

Но ведь Бублански и его сотрудники тоже имели доступ к материалам Дага Свенссона, содержащим папку с названием «Зала». От них всего-то и требовалось, что прочитать ее содержимое. А вместо этого они перли напролом, как паровой каток, и к тому же выдали средствам массовой информации все интимные детали о Лисбет Саландер.

План действий у него был, но он не знал, куда это его приведет. Он не хотел называть имени Бьёрка, пока не будет уверен в необходимости. И Залаченко. Тут была связь и с Бьюманом, и с Дагом, и с Миа. Проблема была в том, что Бьёрк ничего не рассказал.

– Дайте мне еще покопать, и я выдвину альтернативную теорию.

– Надеюсь, не полицейский след.

– Ну, пока нет. А что сказала Мириам Ву?

– Приблизительно то же, что и вы. У нее с Саландер была связь.

– Меня это не касается, – заметил Микаэль.

– Мириам Ву и Лисбет Саландер общаются три года, но Ву ничего не знала о прошлом Саландер и не знала, где та работает. Верится с трудом, но думаю, она сказала правду.

– Лисбет очень скрытный человек, – подтвердил Микаэль.

Они немного помолчали.

– У вас нет телефонного номера Мириам Ву?

– Есть.

– Можете мне дать?

– Нет.

– Почему?

– Микаэль, это полицейское расследование. Не нужны нам частные сыщики с их дикими теориями.

– У меня еще нет никаких теорий. Но думаю, разгадка кроется в материалах Дага Свенссона.

– Наверное, вы и сами найдете Мириам Ву, если приложите усилия.

– Наверное. Но самый простой способ сделать это – спросить того, у кого номер уже есть.

Бублански вздохнул. Микаэль вдруг почувствовал к нему острую неприязнь.

– А разве полицейские талантливее простых людей, тех, кого вы называете частными сыщиками? – спросил он.

– Не думаю, что это так, но полицейские обладают профессиональной подготовкой, и их работа – расследовать преступления.

– У частных лиц тоже есть своя подготовка, – медленно возражал Микаэль, – а иногда частный сыщик оказывается намного лучше в расследовании, чем настоящий полицейский.

– Вам так кажется.

– Я это знаю. Вспомните дело Джоя Рахмана^[30]. Уйма полицейских пять лет просиживала задницы и хлопала глазами, пока ни в чем не повинный Рахман сидел в тюрьме за убийство престарелой женщины. Он бы так и сидел за решеткой, если бы одна учительница не потратила несколько лет на то, чтобы провести серьезное расследование. И она сделала это, не имея доступа к тем ресурсам, которыми располагаете вы. Причем не только представила доказательства его невиновности, но и указала на человека, с большой вероятностью бывшего убийцей.

– Дело Рахмана было вопросом престижа. Прокурор не хотел прислушиваться к фактам.

Микаэль Блумквист пристально взглянул на собеседника.

– Бублански… Я вам вот что скажу. Сейчас, в данный момент, речь тоже идет о престиже. Я утверждаю, что Саландер не убивала Дага и Мию, и я это докажу. Я найду вам другого убийцу, и когда это произойдет, напишу статью, которую вам и вашим сотрудникам будет тошно читать.

 

По дороге домой на улице Катарина Бангата, размышляя об этом деле, Бублански почувствовал необходимость побыть поближе к Богу, но направился не в синагогу, а в католическую церковь на Фолькунгсгатан. Он опустился на скамейку в задних рядах и так неподвижно просидел с час. Ему, еврею, вообще говоря, нечего было делать в католической церкви, но здесь царило такое умиротворение, что он регулярно заходил сюда, когда чувствовал необходимость навести порядок в мыслях. Ян Бублански считал, что и католическая церковь – отличное место для размышлений и что Бог не будет в обиде. К тому же между католицизмом и иудаизмом существует разница. В синагогу он шел, когда у него была потребность пообщаться, почувствовать единство с другими. Католики же ходили в церковь, чтобы обрести мир с Богом. Все в церкви побуждало к тишине и предполагало, что посетители обретут здесь покой.

Инспектор размышлял о Лисбет Саландер и Мириам Ву и о том, что пытаются от него скрыть Эрика Бергер и Микаэль Блумквист. Он был уверен, что они скрывают нечто, что им известно о Саландер. Интересно, какой «анализ данных» делала Лисбет для Микаэля Блумквиста. На секунду Бублански допустил мысль, что Саландер работала на Блумквиста незадолго до разоблачения, сделанного им в деле Веннерстрёма, но затем отбросил это предположение. К столь драматическим событиям Лисбет Саландер никак не могла иметь отношения и, скорее всего, не привнесла в это дело хоть что-нибудь значимое, какими бы талантами «аналитика данных» она ни обладала.

Что-то тревожило Бублански. Не нравилась ему железная уверенность Блумквиста в невиновности Саландер. Одно дело, что его, полицейского, переполняют сомнения – такая у него работа. И совсем другое дело, что Микаэль Блумквист, частный сыщик, бросает ему вызов.

Бублански терпеть не мог частных сыщиков. Чаще всего они увлекались какой-нибудь теорией заговора, что приводило к броским заголовкам в газетах, но добавляло полиции кучу абсолютно бесполезной работы.

Нынешнее дело грозило стать самым отвратительным из всех дел об убийствах, которые ему приходилось расследовать. От него ускользнула суть дела. И кроме того, каждое расследование убийства должно следовать цепочке логических звеньев.

Если на Мариаторгет найден умерший от ножевых ран семнадцатилетний парень, значит, надо выяснить, какие банды бритоголовых или группы молодежного сброда болтались часом раньше у станции Сёдра. Всегда есть друзья, знакомые, свидетели и вскоре появляются подозреваемые.

Если в пивной в Шерхольмене сорокадвухлетний мужчина поражен тремя выстрелами и оказывается, что он был киллером югославской мафии, значит, надо выявить, кто пытается захватить контроль в сфере контрабанды сигарет.

Если двадцатишестилетняя женщина, ведущая вполне обычный образ жизни, найдена задушенной в своей квартире, выясни, кто ее бойфренд или с кем она общалась в пивной накануне вечером.

Бублански прошел уже через столько расследований, что теперь, наверное, мог бы проводить их во сне.

Но ведь хорошее начало было и у нынешнего расследования. Главного подозреваемого нашли уже через несколько часов. Лисбет Саландер была просто «ладно скроена и крепко сшита» на эту роль – безусловно психиатрический случай проявления безудержного и неконтролируемого насилия на протяжении жизни. Практически оставалось только поймать ее, получить признание или, в зависимости от обстоятельств, отослать ее в психлечебницу. Но потом все пошло вкривь и вкось.

Саландер не жила там, где была прописана. Друзьями ее являлись Драган Арманский и Микаэль Блумквист. Состоит в интимных отношениях с пресловутой обезьянкой, любительницей секса с наручниками, о чем завопили как резаные средства массовой информации – и это в ситуации, которая и так по себе головоломная. У нее два с половиной миллиона крон на счете, но работает ли она – неизвестно. Тут еще появляется Блумквист со своей теорией трафикинга и заговора, а уж он-то, знаменитый журналист, имеет достаточно авторитета и политического влияния, чтобы одной удачно размещенной статьей внести в расследование полный хаос.

Мало того, главную подозреваемую не удается найти, хотя это пигалица со своеобразной внешностью и татуировками по всему телу. Скоро уже две недели, как произошли убийства, а о ней все еще ни слуху ни духу.

 

Гуннар Бьёрк, заместитель начальника Службы безопасности, сидящий на больничном в связи с поврежденным мениском, пережил мучительный день после того, как Микаэль Блумквист покинул порог его дома. Его постоянно мучила тупая боль в спине. Он ходил взад-вперед в своем временном жилище, неспособный успокоиться и взять инициативу в свои руки. Он пытался все осмыслить, но кусочки картины не складывались в единое целое.

Услыхав новость о смерти Нильса Бьюрмана на следующий день после того, как тот был убит, Бьёрк был совершенно ошарашен. Но не слишком удивился, когда основной подозреваемой почти сразу были названа Лисбет Саландер и на нее была объявлена охота. Он неусыпно следил за всем, что показывалось и говорилось по телевизору, покупая все доступные газеты и внимательно прочитывая от начала до конца.

Лисбет Саландер была психически больна и способна на убийство – в этом он не сомневался ни секунды. У него не было ни малейшей причины сомневаться в ее виновности или ставить под вопрос выводы полицейского расследования. Напротив, его собственное знание Лисбет Саландер свидетельствовало о том, что она психически ненормальная. Бьёрк подумывал, не позвонить ли и не помочь ли следствию добрым советом или хотя бы убедиться, что расследование продвигается как нужно, но потом решил, что все это уже, в общем, его не касается. Это уже была не его «епархия», а опытные специалисты, способные разобраться, и без него имеются. К тому же его звонок мог повлечь нежелательное внимание, которое ему хотелось избежать. Так что Бьёрк просто расслабился и следил за продолжающимся развитием событий с рассеянным вниманием.

Визит же Микаэля Блумквиста полностью лишил его покоя. Бьёрку и в дурном сне не могло пригрезиться, что кровавая баня, учиненная Саландер, могла коснуться его лично: что одной из ее жертв был какой-то шавка-журналист, собиравшийся ославить его на всю Швецию.

Еще в меньшей степени он мог вообразить себе, что в этой истории, как граната с сорванной чекой, возникнет имя Зала, и меньше всего, что это имя станет известно Микаэлю Блумквисту. Все это было столь невероятно, что шло вразрез со здравым смыслом.

Спустя день после визита Микаэля он позвонил своему бывшему шефу, семидесяти восьми лет, живущему в Лахольме. Ему надо было попытаться выведать, что к чему, делая вид, что им движет не что иное, как чистое любопытство и профессиональная озабоченность. Разговор получился довольно короткий.

– Это Бьёрк. Ты, наверное, читал газеты.

– Читал. Опять она всплыла на поверхность.

– И ничуть не изменилась.

– Теперь это не наше дело.

– А ты не думаешь, что…

– Нет, не думаю. Все это было давно и быльем поросло. Нет никакой связи.

– Но ведь именно Бьюрман!.. Полагаю, это не было случайностью, что он стал ее опекуном?

Несколько секунд длилось молчание.

– Нет, никакой случайности. Три года назад это казалось отличной идеей. Кто мог такое предвидеть?

– А Бьюрману многое было известно?

В трубке вдруг послышались мелкие смешки.

– Ты же хорошо знаешь Бьюрмана. Не то чтобы ума палата.

– Я имею в виду… знал ли он о связи? Может, после него что-то осталось, что приведет к…

– Нет, конечно, нет. Я понимаю, о чем ты спрашиваешь, но беспокоиться не стоит. Саландер всегда была непредсказуема. Мы позаботились о том, чтобы она была поручена Бьюрману, но лишь затем, чтобы ее опекуном стал кто-то, за кем мы могли присматривать. Лучше он, чем какой-то кот в мешке. Если бы она начала болтать языком, он пришел бы к нам. А теперь все решилось как нельзя лучше.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, после всего этого Саландер надолго упекут в психушку.

– Ага.

– Не волнуйся. Сиди себе на больничном тихо и спокойно.

Но именно этому пожеланию начальника Бьёрк был не в силах последовать. Об этом постарался Микаэль Блумквист. Сев за кухонный стол и направив взгляд к Юнгфруфьерду, Гуннар попытался осмыслить свою ситуацию. Угроза нависала с двух сторон.

Микаэль Блумквист собирался ославить его как клиента проституток. Он, Бьёрк, был под дамокловым мечом возможности закончить свою полицейскую карьеру осужденным за нарушение закона о покупке секса.

Но самым серьезным было то, что Микаэль Блумквист охотился на Залаченко. Каким-то образом тот был замешан в нынешней истории, а это могло привести напрямую к нему, Гуннару.

Бьёрк попытался зрительно восстановить встречу с Бьюрманом девять месяцев назад в Старом городе. Адвокат вдруг позвонил ему на работу после обеда и предложил выпить по пиву. Они поболтали о стрельбе из пистолета и всякой всячине, но Бьюрман позвал его специально. Он нуждался в услуге, спросив о Залаченко…

Бьёрк поднялся и подошел к кухонному окну. Он чувствовал слабость в ногах, довольно сильную слабость. О чем тогда спрашивал Бьюрман?..

– Кстати… Я занимаюсь одним делом, в котором возник старый знакомый…

– И кто же это?

– Александр Залаченко. Помнишь такого?

– А как же. Такие не забываются.

– Куда он пропал с тех пор?

Бьюрмана это, вообще говоря, не касалось. Более того, давало повод к тому, чтобы основательно проверить, с какой стати Бьюрман спрашивает… если не только из-за того, что он стал опекуном Лисбет Саландер.

«Он сказал, что ему необходимо старое следственное дело. И я дал его ему».

Бьёрк допустил серьезную ошибку. Он исходил из того, что Бьюрман и так обо всем осведомлен – ничто другое было просто немыслимо. А тот представил все так, будто просто пытается найти обходной путь, минуя бюрократические препоны, где все засекречено, закрыто-перекрыто и волынка тянется месяцами. Особенно в таком деле, как дело Залаченко.

«Я дал ему следственное дело, – вспоминал теперь Бьёрк. – Оно по-прежнему было под грифом «секретно», но ведь объяснения причин, данные Бьюрманом, звучали вполне разумно и естественно, а сам он был не из болтливых. Голова у него была дубовая, но рот на замке… Ну, кому это могло навредить, это ведь было столько лет назад…»

А Бьюрман его надул: сделал вид, что проблема в формальностях и бюрократических проволочках. Чем больше Бьёрк думал о той встрече, тем больше склонялся к мысли, что адвокат тогда продумал каждое слово и был предельно осторожен.

Но что нужно было Бьюрману? И почему Саландер убила его?

 

Микаэль Блумквист еще четыре раза за субботу навещал квартиру на Лундагатан в надежде встретиться с Мириам Ву, но безрезультатно.

Бо́льшую часть дня он просидел в кафе-кондитерской на Хорнгатан, устроившись со своим ноутбуком и вновь перечитывая электронную почту Дага Свенссона, приходившую на его адрес в «Миллениуме». И опять просматривал папку, названную «Зала». Последние недели перед убийством Даг Свенссон все больше времени проводил в работе над поисками материала о Зале.

Хотелось бы Микаэлю позвонить Дагу и спросить, почему документ, относящийся к Ирине П., хранится в папке «Зала». Единственным разумным предположением, как казалось Микаэлю, было то, что Даг подозревал Залу в убийстве девушки.

В пять часов дня вдруг позвонил Бублански и дал телефоны Мириам Ву. Микаэль не понял, что побудило полицейского передумать, но, получив номер, стал звонить каждые полчаса. К одиннадцати вечера Мириам включила мобильник и ответила на звонок. Разговор получился коротким.

– Добрый вечер, Мириам. Меня зовут Микаэль Блумквист.

– И кто вы такой?

– Я журналист, работаю в журнале «Миллениум».

Мириам Ву со смаком выразила свое отношение к нему:

– А, так вы тот самый Блумквист! А не пошли бы вы к черту, журналистское отродье!..

Затем разговор оборвался, прежде чем Микаэлю был дан шанс объяснить цель звонка. Мысленно проклиная Тони Скалу, он попытался позвонить снова, но Мириам не отвечала. Наконец он послал ей текстовое сообщение:

«Пожалуйста, позвоните мне. Это важно».

Но она не позвонила.

Поздней ночью дома Микаэль выключил компьютер, разделся и лег в постель. На душе у него было уныло, и он пожалел, что рядом нет Эрики Бергер.

Часть 4
Задание: уничтожить
24 марта – 8 апреля

Корень уравнения – это число, подстановка которого вместо неизвестного обращает его в тождество. Тогда говорят, что корень удовлетворяет уравнению. Решить уравнение – значит найти все его корни. Уравнение, справедливое при всех значениях неизвестных, называется тождеством.

Например: (x + y)² = x² + 2xy + y².

Глава 21

Великий четверг,

24 марта – понедельник, 4 апреля

Для Лисбет Саландер первая неделя полицейской охоты была начисто лишена драматизма. Она тихо-спокойно пребывала в своей квартире на Фискаргатан в квартале Мосебакке. Ее мобильник был отключен, а SIM-карта вынута. Она не собиралась пользоваться этим мобильником. Все большее и большее изумление у нее вызывали заголовки газетных публикаций в Сети и новости по телевизору.

Источником раздражения была и ее собственная паспортная фотография, сначала появившаяся в Интернете, а затем мелькавшая в заставках телевизионных новостей. Вид у нее был придурковатый.

Вопреки многолетним усилиям не высовываться, Лисбет стала самой одиозной личностью, чаще всего упоминаемой средствами массовой информации. Не без удивления она отметила, что объявление в розыск низкорослой девушки, подозреваемой в тройном убийстве, стало одной из главных новостей года, сравнимых с нашумевшей историей о сектантах из Кнутбю. Комментарии и пояснения в прессе заставляли ее удивленно поднимать брови, но больше всего ее поразило разглашение информации о ее душевном здоровье, что охранялась врачебной тайной, а теперь была доступна любой редакции. Один заголовок вызвал к жизни давно забытое воспоминание: