Разыскивается невиданная психопатка, убийца троих человек

Неуверенной походкой он направился в киоск «Пресс-бюро» и купил как вечерние, так и утренние газеты, а потом пошел в кафе и стал читать с нарастающим изумлением.

 

Микаэль Блумквист пришел с работы домой на Беллмансгатан в одиннадцать вечера усталым и подавленным. Он думал пораньше лечь спать и хоть немного сбросить накопившийся недосып, но не удержался и включил ноутбук, чтобы проверить электронную почту.

Там не было ничего заслуживающего интереса, но на всякий случай он открыл папку «Лисбет Саландер». Пульс его мгновенно подскочил, едва он увидел новый документ «МБ2». Щелкнув мышкой два раза, он прочел:

Прокурор Э. сливает информацию журналистам. Спроси его, почему он ничего не говорит о старом расследовании.

Микаэль удивленно уставился на это загадочное послание, пытаясь его понять. Что она имеет в виду? Какое старое расследование? Он не мог понять, что у нее на уме. Чертова заговорщица! С какой стати нужно посылать ребусы вместо нормального текста? Вскоре он создал новый документ, назвав его «Шифровка».

Привет, Салли. Я полностью вымотан, работая не переставая со времени убийства. Мне совершенно не интересна игра «Угадайка». Может быть, тебе на все наплевать или ты не воспринимаешь положения всерьез, но я хочу знать, кто убил моих друзей.

Он подождал, сидя у экрана. Ответ «Шифровка» пришел через минуту.

Что ты будешь делать, если это я?

Он ответил «Шифровкой 3»:

Лисбет, если у тебя совсем крыша потекла, помочь тебе, наверное, сможет только Петер Телеборьян. Но я не верю, что это ты убила Дага и Мию. Надеюсь и молюсь о том, чтобы мое предчувствие оказалось верным.

Даг и Миа собирались разоблачить мафию в торговле сексом. Моя гипотеза в том, что это каким-то образом послужило мотивом их убийства. Но у меня нет доказательств.

Не знаю, с чего ты встала на дыбы против меня, но я помню, как мы как-то раз говорили о дружбе. Я сказал тогда, что дружба основывается на двух принципах: уважении и доверии. Даже если я тебе противен, ты можешь доверять мне и полагаться на меня. Я твоих секретов никогда не выдавал, даже того, что произошло с миллиардами Веннерстрёма. Верь мне – я тебе не враг.

М.

Ответа не было так долго, что Микаэль уже потерял надежду, но по прошествии пятидесяти минут на экране вдруг появилась «Шифровка 4»:

Я подумаю.

Микаэль перевел дух; он вдруг почувствовал, как забрезжил луч надежды. Ответ означал буквально то, что в нем было написано. Она подумает. Впервые со времени исчезновения из его жизни Лисбет хоть как-то общалась с ним. Сказав, что подумает, она тем самым допускала, что захочет с ним говорить. Он написал следующее послание «Шифровка 5»:

Ладно. Я жду, но не тяни слишком долго.

Инспектору криминальной полиции Хансу Фасте позвонили на мобильник в пятницу утром, когда он ехал в машине по Лонхольмсгатан возле моста Вестербун по дороге на работу. У полиции не было средств обеспечить круглосуточное наблюдение за квартирой на Лундагатан, и поэтому условились, что за ней будет присматривать сосед, бывший полицейский.

– Китаянка появилась, только что вошла в подъезд, – доложил сосед.

Лучшего места, чем то, где сейчас находился Ханс Фасте, трудно было себе представить. Сделав запрещенный поворот у автобусной остановки по Хеленеборгсгатан, прямо перед мостом Вестербрун, он выехал на Хёгалидсгатан, а оттуда – на Лундагатан. Всего две минуты спустя после телефонного звонка он уже припарковался, перебежал дорогу и вошел в подъезд через пристройку.

Мириам Ву все еще стояла у двери в квартиру и удивленно смотрела на просверленный замок и полоски клейкой ленты поверх двери, когда услышала шаги на лестнице. Она обернулась и увидела крепко сбитого, спортивного вида мужчину, пристально уставившегося на нее. Почувствовав угрозу, девушка бросила сумку на пол и приготовилась занять стойку для тайского бокса, если возникнет необходимость.

– Вы Мириам Ву? – спросил Ханс и, к ее немалому удивлению, раскрыл полицейское удостоверение.

– Да, – ответила она. – А в чем дело?

– Где вы были последнюю неделю?

– Уезжала. А что такое случилось? Ограбление?

Фасте не спускал с нее взгляда.

– Я должен просить вас проехать со мной в полицейское отделение в Кунгсхольмене, – произнес он и опустил руку на ее плечо.

 

В комнате для допросов уже сидели Бублански и Мудиг, когда туда вошла порядком сердитая Мириам Ву в сопровождении Фасте.

– Садитесь, пожалуйста. Меня зовут инспектор криминальной полиции Ян Бублански, а это моя коллега Соня Мудиг. Сожалею, что пришлось доставить вас таким образом, но у нас есть ряд вопросов, на которые нам необходимо получить ответ.

– Вот как? А почему? Вот он был не слишком разговорчив. – Мимми показала пальцем на Фасте.

– Мы искали вас больше недели. Вы можете объяснить, где находились?

– Конечно могу, но не испытываю желания делать это и вообще не считаю, что вас это касается.

Бублански удивленно вскинул брови.

– Прихожу домой, обнаруживаю свою дверь взломанной и заклеенной полицейской лентой, а потом напичканный анаболиками мужлан тащит меня сюда… Может, мне что-то объяснят?

– Значит, не нравятся мужики? – спросил Ханс Фасте.

Мириам Ву вытаращила на него глаза, а Бублански и Мудиг строго взглянули в его сторону.

– Означает ли это, что вы всю неделю не читали газет? Вы были за границей?

Мириам Ву была сбита с толку и почувствовала себя менее уверенно.

– Нет, газет я вообще не читала. Я ездила на две недели в Париж повидаться с родителями. Я прямо с Центрального вокзала.

– Ездили поездом?

– Летать самолетом я не люблю.

– И вы не видели заголовок первых страниц сегодняшних шведских газет?

– Я сошла с ночного поезда и поехала домой на метро.

Констебль Бублански задумался. Первые страницы сегодняшних утренних газет не содержали ничего о Саландер. Он встал, вышел из комнаты и вернулся с воскресным номером газеты «Афтонбладет», на первой странице которого во весь лист была напечатана паспортная фотография Лисбет.

Мириам Ву чуть кондрашка не хватила.

 

Следуя дорожным указаниям Гуннара Бьёрка, Микаэль Блумквист доехал до Смодаларё. Припарковавшись, он отметил, что «дачка» представляла собой современную виллу, пригодную для обитания круглый год с видом на Юнгфрюфьерден. К дому вела дорожка, посыпанная гравием. На звонок открыл шестидесятидвухлетний Гуннар Бьёрк, весьма похожий на паспортную фотографию, добытую Дагом Свенссоном.

– Здравствуйте, – сказал Микаэль.

– Ага! Нашли дорогу?

– Без проблем.

– Заходите. Мы сядем на кухне.

– Хорошо.

Гуннар Бьёрк казался вполне здоровым человеком, он лишь немного прихрамывал.

– Я на больничном, – пояснил он.

– Надеюсь, ничего серьезного.

– Я стою в очереди на операцию на мениске. Хотите кофе?

– Нет, спасибо, – ответил Микаэль, сел на кухонный стул, открыл сумку и достал папку. Бьёрк сел напротив него.

– Ваше лицо мне чем-то знакомо. Мы не встречались?

– Нет.

– Но лицо очень знакомое.

– Может быть, вы видели меня в газетах.

– Как, вы сказали, вас зовут?

– Микаэль Блумквист. Я журналист и работаю в журнале «Миллениум».

Гуннар Бьёрк опешил, а потом вспомнил: Калле Блумквист. Дело Веннерстрёма. Но он еще не догадывался о последствиях.

– «Миллениум»… А я и не знал, что вы занимаетесь маркетинговыми исследованиями.

– Иногда. В виде исключения. Я хочу, чтобы вы взглянули на три фотографии и решили, какая модель кажется вам наилучшей.

Микаэль положил на стол отпечатанные фотографии. Одна была скачана с порносайта в Интернете, а две другие – увеличенные паспортные фотографии.

Внезапно Гуннар Бьёрк побледнел.

– Не понял.

– Неужели? Вот это – Лидия Комарова, шестнадцати лет, из Минска. А рядом – Мьянг Со Чин, известная также как Йо-Йо, из Таиланда. Ей двадцать пять. Ну и, наконец, Елена Барасова, из Таллинна, девятнадцати лет. Вы оплатили сексуальные услуги всех троих, и меня интересует, которая понравилась вам больше всех. Отнеситесь к этому как к маркетинговому исследованию.

 

Бублански недоверчиво смотрел на Мириам Ву, отвечавшей ему презрительным взглядом.

– Подводя итог, можно сказать следующее. Вы утверждаете, что знакомы с Лисбет Саландер около трех лет. Этой весной она, не взяв с вас ни кроны, вписала вас в контракт как совладелицу и куда-то съехала. Время от времени, когда она появляется, вы занимаетесь с ней сексом, но не знаете, где она живет, чем занимается и на что существует. Я что, должен этому верить?

– Плевала я, верите вы или нет. Ничего противозаконного я не совершала, а как я живу и с кем занимаюсь сексом, не касается ни вас, ни кого-либо еще.

Бублански вздохнул. Услышав утром, что Мириам Ву неожиданно объявилась, он испытал большое облегчение. «Ну, наконец-то прорыв», – подумал он. Однако рассказанное ею ничего не проясняло. Все было весьма странно. К тому же, как бы там ни было, инспектор верил Мириам Ву. На вопросы она отвечала четко и не колеблясь, без запинки называла место и время встреч с Саландер и столь подробно описала, как вышло, что она переехала на Лундагатан, что и Бублански, и Мудиг сделали вывод, что эта странная история – не что иное, как правда.

Ханс Фасте прислушивался к допросу Мириам Ву со все возрастающим раздражением, но, не желая сглупить, молчал. Он считал, что Бублански пасовал перед «китаёзой», державшейся нагло и слишком много болтавшей, чтобы избежать четкого ответа на единственно важный поставленный вопрос, а именно, в какой чёртовой тьмутаракани прячется Лисбет Саландер.

Но Мириам Ву не знала, где сейчас находится Саландер. Она не знала, где она работает, никогда не слыхала о «Милтон секьюрити», никогда не слыхала о Даге Свенссоне или Миа Бергман и вообще не могла ответить ни на один из существенных вопросов. Она понятия не имела о том, что у Саландер был опекун и что в подростковом возрасте ее помещали на принудительное лечение в больницу, что о ней написаны пространные психиатрические заключения.

Однако она подтвердила, что они с Лисбет были в «Мельнице» и целовались, а потом пошли на Лундагатан и расстались рано утром на следующий день. Несколькими днями позже Мириам Ву отправилась на поезде в Париж и пропустила все кричащие заголовки в шведских газетах. Единственный раз после вечера в «Мельнике» она видела Саландер, когда та заскочила взять ключи от машины.

– Ключи от машины? – удивился Бублански. – Но ведь у Саландер нет машины.

Мириам Ву объяснила, что подруга купила винно-красную «Хонду» и припарковала ее на улице перед домом. Бублански поднялся, взглянув на Соню Мудиг.

– Можешь заменить меня? – спросил он, выходя из комнаты.

Пришлось ему поискать Еркера Хольмберга и затем попросить о техническом анализе винно-красной «Хонды». Он нуждался в одиночестве и возможности спокойно подумать.

 

Гуннар Бьёрк, находящийся на больничном, по должности замначальника отдела по делам иностранцев тайной полиции, сидел бледный, как покойник, в кухне с красивейшим видом на Юнгфруфьёрд. Микаэль скользил по нему терпеливым взглядом. На данный момент он был убежден в том, что Бьёрк не имел никакого отношения к убийству в Эншеде. Даг Свенссон не успел встретиться с ним лично, и поэтому Бьёрк понятия не имел, что его имя и фотография должны были вот-вот появиться в обличительном репортаже о потребителях секс-услуг.

Одну существенную деталь от Бьёрка он все же узнал. Оказалось, что тот лично знаком с адвокатом Нильсом Бьюрманом. Они виделись в стрелковом полицейском клубе, куда Бьёрк входил уже на протяжении двадцати восьми лет. Какое-то время он даже состоял в правлении клуба вместе с Бьюрманом. Знакомство было весьма поверхностным, но несколько раз они встречались в нерабочее время и вместе ужинали.

Нет, он не видел Бьюрмана уже несколько месяцев. Если ему не изменяет память, последний раз они виделись в конце прошлого лета. Тогда они взяли по пиву в кафе под открытым небом. Он сожалел, что Бьюрмана убила та психопатка, но на похороны идти не собирался.

Микаэль упорно думал над этим совпадением, но о чем еще спросить, не знал. Бьюрман, должно быть, был знаком с сотнями людей, с которыми сталкивался в рамках профессии, союзов или клубов. То, что ему довелось быть знакомым с человеком, фигурировавшим в материалах Дага Свенссона, не было невероятным или статистически недостоверным. Даже у самого Микаэля был дальний знакомый журналист, попавший в исследование Дага Свенссона.

Пора было заканчивать. Бьёрк прошел через все ожидаемые фразы: сначала все полностью отрицал, затем, когда Микаэль показал ему часть документированного материала, обозлился, перешел к угрозам, попыткам дать взятку и, наконец, к мольбам. Все это Микаэль игнорировал.

– Неужели вы не понимаете, что покалечите всю мою жизнь, если опубликуете это? – спросил под конец Бьёрк.

– Понимаю.

– И все равно сделаете это?

– Конечно.

– Зачем? Неужели вам не свойственно сочувствие? Ведь я же болен.

– Странно, что теперь вы апеллируете к сочувствию.

– Что вам стоит проявить человечность?

– Вот именно! Вот вы хнычете, что я собираюсь покалечить вам жизнь, а сами не задумываясь калечили жизни молоденьких девушек, совершали преступления… Три таких случая мы можем подтвердить документально. А сколько еще их было, один бог знает. Где тогда была ваша человечность? – Он поднялся со стула, собрал свои материалы и убрал в сумку. – Дорогу я сам найду.

Уже по дороге на выход Микаэль остановился и вновь повернулся к Бьёрку.

– Вы слышали когда-нибудь о человеке по имени Зала? – спросил он.

Бьёрк смотрел на него, не отрывая взгляда. Он все еще был в шоке и почти не слышал слов Микаэля. Имя Зала ему ничего не говорило. Но вдруг глаза его расширились.

Зала!

Не может быть!

Бьюрман.

Возможно ли это?

Микаэль заметил, как изменилось выражение лица Бьёрка, и сделал шаг обратно в кухню.

– Почему вы спросили про Залу? – пробормотал потрясенный Бьёрк.

– Потому что он меня интересует, – ответил Микаэль.

В кухне воцарилось напряженное молчание. Микаэль чуть ли не ощущал, как мысли роятся в голове у Бьёрка. Наконец тот подвинул к себе пачку сигарет, лежавшую на подоконнике. Это была первая, которую он собирался закурить с момента появления Блумквиста.

– А если я знаю что-то о Зале… какова будет этому цена?

– Это зависит от того, что вы знаете.

Бьёрк раздумывал. Множество чувств и мыслей одолевали его.

«Откуда, черт возьми, Микаэль Блумквист мог что-то узнать о Залаченко?» – думал он.

– Давненько мне не доводилось слышать это имя, – произнес он наконец.

– Так вы знаете, кто он такой? – спросил Микаэль.

– Я этого не говорил. А что вам нужно?

Поколебавшись, Блумквист сказал:

– Это одно из имен, попавших в список Дага Свенссона. Он его откопал.

– Как вы готовы мне заплатить?

– Заплатить за что?

– За то, что я выведу вас на Залу… Вы готовы тогда забыть обо мне в своем репортаже?

Микаэль опустился на стул. После того что произошло в Хедестаде, он решил, что никогда в жизни не будет вступать в торг из-за журналистского материала. Не собирался он торговаться и с Бьёрком – что бы ни случилось, Микаэль был готов вывести его на чистую воду. Однако он считал, что без зазрения совести может вести двойную игру и заключить сделку с Бьёрком. Совесть его не мучила. Бьёрк совершил преступление и при этом был полицейским. Если он знает имя возможного убийцы, то его долг вмешаться, а не использовать информацию как предмет купли-продажи для своей выгоды. Итак, пусть Бьёрк надеется себе, что выйдет сухим из воды, заложив другого преступника. Микаэль сунул руку в карман пиджака и включил магнитофон, который выключил, вставая из-за стола.

– Рассказывайте, – распорядился он.

 

Соня Мудиг была вне себя от злости на Ханса Фасте, но не выдала этого выражением лица. Продолжение допроса Мириам Ву после ухода Бублански из комнаты было совершенно беспорядочным, а Фасте полностью игнорировал ее сердитые взгляды.

Мудиг просто поразилась. Хотя ей и был неприятен мачизм Ханса Фасте, она считала его опытным полицейским. Но сегодня никаким опытом и не пахло. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке рядом с красивой, умной женщиной, открыто высказывающейся о своих лесбийских наклонностях. Не вызывало сомнения и то, что Мириам Ву чувствовала его раздражение и безжалостно уязвляла его.

– Значит, нашли вы в моем комоде искусственный член. И о чем начали фантазировать? – с ухмылкой полюбопытствовала Мириам Ву.

У Фасте был такой вид, будто он вот-вот лопнет от злости.

– Хватит трепаться. Отвечайте на вопрос! – рявкнул он.

– Вы спросили, пользовалась ли я им в наших играх с Лисбет Саландер. И вот мой ответ: не ваше собачье дело.

Соня Мудиг подняла руку.

– Допрос Мириам Ву прерван в одиннадцать часов двенадцать минут. – Она выключила микрофон. – Пожалуйста, посидите, Мириам. Фасте, можно тебя на пару слов?

Мириам Ву одарила Фасте нежнейшей улыбкой в ответ на злобный взгляд, который он бросил на нее, выходя в коридор. Соня резко обернулась и оказалась носом к носу с Хансом.

– Бублански поручил мне вести допрос вместо него. А от тебя никакого прока.

– А чё, если эта чёртова шлюха скользкая, как угорь?

– А что, в этом сравнении есть фрейдистский намек?

– Чего?

– Ладно, забудь. Пойди поищи Курта Свенссона, сыграй с ним в крестики-нолики, или спустись в подвал, постреляй из пистолета в клубе, или займись еще чем-нибудь. Только держись подальше от этого допроса.

– Чего это ты на меня взъелась, Соня?

– Ты губишь мне весь допрос.

– А ты что, тащишься от нее и потому хочешь допрашивать ее наедине?

Соня даже не успела отдать себе отчет в том, что делает, как рука ее поднялась и влепила пощечину Хансу Фасте. В тот же момент она пожалела о сделанном, но было уже поздно. Оглянувшись, она поняла, что в коридоре, слава богу, свидетелей не оказалось.

Ханс Фасте выглядел сначала недоуменно, затем злобно ухмыльнулся, накинул куртку на плечо и ушел. Еще мгновение, и Соня Мудиг окликнула бы его и извинилась, но она передумала и промолчала. Постояв минуту, стараясь успокоиться, пошла к автомату, прихватила две чашки кофе и вернулась к Мириам Ву.

Они немного помолчали. Наконец Мудиг посмотрела на Мириам.

– Извините. Это был, наверное, самый неудачный допрос за всю историю этого полицейского отделения.

– Да, с таким парнем на работе не соскучишься. Не удивлюсь, если он гетеросексуал, разведен и в кофейной комнате не прочь отпустить шуточку о «голубых».

– Он… пережиток… не знаю чего. Вот всё, что я могу сказать.

– А вы – нет?

– Я, во всяком случае, не страдаю гомофобией.

– Ладно.

– Мириам, я и мы все тут работаем круглосуточно уже десять дней. Мы устали и раздражены, пытаясь расследовать чудовищное двойное убийство в Эншеде и столь же мрачное убийство в районе Уденплана. Ваша приятельница каким-то образом имеет отношение к обоим местам преступления. Об этом свидетельствует техническая экспертиза, и поэтому она объявлена в розыск. Вы должны понять, что нам надо во что бы то ни стало найти ее, пока она не нанесла вред другим, а может быть, и себе.

– Я знаю Лисбет Саландер… и не могу поверить, что она кого-то убила.

– Не можете или не хотите поверить? Мириам, мы не объявляем национальный розыск, не имея на то серьезных оснований. Но все же могу сказать, что мой шеф, инспектор криминальной полиции Бублански, тоже не на сто процентов убежден, что виновата она. Мы рассматриваем версию, что у нее был сообщник или что она каким-то образом оказалась втянута в те события. Но мы должны ее отыскать. Вы думаете, Мириам, что она невиновна; ну а если вы ошибаетесь? Вы сами сказали, что не так уж много знаете о Лисбет Саландер.

– Просто не знаю, что и думать.

– Помогите нам докопаться до правды.

– А я задержана за что-то?

– Нет.

– Значит, я могу уйти, когда захочу?

– Формально – да.

– А неформально?

– С вами все еще связано много вопросов.

Мириам задумалась над этими словами.

– Ладно. Задавайте их. Если они будут не ко мне, не стану отвечать.

Соня Мудиг снова включила магнитофон.

Глава 20

Пятница, 1 апреля – воскресенье, 3 апреля

Мириам Ву еще час отвечала на вопросы Сони Мудиг. Под конец допроса появился Бублански, молча сел и стал слушать, не говоря ни слова. Мириам Ву вежливо кивнула ему, продолжая разговаривать с Соней.

Под конец Мудиг взглянула на Бублански и спросила, есть ли у него вопросы. Тот покачал головой.

– Тогда я объявляю допрос Мириам Ву законченным. Сейчас тринадцать часов девять минут.

Соня выключила микрофон.

– Мне кажется, что у вас с инспектором Фасте возникло какое-то недопонимание. Это верно? – спросил Бублански.

– Он не мог сосредоточиться, – хладнокровно заметила Соня Мудиг.

– Он просто дурак, – сообщила Мириам Ву.

– У инспектора Фасте вообще-то много профессиональных достоинств, но для допроса молодой женщины он не самая лучшая кандидатура из наших работников, – пояснил Бублански, глядя прямо в глаза Мириам Ву. – Не надо было мне поручать ему это дело. Прошу прощения.

Мириам изумленно глядела на него.

– Принимаю ваши извинения. Я и сама была с вами не слишком дружелюбна вначале.

Бублански только отмахнулся.

– Не возражаете, если я вас еще о чем-то спрошу под конец, с выключенным микрофоном?

– Пожалуйста.

– Чем больше я слышу о Лисбет Саландер, тем больше недоумеваю. Портрет, который создается со слов знающих ее людей, никак не согласуется с тем, что вырисовывается из бумаг социального ведомства и судебно-медицинских заключений.

– Да?

– Не могли бы вы ответить мне начистоту?

– Ладно.

– Психиатрическая экспертиза, проведенная, когда Лисбет Саландер исполнилось восемнадцать лет, утверждает, что она умственно отсталая и ее рассудок неполноценен.

– Бред! Лисбет, может быть, поумнее нас с вами.

– Она не закончила школу, и у нее нет табеля с оценками даже по чтению и письму.

– Лисбет Саландер читает и пишет намного лучше, чем я. А еще она любит сидеть и выводить математические формулы. Из алгебры. А я и понятия не имею, с чем ее едят, эту алгебру.

– Математические формулы?

– Это у нее хобби.

Бублански и Мудиг приумолкли.

– Хобби? – еще раз переспросил инспектор.

– Какие-то уравнения. Я даже не знаю, что обозначают те значки.

Бублански вздохнул.

– Работник социальной службы написал заключение после того, как ее задержали в Тантолундине в обществе пожилого мужчины, когда ей было семнадцать. Там дается понять, что она зарабатывала проституцией.

– Лисбет – проститутка? Бред собачий. Не знаю, где она работает сейчас, но нисколько не удивилась, когда узнала, что она работала на «Милтон секьюрити».

– А чем она зарабатывает? На что живет?

– Не знаю.

– Она лесбиянка?

– Нет. Мы занимались сексом, но это не значит, что она лесбиянка. Мне кажется, она и сама не знает, к кому у нее склонность. Я бы предположила, что она бисексуальна.

– А то, что вы пользовались наручниками и всяким таким… не значит ли, что у Лисбет Саландер садистские наклонности? Как на ваш взгляд?

– Мне кажется, в этом деле у вас недопонимание. Наручники используются при ролевой игре и не имеют отношения к садизму, насилию или агрессии. Это просто игра.

– А она когда-нибудь проявляла насилие по отношению к вам?

– Куда там. Это скорее у меня доминирующая роль в наших играх.

И Мириам Ву мило улыбнулась.

 

Собрание, проведенное в три часа дня, выявило первые серьезные разногласия в расследовании. Бублански подвел краткий итог достигнутого до сих пор, а затем заявил, что чувствует необходимость в расширении рамок следствия.

– С первого же дня мы сконцентрировали все усилия на поисках Лисбет Саландер. Подозрения к ней в высшей степени серьезны по объективным причинам, но наше представление о ней встает в серьезное противоречие с тем, что говорят о ней знающие ее лица. Ни Арманский, ни Блумквист, ни Мириам Ву не признаю́т, что она может быть психически больной убийцей. Поэтому я хочу, чтобы мы несколько расширили границы своих представлений и начали размышлять о двух совершенно разных преступниках или о возможности, что у Саландер был сообщник или что она лишь присутствовала при убийствах.

Предположение Бублански вызвало бурные дебаты, в которых непримиримыми оппонентами инспектора выступили Ханс Фасте и Сонни Боман из «Милтон секьюрити». Оба апеллировали к тому, что самое простое объяснение чаще всего оказывается правильным и что гипотеза об альтернативном подозреваемом попахивает конспирологией.

– Может быть, Саландер и не была одна в этом деле, но у нас нет абсолютно никаких следов соучастника.

– Можно, конечно, пойти по «полицейскому следу» Блумквиста, – кисло предложил Ханс Фасте.

Единственным, кто поддержал Бублански в этих дебатах, была Соня Мудиг. Курт Свенссон и Еркер довольствовались краткими замечаниями, а Никлас Эрикссон из «Милтон» молчал как рыба во время всей дискуссии. Наконец поднял руку прокурор Экстрём.

– Бублански, я правильно вас понял, что вы не собираетесь исключать Саландер из числа подозреваемых?

– Конечно нет. У нас же есть отпечатки ее пальцев. Но до сегодняшнего дня мы только и делали, что искали ее мотив, да так ничего и не придумали. Теперь я хочу, чтобы мы начали думать и в других направлениях. Может быть, было замечено несколько лиц? Может, как оно ни странно, это имеет отношение к книге о секс-торговле, которую писал Даг Свенссон? Блумквист прав, что несколько лиц в книге могли бы иметь мотив для убийства.

– И что вы хотите сделать? – спросил Экстрём.

– Хочу, чтобы два человека начали поиски других возможных убийц. Пусть этим займутся Соня и Никлас.

– Я? – удивленно переспросил Никлас Эрикссон.

Бублански решил, что тот подходит как самый молодой из группы и, возможно, самый способный к нестандартному мышлению.

– Ты будешь работать с Мудиг. Посмотрите снова всё, что имеется в нашем распоряжении, и попробуйте поискать что-то, что мы пропустили. Фасте, Курт Свенссон и Боман будут продолжать поиски Саландер. Это – главная задача.

– А что делать мне? – спросил Еркер Хольмберг.

– Занимайся адвокатом Бьюрманом. Еще раз осмотри его квартиру. Посмотри, не пропустили ли мы чего-то. Вопросы есть?

Вопросов не было.

– И еще. Мы не будем оповещать, что появилась Мириам Ву. Может быть, она еще что-нибудь сможет рассказать, а я не хочу, чтобы в нее вцепились журналисты.

Прокурор Экстрём объявил решение, что они все будут работать согласно плану Бублански.

– Что ж, – сказал Никлас Эрикссон, взглянув на Соню Мудиг, – раз ты из полиции, решай, что мы должны делать.

Они стояли в коридоре у конференц-зала.

– Мне кажется, надо еще раз переговорить с Микаэлем Блумквистом, – ответила она. – Но сначала я должна кое-что обсудить с Бублански. Сегодня у нас пятница, скоро конец рабочего дня. В субботу и воскресенье я выходная, так что приступим к работе в понедельник. Подумай в выходные над материалом расследования.

Попрощавшись, Соня пошла к Бублански, который в этот момент прощался с прокурором Экстрёмом.

– Можно к вам на минутку?

– Садись.

– Я так обозлилась на Фасте, что была просто вне себя.

– Он сказал, что ты его ударила. Я так понял, что у вас что-то случилось, потому и пришел к вам с Ву извиниться.

– Он утверждал, что я хочу остаться наедине с Мириам Ву, потому что «тащусь» от нее.

– Я думаю, что не слышал этого, но могу классифицировать это как оскорбление сексуальными домогательствами. Будешь писать заявление?

– Нет, он уже получил от меня плюху, с него достаточно.

– Ладно. Я рассматриваю это как провокацию с его стороны.

– А то как же!

– У Ханса Фасте трудности с сильными женщинами.

– Это заметно.

– А ты женщина сильная и отменный полицейский.

– Спасибо.

– Но лучше бы тебе не распускать руки с коллегами.

– Это больше не повторится. Я пока что не успела просмотреть письменный стол Дага Свенссона в «Миллениуме».

– С этим мы и так затянули. Иди лучше домой, отдохни, а в понедельник мы займемся этим с новыми силами.

 

Николас Эрикссон остановился у Центрального вокзала и выпил кофе в «Джордже». Теперь он совсем пал духом. Всю неделю он только и надеялся, что Лисбет Саландер не сегодня завтра схватят. Окажи она сопротивление при задержании, глядишь, все могло бы кончиться тем, что какой-нибудь ретивый полицейский ее застрелил бы.

Это был предел его мечтаний.

Но Саландер все еще на свободе. Мало того, Бублански начал говорить об альтернативных преступлениях. Хорошего в таком развитии событий мало.

Сначала не повезло оказаться под началом у Сонни Бомана, самого большого зануды во всем «Милтоне», лишенного какой-либо фантазии, а теперь командовать им будет Соня Мудиг. Пожалуй, она больше всех сомневалась, что убийца – Саландер. Возможно, и Бублански от нее этим зарядился. «Интересно, Констебль Бубла дрючит эту чертову куклу? Меня бы это не удивило. Он же просто бобиком перед нею скачет. Из всей следственной группы у одного Фасте хватает пороху говорить то, что он думает», – мелькало у него в голове.

Утром они с Боманом съездили на короткое совещание с Арманским и Фрэклундом в «Мильтоне». Поиски шли уже неделю и не принесли никаких результатов, и Арманский был раздосадован тем, что никаких объяснений убийствам, похоже, не найдено. Фрэклунд предложил хорошенько подумать, нужно ли «Милтон секьюрити» и дальше участвовать в расследовании – у Бомана и Эрикссона могли бы быть и другие задания вместо бесплатной помощи полиции.

Подумав минуту, Арманский решил: пусть Боман и Эрикссон продолжат действовать одну неделю. Если и она окажется безрезультатной, задание полностью прекращается.

Значит, у Никласа Эрикссона оставалась еще неделя, прежде чем доступ к расследованию для него будет закрыт. Он не знал, чем бы теперь заняться.

Через минуту он достал мобильник и позвонил Тони Скала, внештатному журналисту, обычно поставлявшему всякую белиберду в мужской журнал, которого Никлас пару раз встречал. Эрикссон поздоровался и сказал, что располагает информацией о расследовании убийств в Эншеде, пояснив, как случилось, что он внезапно оказался в центре одного из самых напряженных полицейских расследований последних лет. Скала, как и ожидалось, тут же клюнул, потому что мог воспользоваться случаем и продать сенсационный материал в какую-нибудь крупную газету. Они условились встретиться за чашкой кофе через час в кафе «Авеню» на Кунгсгатан.

Главной внешней особенностью Тони Скала была невероятная тучность.

– Ты можешь получить от меня информацию, если выполнишь два условия.

– Валяй, начинай.

– Прежде всего, в тексте не должно быть упоминаний о «Милтон секьюрити». В расследовании мы на роли консультантов, и если «Милтон» будет упомянут, могут заподозрить, что это я слил информацию.

– Вообще-то, это тоже новость, что Саландер работала на «Милтон».

– Ну, уборщицей или кем-то в таком роде, – отмахнулся Эрикссон. – Никакая это не новость.

– Дальше.

– Второе условие в том, что своим текстом ты должен создать впечатление, что источник информации – женщина.

– А это зачем?

– Чтобы увести подозрения от меня.

– Ладно. А что у тебя есть рассказать?

– Только что объявилась одна лесбиянка – подружка Саландер.

– Ух ты! Та, что прописана на Лундагатан и которая столько времени пропадала?

– Да, Мириам Ву. Ну как, стóит это чего-нибудь?

– А то! И где она пропадала?

– За границей, и утверждает, что об убийстве вообще ничего не слышала.

– А она входит в число подозреваемых?

– В настоящее время – нет. Сегодня она была на допросе, ее отпустили три часа назад.

– Вот как… А ты ей веришь?

– Врет, как сивый мерин. Что-то она знает.

– Ладно.

– Поройся в ее прошлом. Она и Саландер занимались садомазохистским сексом.

– А это точно?

– На допросе она сама призналась. А при обыске в ее квартире мы нашли наручники, кожаную амуницию, плетку и другие прибамбасы.

Плетка была небольшим преувеличением, даже, можно сказать, ложью, но китаеза наверняка и с плетками поигрывала.

– Ты не шутишь? – спросил Тони Скала.

 

Паоло Роберто был в числе последних посетителей библиотеки, когда та закрывалась. Всю вторую половину дня он просидел, изучая от первой до последней строчки все, что было написано об охоте за Лисбет Саландер.

Павший духом и растерянный, Паоло Роберто шел по Свеавеген. Голод привел его в «Макдоналдс», где он заказал гамбургер и уселся в углу.

Лисбет Саландер – убийца трех человек? Это не укладывалось в голове. Уж никак не эта маленькая, щуплая, странная девчонка. Весь вопрос в том, должен ли он что-то предпринять в связи с этим. И что именно.

 

Мириам Ву добралась до квартиры на Лундагатан на такси. Глазам ее предстал разгром, учиненный в ее недавно отремонтированной квартире. Посудные шкафы, гардеробы, коробки и ящики комодов были полностью опустошены, а их содержимое рассортировано. По всей квартире оставались следы порошка, применяемого для снятия отпечатков пальцев. Ее интимные сексуальные игрушки горой лежали на кровати. Насколько можно было предположить, ничего не пропало.

Прежде всего Мириам позвонила в дежурную мастерскую по замкам в Сёдермальме и заказала новый замок. Рабочие обещали прийти через час.

Она включила кофеварку и покачала головой.

«Лисбет, Лисбет, во что тебя угораздило влипнуть?» – подумала она.

Достав мобильник, Мириам набрала номер Лисбет, но услышала лишь, что абонент недоступен. Она долго сидела за кухонным столом и все пыталась посмотреть в лицо реальности. Та Лисбет Саландер, которую она знала, не была психом и убийцей, но, с другой стороны, Мириам не слишком хорошо ее знала. В кровати Лисбет была, конечно, страстной, но иногда, в зависимости от настроения, могла быть холодной, как рыба.

Мириам решила не делать никаких выводов, пока не встретит Лисбет и не получит от нее разъяснения. Почувствовав, как подступают слезы, она решила заняться уборкой, и на это у нее ушло несколько часов.

К семи часам вечера у нее уже был новый дверной замок, а квартира выглядела жилой. Мириам приняла душ и только уселась на кухне в халате восточного типа, с черно-золотым рисунком, как в дверь позвонили. Открыв дверь, она увидела необычайно полного небритого мужчину.

– Здравствуйте, Мириам. Меня зовут Тони Скала, я журналист. Вы не могли бы ответить на несколько вопросов?

Стоявший рядом фотограф тут же ослепил ее лицо вспышкой.

Она подумывала, не применить ли ей удар двумя ногами в прыжке – то, что называют дропкик, – и одновременно нанести удар локтем в лицо, но сообразила, что фотографии ее действий будут еще более эффектны.

– Вы были за границей с Лисбет Саландер? Вы знаете, где она?

Мириам Ву захлопнула дверь и закрыла на новый замок в то время, как Тони Скала приподнял крышку почтовой щели и просунул палец.

– Мириам, рано или поздно вам придется иметь дело с прессой. Я могу вам помочь.

Она сжала ладонь в кулак и треснула по почтовой щели, а затем услышала, как Тони Скала завыл от боли. Затем закрыла и внутреннюю дверь, легла в кровать и зажмурилась. «Ну, Лисбет, я тебя придушу, как только доберусь до тебя».

 

Во второй половине того дня, когда Микаэль ездил в Смодаларё, он посетил еще одного потребителя секс-услуг, которых Даг Свенссон назвал по имени в своей книге. Всего за неделю Блумквист навестил шесть из тридцати семи человек. Последний, кого он видел, судья на пенсии, жил в Тумбе. В свое время он председательствовал на нескольких процессах, касавшихся проституции. Этот отошел от шаблона: ничего не отрицал, не угрожал и не умолял о пощаде. Он без обиняков признал, что да, трахался с восточноевропейскими шлюхами. Нет, раскаяния он не испытывает. Проституция – вполне достопочтенная