Кто он — Мулла Мустафа Барзани?

Особенность обстановки, да и ряд преимуществ для Советского Союза создавал факт давних дружеских отношений, сложившихся с руководителем курдского национально-освободительного движения Муллой Мустафой Барзани.

Интересна история этого человека. Совсем ребенком в 1905 году Мулла Мустафа впервые оказался в тюрьме вместе со своей матерью, когда его старший брат руководил восстанием против турецких властей. Мальчиком он принимает участие в борьбе 1914–1916 годов. В 1931 году сражается на стороне своего брата шейха Ахмеда, изгнавшего солдат багдадского правительства с территории племени барзан. Лишь с помощью английской авиации удалось подавить курдов. Захваченный в плен, Мулла Мустафа проводит одиннадцать лет в ссылке. В 1943 году он тайно возвращается в свой район и вновь начинает борьбу. Она увенчалась успехом, и Нури Саид — тогдашний иракский премьер-министр — принимает условия курдов. Но через два года он с помощью англичан наносит удар по отрядам Барзани.

Во время Второй мировой войны на территории Ирана была создана курдская Мехабадская республика — Мулла Мустафа Барзани стал ее военным министром. После окончания войны и вывода советских войск из Ирана республика была разгромлена. Барзани с 500 бойцами, главным образом из племени барзан, перешел границу Ирана с СССР. Курдские бойцы были разоружены, некоторые из них обосновались в Азербайджане, другие в Средней Азии. Барзани жил в СССР под фамилией Мамедов. Его пребывание и бойцов из его племени не афишировалось. Ни он и никто из тех, кто вместе с ним пересек границу и очутился в нашей стране, не служили в советских вооруженных силах. Так что распространяемые слухи, что Барзани был генералом Советской армии, ложны от начала и до конца. Слухи эти, однако, связаны с одним эпизодом, о котором мне впоследствии рассказал сам Барзани. Как-то находясь в Москве, он купил в Военторге (тогда это было можно) форму генерала и в ней сфотографировался. Фотография эта попала в английскую разведку.

Переломы в жизни Барзани и его близких произошли после смерти Сталина. Вот моя запись его рассказа (Барзани говорил по-русски, но, мягко говоря, не лучшим образом. Я в записи переложил его рассказ на литературный язык): «Я подошел к Спасским воротам Кремля и стал в них стучать. Выбежал офицер. Красивый, стройный, с серыми глазами. Спрашивает: что ты стучишь? Я ответил: это стучит в Кремль не Барзани, а курдская революция». Барзани, по его словам, был принят 5 Г.М. Маленковым, и после состоявшейся беседы его направили на учебу в Высшую партийную школу, а его соплеменников приняли в различные средние учебные заведения. Все они прожили в Советском Союзе 12 лет. После победы иракской революции в 1958 году Барзани вернулся в Ирак и стал там — с учетом важности для Касема сохранения единства новой власти с курдами — вице-президентом Иракской Республики. Однако отношения вновь ухудшились, Барзани ушел на север Ирака, в Курдистан. И снова вспыхнула кровавая война между Багдадом и курдами.

Война ужесточилась при Арефе и продолжалась на первых порах, когда президентом стал его брат. В июле 1966 года новый президент Ареф и Барзани договорились о мире. Большая война стихла, но вооруженные стычки продолжались. В этих условиях мне в Каир, где находился корпункт «Правды», пришло указание из редакции побывать на севере Ирака.

Барзани не был изолирован. С ним общались, в том числе и журналисты, но все они проходили на север Ирака через Иран. Я не мог позволить себе обойти стороной официальные иракские власти. Это было бы контрпродуктивным с учетом нашего стремления сблизить Барзани с Багдадом.

16 декабря 1966 года меня принял президент Ареф. До этого я получил его письменные ответы на вопросы — интервью предполагалось для опубликования в «Правде». Ареф назвал в числе самых актуальных проблем нормализацию на севере Ирака. Опершись на это заявление, я сказал Арефу, что советскому журналисту не пристало пробираться в Иракский Курдистан из Ирана, так как мы считаем курдский регион неотъемлемой частью Ирака. По-видимому, аргументация подействовала, и Ареф дал принципиальное согласие, адресовав меня к иракскому министру обороны для организации моей «передачи» курдам. В конце концов детали были утрясены, и я выехал на север в сопровождении двух иракских офицеров и бронетранспортера с солдатами. Один из сопровождавших меня офицеров, как меня сориентировали в посольстве, был братом министра обороны Ирака. О другом я узнал сам. Когда на привале мы обменивались шутками с сопровождавшим меня переводчиком — молодым сотрудником нашего посольства в Багдаде Сашей Зотовым, который впоследствии вырос в посла в Сирии, — этот офицер не смог сдержать смех, и мы поняли, что он отлично знает русский язык. Только на обратном пути в ответ на обращенную к нему тираду, что, дескать, нечего играть в молчанку — ведь он отлично понимает по-русски, — лейтенант, оставшись один на один с нами в машине, сказал на русском: «Ну ладно, хватит валять дурака».

Связались с курдами по рации — те потребовали отсечь бронетранспортер, но офицеров пропустили, а ведь ехали мы в зимнюю штаб-квартиру Барзани, где еще не побывал ни один представитель Багдада.

И вот мы в Курдистане. Не удержусь от лирического отступления. В этих сказочных по красоте местах две с половиной тысячи лет проживает гордый, свободолюбивый народ — курды, как их иногда называли, «рыцари Востока». Им есть чем славиться, хотя бы тем, что курдом был не побежденный крестоносцами Салах ад-Дин (Саладин). Меньше радости им принес тот факт, что курдом был и Нури Саид. Но какая природа! Уходящие в небо горы, бурные потоки, звенящие от чистоты воды. Какое смелое сочетание цветов — белоснежные вершины, ярко-бронзовые скалы и темно-зеленый ковер из мха, расстеленный у подножия. Кажется, что огромные валуны специально сброшены на мох, чтобы этот ковер не унесли порывы ветра. Со склонов почти параллельно земле — невесть как они там держатся — тянутся ровные стволы деревьев.

Автомашина идет по узкому шоссе. Выезжаем из тесного коридора двенадцатикилометрового ущелья Гали-Али-Бек. Развилка: направо — путь на Равандуз, налево — на Диану, прямо — дорога на Хадж-Умран, до самой иранской границы. Мы едем прямо. Последний иракский армейский патрульный пост пропускает автомашину. Дальше нет ни одного иракского солдата, ни одного правительственного чиновника. Это район, контролируемый курдскими отрядами Муллы Мустафы Барзани.

Навстречу движется «виллис» с тремя вооруженными людьми: членом ЦК Демократической партии Курдистана Сами, порученцем Барзани и шофером. На его коленях лежит автомат. Приветствия. «Виллис» уходит вперед, показывая путь. А дальше — уже на мулах по узкой тропинке между отвесной скалой и пропастью. По словам Сами, несколько пешмерга (так называют себя курдские повстанцы — «смотрящие в лицо смерти») могли бы противостоять здесь целым подразделениям.

Барзани встретил меня с двумя сыновьями — Идрисом и Масудом. Семнадцатилетний Масуд был тогда начальником 3 радиостанции. Я вез с собой подарки сыновьям Барзани — наши наручные часы «Полет», но был несколько смущен, когда увидел у них на руках «Ролекс». Мулла Мустафа Барзани встретил меня с нескрываемой радостью. Тут же пригласил в небольшую землянку, где жарко горели дрова в печке на колесиках, а натянутое под потолком полотно местами провисало под тяжестью воды — за стенами шел дождь с мокрым снегом. Периодически по водным «мешкам» стучали палкой, и вода проливалась струйкой в подставленный бидон.

На земле, покрытой ковриком, были расставлены блюда. С нами вместе сидели, скрестив ноги, и иракские офицеры, один из них вслушивался в беседу, которая шла на русском языке. Но Барзани был через Сами предупрежден мной, что иракец знает русский, и поэтому беседа оказалась «направленной». Барзани сказал мне: «В Багдаде одни воровщики и жуликаны (он так и сказал), но один честный и хороший человек — это министр обороны». Конечно, все это предназначалось для брата министра, сидящего рядом.

Настоящая беседа состоялась ночью, когда меня разбудили два курда с автоматами и повели в другую землянку. Барзани заключил меня в объятия и произнес: «Советский Союз — мой папа». Барзани сказал, что приветствует мирную договоренность, но не верит Багдаду, где экстремисты оказывают сильное сопротивление курсу по выполнению правительством соглашения о перемирии с курдами. Постоянное ожидание возобновления широких военных действий, добавил он, не позволяет серьезно заняться улучшением жизни курдского населения (как трудно живут курды, я видел сам: домики, прилепившиеся к склонам гор, стены жилищ выложены из камня; глиняные крыши постоянно трамбуются катками, чтобы не протекали; нет электричества; убранство комнат состоит из керосиновой лампы и циновок, на день сложенных на глиняном полу), а Багдад помочь не спешит, хотя и были даны такие обещания.

На мой вопрос, есть ли у него связи с Ираном — у нас были данные о конфиденциальных поездках Барзани к шаху, — не задумываясь, ответил утвердительно: «Не хочу ничего скрывать. А что делать, когда у меня единственная связь с миром через иранскую границу?» Но пожалуй, главным для меня был ответ Барзани на мой вопрос: «Как вы мыслите себе будущее, ведь вы, безусловно, знаете о слухах, будто курды хотят отторгнуть от Ирака населенные ими земли».

— Это враги мира на Иракской земле так говорят о нас. Если бы иракское правительство даже попросило нас отделиться, мы бы не пошли на это. Мы не хотим выходить из Ирака. Это наша родина. Но курды должны в ней пользоваться всеми правами наравне с арабами. Вот за что идет борьба.

Из беседы с Сами я узнал, что за несколько дней до нашего приезда одного пешмерга посадили в партизанскую тюрьму — обычную землянку, закрытые двери которой охраняются автоматчиком. «Он произносил антиарабские речи, — объяснил Сами. — В них слышались нотки расизма. Мы никому не позволим извращать характер нашей борьбы».

«Отряды повстанческой армии состоят в основном из курдов, — говорил мне сын Барзани Идрис, — но среди нас много ассирийцев, есть и армяне. Один из высшего органа — Революционного национального командования — араб, командир коммунистического батальона. Этот батальон был сформирован из членов Коммунистической партии Ирака — арабов и курдов, которые ушли на север, спасаясь от кровавых погромов в 1963 году».