Важные родственники кухонного горшка

 

Кроме алюминиевой кастрюли и аэроплана из дюралюми­ния, есть у горшка и другие родственники. Живут они у вас в комнате, но не на кухонной полке, а в большом и красивом доме, который называется буфетом.

Вот они выстроились, как на параде: тарелки мелкие, тарелки глубокие, чай­ные чашки, чайные блюдца, сахарница с отбитой ручкой и чайник с подбитым носом. Все из блестящего белого фаянса. Но лучше всех настоящая фарфоровая кружка с изображением розовой мель­ницы у розовой реки и розового рыбака с розовой удочкой.

Разве можно сравнить с ними наш

бедный, простой горшок с его убогой, темной глазурью! Впро­чем, не будь горшка, не было бы и фарфоровой кружки.

Чтобы придумать фарфор, нужно было сначала научиться делать горшки.

 

Кто придумал фарфор?

 

Кое-где в приморских странах — в Дании, Швеции, Фран­ции — тянутся по берегу длинные плоские валы. Когда их по­пробовали раскопать, оказалось, что это огромные кучи всяких отбросов: рыбьих костей, ракушек, обглоданных черепов, камен­ных ножей и скребков, гарпунов и мотыг из оленьего рога. По-видимому, здесь жили когда-то первобытные люди, которые все свои кухонные отбросы и поломанные орудия сваливали в кучу около жилья.

С течением времени помойные ямы превратились в целые холмы, которые тянутся на сотни метров.

В этих «кухонных кучах» нашли, между прочим, и черепки глиняных горшков. Горшки первобытных людей были мало по­хожи на теперешние: глазури не было, дно было не плоское, а заостренное или круглое.

Но все-таки это были самые настоящие горшки. Прошло много тысяч лет после этого, прежде чем появился фарфор. И неудивительно: ведь сделать фарфоровую чашку гораздо труднее, чем глиняный горшок.

Первыми научились обжигать фарфор китай­цы — тысячу семьсот лет назад. Но особенно большого успеха в этом деле они добились совсем недавно, в XV веке, при императорах из династии Мин.

Китайский фарфор ценили в Европе на вес зо­лота. Никто не знал, как его делают, пока наконец, одному алхимику * не удалось разгадать секрет китайцев.

С фарфором повторилось то же, что было с другими китай­скими изобретениями — порохом и книгопечатанием. Европей­цам пришлось изобретать их снова, потому что китайцы ни с кем не делились своими знаниями. Порох, по преданию, придумал Бертольд Шварц, книгопечатание — Гутенберг, а фарфор — Бётгер.

Бётгер был придворным алхимиком саксонского короля Августа Сильного.

Алхимики думали, что такие металлы, как медь, железо, свинец, можно превратить в золото, если сплавить их с «фило­софским камнем». Десятки лет разыскивали они этот выдуман­ный ими камень, которого никогда не было.

Но не только алхимики в те времена верили в философский камень. Короли, которые вечно нуж­дались в деньгах, брали алхимиков к себе на служ­бу, надеясь пополнить искусственным золотом свою пустую казну. Для того чтобы придворный алхимик не сбежал к другому королю, его обыкно­венно держали взаперти, как пленника.

Случалось, что королю надоедало ждать обе­щанных богатств, и он приказывал казнить неудач­ливого ученого. Не знаю, в насмешку ли или в знак особенного уважения к науке, алхимиков вешали не на обыкновенной, а на позолоченной виселице. Все со мной согласятся, что позолочен­ная виселица, как и позолоченная пилюля, ничего не выигры­вает от позолоты.

В поисках несуществующего философского камня алхимикам случалось натыкаться на подлинные открытия. Так было и с Бётгером.

Ему было всего четырнадцать лет, когда он случайно нашел рукопись о философском камне, в которой рассказывалось о том, как делать золото. С этих пор Бётгер ни о чем другом не мог ду­мать. Может быть, ему все-таки не пришлось бы стать алхими­ком, если бы под руками у него не было готовой лаборатории: он служил учеником в аптеке. Каждую ночь, когда аптекарь Цорн ложился спать, его молодой ученик принимался тайком за свои алхимические опыты.

Как-то раз, когда он был целиком поглощен работой, дверь отворилась, и господин Цорн в халате и ночном колпаке вошел в аптеку.

— Что ты тут делаешь, негодяй? Как ты смел без разрешения взять эту большую реторту? Ведь всего твоего жа­лованья не хватит, чтобы заплатить за нее, если ты ее разобьешь!

— Я делаю золото, — ответил робко Иоганн.

— Золото? Ах ты, мошенник! Ты бы лучше научился, как следует делать лип­кий пластырь. Мне нужны не алхимики, а аптекарские ученики. Собирай свои пожитки и отправляйся домой! Скажи отцу, чтобы он выбил из тебя эти глупости.

Грустный отправился Бётгер домой, неся на спине мешок с парой заплатанных панталон и рубашек и драгоценной ру­кописью, которая обещала ему богатство и славу.

Дома его встретили неприветливо. Хотя отец его был чекан­щиком монет, в семье Иоганна редко когда можно было найти лишнюю монету. Не прошло и нескольких месяцев, как нужда заставила Бётгера вернуться к Цорну.

Бётгеру пришлось дать слово, что он никогда больше не бу­дет заниматься алхимией. Но страсть к алхимии — все равно, что страсть к картам.

Бётгер снова принялся за свои ночные опыты, на этот раз с большими предосторожностями. Но и Цорн был настороже. В одну несчастную для Бётгера ночь аптекарь снова поймал его на месте преступления и, не слушая никаких оправданий, выгнал из аптеки.

Бётгер был в отчаянии. Вернуться домой он не решался.

Но тут судьба сжалилась над бездомным алхимиком. Слу­чайно он познакомился со знатным вельможей — князем фон Фюрстенбергом. Узнав об опытах шестнадцатилетнего ученого,

князь взял его к себе во дворец и устроил ему настоящую лабо­раторию. Бётгеру повезло: его одели в прекрасное платье, дали ему денег, отвели богато обставленное помещение. Цорн, кото­рый узнал об этом, рассказывал всем своим покупателям, что его ученик стал знаменитым алхимиком. А покупатели отвечали, что у такого учителя, как Цорн, немудрено научиться всякой премудрости.

Но годы шли один за другим, у Бётгера стала пробиваться борода, а из опытов его все еще ничего не выходило. Князь, ко­торый сначала был с ним ласков, стал подозревать, что Бётгер просто обманщик. А за мо­шенничество тогда наказы­вали жестоко.

Бётгер попробовал бе­жать, но его поймали и си­лой заставили продолжать работу. Когда он служил в аптеке, его наказывали за то, что он делал опыты, а теперь ему угрожали суровым наказанием за то, что он не хотел больше делать опыты.

В конце концов, от Бётгера потребовали, чтобы он письменно изложил свой способ делать золото. Тут ему и в самом деле пришлось стать обманщиком. Он написал замысловатое и муд­реное сочинение, которое с начала до конца было сплошной че­пухой. Но ему не удалось одурачить князя. Обман был раскрыт, и, по повелению короля, Бётгера посадили в тюрьму.

На этот раз Цорн уже не хвастался ученостью своего уче­ника.

— Я всегда говорил, что Бётгер плут и мошенник и что он кончит на виселице, — уверял аптекарь своих покупателей, ко­торые еще недавно слышали от него совсем другое.

Но, к счастью, Цорн снова ошибся, Бётгеру опять повезло. У него нашелся новый покровитель — граф Чирнгаузен. По со­вету графа, король предложил Бётгеру найти способ изготовле­ния фарфора, который ценился тогда дороже золота. Незадолго до этого король Август отдал прусскому королю целый полк за китайский сервиз из сорока восьми предметов.

Опыты пошли удачно. Бётгер изготовил из мейссенской глины фарфор — правда, не белый, а коричневый.

Изобретатель был щедро награжден, но на свободу его не выпустили.

Способ изготовления фарфора был объявлен государствен­ной тайной. Бётгера и его трех помощников держали под стра­жей, как преступников. Сначала фарфоровую посуду можно было видеть только во дворцах. Саксонский король рассылал мейссенские вазы в подарок другим королям. Но в 1707 году фарфор появился впервые в продаже — на Лейпцигской ярмар­ке. В замке Альбрехтсбург в Мейссене была устроена большая фарфоровая мануфактура. Здесь Бётгеру удалось, наконец, изго­товить белый фарфор.

Мейссенская посуда, которую легко узнать по заводскому знаку — двум скрещивающимся мечам, — прославилась скоро во всем мире. Отличить ее от настоящей китайской было очень трудно.

Много лет провел Бётгер в Мейссенском замке как пленник. Ему не отказывала ни в чем, кроме свободы.

Он был уже немолодым человеком, когда снова попытался бежать. Для этого он начал тайные переговоры с прусским дво­ром.

Бежать ему не удалось. Переговоры его с Пруссией были открыты, он был арестован и осужден. Но и тут его ждала удача, на этот раз последняя: он умер в тюрьме и тем избежал казни.