У Олдриджа неожиданные гости

Пятница, 6 декабря.

Дом Олдриджа.

Эванстон, штат Иллинойс.

 

«Единственное, что останавливает тебя — ты сам».

Олдридж, как бы сильно не старался, никак не мог забыть слова Мигеля, звеневшие в его голове. Профессора мутило от этих слов, потому что перед тем, как выставить Мигеля за порог, Олдридж наговорил ему многое, и не все из сказанного было правдой.

Он выгнал мальчика из дома не из-за страха, что их разоблачат или накажет администрация университета. Ну, не совсем поэтому. Страх был, но другого рода.

Связанный в доме Олдриджа Мигель представлял собой невероятно возбуждающее зрелище. Профессора тянуло к нему, как стрелку компаса к северу. Олдриджу ничего не мешало гладить и облизывать Мигеля, где он пожелает, как и глубоко вбиваться его в подтянутое тело.

Но когда все кончилось, мужчина испытал неловкость. Ему нужно было остаться в полном одиночестве. Больше ни секунды невозможно было терпеть присутствие Мигеля. Именно поэтому он выгнал мальчика из дома. Бесцеремонно. Даже без прощального поцелуя.

Сейчас Олдридж лежал на собранной в прямом и переносном смысле им же кровати и тихо ее ненавидел. Он хотел вернуть свою прежнюю жизнь. А еще лучше никогда не встречаться с Мигелем. Именно поэтому Тим и бросил Олдриджа. Сейчас было намного легче покончить с этой связью, иначе потом его окровавленное сердце будет беззащитно лежать у ног любовника, который, в спешке покидая дом, спокойно его переступит.

Лучше прекратить все сейчас, чем оказаться брошенным потом. Верно?

«Единственное, что останавливает тебя — ты сам».

— Да, — согласился Олдридж в темноту. — Я все прекращу. Сейчас же. Пока не стало слишком поздно.

Однако Олдридж боялся, что все и так уже зашло дальше точки невозврата.

Телефон снова и снова вибрировал, но Олдридж его игнорировал. Полный разрыв будет к лучшему. Станет легче. Может не так быстро, как хотелось бы, — потому что Олдридж так сильно хотел Мигеля, что это желание словно кислотой обжигало его внутренности, — но, в конечном итоге, станет легче. От глубокой раны останется лишь царапина. Некрасивая, неровная, но Олдридж залечит ее так, что и шрама заметно не будет. Но если позже — если только будет это позже — Мигель сам бросит Олдриджа, как поступил с ним Тим, нанесенный ущерб пронзит профессора насквозь.

Если бы только Олдридж уже не облажался. Если бы он был нормальным и на эмоциональном уровне. Но он, наоборот, являл собой сгусток противоречивых эмоций. Олдридж хотел быть один. Но хотел при этом Мигеля. Олдридж хотел снова ничего не чувствовать. И хотел вышвырнуть в окно незатыкавшийся телефон. Профессор хотел написать Мигелю, что ничего не изменилось, попросить прощения, искупления всех грехов и хоть капли успокоения. Он хотел кричать, плакать, смеяться над абсурдностью собственной жизни.

Но Олдридж всего лишь тихо и неподвижно лежал на кровати, раздираемый большим количеством разнообразных эмоций.

Кто-то позвонил в дверь, и Олдридж подскочил от этого звука. В его дверь некому было звонить. Мужчина никого не ждал. Но кто бы там ни был, названивал он с маниакальной настойчивостью. Олдридж попытался игнорировать, но неизвестный ему человек не успокаивался.

«Может, это Мигель».

Эта мысль вызвала в груди постыдный прилив надежды. Как Олдридж поступит, когда откроет дверь и увидит на пороге своего красивого, но, несомненно, разъяренного мальчика?

Сердце грохотало, каждым ударом болезненно отдаваясь в груди. Олдридж шел медленно, понимая, что должен открыть дверь, и одновременно этого страшась. Сможет ли Мигель его ударить? Или попытается поцеловать? Прикоснуться? Сможет ли Олдридж сам все это вынести? И есть ли у него вообще выбор?

Столько ненужных мыслей. Плохо, что он не мог отключиться от них, как предлагал ему Тим.

«Было бы здорово, имей мы возможность отключаться от эмоций, Ол, но не все из нас такие счастливые. Или талантливые. Или настоящие мудаки. Сам выбирай».

Олдридж несколько лет старался объяснить Тиму, как устроен его мозг, и раз уж тот не смог понять, как это может получиться у какого-то мальчишки, знавшего Олдриджа всего пару месяцев. Профессор выдержит любое заслуженное оскорбление от Мигеля — эмоциональное или физическое — и на этом конец. Точка.

И к лучшему.

Олдриджа еще сильнее скрутило от тошноты. Если бы в желудке было хоть что-то, оно бы обязательно попросилось наружу. Олдридж остановился перед большой дубовой дверью, по которой сейчас колотил Мигель, подбодрил себя и распахнул ее.

И оказался совершенно не готов к тому, что за ней увидел.

На пороге стояла девушка. Знакомая, но Олдриджу потребовалось пара секунд, чтобы понять, кто это, потому что он ждал Мигеля, и мозг отказывался принимать противоречившую информацию.

— ¡Cabrón! — воскликнула она и протолкнулась мимо.

— Не понял? — имя девушки всплыло в подсознании. Луна Хименес. Олдридж был ее куратором. Она училась на медицинском и была блестяще подготовлена, до этого момента Олдридж считал, что ей нравился. — Что, по вашему мнению, вы делаете?

— ¡Cierra la puerta si no quieres que todo el vecindario escuche esto! [14]

— Что? Не понимаю, что вы говорите.

Луна зарычала на него, как львица.

— Я сказала, что лучше бы вам закрыть дверь, пока весь район не узнал о происходящем.

Олдридж сделал, как было велено, но, в большей степени, чтобы не впускать холодный воздух.

— Вы с ума сошли, мисс...?

— О нет, нет-нет-нет. Даже не заводите при мне эту песню. Все из-за вашей бестолковости, так что не пытайтесь увильнуть.

— О чем, черт возьми, вы говорите?

Луна уперла руки в бока.

— Мигель, — прошипела она.

Выбив тем самым воздух из легких Олдриджа. Он тяжело опустился на ту же мягкую скамейку, где недавно стоял на коленях Мигель, пока мужчина его трахал. Он все еще чувствовал слабый запах Мигеля, как и недавнего секса. Наверное, это гадко, но Олдриджу хотелось глубоко вдохнуть эти ароматы, пока они не исчезли.

— Мигель? — переспросил он. Голос выдавал своей слабостью. — Не понимаю.

— Чушь! Это я не понимаю вас! — Луна театрально взмахнула руками. — Ладно, если вы не хотите переходить на иной уровень. Ничего страшного! Серьезно, нормально! Тогда вы отвязываете chico loco [15] от лестницы. Отдаете одежду и предоставляете уединение, чтобы он мог одеться, а потом объясняете, почему не заинтересованы. Или, мать твою. Наверное, полицию вызываете. Не знаю. Но я точно знаю, что вы не должны были его трахать, а потом выставлять за порог, как какую-то puta [16]. Что с вами не так?

Все.

— Вас каким образом это волнует? — холодно поинтересовался Олдридж.

Луна подошла к нему вплотную, расчленяя при этом взглядом.

— Он пришел ко мне, bicho [17], сел на мой диван, съел все мое мороженное, а потом рассказал о том, как с ним поступили. Вы хотели его, по крайней мере, удачно поработали над тем, чтобы он поверил. Он сказал вам то, что никому никогда не говорил. Он впустил вас в свое тело. Отдался вам. Вы его взяли. Вы доминировали над ним, а потом как мусор выкинули. Как вы могли?

— Я...что? — Олдридж пытался разобраться в словах Луны, и пусть с некоторыми фразами соглашался и испытывал схожее отвращение, но все равно ничего не понимал. — С домом что?

Луна замолчала, растерянно заморгала и тяжело опустилась на скамейку.

— Блять, — она вцепилась в свои волосы. — Окей. Доминировали. Никакого отношения к «жилищу» это слово не имеет. Вы же в курсе кто такой «доминант»?

— Эм. Черная кожа? Плетка? Рабы в подчинении? Юная леди, вы считаете, я оскорбил вашего друга, избив его...

Луна махнула рукой, заставляя Олдриджа заткнуться.

— Помолчите минутку. Дайте подумать. Боже. Я во всем виновата. Хотя, нет. Ничего такого. Все равно вы виноваты. Никто не заставлял вас совать bicho в Мигеля. И уж тем более никто не вынуждал после всего случившегося выставлять его за дверь. Конечно, для доминанта это отвратительный поступок, но еще хуже для... человека.

— Вы виноваты? А-а. Так вы та самая подруга, о которой говорил Мигель. Помогли его связать, так?

Луна кивнула.

— Да. Все это было моей идеей. Которая сработала, между прочим, пока вы все не испортили. Вы не должны были прикасаться к нему, понимаете?

Это было нечестно. Настоящая провокация.

— Но...

Луна тут же задавила все его возражения.

— Мигель не большой любитель связывания, но ради вас согласился. Потому что вас хочет, вы нравитесь ему и...

— Достаточно. Я не желаю, чтобы вы заявлялись в мой дом и кричали о моем неподобающем поведении, когда вас это никак не касается.

Луна уставилась на Олдриджа, проглатывая его неожиданную вспышку злости.

— Э-э, да. Типа того. Вы безнадежны. К психиатру не хотите сходить? Очень советую.

— Убирайтесь из моего дома.

Луна закинула одну ногу на другую.

— Нет. Пока нет. Я еще не все сказала.

— Но уже достаточно. В понедельник я переведу вас к другому куратору. А теперь покиньте мой дом, пока я не вызвал полицию.

— Хорошо, — ответила Луна. — Звоните. И я расскажу им, почему пришла.

Олдридж замер на полпути к телефону.

— Чего вы хотите?

— От вас — исправить ситуацию с Мигелем.

Олдридж покачал головой.

— Я хочу, чтобы вы ушли.

— А я — чтобы мой друг перестал сдерживать слезы и уничтожать все мои запасы мороженого. Это, кажется, называют «мексиканским противостоянием»[18].

Олдридж едва заметно улыбнулся.

— Очень уместное выражение.

— Не совсем, — огрызнулась она. — Я пуэрториканка, cabrón. А сейчас мы обсудим, как можно все исправить. Потому что вам придется все исправить. ¿Comprehendes? [19].

— А если у меня не получится? Тогда что?

Луна пугающе улыбнулась.

— Тогда, доктор Кончиловски, вам придется найти способ.

 

Глава 15

Мигель ведет переговоры

 

Пятница, 6 декабря.

Диван Луны.

Эванстон, штат Иллинойс.

 

 Поскольку задница требовала нежного ухода, Мигель осторожно сидел на диване Луны и поглощал мороженое из коробки. Минут двадцать назад Луна, матерясь на испанском, взбешенной фурией вылетела из квартиры. И сейчас Мигель гадал, вернется ли она вообще. Мысленно пожав плечами, он зачерпнул еще одну порцию мороженого и продолжил смотреть фильм по HBO, на который не успел сходить в кинотеатр, всеми силами стараясь не вспоминать о профессоре.

О своем профессоре.

Доводящем до бешенства, упрямом, пугливом, шикарном и очаровательным профессоре, со сказочным членом, печальным лицом и проклятыми галстуками-бабочками.

От этих мыслей Мигель внимательней сосредоточился на просмотре и сейчас был лишь способен заедать собственные чувства. Он демонстративно сунул в рот еще одну ложку.

В дверь постучали, и следом послышался голос:

— Луна, ты дома?

Дев.

Мигель очень неохотно отложил коробку и поднялся. Глаза Дева, когда Мигель открыл дверь, сильно округлились.

— Мигель? Разве ты не должен все еще быть... эм... не здесь? И где Луна?

Мигель отвернулся и пошел в сторону дивана к недосмотренному фильму и мороженому.

— Док меня отымел и выставил за дверь.

Дев скривился.

— Ну и урод. Знаешь, я всегда считал, что разбираться с закидонами другого парня — самое худшее для гея. И девушки намного приятнее парней. Большую часть времени.

— Я вообще-то не гей, ослина. Только из-за того, что я хочу дока, сиськи свою привлекательность внезапно не потеряли.

Дев уселся на другую сторону дивана.

— Ничего не понял.

— Не ты один. Ну так что. Почему ты не встречаешься с Луной? Она классная девчонка. И сиськи ничего так.

— Это стремно, чувак.

Мигель с сожалением убрал в сторону пустую коробку.

— Какая часть? — подкалывать Дева его несостоявшейся сексуальной жизнью было бесконечно приятнее, чем думать о собственной. — Восхищение ее личностью или формами?

Дев нахмурился.

— И то и другое.

— Почему ты не приглашаешь ее на свидание?

— А ты почему так одержим доктором Кончил-в-штаны?

— Какой обидчивый, — заметил Мигель. — И как показал опыт, он доктор Кончил-в-мой-зад.

Дева передернуло.

— Жесть, чувак.

— Ты первый начал. Иными словами, ты никогда не разрешишь Луне тебя связать?

Дев покраснел.

— Я...

— Огромный нервный комок, буквально сидящий в твоей заднице и ждущий, когда кто-то постучит в его закрытые двери.

— Господи, чувак, — Дев поежился. — Я хотел поговорить про тебя, а не себя.

— Разве? — в ответ буркнул Мигель. — У Луны кажется очень много пристрастий, а? Для тебя это проблема?

— Возможно. Не знаю. А для доктора Кончил-в-твой-зад, обнаружившего тебя привязанным к лестнице?

Мигель закрыл глаза и буквально услышал удивление в профессорском голосе и почувствовал ненасытную властность в хватке его пальцев.

— Похоже, что да. Ну так что, предпочтения Луны для тебя проблема?

— Не столько проблема, сколько... Эй. Придурок. Моя очередь спрашивать. Так что пошло не по плану?

— Думаю, секс удался, а вот близость для него настоящая проблема. Мне как всегда повезло. Из всех людей на планете, в кого я мог бы влюбиться, я выбрал эмоционально-недоступного мужика, которому просто хочется потрахаться.

Дев расхохотался.

— Всего-то?

— Иди в жопу. Можно подумать ты лучше. Ну так, в чем твои сложности или их отсутствие насчет извращений Луны? Боишься, что она тебя свяжет, и тебе понравится?

— Не совсем, — лицо Дева вытянулось. — Ладно, может чуть-чуть. Послушай. Этим типа сложно делиться.

— Просто говори и все, чувак. Ты итак в курсе всех моих выходок.

— Я никогда не встречался с девчонкой, знающей о сексе больше меня, — выпалил скороговоркой Дев. — Это пугает.

— А ты предпочитаешь в постели быть главным?

Дев закатил глаза.

— Да я даже не знаю. Девчонки, с которыми я спал... не знаю... не совсем подходили для обсуждения плюсов и минусов связывания посреди секс-шопа. Большая часть даже чертовы гондоны в аптеке стеснялась купить.

Мигель ухмыльнулся.

— Или просто были жадными. «Ой, сходи сам купи. Я стесняюсь». Развод чистой воды, приятель. Поверь. Или тебе стоит поискать не таких тихушниц. Например, Луну.

— А что если мне нравятся... оральные ласки?

— Ей, скорее всего, тоже. Как и большинству девушек. Должен сказать, совсем не удивительно, что у тебя такие проблемы. Экстренное сообщение. Девчонкам нравится кунилингус. Очень.

— Пошел ты. Я не об этом, и ты, мать твою, прекрасно это понял. Зачем я вообще это с тобой обсуждаю. У самого-то не очень получается.

Мигель показал Деву средний палец.

— Я, во всяком случае, потрахался.

— А потом оказался за дверью, — огрызнулся в ответ Дев.

— Пофиг. У меня был секс.

Дев несколько секунд рассматривал Мигеля, а затем фыркнул.

— Ты такое трепло.

Мигель схватил подушку и уткнулся в нее лицом.

— Ди н уй. Убирайшя.

— И все же, чего ты от этого чувака хочешь? — спросил Дев.

— В шмышле? — слова из-за подушки выходили приглушенными.

— Ты хотел потрахаться, тебе это удалось, так? Тогда в чем проблема?

Мигель застонал.

— Ты такой долбанутый!

Мигель уронил подушку себе на колени.

— Ты Луне-то расскажешь о своей заинтересованности в глубинном изучении собственного зада? — Мигель притворно расчувствовался. — Если пускаешь кого-то в душу, не препятствуй проникновению в задницу.

Дев покраснел до свекольного оттенка.

— Иди на хер.

Мигель задумчиво уставился на Дева.

— Может и схожу.

— Что? — теперь Дев выглядел испуганным.

— Да издеваюсь я над тобой, гомофоб недоделанный.

Дев нахмурился.

— Слушай. Если кто и будет исследовать мою задницу, так только Луна, а никак не ты, — глаза Дева округлились до размера блюдец. — Привет, как-то не очень прозвучало.

Мигель обернулся и встретился взглядом со стоявшей на пороге Луной.

— Я очень рада, что вы, мальчики, подружились, — с каким-то воинственным блеском в глазах произнесла Луна. — Мигель, тебе нужно поговорить с доктором Кончиловски. У вас целая куча неразрешенных вопросов.

Дев поднялся.

— Я тоже, наверное, пойду.

Луна подлетела к нему и ткнула пальцем в грудь.

— Сядь на место.

Дев послушно вернулся на диван.

Луна покосилась на Мигеля.

— А тебе уже пора, papi. Думаю, Дев пришел сюда не ради тройничка. Так ведь?

У Дева отвисла челюсть, а следом вырвался возмущенный вопль.

Луна оседлала его колени.

— Хотя, готова поспорить, что смогу заставить его сделать то, чем раньше он никогда не занимался. Правда, carajito[20]?

— Лучше я пойду, — произнес Мигель. — Проследи, чтобы она про твою заднюю дверь не забыла.

Ни Дев, ни Луна не в состоянии были ответить, поскольку были заняты пожиранием лиц друг друга, поэтому Мигель ушел не прощаясь.

***

Пятница, 6 декабря.

Квартира Мигеля.

Эванстон, штат Иллинойс.

 

Мигель не успел зайти в квартиру и включить свет, как зазвонил телефон. Это был док.

— Да? — осторожно ответил Мигель.

Олдридж нервно откашлялся.

— До моего, э-э, сведения донесли, что я вел себя, э-э, неподобающе.

Мигель сдержал порыв ответить, потому что первой на ум пришла едкость.

— И что ты об этом думаешь? — спросил он максимально вежливо и спокойно.

— Что был потрясен, — иронично ответил Олдридж. — Что не умею нормально реагировать на спонтанность. Что вообще не люблю сюрпризы.

Мигель фыркнул. Он включил на телефоне громкую связь и начал стягивать одежду.

— Чем ты занят, Мигель?

— Раздеваюсь. Здесь жара стоит градусов под сто, и я не могу перекрыть проклятые батареи. До трусов уже вспотел. Никто не заставляет тебя смотреть, papi. Никто не принуждает тебя что-то делать.

— Знаю.

Раздевшись до белья, Мигель плюхнулся в кресло.

— Чего ты хочешь, док? Серьезно. Просто скажи мне. Хватить насиловать мой мозг.

Резкий, сухой звук заполнил комнату, когда Олдридж горько рассмеялся. 

— Насиловать твой мозг. Точно. Я вернулся с работы и обнаружил тебя, привязанного к лестнице. И оказывается, именно я имею твой мозг.

Мигель вздохнул.

— Ты не обязан был трогать меня, не говоря уже о том, чтобы трахать.

Снова повторился тот горький, ломкий смех.

— Нет. Если это была проверка, то я ее не прошел. Считаешь, мне стоит отказаться от вашего курса?

— Нет! — воскликнул Мигель. — Господи. Нет. Послушай. Все решаемо. Мы же взрослые люди, так?

— А это, мистер Кордеро-Руис, спорный вопрос.

— Ага. Так вот что? Проблема во мне? Просто скажи это, и я отстану. Задерну шторы. В твой кабинет ходить не буду. Никаких больше переписок. Мы поступим так, как ты скажешь. Преподаватель и студент. Ты этого хочешь?

Олдридж молчал довольно долго, Мигель даже проверил, не скинулся ли вызов.

— То, чего я хочу, слишком сложно.

— Какой-то клуб непонятливых мужиков, док. Добро пожаловать. Население — практически все мужчины на планете. Я понимаю, что это сложно. Возможно, я би и нестерпимо хочу своего преподавателя, а он мужчина и на десять лет меня старше. Мою семью ни один из этих пунктов не устроит.

— Возможно би? — переспросил док.

— Пошел ты. Еще три месяца назад я считал себя натуралом. А потом ты врываешься в мою жизнь, все к чертовой матери переворачивая с ног на голову. Это не у тебя сложности.

— Если проблема во мне, зачем тебе вообще это нужно? — раздраженно спросил док. — Почему я?

Мигель застонал.

— Как оказалось я торчу от красивых серых глаз и галстуков-бабочек. Да какая разница.

— Для меня это тоже не просто.

— Да ну, — Мигель уставился в трещину на потолке. — Я понимаю. И для меня тоже.

— Нет, не понимаешь. Мой бывший...

— Жених?

— Мы с Тимом не были обручены. Может, при других обстоятельствах, он бы сделал предложение. И я не уверен, что согласился бы. Но у нас были... проблемы. Нелегко решаемые.

— Например? — спросил Мигель, расстроившись, что док избегал любой настоящей информации. — Кто-то из вас храпел, оставлял в масле крошки, никогда не мыл посуду, забывал подстричь лужайку или что?

— Не понял?

— Из-за подобной херни ругаются мои родители. Ну, из-за этого и еще всякой несерьезной мелочи.

— Нет, — холодно ответил Олдридж. — Мы ругались из-за того, что я каждый раз вздрагивал, когда он ко мне прикасался. Из-за того, что я постоянно на него смотрел. Из-за моего жуткого поведения. Из-за холодности и отстраненности. Из-за того, какая я сволочь. И эгоист. Особенно в постели.

Мигель скривился. Этот Тим, похоже, самовлюбленный индюк.

— Я считал тебя полной противоположностью эгоизму, по крайней мере, пока ты меня за дверь не выставил. Но с прикосновениями у тебя проблемы, да?

— Мы уже определились, что я ненормальный, — док охренеть, как чопорно это сказал.

— К черту нормальность. Какие у тебя... э-э... жесткие границы?

— Мои что?

— До того, как Луна унеслась надирать тебе задницу, она мне целую лекцию прочитала на тему границ, стоп-слов и прочей фигни. Потому что все проблемы в сексе решаемы, ее слова. Мы просто должны договориться.

— Матерь божья. Мы, как два слепых, ведущих друг друга.

Мигель фыркнул.

— Есть такое. Ты мне нравишься, papi. Очень сильно. А от твоего члена я просто в восторге. Я готов решить любые возникшие у тебя проблемы.

— Как великодушно с твоей стороны, — сухо произнес док.

— Я хочу попробовать, — Мигель проигнорировал сарказм Олдриджа. — Пожалуйста.

И снова док надолго замолчал.

— Ты здесь, papi?

— Наверняка, я об этом пожалею, но ладно.

— Ладно что?

Олдридж фыркнул.

— Хорошо, мистер Кордеро-Руис. У нас будут правила. Меры предосторожности. И мы должны оставаться очень осмотрительными.

— Но мы попробуем? — Мигель был взволнован так же, как ребенок в рождество.

— Да. Мы попробуем.

 

Глава 16

Границы Олдриджа

 

Пятница, 6 декабря.

Дом Олдриджа.

Эванстон, штат Иллинойс.

 

— Думаю, нам необходимо установить некоторые основные правила, — предложил бестелесный голос Мигеля. Оба сидели в креслах у себя дома и разговаривали по громкой связи. С единственным отличием — Олдридж, как всегда, наблюдал за Мигелем. — Типа… Решить, что совершенно недопустимо, придумать стоп-слова и всякое такое.

— Уверяю вас, мистер Кордеро-Руис, это не такие отношения. Я не стану ходить в коже, и красной комнаты в моем доме нет.

— Боже, даже не знаю, кто из вас хуже: ты или Дев.

— Кто, — холодно поинтересовался Олдридж, — такой Дев?

— Типа друг. Он мой сосед и сразу предупредил меня о твоем пристрастии к слежке.

— Эм. Он. Тот студент, который жаловался на меня декану Джеффри. Повезло, что я работу не потерял, — тот случай все еще вызывал в Олдридже стыд, смущение и раздражение.

— Ага. Если это как-то поможет, то он не такой придурок, каким кажется, и если бы он не предупредил, я бы о тебе никогда не узнал. А для нас все неплохо сложилось, ведь так?

— Думаю, да, — согласился Олдридж. — В зависимости от того, что означает для тебя это «неплохо».

— Для меня «неплохо» — это мы с тобой говорим обо всем.

— Как с твоим любопытным другом Девом?

— Чем больше его узнаешь, тем меньше он бесит. А еще я уверен, что моя соседка Луна натаскает его на тему того, как не быть настоящим козлом. Но как бы там ни было, вы оба мыслите штампами. Тебе понравилось, когда я был связан и в полном твоем распоряжении?

Олдридж вспотел, потому что стопроцентным ответом было — «да».

— Док? Ты еще там?

Олдридж прочистил внезапно пересохшее горло.

— Да.

— Итак, у тебя есть пунктик насчет прикосновений...

— Я могу его перебороть, — выпалил Олдридж. — Больше времени проводить вместе, и я смогу перебороть. Я хочу секса. Мне он нравится...

— Эм, круто, потому что я не против повторить. И поскорее.

— Ага, ну, как я и говорил. Мне нравится секс. Просто для меня есть несколько моментов, создающих в этом сложность.

— Например, прикосновения. Уязвимость и тесный контакт.

Так прямолинейно, это прозвучало ужасно. Неудивительно, что Тим его бросил.

— Да, в общем и целом, да. Но со временем станет легче...

— Получается, решением этой проблемы станет моя ограниченность действий. Я не против и считаю, что это поможет, согласен?

Олдридж уставился на Мигеля в бинокль, пытаясь рассмотреть искренность на его лице, а потом понял, насколько это глупо.

— Приходи, — произнес Олдридж с надеждой, что ошибку не совершал.

— Приходить куда?

— Ко мне. Мы поговорим. Просто поговорим. Лицом к лицу. Перекусим и обсудим все, как разумные люди.

Мигель подскочил и поднял джинсы с пола.

— Понимаешь, как ты мне нравишься, док? Ради тебя я готов надеть джинсы.

***

Пятница, 6 декабря.

Безукоризненная кухня Олдриджа.

Эванстон, штат Иллинойс.

 

Мигель белым вихрем ворвался в дом: на улице снова пошел снег. Олдридж забрал его парку и повесил на антикварную вешалку, пока Мигель стягивал с ног кроссовки. На нем были носки с рисунком скелета ступни.

— Эти носки...

Мигель поднял одну ногу. На подошве были прорисованы подушечка стопы, свод и пятка.

— Классные, да?

И Олдридж не устоял. Он вжал Мигеля в стену и поцеловал. Тело прошило дрожью. Олдриджу нравилось всё: издаваемые Мигелем жалобные звуки, как тот таял от прикосновений, как послушно открывал рот без спешки и лишних вопросов. Но потом Мигель поднял к Олдриджу свои руки, и на мгновение профессор замер, но парню оказалось этого достаточно, чтобы одернуть ладони, будто пойманный на воровстве ребенок.

— Проклятье, — простонал Олдридж. — Я безнадежен.

— Нет, неправда. И официально заявляю, что ты улетно целуешься, док. Носки стоили каждого цента. Прошлым летом я купил их в Музее науки и промышленности, куда ходил вместе сестрой. Лучшая спонтанная покупка в мире.

— Значит, пока ты не хочешь сбежать?

Мигель закатил свои темные глаза.

— Не-а, papi. Пока нет.

— Эм. Ну, — Олдридж получил беспричинное удовольствие от ответа. — Хочешь выпить? И можем поесть, когда захочешь. Если тебе нравится французский луковый суп. Я не подумал спросить...

— Суп подойдет. И воды. Сомневаюсь, что алкоголь сейчас будет уместен.

Олдридж смущенно усмехнулся.

— Согласен. Пойдем.

Он повел Мигеля в свою впечатляющую кухню. Здесь делал ремонт Тим, и он сохранил все шкафчики, сняв лишние слои краски, чтобы добраться до дерева. Он установил гранитные столешницы и кухонный островок, идеально вписавшийся в кухонный гарнитур, и обновил всю бытовую технику. В результате получилась теплая и уютная кухня, ставшая одним из любимых мест Олдриджа.

— Вау, — протянул Мигель. — Abuela любого прикончила бы за такую кухню, — он уселся на один из высоких стульев за островком. — Убийственно выглядит.

Олдридж включил духовку и достал из холодильника сыр. Он нарезал багет, сложил кусочки в две керамические формочки, налил сверху суп, присыпал тертым сыром и отправил в духовку. Остатки нарезанного хлеба Олдридж сложил в корзинку с салфеткой внутри и поставил на стол соусницу с приправленным оливковым маслом.

— Суп будет готов через минуту. Ничего особенно, потому что для себя я обычно основательно не готовлю.

Мигель уставился на него круглыми глазами.

— Papi, предел моих кулинарных возможностей — китайская лапша с яйцом вкрутую, разогретая в микроволновке. А это что-то удивительное, — Мигель макнул кусочек хлеба в масло и с видимым удовольствием съел.

Таймер пропищал о готовности, и Олдридж достал суп из духовки, поставив одну из форм перед Мигелем.

— Осторожно. Форма очень горячая. Ну, то есть, естественно, горячая. Это же очевидно.

Мигель фыркнул, но ни слова не сказал. Он взял ложку и прорезал расплавившийся сыр.

Олдридж задержал дыхание, понимая, что это глупо, но ему очень хотелось услышать одобрение Мигеля. Это всего лишь суп, и последнее, что должно было волновать Олдриджа — понравится ли его стряпня этому мальчику. Но профессор все равно ждал, глупо затаив дыхание.

— М-м. Бог ты мой. Да, горячий, как раскаленная лава, но удивительно вкусный. Черт.

Олдридж выдохнул со свистом, заставив Мигеля рассмеяться.

— Боялся, что мне не понравится, papi?

— Нет, конечно, нет. Ну, то есть. Да. Возможно. Просто я привык только для себя готовить. Когда мы с Тимом жили вместе, чаще всего готовил он, а теперь я один и снова могу есть, что мне нравится.

— В этом нет ничего плохого, — Мигель подул на ложку. — Как и в тебе самом. Ничего плохого. Я знаю парней и похуже. В смысле, это не соревнование, ничего такого. Просто ты не один со странностями.

— Ты говоришь о своей службе? — спросил Олдридж.

— Да. Меня не отправляли в горячие точки. Я работал в госпитале ВМФ помощником рентгенолога. Именно поэтому я выбрал рентгенологию. Но в больнице я на многое насмотрелся. Представляешь, значение слова «нормально» приобретает совершенно иной смысл.

«Нет, не представляю».

— Наверное, — Олдридж осторожно зачерпнул горячий суп.

— Например, один парень не мог спать со своей женой, потому что избивал ее во сне. Он перепробовал всевозможные лекарства и терапию. Помогло немного, но не до конца. И знаешь, что придумала его жена?

Олдридж проглотил суп и покачал головой.

— Понятия не имею.

— Она продала двуспальную кровать и заменила ее на бо́льшую по размеру, разделив по середине барьером из подушек. Видимо, это волшебным образом сработало. Она больше не спала в гостевой комнате. И семья стала счастливее. Нервозность того парня сократилась в разы, а вместе с этим ночных инцидентов стало меньше. Для него это не волшебная терапия. Они придумали способ, с помощью которого добились своего «нормально». Понимаешь?

— Да, теория мне ясна.

— Отлично. Хватит считать себя бракованным. Тебя всего лишь немного покорежило.

— Сильно покорежило, если говорить твоими очаровательными словами.

Мигель отложил в сторону ложку.

— А еще классно, что я гибкий, — он смотрел на Олдриджа вызывающе. Воинственно. Непристойно.

Для Олдриджа стало новым открытием, что кто-то по-настоящему хотел за него бороться. А у профессора опыта в подобном не было, что невероятно пугало. Но под внешней показушностью Мигеля Олдридж распознал знакомую эмоцию — неуверенность.

Мигелю тоже было страшно. Различие лишь в том, что он от своего страха не бежал.

— Это здорово, — в итоге ответил профессор. — В смысле, твоя гибкость. А не я.

Мигель съел еще пару ложек и задумчиво уставился на Олдриджа.

— Мы должны обсудить жесткие ограничения.

Олдридж опустил ложку на стол и собрался с духом.

— Хорошо. Под жестким ограничением ты подразумеваешь то, что мы никогда делать не будем?

— Именно, — Мигель ткнул ложкой в сторону дока. — А мягкие — то, что можно делать, но в определенных обстоятельствах. Даже пример тебе приведу. Жесткое ограничение — на меня «по большому» не ходить. Нет. Никогда. Мягкое ограничение — ты можешь на меня пописать.

Олдридж выгнул бровь.

— Ты хочешь, чтобы я на тебя помочился?

— Нет, мать твою. Внимательно слушай. Если твое самое большое желание навалить на меня кучу, этого никогда не случится, потому что я просто тебе не позволю. Но если в подходящих обстоятельствах тебе ну очень захочется на меня помочиться, я разрешу. Это не мой фетиш, но ради тебя сделаю. Понимаешь?

— У меня нет ни малейшего желания на тебя испражняться.

— А говорил, что сильно покорежен, — фыркнул Мигель. Его слова заставили Олдриджа улыбнуться.

— Все-таки слегка подпорчен, — согласился профессор.

Мигель рассмеялся.

— Вот видишь, док? Другой разговор. Уже лучше. Ладно, твоя очередь. Давай по одному жесткому и мягкому ограничению. Например, прикосновения. Что нельзя и когда можно?

— Со временем я легче переношу чужие прикосновения. Так что это не совсем то. Скорее мягкое ограничение. А жесткое — быть связанным или еще как-то ограниченным в движениях. Не уверен, что когда-нибудь на это решусь. Никакого секса в публичных местах. Вообще ничего публичного. До тех пор, пока ты учишься в нашем университете. Слишком серьезные последствия. Я даже думать о таком не должен, но...

— Ничего публичного. Я понял. Черт. А есть еще входы помимо главного? Может, дверь на заднем дворе? Я могу к тебе через нее приходить.

Сердце Олдриджа забухало в груди от предвкушения и, возможно, небольшого страха. Потому что сто процентов что-то пойдет не по плану. Так всегда бывает. Но может — только может быть — на этот раз все обойдется.

— Да, на кухне есть дверь. Можешь заходить через нее из переулка за домом. Безумие какое-то, да?

Мигель пожал плечами и слопал еще один кусок багета.

— Значит, ты хочешь меня связать и воспользоваться?

Олдридж нахмурился.

— Теоретически. Определим понятие «связывания». Не знаю, что у тебя на уме, но к изголовью моей кровати не за что привязывать.

— Не переживай. Сексуальная жизнь?

— Эм. Практически отсутствует?

Мигель фыркнул.

— Нет, papi. Я не о том, занимался ли ты незащищенным сексом, и нужно ли мне об этом волноваться?

— Эм. Нет. Думаю, нет. Я бы только с Тимом, и ежегодно сдаю кровь на венерические заболевания, а с последнего анализа я больше ни с кем не спал, — Олдридж покраснел. Его сексуальная жизнь была печально ограниченной на партнеров и подробности.

— Я всегда предохранялся, и в армии кровь проверяли на ЗППП с каждым анализом, поэтому я чист. Но все же. Презервативы, да?

Олдридж кивнул, все еще пылая щеками.

— Презервативы. Точно. Очень разумно, — и Олдриджу тут же захотелось прикусить язык. «Разумно» — самое худшее слово для разговора о сексе.

— А как насчет наручников? Естественно, на мне, а не наоборот.

— Никак, — ответил Олдридж, собирая тарелки, ополаскивая и убирая их в посудомоечную машину.

— Очень жаль, — хитро ответил Мигель с очаровательной улыбкой. Он полез в задний карман и вытащил наручники с розовым мехом. — Потому что я одолжил их у Луны.

 

Глава 17

Мигель добивается желаемого

 

Пятница, 6 декабря.

Кухня в доме дока.

Эванстон, штат Иллинойс.

 

Док заметно паниковал, округлившимся стеклянным взглядом рассматривая наручники.

— У меня нет презервативов, — выпалил он.

— Мы можем заняться еще миллионом вещей, где не нужны презервативы, — заметил Мигель, несмотря на то, что парочка в его кармане лежала, потому что он настоящий бойскаут.

Глаза Олдриджа практически сошлись на переносице.

— Я не... даже не...

— Хочешь меня? Хочешь этого? Потому что, мы вовсе не обязаны это делать, papi. Если ты не готов. Или не в настроении. Или… — когда ему в голову пришла мысль, Мигель замолчал, обдумывая ее и наслаждаясь.

— Да? — док проговорил это очень высоко и тонко, вот-вот сорвущимся голосом. Олдридж сглотнул.

Голос Мигеля был полной противоположностью. Он стал хриплым.

— Я могу раздеться. Здесь. Или где тебе этого захочется. Ты можешь смотреть, как я трогаю себя. Даже можешь говорить где...

Его перебил Олдридж, схватив за футболку и сминая его губы своим ртом. Мигель спрятал ладони под ноги, во избежание попытки коснуться дока. Он верил — очень надеялся — что Олдридж не обманывал его и со временем привыкнет к Мигелю и позволит ему прикосновения. А сейчас, он настаивать не собирался.

И учитывая все обстоятельства, док поразительно классно целовался. А может именно из-за них. Казалось, что в поцелуй он вкладывал все свое внимание. Мигель ни о чем не думал: ни о том, когда ему отсосут, или чем бы он хотел позже перекусить или как было бы круто посмотреть телик. Нет, он всем своим существом чувствовал жаркое внимание Олдриджа и это в самом лучшем смысле ошеломляло.

— Раздевайся, — прорычал, отстранившись, Олдридж. — Хочу видеть тебя голым, — он сложил на груди руки и жадным серым взглядом, блестящим от предвкушения, просто наблюдал за Мигелем.

Мигелю дважды повторять не требовалось. Если док хотел видеть обнаженную кожу, Мигель с удовольствием ее покажет. Он хотел бы избавиться от одежды чуть изящнее, но это было просто невозможно. Он торо