I . Не отчудишь – не прославишься.

 

1. Кочемарцы обычно возили продавать выращенных ими поросят на железнодорожную станцию в Туму. Продадут поросят и на вырученные деньги делают различные покупки, причём не только себе, но и соседям по их просьбе.

    Вот как-то попросил Павел Иванович собирающегося на базар Петра Ильича купить ему в Туме сапоги. Удачно тот распродал своих питомцев, прошёлся по магазинам, купил детям гостинцы, не забыл и про просьбу Павла Ивановича. Но когда по возвращении домой вынул сапоги из мешка и добром их рассмотрел, то обнаружил, что они, оказывается, на одну ногу. Сильно расстроился мужик, неудобно стало ему перед приятелем. Когда тот пришёл за своими сапогами, Пётр Ильич стал извиняться, что вот, мол, Паша, не годятся сапоги, на одну ногу оказались, надо назад везти. - «Что ты, Петя, - говорит приятель, - зачем их отвозить, мне как раз такие сапоги и нужны: у меня ведь ноги-то, что правая, что левая, - одинаковые».

Не знаем, на самом ли деле у того мужика были необычные ноги, но сапоги эти злополучные он носил довольно долго.

 

      2. С гостинцами из Тумы связана ещё такая история. Возвратился в одной семье хозяин с базара, вынул из мешка конфеты и пряники и говорит одному из сыновей: «Вася, на-ка раздели всё это с Сашей по-братски!»

     - «А как это, по братски? – спрашивает сын. – «А это значит, себе поменьше, а брату побольше», - поясняет отец. – «Понял, - бойко отвечает сын, - только пусть тогда гостинцы Саша делит».

 

 3. Трое мужиков сдали однажды в касимовскую заготконтору своих то ли свиней, то ли коров. До выдачи денег их попросили часа полтора-два подождать. Решили мужики, чтобы скоротать время, пройтись по городским магазинам.

  Среди них был известный в Кочемарах двумя особенностями человек. Он, во-первых, сворачивал необычно длинные и толстые самокрутки из табака-самосада, за что получил прозвище Егор-Труба, а, во-вторых, имел обыкновение надевать на себя очень много одежды. Носил, не считая кальсон, ещё трое-четверо штанов: тонкие, обычные, толстые, а сверху ещё тёплые - стёганые и 7, а то и 8 видов одежды на плечах: рубашка, гимнастёрка, толстовка, пиджак, куртка, поддёвка, пальто да ещё и плащ. И на всех этих одёжках – глубокие, вместительные карманы.

 Вот он в один какой-то, сам не помнит, карман, ещё дома положил справку из сельсовета о том, что скотина действительно его, а во время прогулки по Касимову набил в них банки консервов, бутылки с пивом, кульки-свёртки с конфетами и печеньями. Когда вернулись мужики за деньгами в контору, два его товарища быстро предъявили там свои справки, а Труба стал её искать. В карманах верхних штанов бумаги не оказалось. Он расстегнул ремень и стал искать злополучную бумагу в карманах следующих штанов. Не оказалось справки и там. Пришлось расстегать дальше: вторые, затем и третьи штаны. Наконец, вся их масса, включая подштанники, не выдержала веса банок и бутылок и с грохотом упала на пол. Перед изумлёнными работницами бухгалтерии предстал кочемарский мужик ниже пояса во всей своей красе…

Когда в компании Пётр Ильич, второй из тех мужиков, всё в новых и в новых подробностях рассказывал об этом случае, то третий, Егор Дмитриевич, обычно выговаривал виновнику скандала: «Да, тёзка, неаккуратненько тогда у нас получилось».

 

 4. В грязь, в холодную погоду ребятам не особенно-то хотелось играть на улице, и они обычно собирались в каком-нибудь доме группой по 5-7 человек. А это, конечно, создавало большие неудобства хозяевам. Бывало, расшалятся - приходится их с руганью выгонять.

  А Павел Иванович в таких случаях обычно действовал не грубостью, а хитростью. Вот один из таких случаев. Однажды, когда ребята уж больно сильно расшумелись, он нарочно вышел на минутку из избы, потом заходит и говорит: «Эх, ребята, что я сейчас видел: возле мельницы (а это позади огородов того мужика) самолёт сел. Интересный самолёт, похоже, что военный, да ещё всех ребят лётчики конфетами оделяют».

  Мало того, что ребята никогда ещё в жизни не видели самолёт вблизи, а тут ещё и конфеты! В один миг их всех с лавок как ветром сдуло. Бежали ребята изо всех сил, но, видимо, опоздали, - ни самолёта, ни конфет возле мельницы они уже не захватили.

 

 5. В одной семье жена уж больно сильно притесняла мужа. Заставляла его порой делать по дому не только свою – мужскую, но и чисто женскую работу. Вот как-то перед вечером говорит: «Вань, начисть-ка кастрюльку картошки – пожарим к ужину». Не успел мужик заполнить эту кастрюлю, баба с новым указанием: «Достань из подпола да начисть-ка ещё вот это ведёрко – поросятки маленькие, им лучше наварить чищеной картошки». Сделал Ваня и это дело. Но слышит новое приказание, что лучше почистить картошку для завтрашних щей сейчас - вечером, чем завтра вставать ей рано утром. «Слазь-ка в подпол, достань да почисть ещё одну кастрюлю», - предложила жена.

  «Слушай, Аришь, - не выдержал мужик, - а, может, нечего мне лазить в подпол то и дело, давай-ка я лучше залезу туда и за один раз перечищу всю картошку, какая у нас есть». К тому же после «перечищу» добавил для крепости ещё одно слово с предлогом «на».

 Похоже, что поняла баба горький юмор мужа, на некоторое время отстала от него.

 

 6. До сих пор в нашей деревне очень мало яблоневых садов. Даже в самые добрые времена из трёх сотен семей яблони имели 2-3 хозяйства.

Как-то два брата Шалашовых пошли купить яблок в один такой дом, ко вдове Васи Фролова.  Зашли в избу – никого нет: хозяйка, может, за водой пошла, может, во двор скотину кормить. А из печи, чувствуют ребята, очень вкусный запах печёных яблок идёт. Слюнки у них так и потекли. Осмелились они открыть заслон, достали чугунок – вроде, попробовать, да не удержались - чуть не целый чугунок и одолели. Уж незачем было остатки ставить обратно в печку - надо скорее уходить. Только вышли на мост (в коридор) – навстречу хозяйка.

  - «Вы чего это, ребята?» - «Да вот хотели яблок купить».

 - «Ну, заходите в избу, есть у нас яблоки, продам». - «Да нет, мы уж не хотим, спасибо». И с тем скорее шулюк на улицу – подальше от греха.

  Напрасно хозяйка кричала им: «Шура, Витя, вы чего это убежали?» Но, зайдя в дом, скоро обнаружила причину их столь быстрого исчезновения.

 

7. Немало смешных историй в деревне связано с широким применением прозвищ. Бывало, спросит приезжий, мол, где у вас тут живёт Василий Иванович или Иван Степанович, а ему могли искренне ответить, что нет такого мужика у них в деревне. «Да как же нет, - удивится приезжий, его ещё у вас Клюшкой зовут». - «А, так это Ваня-Клюшка, - соображает прохожий, - как же, есть такой, вон его дом возле болота». Да и в наши дни - спроси, например, о Щербакове Викторе Григорьевиче – не каждый догадается, кто это такой. А если спросишь о Вите Булычёве – любой скажет не только, где он живёт, но и в каком ныне состоянии.

 По привычному прозвищу могли обратиться к человеку прямо в глаза. Пошла как-то Валя Илюшкина к Акулине Ивановне и говорит: «Бабка Катря, мама просила передать, чтобы ты к нам на поминки приходила». А не знала того, что это не имя её, а прозвище, которое эта девочка обычно и слышала. Та, конечно, не обиделась: «Спасибо, Валенька, приду».

  А Васёк Шалашов однажды перепутал прозвища двух мужиков. Мужик по прозвищу Спекулянт продавал мясо только что зарезанного поросёнка. Нужны были ручные весы – безмен. Такой безмен (почему-то он назывался к а нтер, может, это какая фирма иностранная) был у мужика по прозвищу Фестиваль. Вот того парня послали за весами к Фестивалю. Пришёл он и говорит: «Дядя Федя, дай нам кантер – Фестиваль мясо продаёт, надо взвесить».  Не сразу тот догадался, кто же чего продаёт, а когда понял, в чём дело, то не обиделся, заулыбался и весы Васьк у дал.

 

 8. В Кочемарах редко когда народ называет соседнее селение «село Китово» или «Китово» - зовут просто – село, и всем понятно, что это и где. «Где был?» - «На селе». «Куда идёшь?» - «На село» и т.д. А возле этого села находится кладбище, где хоронят и кочемарцев.

Как-то один долго не бывший в деревне человек заехал к своему давнему приятелю. Зная обычаи кочемарцев звать людей не по имени, а по прозвищу, на подходе к дому спрашивает прохожего: «А Петушок-то дома сейчас? Хотел бы его увидеть». «Нет, отвечает прохожий, - он на селе». - «Ах, жаль. А долго он там будет? Может, подождать?». – «Не дождёшься ты его». – «Это почему же? - удивляется приезжий, - он что - сегодня не вернётся?»  - «И сегодня, и завтра не вернётся», - слышит ответ. – «Так что у него там за дела? – всё сильнее недоумевает приезжий.

 - «Да умер он, на село отнесли», - пояснил, наконец, любивший иногда пошутить Шурик Сахонишкин.

 

    9. В нашей деревне всегда были и до сих пор остались особого типа женщины, которые постоянно жалуются на своё здоровье, охают, ахают, ходят тихо, осторожно, бывает, что и с палочкой, и так «скрипят» до 100 лет. А их мужья, вроде бы здоровые, работающие за двоих, почему-то, наоборот, умирают даже раньше положенного времени.

   Как-то Колюнь, встретив одну из таких женщин, обратился к ней за разъяснением: «Что это у тебя, малот, всегда, даже летом в самую жару, голова то платком, а то и шалью обвязана?» А та отвечает: «Ох, Колюшка, милай, страдаю я; ах, как страдаю: у меня вить на лбу такая трешшина - с Дуньш и ну канаву». А это, надо пояснить, специально прорытая для осушения поймы Оки канава - километров 7 длиной и несколько метров шириной.

 - «Знаю, где у тебя какая трешшина. Пахать на тебе надо», - а, может, как и покрепче выразился про себя мужик, плюнул и пошёл дальше.

Однако разговор этот в памяти кочемарцев остался, и до сих пор о такого типа женщинах здесь говорят: «А, это у которой на лбу трешшина!» или: «Да у ней, поди-ка, тоже трешшина во лбу!»

 

  10. Уже взрослый, но недалёкий умом мужик, Коля Индюшка, купил себе наручные часы и, бывало, подолгу любовался ими, приподняв рукав, хотя добром и не понимал, сколько они показывают времени.  

Как-то он шёл с реки, с пристани, а навстречу ему из Кочемар - женщина. Желая похвалиться перед ней, тот мужик опять залюбовался своими часами. А та и спроси: «Коля, сколько времени, пароход-от скоро подойдёт?» - «Торопись, а то опоздаешь – уйдёт твой пароход», - посмотрев внимательно на часы, сочувственным тоном ответил мужик.

    Та пустилась к реке вприпрыжку, боясь опоздать, но пришлось ей ждать на пристани ещё добрых часа два.

    

     11. Для кочемарцев прибытие парохода на пристань был большим событием. Здесь, забежав в буфет парохода, можно было купить редкого тогда пива или вкусной московской колбасы.

      Тот же мужик с часами как-то задержался у прилавка буфета, выбежал на палубу с покупками после третьего, отвального, гудка, когда сходни уже убрали. Ему бы сразу прыгнуть с палубы на пристань, преодолев 30-40 сантиметров, но он почему-то сначала стал передавать друзьям бутылки с пивом и свёртки с колбасой, оставаясь на пароходе. А пока передавал, расстояние между пароходом и пристанью, становилось всё больше и больше. Ничего не оставалось делать мужику после передачи продуктов, как прыгать в воду прямо в одежде.

       Много было с обеих сторон смеха и всяческих советов бедолаге, пока тот, добром не умея плавать, добирался до берега.

 

      12. Добираясь на попутных из Кочемар до Касимова, группа молодых ребят оказалась в придорожной столовой на полпути до города. Заказали обед. Все начали есть горячие щи, а один сидит не ест. - «Ты чего это, Николай, не ешь? – спрашивают товарищи. - «Да вот жду, когда щи остынут, я их тогда питком через край и съем», - ответил Коля Бедила. А выждав момент, действительно взял тарелку в руки и за 3-4 глотка опорожнил её.

 

     13. Сидят как-то раз Григорий Степанович и три его взрослых сына дома, разговаривают о том, о сём и захотелось им сильно пить. Хватились, а воды в вёдрах нет – надо кому-то идти за водой на колодец. А идти туда, может, со вчерашнего похмелья, никому особо не хочется, хотя до колодца каких-нибудь 30 метров.

      Долго спорили все четверо по этому поводу, наконец, отец не выдержал, взял кружку и пошёл с ней к колодцу. Не поленился бадьёй на вороте поднять 10 литров, зачерпнул себе кружку, напился, остальную воду из бадьи вылил на землю и с пустой кружкой – домой. Примеру отца последовали один за другим все его сыновья. Каждый доставал целую бадью из колодца, выпивал кружку, выливал остальное на землю и – домой. А в дом воды так и не принесли.

     Оценив комичность произошедшего, сами ребята подавали потом друзьям этот случай в качестве анекдота о сверхнеобычном поведении.

 

      14. Несмотря на довольно трудную жизнь, в общении кочемарцев друг с другом было немало юмора, смешных, остроумных выражений.

       Так, молодой парень при встрече с долго не виданным приятелем мог воскликнуть: «Здорово, годок! Сколько лет, сколько зим! А помнишь, в    17-м? Дождь, слякоть, а мы на лыжах!»

       Зайдя в дом с зимней улицы, могли выразиться и так: «Ну и крепок мороз! Хорошо хоть, его от лица быстро ветром относит».

      Павел Иванович на вопрос: «Ну, как вчера кино, о чём?» обычно отвечал: «Хорошее кино – божественное, про волков».

       Как-то в весёлой компании Коле Горетому предложили побороться. Он сразу нашёл чего сказать: «Погоди-ка маленько, я пойду подрищу» с намёком, что у него с испугу понос приключился.

       За праздничным столом кто-то сделал замечание Колюню: «Что это ты, Дмитрич, не поёшь с нами?» - «Да какой из меня певец, - стал оправдываться тот, - не могу я петь - у меня ноги кривые».

       А когда Грише Буряку какая-то женщина попеняла: «Что ж ты так водку-то жрёшь! Тебе же нельзя так много пить, у тебя ведь сердце больное!», тот со словами: «Да главное - здоровье, а сердце-то, - чёрт бы с ним!» хлобыстнул ещё один порядочный стакан.

 

       15. Или такая вот шутка. После XXII съезда КПСС везде: в газетах и по радио, в школах и институтах, в многочисленных лекциях в клубе, - стали говорить о скором пришествии коммунизма, о присущем ему изобилии, и слово «изобилие» стало, пожалуй, самым употребляемым в то время, в том числе и в Кочемарах. Многие, конечно, пытались представить, какая же будет жизнь при этом изобилии.

      И вот тогда здесь появилось такое изречение: «Ничего, мужики, это не  так страшно, (или «нам бояться нечего»): пережили голод - переживём и изобилие».

 

       16. А вот диалог за столом, за которым в недавние времена ели из общей чашки,: - «Ты чево эт, Петя, то и дело по 2 куска мяса таскаешь?» - «Так теперь мне чево же, по 3 куска-то, подавиться что ли!»

       «Пирожки горячие, горячие!», - кричит на всю улицу продавщица в Касимове. «Так, если горячие, теперь мне чаво жа, обжеццы што ля? – вслух недоумевает кочемарский мужик.

      Как-то жалуется Коле Зотову одна из родственниц: «Колюшка, милай, какай-та грузная я стала, то и дело меня шатаить, а сердце-то так шшемить и шшемить – ну, вся в трушшеп! Подскажи-ка, Колюшка, што мне делать?» - «А вот хорошая диета есть для такого случая», - ответил тот и подробно расписал, чем и сколько надо ей питаться.

     - «Ой, диета-то хор о ша, - заключила страдалица, - только вот боюсь: сильней-та меня с неё не зашатаить?»

 

     17. Когда в начале 60-х годов появились в кочемарских домах первые телевизоры, то антенны для них ставили очень высокие. Тогда ещё не было телебашни в Мосолово, и антенны направляли прямо на Рязань, а это – лишние десятки километров. Вот и приходилось соединять в длину несколько сосновых стволов и собирать массу мужиков для их подъёма.

      Особенно высокой оказалась тогда мачта у Григория Степановича. После того как мужики, собравшись со всего Авинова конца, с великим трудом поставили её возле дома, тот не раз хвалился: «На мою антенну ни одна птица не садится – у одних голова от такой высоты кружится, а другие туда вообще долететь не могут».

 

 18. В тот период, когда грибы в лесу только-только появятся и их ещё мало, один мужик проделывал такую штуку: идя из леса, набьёт, бывало, в корзину почти доверху травы, а на неё положит грибов – вроде целую корзину боровиков насобирал.

  Повстречается ему какая-нибудь женщина и очень удивляется: «Пал Иванч, где эт ты стока грыбов-то набрал?» - «Да вон, малот, на Лисьих борк а х, – охотно отвечает мужик, - их там хоть косой коси!» Бросится целая толпа женщин с большими корзинами в лес, но ни на Лисьих борках, ни в других местах столько грибов, как у Павла Ивановича, конечно, не находят.

 

  19. В какое-то время кочемарский шофёр Петя-Петушок заимел обыкновение в пьяном виде наезжать на электрические столбы, после чего в деревне подолгу не было света – пока там специалисты-электрики появятся. Бабы обычно в такой день вели промеж себя такой разговор: - «Чавой-то свету нету – поди-ка опять Петушок столб сшиб». – «Да он, конешно, - опять пьяный в дымину ехал, как только, паразит, живой остался!»

И настолько такая ситуация стала в деревне привычной, что очередное отключение света вызвало большое недоумение. Теперь бабы заговорили так: - «Не пойму, отчего опять света-то нету?». Другая тоже в сомнении: «И мне непонятно: должен свет быть - Петушок-от трезвый проехал, ничего не задел!»

 

20. Сидит за столом семья, мирно ужинает, и вдруг у них прямо в избе в ближнем к улице углу появляется вся передняя вплоть до лобового стекла часть грузовой машины. Можно представить себе случившийся в этом доме переполох.

А это тот же Петушок на ГАЗ-51 врезался в стадо коров, которые возвращались вечером с пастбища, и, чтобы не задавить какую-то из них, завернул слишком сильно влево да и въехал на полном газу (да, поди-ка, и сам «под газами») к Буряку прямо на ужин.  

 Дом у хозяев был срублен не в чашку, а в лапу; окна на передней и боковой стенах были довольно близко друг к другу, да и от земли невысоко, так что препятствие для машины оказалось не слишком трудным.

 С тех пор слава о Петушке разнеслась далеко от нашей деревни.  

 

 21. Приобрела бабка Катр я себе для охраны хозяйства щенка неизвестной породы и почему-то назвала его Сержантом – может, вспомнила погибшего на войне мужа. Немало внимания уделяла она подрастающей собачке: часто можно было слышать её громкий зовущий голос: «Стяр-жант, Стяр-жант, Стяр-жант!». Ну, поскольку кличка была мужского рода, все думали, да и сама вдова в первую очередь, что у неё растёт кобелёк.

   Каково же было у всех удивление, когда Сержант…ощенился. Пришлось срочно придумывать для собаки новую, более подходящую кличку. Но дело запомнилось. Когда случалось потом в деревне что-либо неожиданное, необычное, так кто-нибудь при этом обязательно восклицал: «Вот те раз – а Сержант-то ощенился!»

 

     22. Рассказывают в деревне и о необычно сильном человеке, жившем когда-то здесь. Приводят такой эпизод. В канаве, которая протекает сразу за Авиновым концом, когда ещё здесь не был трубы с плотиной, и ездили прямо вброд по воде, - вот в этой канаве застряла лошадь с телегой. Хозяин понукает, хлещет её и вожжами, прут весь изломал, подталкивает телегу руками – ничего не получается: колёса телеги намертво завязли в глине.

     И тут подходит тот мужик-силач. «Сейчас, - говорит, - разберёмся, ну-ка давай распрягать». Дрожащую от напряжения и страха лошадь выпрягли, мужик взялся за оглобли и с трудом, но вытащил телегу из канавы вверх на ровное место. Отдышался и говорит хозяину: «Ну, вот, я сам-то еле-еле вытащил, а ты хотел тут на лошади проехать».

 

  23. А вот в драке в одно время непобедимым считался мужик из Волкова конца по имени Моська (Мосий). Вот, бывало, на престольный праздник соберётся толпа мужиков, как обычно, подвыпьют, и тот, важно подбоченясь, желая вызвать кого-то на единоборство, выкрикивает: «Ну, кто на Моську?» Конечно, никто выходить против него не осмеливался.

  Только однажды кто-то ради забавы выкрикнул: «Я на Моську!» Тот никак не ожидал такого ответа, на какое-то время даже онемел. Но «смельчак», видимо, только и хотел таким способом просто потешить толпу, потому что, когда Моська задал свой вопрос повторно, то прежнего ответа уже не услышал.

   В более близкое к нам время необычную силу показывал Лёня Лениський (из деревни Ленино, брат Алёшина Фёдора Егоровича). Тот брал в каждую руку по фляге с молоком (каждая по 50 кг) и с земли, без раскачки ставил их обе враз в кузов машины или в тракторную тележку.

 

  24. Трудно в это поверить, но про одного мужика рассказывают в деревне такую историю. Потребовался как-то ему небольшой пузырёк – может, соли хотел туда насыпать, чтобы взять на сенокос - огурцы там посолить во время еды, или, может, ещё какая была нужда.

 Так вот, покопался он на пол и чке, нашёл подходящий пузырёк. Да вот беда – осталось там ещё на донышке маленько йоду. Жалко добро выливать, так наш мужик не растерялся: взял ножик, чикнул по пальцу и залил ранку остатками того йода. Вот теперь хорошо, - подытожил мужик, - пузырёк пустой, можно и соли насыпать.

 

     25. Обычно к свадьбе или к проводам сына в армию в кочемарских семьях готовят на хлебе и свёкле очень вкусный квас. Делают его в большой литров на 30 кастрюле или в ушате, а то и во фляге.

      И вот как-то в семье Макаровых уже во время торжества хозяйке показалось, что её квас недостаточно сладок. Она вышла из-за стола, отправилась в чулан, открыла крышку ёмкости, сыпанула туда килограмма полтора песку, засучила рукав и стала рукой по самое плечо этот песок размешивать. И вдруг слышит: «Мама, ты чего это делаешь? Может, чего помочь?»  Опешив в первую секунду и осознав, что действует она не очень гигиеничным способом, хозяйка немного выпрямилась, оставив в жидкости только ладонь, и говорит: «Да это я вот свинье намешиваю – её скоро кормить надо».

     И тут же, увидев, что перед ней не новый, городской, а старый, деревенский, привычный к такому делу зять, со словами «А, это ты, Юра, да вот решила песочку в квас добавить» продолжила мешать в кадушке тем же манером, только ещё более энергично.

 

   26. Так уж получилось, что по соседству то ли с одинокой вдовой, то ли девицей-вековухой оказались дом а двух семейных мужиков с почти одинаковыми именами: по одну сторону Ванёк, по другую – Санёк.  В какое-то время люди заметили, что женщина забеременела. Несколько месяцев, вплоть до рождения ребёнка вся деревня была взбудоражена вопросом, кто же его отец: Ванёк или Санёк. А грешили именно на них потому, что народ примечал, как то один из них, то другой заходили к соседке: то картошку пропахать, то поросёнка зарезать, а то и просто гвоздь забить. А других мужиков тут вроде не замечали.

   После рождения мальчика выяснилось, что, действительно, третьего не было: ребёнок оказался – вылитый …анёк.

 

 27. Конечно, не во всех, но во многих кочемарских семьях не только взрослые, но и дети привычно выражаются матом, причём, свободно, будто так и надо. Вот одна бабушка выговаривает внуку: «Погоди, паразит, пойдёшь в школу – там из тебя дурь-то выбьют!» - «Нет, не выбьют, - с великой гордостью, хотя и со слезами, вступил в спор малыш, - у меня её много!». Только вместо «много» произнёс известное грубое слово с предлогом «до».

 Другой мальчик оказался в касимовской больнице с переломом ноги. Врач, желая посочувствовать страдальцу, спрашивает: «Где же это ты, милый мой, так ножку-то повредил?» - «Да это я с лестницы дарабазнулся» (опять здесь грубое матерное слово). Врач опешил и молча сел за стол, что-то стал писать. Мальчик смотрел, смотрел на него и спрашивает опять с выражением: «А что это у тебя, дяденька, такая ручка-то х…(в смысле плохенькая)?»

  Не знал доктор, как и отделаться от этого вундеркинда из Кочемар.

 

   28. А ещё один мальчик-дошкольник, попав в больницу, прославился в деревне по другому случаю. Принесли ему завтрак – он не ест, принесли обед – опять ни к чему не притронулся. Ну, подумали, что это болезнь так повлияла – аппетита нет. Но когда он и от ужина отказался, доложили врачу.

  Пришла женщина-врач, стал увещевать больного: «Что это ты ничего не кушаешь? Попробуй, как всё вкусно: вот котлетка с рисом, вот творожок, а, хочешь, съешь вот яблоко». Даже печений с конфетами предложила добрая женщина. - «Нет, - говорит мальчик, - ничего не хочу, мне бы теперь тюри». А это, если кто не пробовал, всего-то сладкая вода с накрошенным в неё хлебом. Вот без чего так сильно заскучал ребёнок. Может, он рос в такой семье, где особых разносолов-то и не ведали, а может, изо всех блюд ему действительно больше всего нравилась тюря, кто знает.

Уж коли речь зашла о детях и врачах, то можно привести такой интересный вывод, который сделал 3-летний малыш из своего опыта общения с врачами: «Тётя, которая животик или горлышко лечит, - эта тётя хорошая, добрая, она просто лекарство даёт, а вот которая попку лечит – та плохая – она уколы делает».

 

      29. Необычно сильным голосом обладал в деревне Петя Васючков. Как он вытягивал последнюю ноту куплета – а это с великой громкостью длилось почти целую минуту - не мог, нам кажется, вытянуть и настоящий оперный певец. Но если в деревне хорошо знали об этом и соответственно относились, то на стороне не раз попадал он со своим голосом в сложные ситуации.

    Однажды в столовой Гуся-Железного он, после доброй порции спиртного, так заорал во всё горло «И-эх, Ро-ди-на-а-а!», что сбежался чуть не весь персонал с целью прогнать вон нарушителя спокойствия. Однако сидевший с ним за столом совхозный агроном охладил их пыл вопросом: «Как? Разве вы не знаете? Это же известный артист из Москвы!» И для пущей убедительности, отвернув ворот пальто, показал на лацкане своего пиджака яркий, крупный значок участника переписи населения.

   Трудно сказать, этот значок Василия Павловича или действительно выдающийся голос Петра Филипповича убедили и официантов, и заведующего в том, что перед ними целая пара знаменитостей, и они обслужили кочемарских мужиков, как самых важных клиентов.

    А Василий Павлович, кстати сказать, потом не раз, важным жестом отвернув пальто и показав тот значок на пиджаке кондуктору, проезжал на автобусе до Касимова бесплатно.

 

    30. Повёз однажды Володя Бубень своего товарища-студента Шуру Шалашова на пристань к пароходу – до Москвы тому надо было в тот день обязательно плыть. Только ещё выехали из Стёпина прогона в низину перед Бором, раздался первый гудок. Значит, через несколько минут пароход отойдёт.

    Вооружившись прутьями, приятели принялись нахлыстывать мерина с обеих сторон. Мчались так, что колёса телеги почти не касались земли, больше летели по воздуху. В лесу за Музевом ребята услышали второй гудок. Но к третьему, отвальному, когда уж на пароходе собрались убирать сходни, всё-таки успели. Потом друзья уверяли, что от деревни до реки, а это больше 4 километров, они промчались за 6 минут.

   Выходит, что в умелых руках какими-то судьбами попавший к нам бельгийский тяжеловоз Барбансон мог развить скорость более 40 км в час.

 

  31. Кто-то из кочемарских шофёров - то ли Петя Петушок, то ли Коля Китай, который тоже был на всякие выдумки горазд, - в горячее время уборки зерна или картошки выкраивал себе лишний часок отдыха таким способом: отъедет в поле метров на 10 от дороги, заглушит машину и ложится под неё – вроде ремонтом занимается. Покопается для виду и спать.

    Правда, товарищи по работе скоро раскусили такой трюк, подняли озорника на смех. Так, тот пошёл дальше: разберёт на две части карданный вал, опустит концы на землю; товарищи едут мимо, решают – кардан шофёр ремонтирует. А тот там же, под машиной, спит. Но и этот секрет спустя некоторое время друзья разоблачили. Тогда выдумщик сделал вот что: на двух сторонах верёвочки или тесьмы завязывает петли, перекидывает тесьму через тот же кардан, ладони просовывает в эти петли и так, подняв руки вверх, лежит и спит себе спокойно. Товарищи едут, смотрят: руки у шофёра подняты, значит, на самом деле ремонтом занимается.  

   Вот этот фокус в деревне разгадали не скоро.

 

    32. Часть удочки – нить, к которой крепятся поплавок, грузило и крючок, в Кочемарах называют словом леска – от литературного названия л е са – или жилка – от материала, из которого она изготовлена. В общем, эти слова по своему значению здесь совершенно одинаковы. Могли спросить: «Леску-то размотал?» или: «А ты жилку мне купил?» и т.д.

  В связи с этим у кочемарцев вызвало большое оживление то обстоятельство, что девушка из Китова, которую все в школе знали как Лескина, после замужества получила фамилию Жилкина. Иные, кто, приехав из города, ещё не знали об этом, когда в компании говорили о Жилкиной, думали, что это просто так шутят, называя другой вариант настоящей фамилии, а многие теперь уже стали забывать, когда и как называли эту женщину: была ли она сначала Лескина, а потом стала Жилкина, или наоборот. И я вот тоже сейчас в этом вопросе засомневался.

  А в самих Кочемарах одна из «Журавлёвых», выйдя замуж, стала Перепёлкиной.

 

33. В период особой заботы высокого начальства о сфере бытового обслуживания населения здесь порой образовывались предприятия с довольно причудливым сочетанием видов деятельности.

 В начале 80-х годов кто-то не поленился послать в очень популярный тогда сатирический журнал «Крокодил», а тот опубликовал товарную этикетку такого содержания: «Гиблицкий кирпичный завод. Швейный цех. Стол кухонный». На этикетке красовалась и эмблема предприятия: стилизованная под длинноухого ослика рабочая часть швейной машинки.

Самое интересное, что этот швейный цех работал как раз в Кочемарах.

 

34. При устройстве похорон редко когда обходилось дело в деревне без Клани Крючка. Её обязанностями обычно были заготовка и разбрасывание по дороге можжевеловых или еловых веток, а любимым делом – выпивка и закуска на поминках. Но нередко она совала свой нос и в иные хлопоты этого обряда.

   Однажды зашла она во двор к мужикам-плотникам, строгавшим гроб, и стала пенять им, что гроб у них получился слишком короткий. «Он и для меня-то будет маловат, - заявила она, - а бабка Аксюта, она ведь вон какая холуд и на была!». Тут Пётр Ильич подмигнул своему напарнику Петру Фёдоровичу и говорит: «Ну-ка, Кланя, ляжь-ка в гроб, давай проверим, может, на самом деле мы ошиблись». И только та улеглась в гробу на стружках, как мужики накрыли его крышкой и с возгласами «Забивай!», «Понесли!», «Зарывай её к чёртовой матери!» принялись стучать молотками, будто в самом деле забивают гвозди.

  И только когда шутники в полной мере насладились криками «Караул!» и другими истошными воплями, они подняли крышку, а бедная Кланя так рванула со двора, что чуть ворота с петель не снесла.

 

    35. Любят кочемарские женщины посудачить о том о сём при ходьбе за водой. Что раньше, возле колодца, что в наши дни, у колонки, можно наблюдать такую картину: вроде бы, собрались расходиться две соседки по домам, взяли вёдра с водой в руки, вот уже сделали несколько шагов в разные стороны, но всё оборачиваются друг к другу и говорят, говорят – никак не разойдутся. И, что интересно, вёдра так в руках и держат, думая, наверно, что вот – сказано последнее слово, не из-за чего вёдра-то ставить. А до последнего слова, оказывается, ещё очень далеко.

 А вот с поставленными вёдрами произошла такая история. Дело было на Горе, у Колюнёва колодца, зимой. А в это время, когда берёшь в руки бадью «журавля» и разливаешь воду по вёдрам, то обязательно сколько-нибудь прольёшь мимо, поэтому не только на струбце колодца, но и возле него образуется сильная наледь. Так вот, то ли бабы при интересном разговоре действительно устали, то ли руки у них на холоду озябли, только свои вёдра они на эту наледь поставили. Трудно сказать, сколько они ещё после этого калякали, но, когда, наконец, собрались идти, хвать-хвать за вёдра - ан нет: они так пристыли, что не оторвать.

 Пришлось нашим трындычихам звать на помощь мужиков. Спасибо, подошёл Семён Крёня и отдолбил бабам вёдра тяжёлой пешней.

 

36. Наверное, повсюду существуют особые отношения между тёщей и зятем, снохой и свекровью, внутри треугольника мать – сын – сноха и мать – дочь – зять и так далее. Даже юмористы на сцене не обходят вниманием эту тему. Вот и в Кочемарах случаются среди таких родственников интересные события.

Как-то вышел приехавший из города к тёще на блины зять по утру в огород. А там на грядках замечательные огурцы растут: небольшие по размеру, твёрдые, сочные, с пупырышками, - так и просятся в рот. Но только зять нагнулся сорвать такой огурец, а тут, откуда ни возьмись, тёща со словами: «Ой, Витя, нельзя, не рви; это мы их на засолку пустим!» Тот сразу оробел, даже застеснялся своего не вовремя вспыхнувшего желания, и отправился к дому. А навстречу ему тут же с крыльца спускается жена и мимо мужа к матери: «Эх, какие огуречки-то у тебя хорошие, вот бы съесть!» Та самым ласковым голосом запричитала: «Рви, Нина, рви, дочка, вот на-ка тебе - самые вкусные, ешь!»

И мать с дочерью дружно оборвали чуть не целую грядку тех самых огурцов, которые должны были пойти на засолку.

 

    37. Много чего интересного случалось в переполненном автобусе на рейсе Касимов-Кочемары. У кого в великой тесноте очки раздавят, кто лишится какой-нибудь хрупкой вещи в багаже под ногами пассажиров, а уж оторванных пуговиц и  хлястиков не сосчитать. Были иной раз и более крупные потери.

    Возвратилась как-то одна бабка из Касимова, на остановке в деревне в давке едва протиснулась к выходу, чуть не вывалилась из дверей на снег. Отряхнулась, огляделась – нет калоши на одном валенке. Подняла крик: «Краул, батюшки, - калоши нету!»  - «Калошу, калошу дайте!» - поддержали вышедшие пассажиры. А автобус уже развернулся, поспешил на Лубяники в Ахонькин прогон. Видимо, услыхали там шум, уже на ходу выбросили калошу из автобуса; обрадовалась бабка, бегом за ней. «Слава богу, - думает, - есть добрые люди, нашлась пропажа.» Глядь, а калоша-то на ту же ногу, что и на ней, только размером побольше.

     Выходит дело, что на полу в автобусе была не одна калоша, и не одной нашей бабке пришлось покупать новую пару.

 

 38. Произошла эта история довольно давно, когда добрых дорог ни до Касимова, ни до Гуся ещё не было. Зато в Кочемарах действовал тогда свой роддом, от всех болезней лечили в Китовской больнице, там же делали вскрытие и выдавали справки о смерти. Только вот доехать туда по бездорожью чаще всего можно было лишь на лошади.

Так вот случилось – умер внезапно в том конце один мужик, а везти его до больницы оформлять справку некому: время – самый покос, никому браться за это дело особо-то не хочется. Вот бригадир и говорит вдове: «Сходи к Ваньке (был такой у нас слабенький умом, но безотказный мужик), он всё равно ничего не делает, так по деревне слоняется, попроси его съездить, а лошадь я дам».

Согласился Ванька, погрузил покойного на телегу ногами вперёд, сам сел сбоку, поехал на село. А где-то на Новом мосту или уж возле самой Чёрной речки натрясло его, припёрла нужда. Слез он с телеги и, чтобы вожжи не упали лошади под ноги, догадался заложить их мертвецу за голову, а сам в сторонку в кусты. Присел там, а на телегу посматривает. Ясное дело, лошади захотелось травки пощипать. Вот она и стала то опускать морду до земли за травой, то поднимать, эту траву пережёвывая. А вместе с тем, мужик из-за кустов видит, стала подниматься и опускаться не только голова, но и туловище покойного.

      - «А мертвец-то ожил, встать хочет!», - ахнул мужик-ездовой. Хоть и глуповат он был, а струхнул, и больше всего обеспокоился тем, как же он появится в больнице – повёз-то мёртвого, а привезёт живого. «Что же делать?» - заволновался он, возвращаясь к телеге. И не придумал ничего другого, как прихватил увесистую палку из валежника да и вдарил с усердием своему пассажиру раза два по лбу. Вот, подумал, теперь порядок.

       Так, что интересно, китовский врач сразу определил, что тут никакое вскрытие не нужно, причина смерти и так ясна - черепно-мозговая травма. Да и мужик тот признался, что, мол, было дело, приложился он тут палкой.

       Долго потом в этом деле разбирались, даже милицию вызыва<