Капитолийское заточение. Возвращение республиканцами права заседания в сенате

Тело убитого заговорщики собирались бросить в Тибр, имущество конфисковать, законы, принятые тираном, отменить. Но они не решались это сделать из страха перед консулом Марком Антонием и начальником конницы Лепидом.

Смерть Цезаря породила в Риме хаос, сами заговорщики это не предполагали и даже впали в панику, так же как и все. «Совершив убийство и опасаясь ветеранов Цезаря, заговорщики сразу же покинули курию и стали искать защиты на Капитолии в окружении рабов и гладиаторов»[9]. Убийство тирана вызвало бегство по всему сенату и по всему городу; в этом смятении некоторые сенаторы были ранены, другие погибли из-за сумятицы на улицах, погибли также и многие иностранцы. В силу этих причин, ряд неоправданных смертей оттолкнул народ от республиканцев, которые не скрывали своего заговора. Как сообщает Аппиан, они «бежали по Риму с криками, что убили царя и тирана, призывая граждан восстановить отцовский образ правления, напоминая о Бруте и древних римлянах, которые тоже составили заговор против древних царей»[10]. В данный момент развития событий этот лозунг был практически единственно эффективным оружием республиканцев. Эти речи нашли сторонников среди народа, их были единицы, но Аппиан считает, что они хотели лишь прославиться[11]. В общей же своей массе народ за республиканцами не последовал, и это привело последних в замешательство, так как им казалось, что убийство Цезаря будет встречено с энтузиазмом сенатом и народом. Уже вскоре выяснилось, что сам заговор бал тщательно подготовлен и удачно выполнен, однако программа дальнейших действий не была составлена из-за излишней самоуверенности убийц. Это, конечно, отразилось на последующем ходе событий, так как теперь принимать решения приходилось в чрезвычайной ситуации, что не могло не отразиться на качестве и результативности действий.

Возможно, заговорщики считали, что будет достаточно устранить тирана, а все остальное образуется само собой. Но, как всегда, действительность оказалась сложнее отвлеченных проектов, а пресловутая «республика предков» – куда более иллюзорным явлением, чем складывающийся на их глазах новый политический режим. Однако планом заговорщиков, составленным в спешке, было именно возвращение к строю их отцов. Следуя ему, «они решили раздать народу деньги в надежде, что когда одни начнут хвалить случившееся», то есть поддерживать заговор и проводимую республиканцами политику, «тогда и другие увлеченные сознанием свободы и стремлением к древней форме правления присоединятся к ним»[12]. По мнению заговорщиков, теперешний народ был истинно римским, а следовательно, он не мог не поддерживать республиканскую партию. Но нельзя не заметить их просчета: они не осознавали, что рассчитывали на два друг другу противоположных настроения, то есть, чтобы окружающие их любили свободу и одновременно за плату служили их интересам. Римский народ был далек по нравам от тех, кто некогда создавал Римскую державу: вольноотпущенники стали полноправными гражданами, хозяева по нравам походили на рабов, к тому же публичные раздачи хлеба неимущим привлекали в Рим бездельников, мошенников. Подобный народ готов был продаться всякому, кто их наймет, без сомнения перейти на сторону противников, если последние заплатят больше. По этой причине сторонникам Кассия было нетрудно нанять людей для одобрения их речей на форуме 16 марта.

«В этот день на форуме претор Луций Корнелий Цинна, к тому же родственник Цезаря по линии жены, сложил свои знаки преторского отличия, как бы из презрения к сану, данному ему тираном. Он предложил считать заговорщиков благодетелями и пригласить их из Капитолия, где они все еще оставались»[13]. Однако нанятая толпа сомневалась и боялась поддерживать убийц и требовала мира, полагая, что это спасет заговорщиков, так как после признания мира должна была следовать амнистия. Таким образом, настроения толпы находились на стороне цезарианцев. Лишь вступление Долабеллы, «consul suffectus», не вступившего еще в свои права, но явившегося в консульской одежде, сулило сломить настроение собравшихся, но только нанятых, после чего последние послали на Капитолий за Брутом и Кассием. Лидеры заговорщиков, следуя своему плану, сделали попытку призвать собравшихся поступать подобно своим предкам. По плану убийц, эта речь должна была быть встречена с энтузиазмом, но появление Брута и Кассия перед толпой не имело успеха, возможно, из-за того, что сторонники не могли выступить открыто, чтобы другие увлеченные сознанием свободы и стремлением к древней форме правления присоединились к ним. Они боялись, так как опасались других граждан, славы Цезаря, его последователей. В результате план республиканцев не имел успеха. Возможно, считать данный план хорошо продуманным и верным ошибочно, так как он полностью был основан на действиях и нравах подкупленной толпы. Она лишь требовала мира и амнистии для убийц Цезаря. Что удивительно, не было продумано запасного варианта или методов воздействия на эту толпу, а значит, план не мог быть успешным.

После неудачного выступления на форуме заговорщики отправили послов к Лепиду и Антонию для переговоров о «скорейшем завершении конфликта и избежании гражданской войны»[14]. По сути, посланники, подобно детям, оправдывались перед Антонием и Липидом, говоря, что «нужно со снисходительностью перенести происшедшее, так как все было сделано не из зависти, а из любви к отечеству»[15], уговаривая не разжигать гражданской войны, так как «это было бы преступно - продолжать вражду к отдельным лицам при таком опасном положении государства, что лучше было бы вместе с государственными неурядицами уладить и личные, хотя бы отложить их решение»[16]. Выступление послов Кассия и Брута выглядело как обреченная попытка оправдаться, хотя, возможно, это было единственно верное решение, так как, добившись своих условий, они могли активизировать свои действия, будучи вне заточения, что было бы, несомненно, более эффективно. Слова посланцев не были бы столь успешными, если бы лидеры цезарианцев были уверены в своих сторонниках и той части сената, которая тяготела к их противникам, и, больше всего, в Дециме Бруте, который имел в своем распоряжении большую армию. По этой причине, как считает Аппиан, «Антоний и Лепид решили выждать, попытаться привлечь на свою сторону войска Децима и отдать на рассмотрение этот вопрос в сенат»[17], конечно, играя главную роль в его решении.

Сенатское заседание состоялось в храме богини Земли 17 марта, так как Антоний не хотел собирать сенат в курии Помпея, находившейся недалеко от Капитолия, где были заговорщики с вооруженными рабами и гладиаторами, вмешательство которых могло изменить решение сената не в пользу консула Антония. А само здание заседания было окружено ветеранами Цезаря (наиболее реальной силой этого конфликта) и толпой, сочувствующей цезарианцам. Заговорщики на заседание не явились, возможно, опасаясь за свою жизнь, а значит, и за жизнь их цели. Но нельзя говорить, что республиканцы вовсе проигнорировали заседание (это было бы крайне необдуманно и глупо). Напротив, «перед заседанием близкие и родные заговорщиков перебегали в дома сенаторов, прося за них и за возвращение прежней формы управления государством»[18]. К таким действиям можно отнестись двояко. С одной стороны, заговорщики боялись за свои жизни, а значит, и за претворение своих планов, поэтому и не пришли на заседание, а действовали методом подговора сенаторов. Но с другой стороны, плебс не мог не видеть этого, вследствие чего убедился в малочисленности заговорщиков и еще больше склонился на сторону цезарианцев, далеко не сочувствуя республиканцам.

Сенаторам прежде всего было предложено высказаться о том, как следует поступить в сложившейся ситуации, но единства среди собравшихся не было. Так, было высказано предположение вознаградить их за тираноубийство или просто оставить в живых. Подобные решения показывают, что среди сенаторов были сторонники убийц Цезаря (среди них был претор Цинна и Тиберий Клавдий Нерон). Но Марк Антоний, председательствовавший на заседании, умело управлял ходом дискуссии. На предложение считать Цезаря тираном он заявил, что если он будет признан таковым, то все его распоряжения придется отменить, но в числе этих постановлений было немало таких, которые касались многих собравшихся. «Немало сенаторов обязаны были Цезарю своим почетным званием, некоторым из них были пожалованы должности и имения. Значительную часть сенаторов составляли люди незнатные, обязанные Цезарю своим высоким положением»[19]. А в случае объявления Цезаря тираном труп его следовало выбросить в Тибр, что не приветствовалось толпой, окружающей храм заседания. Сенату было известно, что плебс не сочувствовал заговорщикам и ждал мести за смерть диктатора. В итоге Цезаря тираном не признали и заговорщики лишились своеобразного титула «цареубийц, спасших отечество». Те сенаторы, которые только что поддерживали республиканцев или даже намекали на собственное участие в заговоре, теперь под угрозой потери выгодных и почетных назначений были готовы снова восхвалять убитого диктатора. Поэтому с большой легкостью прошло компромиссное решение Цицерона, который, несмотря на примирение с режимом Цезаря, в первые дни после его смерти открыто выразил сочувствие заговорщикам. «Цицерон предлагал поступить подобно афинянам: объявить заговорщикам амнистию, запретив обвинять кого-либо в смерти Цезаря»[20].

Таким образом, заседание сената, проведенное 17 марта, ознаменовало собой некое перемирие между цезарианцами и заговорщиками. Сенаторы не признали Цезаря тираном, а значит, все его принятые и запланированные им постановления оставались в силе. Заговорщикам же давалась амнистия, в результате чего они могли свободно заседать в сенате и могли соединиться с остатками помпеянцев в одну партию, которая могла стать сильнее, имея на своей стороне высшие классы, в результате действия республиканцев могли стать продуктивнее.