Боль — это Божье прикосновение к нашему сердцу

У нас есть надежда. Мы проливаем слезы, но с надеждой. Мы испытываем боль, но со Христом, Который дает нам великую надежду. Мы говорим: «Господи, я верю, что Ты сделаешь все лучше всех! Ты — Бог».

Если люди причиняют нам страдание — это Божьи люди. Ведь боль — это знак, которым отмечает нас Бог. Боль — это Божие прикосновение к нашему сердцу. Поэтому и существуют страдания.

Человек может не ходить в церковь и не исповедаться, но его первый диалог с Богом уже состоялся — через страдание. Эта боль — повод прийти к Богу.

Нет такого человека, у которого нет скорбей, который живет без боли. Поэтому не переживай за тех, кто пока не в Церкви. Не волнуйся — они придут. Нам о себе нужно беспокоиться. Действительно ли мы — церковные люди?

«Ну, Вы-то, конечно, церковный человек, — скажет мне кто-нибудь. — Вы же священник. Если Вы не церковный, то тогда кто?» Да, внешне я церковный человек, но внутри? Являемся ли мы с тобой в своей душе церковными людьми? Да, мы ходим в храм, скромно одеваемся, соблюдаем посты, читаем молитвы, знаем службу, кладем поклоны перед иконами и т. д. Хорошо, что мы делаем все это, но наша внутренняя жизнь также должна быть богоугодной.

Одна женщина сказала мне: «Отче, помолитесь, мои дети — нецерковные. Сын женился и не ходит в церковь!» — «Не волнуйся, — ответил я, — придет и его час, только ты не знаешь, когда. Его час наступит тогда, когда этого захочет Бог, а не ты».

Ты желаешь святой жизни всем людям; а кто-то, может быть, хочет, чтобы все попали в рай. И это совсем не плохо, это богоугодно. Но Господь говорит нам:

«У Меня — Свой ритм, Свое время, Свои способы, Свой план. И Я жду».

Так и этой матери следует научиться ждать. Придет время, и ее дитя обратится к Богу. «Правда? — спрашивает она. — Как это может быть?» Не волнуйся. Думаешь, жизнь не приготовила ему оплеуху? Но эта пощечина не будет наказанием. Это будет повод — какое-то событие, какое-то происшествие, разочарование…

Думаешь, твой сын не разочаруется в людях? Придет время — и ему причинят боль, огорчение, страдание, он почувствует себя покинутым… Какой-нибудь человек совершенно неожиданно скажет ему что-то ужасное, а люди, которым он до этого помогал, начнут презирать его.

И когда в этот момент ему понадобится помощь и поддержка, думаешь, он не найдет Бога? К кому еще он сможет обратиться со своей болью, своей тревогой, как не к Богу? Не ко мне, не к тебе. Мы — люди. Мы не спасаем других людей, мы сами нуждаемся в спасении от Бога.

Поэтому не волнуйся ни о ком, а молись о всех и в своих молитвах доверяйся Божественному Плану. Говори: «Господи, я вверяю все Твоей Божественной Любви. Я скорблю об этом мире, о людях, о своем ребенке — сыне, дочери…» Ты — человек. Как же можно не скорбеть, если у кого-то что-то плохо?

Твой сын ударился в буддизм. А кто-то увлекся восточными религиями. Или магией, или сатанизмом, или какой-то ересью. И мы скорбим. Мы не можем здесь оставаться равнодушными, бесчувственными. По словам апостола Павла, мы плачем и скорбим (2Кор. 1:6–7), но не как те, у кого нет надежды.

У нас есть надежда. Мы проливаем слезы, но с надеждой. Мы испытываем боль, но со Христом, Который дает нам великую надежду. Мы говорим: «Господи, я верю, что Ты сделаешь все лучше всех! Ты — Бог».

Скажу тебе и еще кое-что. Старец Паисий называл благой тревогой то, что испытывает человек, когда начинает тревожиться о своем спасении и о спасении других людей. Но если беспокоиться об этом больше, чем нужно, то это уже будет не благая, а чрезмерная тревога. Мы доходим до предела и начинаем впадать в отчаяние, панику, меланхолию, состояние безнадежности. Это уже нехорошо. Это — не скорбь по Богу.

Разумеется, святые любили людей и плакали о них. Когда они видели человеческие грехи, человеческую жестокость, то их душа начинала скорбеть, и они говорили: «Господи, неужели столько людей получат осуждение на вечные муки? Неужели стольких людей Ты отправишь в ад?»

Святые скорбели, плакали, страдали. Но в конечном итоге они всё доверяли Богу. Потому что в противном случае, если человек, к примеру, не в состоянии спокойно доверить Господу своего ребенка, а продолжает тревожиться и беспокоиться, знаешь, что получается? Фактически мы начинаем критиковать и осуждать Бога.

Ты возразишь мне: «Что Вы такое говорите, как я могу осуждать Господа? Я люблю Его!» — «Любишь?» — «Да!» Да, но когда в твою жизнь приходит отчаяние и тебя охватывает тревога о родных и близких, ты перестаешь доверять Богу и словно говоришь Ему: «Господи, Ты не умеешь управлять миром! Давай я скажу Тебе, как следует поступить! Ты не знаешь, а я знаю. Итак, сделай за месяц моего ребенка таким, каким я хочу его видеть. Пусть он начнет ходить в церковь, исповедоваться, слушаться священника. Господи, сделай его таким, как мне хочется! Ты не знаешь, что делать, — давай, я подскажу Тебе!».

Не кажутся ли тебе мои слова странными? Не кажется ли тебе, что сказанное мной звучит не очень хорошо? «Разве можно говорить Богу такое?» — спросишь ты. Однако ты говоришь Ему именно это.

Негодуя, ты фактически критикуешь Бога, говоря Ему: «Ты плохой властитель мира. Ты неправильно управляешь нашей жизнью и Вселенной». Мы начинаем судить Бога и думать о Нем так, как будто Он ничего не может. Разве это не грех? Не богохульство? А ведь именно это поселяется в нашей душе, когда в нас нет спокойствия и доверия к Богу.

Внутреннее спокойствие — это лучшая проповедь. Хочешь стать миссионером — прежде всего, успокойся. Лучший пример, который ты можешь показать, — это быть спокойным в своих действиях. Тихим, мирным и спокойным.

Даже если мир вокруг рушится, даже если все летит вверх тормашками — ты смотришь на все это и говоришь про себя: «Господи, а где-то во всем этом — Ты. Где-то рядом — Ты». Разумеется, мы видим все, что происходит вокруг, но…

Я понял это, когда смотрел по телевизору репортаж о землетрясении в Китае, когда погибли сотни людей, в том числе, и дети. В какой-то момент я отвернулся от экрана, потому что видеть это было слишком тяжело, но вдруг мне в голову пришла мысль: «Есть ли Бог посреди этого землетрясения?» Да, есть. «Но где же Ты, Боже мой? Где ты — в этом дыму, в этой пыли, среди детских трупов?»

Бог был там. И я сказал себе: «Что я хочу сейчас сделать? Чего хочет мой эгоизм?» Он хочет вылезти наружу и сказать Богу: «Что Ты делаешь?»

— «А ты что сейчас делаешь? — ответит мне Бог. — Ты молишься? Сидишь, переключаешь каналы, смотришь, что происходит на Евровидении… Разве не это ты делаешь сейчас? А что еще ты сделал? Я — сделал. Я пришел на землю, Я распялся. Я наблюдаю за тем, как живут люди, Я наблюдаю за тобой. Я помогаю тебе, укрепляю тебя. И Я хочу, чтобы ты последовал за Мной. Я говорил с тобой о многом. И говорил тебе, что если ты не послушаешь Меня, то сама природа восстанет против тебя. Души, покинувшие сейчас эти безжизненные тела, сейчас пребывают в блаженстве. Они в раю. А чего хочешь ты, когда критикуешь Меня? Кого ты осуждаешь? Бога?»

Вот что пришло мне в голову в тот момент.

Если в своей жизни ты научишься всецело доверять Богу, то поймешь, что Бог не приемлет критики. И что Он не зол. Это мы осуждаем Его. Это мы, осудив, предали Его на распятие, на крест! Но Бог — не Та Личность, Которую мы можем судить и осуждать.

Он — Тот, Кому мы должны доверять и поклоняться. Тот, перед Кем мы должны оставить свою убогую логику и ничтожный ум, настолько ограниченный, что из нашей памяти исчезает все подряд.

И Бог, видя нашу забывчивость, говорит нам:

«Ты, тот, кто не помнит, что ел вчера, теперь хочешь судить Бога, правящего миром? Я-то помню все. И могу прямо сейчас перечислить ошибки людей за всю историю человечества — в том числе, и твои ошибки. Я знаю о твоих ошибках и о твоей боли. Я знаю все».

Итак, настоящая проповедь — это та, которая исходит из уст спокойного миссионера. Настоящий проповедник может даже не знать, что такое миссия, но он осуществляет ее другим способом — своей повседневной жизнью: молчанием, самыми простыми словами, обычным приветствием с улыбкой. Всем.

Это прекрасно — быть Христовым миссионером, не имея при этом официального звания «миссионер». При этом, служение некоторых проповедников особенно благословенно — тех, кто отправляется в далекие страны (например, в Африку). Другие остаются дома. Но можно быть миссионером, даже если ты прикован к постели.

Вот ты говоришь, что не можешь воспитывать своих детей. А разве это — не миссия? Я, прочитав твое письмо, считаю, что да. При этом, ты даже не подозреваешь, что твое служение — священно.

Потому что, делая свое дело в семье, ты тем самым говоришь всем людям: «Смысл жизни — не в том, чтобы внешне все было в порядке, или чтобы бегать по разным делам, или чтобы быть здоровым; смысл жизни — в том, чтобы понять свое предназначение, познать цель, которую ставит перед тобой Творец.

Смысл жизни — в прославлении Бога и в отражении Божией Радости и Славы. Если этого не делать, то все остальное теряет смысл».

Итак, ты тоже миссионер. Ты несешь миссионерское служение, проявляя терпение по отношению к своему мужу и своему ребенку, переживая при этом какие-то трудности. Разве это не проповедь? Ведь все твои родственники смотрят на тебя и говорят: «Как она выдерживает! У нее такой раздражительный муж, как она выносит его? Видели, что было вчера? Он ударил ее! А она терпит». И все соседи (может быть, гораздо менее терпеливые) знают об этом.

А сейчас, когда я говорю это, о твоем тайном и молчаливом страдании узнает весь мир.

Часто Господь называет вещи совсем другими именами — не такими, какими называем их мы. И твое поведение — это миссия.

Поэтому Исаак Сирин говорит о том, что бόльшей ценностью перед Богом обладает не тот, кто воскрешает мертвых и обращает в христианство целые города, а тот, кто молча стоит в своем углу и воскрешает свое умершее «я».

Это — великая проповедь, великое дело.

Если много тревог и стрессов…

Старец Софроний (Сахаров) говорил, что после того, как он узнал Бога, у него появилось другое зрение и другой слух: «Другие, не такие, как прежде, зрение и слух — то есть я продолжал слышать то же, что и раньше, но по-другому. Видел то, что видел, но иным, божественным образом. Я смотрел на жизнь как бы с божественной точки зрения, и меня уже ничто не пугало».

Бог хочет, чтобы мы смотрели на свою жизнь так, как смотрит на нее Он. Его не охватывает беспокойство, паника, страх. Ведь Господь — это воплощение Своего Царства, Царства Божия. Он — то Царство Истины, которого мы ждем. Он — рай, а в раю не может быть никаких проблем. И потому нет такой проблемы, которая бы «устояла» перед Богом.

Поэтому, когда мы начинаем молиться по-настоящему, когда перестаем жить в материальном мире, когда меняем свою жизнь и устремляемся к Богу — проблемы перестают существовать, и все наши страхи исчезают.

Один человек заболел раком. Увидев результаты своих анализов, он стал молиться, и молился очень долго. Это было не так, как молимся мы с тобой — по пять минут. Он целиком посвятил себя молитве, чтобы встретиться с Богом. И вот когда он увидел Господа (то есть почувствовал Его), он забыл, о чем хотел Его попросить. Его страх исчез, он забыл о своей болезни, он даже забыл, о чем хотел помолиться. И тогда человек понял, что перед Лицом Бога нет таких проблем, из-за которых стоит переживать. Это понимание приходит к нам тогда, когда Господь постоянно находится в нашем сердце. Поэтому Он и говорит нам: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение» (Мф 26:41). То есть постоянно бодрствуйте и молитесь, и тогда все, что может смутить вас, исчезнет, и для вас не будет существовать никаких проблем.

Иногда в храме, построенном на большой высоте, в пасмурную погоду можно наблюдать такую картину. Снаружи — облачно, а церковь залита солнечным светом. Как так может быть? Просто облака опускаются очень низко, а купол храма находится высоко. И вот солнце светит на купол, и лучи проникают таким образом в храм.

То же самое может произойти и с нами. Если нам удастся подняться вверх, над тучами нашей земной жизни, полной тревог, и коснуться Бога, то мы почувствуем, что в наше сердце врываются лучи яркого света и теперь уже ничто из того, что нас тревожило когда-то, больше не вызывает беспокойства. Мы будем воспринимать трудности совсем по-другому — гораздо более спокойно. Это будет похоже на легкое головокружение или даже опьянение — но опьянение трезвое. Такое опьянение даст нам Церковь — но не до такой степени, что мы потеряем рассудок или быстроту ума. Нет, мы просто будем способны выдержать любой удар в этой жизни и преодолеть любую боль.

Один наркоман пришел как-то рано утром к старцу Паисию и сказал ему:

— Отче, я пришел так рано, потому что пока моя голова соображает, я могу поговорить с тобой. А потом я приму дозу и уже не могу общаться.

И старец замечательно поговорил с ним. Он глубоко заглянул в его душу — провел там прямо-таки анатомическое исследование, можно сказать — сделал компьютерную томографию сердца. Он говорил этому человеку о Боге, стараясь передать ему любовь Христову.

После этого наркоман сказал старцу:

— Ох, отче, опять со мной одно и то же! Я пришел к тебе, не успев принять дозу, а ухожу, как будто уже принял ее! Странно — ты дал мне почувствовать себя в раю, как бывает, когда я приму наркотик. Ты словно опоил меня!

Старец ответил:

— Неужели ты не видишь никакой разницы? Разве это одно и то же? Разве наркотик, который ты принимаешь, дает тебе почувствовать в душе то, что дал тебе почувствовать я?

Наркоман сказал в ответ:

— Нет, здесь большая разница. Ты, отче, опьянил меня своими словами, но при этом я не потерял рассудок. Я могу после этого общаться, я знаю, кто я, чего хочу, в чем нуждаюсь. Я чувствую, что живу. А после наркотика чувство приятного опьянения проходит очень быстро. Очень скоро я возвращаюсь в реальность и начинаю испытывать такую боль в голове, как будто бьюсь ею о железную стену. Болит голова, болит душа — вся моя жизнь становится сплошной болью. Вот в чем отличие.

В своих трудах Карл Маркс называет религию наркотиком, опиумом для народа.

А Церковь в ответ на это говорит: религия — это лекарство для народа. Вера для души — то же, что лекарство для тела, с одной лишь разницей: это лекарство принимается безболезненно. То, что Маркс называет опиумом, — не наркотик. Вера помогает душе выдержать страдания, причиняемые жизнью.

Но в то же самое время это лекарство поддерживает жизненные силы души, не дает ей заснуть, приближает ее к Богу. Мы словно пребываем в сладком сне, наполненном счастьем, радостью, верой. Верующий человек будто живет в другом мире, но в то же самое время он находится здесь — здесь и сейчас, полностью осознавая, что происходит. А наркоман не понимает, что с ним происходит. Он не может нормально общаться, не может спокойно жить, ему трудно создать семью, родить и вырастить детей.

Церковь не спаивает. Она как бы опьяняет. «Я опьянен, — говорит святой Исаак Сирин, — опьянен Божественной любовью, благодаря которой могу посмотреть на все с другой стороны».

Вот если подойти к пьяному и сказать ему: «У тебя дом горит!» Что он ответит? Да ничего.

Так же и мы чувствуем себя в Церкви. Мы называем это трезвым опьянением — опьянением, связанным с постоянным бодрствованием, или трезвением. Вроде бы это совершенно противоположные понятия — не могу же я быть одновременно и пьяным, и трезвым. Да, так может быть только в Церкви. В то время как за стенами Церкви — лишь забытье, болезненное и гибельное забытье, которое приводит к смерти. А Церковь опьяняет. Но это не опьянение в общепринятом понимании. Это опьянение от счастья, благодаря которому мы начинаем совсем по-другому смотреть на жизнь. И это не теория. Это реальность.

Одна студентка пришла к старцу Паисию и начала рассказывать ему о своих «ужасных» проблемах. Что же это были за проблемы? Ей предстоял серьезный экзамен по английскому языку, и она так нервничала, что вынуждена была принимать успокоительные таблетки. Она не могла спать, не могла сосредоточиться, у нее началось сердцебиение, стали выпадать волосы… Старец сказал ей:

— Я одновременно завидую тебе и жалею тебя! Сейчас поясню и то, и другое, а ты выбери, что тебе больше нравится. Мне жаль тебя, потому что ничтожная проблема заставляет тебя так волноваться. Ты портишь свои чудесные молодые годы, потому что заболеваешь, мучаясь страхом из-за экзамена. Неужели это следует считать настоящей проблемой?

Давай я отведу тебя к какому-нибудь наркоману, или к раковому больному, к умирающему человеку, в реанимацию — чтобы ты увидела, что такое настоящие проблемы. То, с чем столкнулась сейчас ты, или то, с чем живут эти люди? И ты сразу поймешь, что твоя проблема, которая вызывает у тебя такой страх, совсем не так велика, как кажется. Вот почему мне жаль тебя. Тебе кажется важным то, что на самом деле не является таким уж важным. Принимая незначительное за значимое, ты все сильно преувеличиваешь и от этого начинаешь болеть. Мне жаль тебя, потому что ты тонешь в стакане воды. А ведь ты умная девушка, учишься в университете!

— Да, отче, но Вы еще сказали, что завидуете мне…

— Да, я даже завидую тебе, потому что вся твоя проблема сводится к одному этому экзамену, в то время как у других людей проблем гораздо больше. Если бы у всех были такие проблемы, как у тебя!

В жизни столько всего происходит, что ты должна благодарить Бога, если твой стресс вызван одним лишь экзаменом. Это не проблема. Если ты поймешь это, то перестанешь преувеличивать значение диплома о высшем образовании (и не только его). И успокоишься. Диплом не должен быть преградой к твоему счастью, он не должен заставлять тебя испытывать грусть, тревогу. Ты не должна заболевать от мыслей о том, удастся ли тебе сдать экзамен, закрыть сессию… Да, чтобы сдать этот экзамен, нужно сделать невозможное. И я не призываю тебя сдаваться — нет, нужно сделать все, что в твоих силах, как будто все зависит только от тебя. Но при этом нужно помнить о том, что на самом деле все зависит от Бога. То есть в сердце своем ты надеешься только на Бога, а ум и руки работают так, как будто все зависит от тебя.

При этом проблема не проникает глубоко в твое сердце. Там тебя не интересует ничего, кроме Бога. И тогда, полюбив Бога, ты скажешь: «Господи, в первую очередь я хочу быть с Тобой! Забери у меня все мои страхи и помоги мне! Господи, Ты будь единственной тревогой моей жизни! Стань моей главной мыслью! А все остальные навязчивые идеи забери из моей головы и прилепи меня к Себе. И если уж я не могу жить без волнений, то пусть у меня будет только одна тревога — Ты, Господи, Твое Царство, Твой Рай, а также моя душа, моя связь с Богом, любовь к ближнему и Церкви.

Если моей главной тревогой станет Христос, то все остальное не будет меня беспокоить. Меня перестанет интересовать земное. И именно тогда, когда это произойдет, я начну делать земные дела без страха и беспокойства. И добьюсь успеха. И уже не буду беспокоиться — получится у меня или не получится. Человек, живущий в такой гармонии с самим собой, независимый от обстоятельств, — всегда самый успешный человек на свете, потому что окружен благодатью.

Итак, Господи, стань нашей главной тревогой. И когда это произойдет, то мы увидим, что Ты — не тревога, а наслаждение. А уразумев это наслаждение, мы поймем, что все то, что тревожило нас в этом мире, — это одна большая ложь. И тогда наша душа успокоится — раз и навсегда.

И если мы все-таки продолжаем чего-то бояться, попросим Господа сделать еще один шаг в нашем сердце. Так, потихоньку, приобщаясь к Церкви, приближаясь к Христу, мы перестанем тревожиться. Попросим Господа дать нам Свою любовь и прогнать из нашего сердца любой страх, любое беспокойство, тревогу о настоящем, прошлом или будущем. И будем действовать в этой жизни без страха и с горячей любовью ко Христу!