Необходимый, всеобщий и безошибочный путь к просвещению души и правому разумению Священного Писания

1. Прежде всего надлежит с определённостью сказать, что для истинного разумения Священного Писания (равно как и для познания Бога и всех божественных истин) требуется только одно средство. Это средство двояко: со стороны Бога – Его благодатное просвещение, а со стороны человека – соответствующее состояние духа, позволяющее воспринять это божественное просвещение. Мы не можем видеть без света; также не можем мы видеть без открытых и обращённых к свету очей. По падшей природе ни того, ни другого у нас нет – мы ходим во тьме и есть сама тьма (Еф. 5, 8): бог века сего ослепил ум неверующих, чтобы для них не воссиял ясный свет Евангелия (1 Кор. 4, 4). Господь Бог должен озарить наши сердца (1 Кор. 4, 6); Он должен дать нам просвещённые очи ума (Еф. 1, 18), без чего мы не увидим чудеса от закона Его (Пс. 118, 18).

С теми, кто отвергает эти и другие многочисленные свидетельства Писания о слепоте и повреждённости человеческого ума в духовных вещах и непременной необходимости благодатного просвещения от Бога, мы спорить не будем: здоровые не нуждаются во враче (Лк. 5, 31). Тем же, кто умозрительно соглашается с этим учением Писания, а на практике идёт прямо против него, мы скажем здесь несколько слов, насколько нам позволит место, о верном и неверном употреблении нашего ума и собственных усилий в деле познания истины.

Ум непросвещённого человека, если он жаждет узреть Бога и ясный свет Евангелия, должен вести себя подобно слепорождённому, который хочет узнать, что такое дневной свет. Рассмотрим образ его действий: он слушает со всем вниманием, как говорят о свете; он слагает всё, сказанное ему, в своей памяти; наконец, он составляет себе некое представление и понятие о свете, вплоть до того, что может говорить о нём так же хорошо, как и зрячий человек. Однако если по этой причине он стал бы думать, что имеет точное знание о свете, то не отнеслись бы мы к нему с сожалением и состраданием? Но не именно ли так поступают люди в большинстве своём, желая познать Бога и Его истину? Они берутся за дело, заставляя свой ум работать не в своё время и не на своём месте; они с великим старанием, употребляя всевозможные способы, предаются изысканиям и рассуждениям; они составляют себе тысячи образов и представлений о Боге и божественном – и считают получившиеся у них самоизмышлённые формы знания и неопределённые образы подлинным и правым познанием истины, необходимым и полезным всякому верующему. О, какая слепота! Не лучше ли было бы, чтобы сей слепец (наш непросвещённый ум), если только он ещё в состоянии воспринимать советы, после того как он узнал от зрячих людей, что есть такой прекрасный и радостный свет, в котором можно видеть столь много чудесных вещей, а он – бедный слепец, лишённый всего этого; но существует врач, который непременно сделает его зрячим, и т. д., – итак, говорю я, не лучше ли было бы, если бы сей слепец, после того как он получил общие понятия о свете, сразу обратился бы к врачу, и, вместо того, чтобы продолжать держаться за свои неопределённые и неверные представления, смиренно предал бы себя ему и, следуя его советам, в простоте ожидал бы выздоровления? И не разумно ли было бы, чтобы, когда сему слепцу уже открылся слабый, мерцающий свет, так что он видел бы проходящих людей, как деревья (Мк. 8, 24), – он не сразу счёл бы себя зрячим, полагая, что может уже оставить врача и его лекарства, но с тем большим смирением подчинился бы врачу, и даже не слишком пользовался бы своим только начавшимся зрением, пока не достигнет полного выздоровления? Не познал ли бы он тогда свет, как он есть, без всяких своих усилий и ломания головы, не испытал ли бы на опыте его подлинное действие, и, если нужно, не смог ли бы возвестить другим, что он видит собственными глазами? Смотри 1 Ин. 1, 1–5. Приложение сказанного к нашему предмету легко сделать каждому.

Итак, несомненно: великое неразумие – искать познания Бога и Его истины чрез действование ума. Ведь не только слепой, но и зрячий человек не может увидеть дневной свет или достичь полного его восприятия только учёбой и работой головы; что же говорить о божественных вещах! Поэтому не стоит так много загромождать свою голову; наоборот, нужно освобождать её от всех образов, вложенных в неё прежде. Окна нашей души слишком пёстро и плотно разрисованы; это препятствует свету. Мы слишком много занимаемся своими игрушками в голове и, увлекшись ими, не думаем о том, чтобы дать в себе место вечной истине, которая столь желает просветить своим светом наши сердца.

Но вернёмся к нашему изложению, и рассмотрим те пути, которые ведут к божественному просвещению и познанию Божией истины.

2. Это просвещение совершается не сразу, не в один раз, но поступенно, сообразно свойствам и способностям души. Точно так же и Писание понимается не сразу, но по мере благодати и просвещения, и никак не больше этой меры. Первое просвещение, или свет благодати (воздействующий всегда как на чувства, так и на ум, и на первые больше, чем на второй), есть предваряющая благодать; её не обусловливает ни наше достоинство или недостоинство, ни какое бы то ни было приуготовление с нашей стороны. Благодать есть благодать: плод заслуги Христовой. Свет во тьме светит (Ин. 1, 5). Действует она так: Бог даёт читателю и слушателю Писания некий начальный слабый проблеск Своего света, чрез что человек, большей частью в самых общих чертах, ещё сбивчиво и неясно, начинает видеть, что именно хочет сказать ему Бог в Своём слове – именно то, что он несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг (Откр. 3, 17), падшее существо, достойное вечного осуждения; и что он должен покаяться, отвергнуться себя и обратиться к Богу. Всё это человек понимает только в самом первом приближении, и иногда очень поверхностно – по той причине, что он совсем ещё плохо знает, что Дух Божий вкладывает в понятия «покаяние», «самоотвержение», «обращение», «вера», «освящение» и т. д., хотя он может думать, что всё понимает. Чтобы разуметь Писание больше и глубже, ему необходимо дать в своём сердце место просвещающей благодати Божией и (с её же помощью) стараться устранять все препятствия для неё, дабы таким образом прийти в то состояние духа, в котором свет Божий всё живее и сильнее познавался бы во внутреннем человеке.

3. И здесь пришло время рассмотреть, какие средства мы должны употреблять с нашей стороны для истинного просвещения, а вместе с сим и правого разумения Священного Писания.

На первое место мы по достоинству ставим смиренную молитву. Она состоит в следующем: прежде всего душа искренно смиряется и умолкает пред вышеописанным всеобщим светом и действием предваряющей благодати и даёт ей в себе место: говори, Господи, ибо слышит раб Твой (1 Цар. 3, 10). При этом она познаёт свою немощь и то, что прежние её понятия, мысли и суждения о Боге, о Его воле и Его путях были совершенно темны, недостаточны и неподобающи: я был невежда и не разумел; как скот был я пред Тобою (Пс. 72, 22). Затем душа, несколько осветившись восходящим в ней светом, внутреннейше обращается к Богу, от Которого сей свет исходит, и как бедное неразумное дитя, всецело предоставляет Ему своё сердце и ум, с сердечным желанием и жаждой, чтобы Он просветил её Святым Своим Духом, чтобы Сей Дух действовал в ней, и чтобы при чтении или слышании Священного Писания Бог впечатлевал ей в сердце смысл и силу Своего слова, насколько это нужно для её пользы и прославления Бога, искренно стремясь единственно к тому, чтобы только исполнять волю Его: Господи! что повелишь мне не только знать, но и делать? (Деян. 9, 6).

Если душа возьмётся таким образом за сие молитвенное дело, насколько это для неё возможно, то Бог непременно ответит на её молитву большим светом и большим напечатлением в ней Своей истины, в ту меру, в какую душе на данное время это необходимо и полезно. Если душа продолжит идти этим путём, всё более обращаясь к Богу указанным образом, то Бог в ответ на её стремление преумножит в ней Свой свет, так что она сможет всё яснее и лучше видеть как свою нищету и падшесть, так и преизобильное богатство Бога и Его истин. И так, от славы в славу (2 Кор. 3, 18), душа всё время будет восходить дальше. Посему никто да не сочтёт, что можно полностью понять или исчерпать мысль Духа в Писании. Если мы думаем, что узрели в Писании нечто великое, то следующее действие и внушение Духа убеждает нас, как мал и слаб был предыдущий свет. Ах! если бы познали это запутавшиеся, упрямые сыны человеческие! Как скоро прекратились бы тогда все бесполезные споры о мнениях (Рим. 14, 1) вокруг Писания!

4. С первым средством к истинному разумению Священного Писания – молитвой – неразрывно связано второе, а именно: неопустительное и точное исполнение того, что уже по́нято из Писания и в чём мы уже убедились, по выразительному слову нашего Спасителя: кто хочет творить волю Пославшего Меня, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно (Ин. 7, 17). Здесь нужно вспомнить о том, что сказано выше о предваряющей благодати: она даёт человеку чрез Священное Писание только самое общее, начальное и слабое видение его падшего состояния, равно как и воли и истины Божией. Если человек будет верен действию предваряющей благодати, последует её свету в исповедании своей падшести и нищеты (например, признает, что доселе он любил мир, и поэтому в нём не было любви Божией) и поступит в соответствии с этим исповеданием, то есть: по мере воссиявшего в нём света и своих сил и возможностей постарается отвергнуть мир и со всей искренностью обратиться к любви Божией, – то из этого действия он научится намного точнее распознавать узы пристрастия к миру сему в своём сердце и сможет всё больше постигать, что такое любовь Божия, убеждаясь, что она есть нечто гораздо более глубокое и сущностное, совсем иное, чем ему это представлялось ранее. Тогда он начнёт всё точнее и полнее понимать то, что возвещает Писание: не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей (1 Ин. 2, 15); будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас (1 Ин. 4, 19) и т. д. И именно верность и следование этой узнанной истине делает человека способным познавать далее и многие другие истины. Если же он будет неверен свету предваряющей благодати в своём сердце, не будет обращать на него внимания, отвратится от него чрез рассеянность или ложное утешение чем-то иным и продолжит питать в себе суетное мирское мудрование, то пришедший в его душу свет ввиду такой всё время повторяющейся неверности чем дальше, тем больше будет угасать, и человек останется слепцом, который никогда и никаким образом ничего не поймёт в Писании, каким бы образованным и учёным он ни был. И при этом он вовсе не допустит мысли, что он любит мир сей, но будет обольщать себя, что любит Бога – ведь посещал же его душу благодатный свет! И почти весь мир пребывает в таковом ослеплении.

5. Отсюда, во-первых, мы видим, что исполнение и опыт того, о чём говорит Священное Писание, является лучшим его комментарием и толкованием. Кто не познал и не познаёт человеческую немощь в своём сердце, тот никогда не увидит этого в Писании; напротив, кто творит покаяние, тот открывает для себя, что есть истинное покаяние по Писанию. Кто отвергает самого себя, тот всё больше узнаёт о самоотвержении; кто молится, верует и любит, тот научается из Писания молиться, веровать и любить – и таким образом человек всё больше и глубже уразумевает, что понимает под всем этим Писание; и это возможно только так, и никак иначе. Вот что должно бы быть истинной высшей школой для всех студентов теологии (а вместе с ними и для всех нас), прежде чем они станут учителями Израиля (Ин. 3, 10)! Ибо подлинное богопознание, или христианство, состоит всецело в опыте. Сначала нужно вкусить, и потом увидеть, как горек грех и как благ Господь (Пс. 33, 9); сначала нужно возыметь Божие слово в своём сердце (Втор. 6, 6), и только потом проповедовать его другим (Рим. 10, 8). А иначе всё будет так, как о том говорил ещё древний святой, Макарий: «Если бы кто захотел изречь слово истины и увеселить некоторых из слушающих, то, не стяжав в действительности и по самой истине в себе слова Божия, а только припоминая и заимствуя слова из книг Писания, или пересказывая и передавая, что выслушал у мужей духовных, он, как кажется, увеселяет других, и другие услаждаются его словами; но, как скоро окончит свою речь, каждое его слово возвращается в своё место, откуда взято, и сам он опять остаётся нагим и нищим; потому что то духовное сокровище, из которого он предлагает, пользует и увеселяет других – не его собственность, и сам он первый не возвеселён и не обрадован Духом»[102].

6. Во-вторых, мы видим отсюда, что опыт и исполнение на деле некоей истины Писания есть ключ не только к точному познанию именно этой истины, но и к уразумению следующих истин. Человеческое сердце как бы окутано и обвязано бесчисленными покрывалами (о, сколь пространной была бы моя речь, если бы мне нужно было указать на хотя бы некоторую часть сих покрывал!). Поэтому неудивительно, что свет, который должен пробиться сквозь все эти многие и плотные покрывала, будет малым и слабым. Если снять с сердца одно покрывало, то увидишь второе; уберёшь его – обнаружится третье, и так далее. Но по мере того, как одно за другим эти покрывала снимаются, божественный свет получает возможность воздействовать на сердце и ум человека всё с большей теплотой и силой, от славы в славу (2 Кор. 3, 14–18). Кто позволит Богу открыть свою падшесть и нищету, тот обретёт видение, что такое покаяние; кто приступит к покаянию, тот увидит в результате его, что есть вера; кто станет действенно следовать вере, тот позна́ет, Кто есть Иисус. По преодолении одного проявления падшести мы усматриваем в себе другое; если и в преодолении его мы пребудем верными Христу, то узрим нечто большее. И так это и идёт непрерывно, из одной глубины в другую; кто в школе Иисуса выучит один урок, тому задаётся следующий. Поэтому великой слепотой является то, когда человек хочет возвещать Писание, обращать, учить и судить других, в то время как он сам на деле, опытно едва только выучил первую букву божественного учения; смотри Деян. 1, 21–22. Также весьма неразумно, и даже совершенно невозможно желать знать всё «от и до» изначально, прежде чем пройдёшь это делом. Стремящиеся к сему будут чахнуть за своими исследованиями до самой смерти, так и не достигнув познания истины. Смотри также Пс. 24, 14; Пс. 110, 10; Еккл. 2, 26; 1 Ин. 2, 4.

7. Третье, и особенно важное средство для истинного понимания Священного Писания есть постоянное деятельное отвержение самого себя (Мк. 8, 34). Никого иного не научает Бог ведению Себя и Своей истины, никому иному не даёт Он разуметь сие возвещение, кроме только того, кто отнят от грудного молока, отлучён от сосцов матери (Ис. 28, 9). Чрез глубокое и нелицемерное самоотвержение очищается и утишается сердце.

Очищается оно от мерзостей мира сего, от грехов и бесчисленных проявлений нашей падшести и повреждения, которые застилают глаза бедной душе как некая клейкая масса, состоящая из отвратительной нечистоты (Иез. 24, 13), что абсолютно препятствует проникновению в тайны Божии. Достаточно одного-единственного прилепления к творению, одной-единственной радости, обретаемой вне Бога, одного-единственного нечистого намерения в верующей душе, особенно если она лелеет всё это сознательно, чтобы в меньшей или в большей степени затмить чистый божественный свет. Но это знают только те, кто навыком приучен (Евр. 5, 14) пребывать внутри своего сердца. Не умерший самому себе человек есть слепой человек (Ин. 12, 24); и хотя бы он знал Писание от корки до корки, оно всё равно останется для него книгой за семью печатями. Ибо Премудрость никогда не войдёт в лукавую душу и не будет обитать в теле, порабощённом греху, ибо святый Дух премудрости удалится от лукавства и уклонится от неразумных умствований (Прем. 1, 4–5). Только чистые сердцем узрят Бога (Мф. 5, 8) и Его истину. Достигается же сия сердечная чистота, когда, силою Божией благодати, во всецелом самоотвержении мы отвращаем своё сердце от всякой преходящей радости и желания мира сего и научаемся разумевать и любить только Бога. Тогда око души становится всё более отверстым и светлым, а сердце в своей глубине – ясным и чистым, так что в нём начинает отражаться слава Господня. Древние христиане так говорили об этом: «Тот, кто желает понимать Священное Писание, должен заниматься не столько чтением толкователей, сколько очищением сердца от плотских пороков. Если эти пороки будут истреблены, то, сняв покрывала страстей, душевные очи будут созерцать тайны Писания. Ибо оно не для того дано нам Святым Духом, чтобы мы его не знали; темно же оно потому, что душевные наши очи закрываются покровом пороков; а если им возвратить естественное их здоровье, то и одного чтения Писания достаточно будет для понимания истинного его смысла, и не будет нужды в помощи толковников, подобно тому как телесные глаза не нуждаются ни в какой науке для видения, если только они чисты и нет темноты»[103].

8. Чрез самоотвержение сердце также и утишается. Без самоотвержения внешние вещи, а прежде всего – многочисленные похотения плоти и чувств и различные беспорядочные движения и страсти души, проистекающие из самолюбия, своеволия и тому подобного, причиняют неумерщвлённому для ветхого Адама духу тысячекратные разорения, смятение и беспокойство. Размыслите же, как можно хоть каким-нибудь образом увидеть солнце божественной ясности и истины в такой взбаламученной грязной воде? И как можно желать обнаружить и в точности усмотреть драгоценную жемчужину истины на дне этой воды (то есть нечистого сердца), если она постоянно вскипает непрестанным бурлением и перемешиванием столь великого количества мути и сора? Ах! и кто осознаёт сие, кроме того, кто испытал, сколь мало способно неумерщвлённое для плотского мудрования сердце познать не только что истину, но даже и букву Священного Писания! «Истинное безмолвие есть матерь премудрости», говорит один из богопросвещённых церковных учителей[104]. Услышим Самого Бога: упразднитесь («утишитесь»), и уразумейте (то есть: тогда вы уразумеете), что Я есть Бог (Пс. 45, 11). Если мы будем следовать этому слову Божию и чрез умирание ветхому человеку, или отвержение самих себя, вкупе с постоянным пребыванием в молитве, поищем взойти в сию истинную тишину, тогда при чтении Писания нам достаточно будет взглянуть на то или иное изречение – и мы найдём в нём больше духовного помазания, света, благословения и силы, чем если бы мы прочитали двадцать наизнаменитейших авторов об этом предмете. Кратко сказать: если ты хочешь быть богопросвещённым человеком, то стремись сначала умереть для своего ветхого человека; без этого ты никогда не будешь просвещён.

9. Четвёртое средство, или требуемое расположение души, чтобы право разумевать истины Божии в Священном Писании, есть некое особое обращение к Богу в духе чрез внутрь-собирание и благоговейное припадание сердца к Нему, ощущение сердцем Его присутствия в нас. Если таким образом обращается человек к Богу, то снимается покрывало с очей его (2 Кор. 3, 16). Это необходимо для нас по следующим причинам:

Первая. Божий свет и благодать не зависят ни от каких наших действий, равно как не привязаны они неразрывно ни к каким внешним средствам, употребляемым нами. Мы можем предпринимать всё, что только в наших силах; мы можем прибегать к всевозможным внешним церковным средствам; мы можем наполнить и переполнить свою голову тысячами размышлений и созерцаний ума – и всеми этими усилиями и стараниями мы не сможем ни привлечь к себе Божий свет, ни приумножить его, разве только воспрепятствовать ему и не подпустить его к себе. Всё, что мы с помощью предваряющей благодати на самом деле можем и должны делать – это отвращать свой взор, свои желания и стремления от всего, что не есть Бог и Божие, и осторожно, тихо и без натуги обращаться к свету Божию и держать очи души открытыми по отношению к нему, в смиренном всецелом предании себя действию сего света и чаянии благодати Божией. Это есть главное свойство и качество души, делающее её способной к принятию божественного просвещения, и именно то средство к разумению Священного Писания, какое только мы и можем иметь в своём распоряжении.

10. Вторая причина необходимости для нас внутрьсобирания и сердечного припадания к Богу есть та, что нельзя понять должным образом никакую книгу, а тем более Священное Писание, если не проникнуть хотя бы до некоторой степени в состояние духа того, кто её писал. Мы не можем себе представить в полной мере, в каком благоговейном, чистом, отрешённом и божественном состоянии пребывали священные авторы, когда они писали Библию; но тем не менее именно в эти мысли, чувства и состояние должны стремиться прийти и все читатели, если они хотят право понять слова сих авторов, а точнее сказать, Самого Святого Духа.

11. Третья причина сей необходимости заключается в том, что Священное Писание говорит об истинах духовных и божественных, о предметах, принадлежащих иному, сверхприродному миру. Мы не можем их понять такими, какие они есть, ибо иначе надлежало бы нам выйти из мира сего (1 Кор. 5, 10). Суетные, рассеянные наши чувства и ум не разумеют ничего истинного, по крайней мере, в вещах духовных; но сердечное устремление к Богу и внутрь-собирание приносит в душу свет. Испытайте на себе: если мы хотя бы некоторое время сохраним мысли и чувства сердца от всякого суетного рассеяния и благоговейно поставим себя пред лицом Божиим, – не гораздо ли больше тогда мы вкусим и увидим в Писании, чем когда приступаем к нему после продолжительной рассеянности, забот, дел и попечений о внешних вещах? В таком состоянии голова полна, душа занята, чувства обращаются то на одно, то на другое; человек тогда не на истинном своём месте, то есть в духе, где только и можно увидеть и уразуметь духовные вещи. Приидите – и только потом увидите дела Господни (Пс. 45, 9). Только собравшись внутрь, возможно вместе с Пророком заступить на стражу, и стоя на башне своей, наблюдать, чтобы узнать, что изречёт во мне Бог (Авв. 2, 1). Ах! сколь многое можно было бы сказать о том, как наши сегодняшние учителя Священного Писания, пытающиеся найти его смысл, поступают вопреки именно этому правилу – вдаются в тысячи бесполезных рассеянностей, переполняют свою голову всевозможными посторонними образами и т. п. Бог да откроет им их неразумие! Насколько же лучше предоставить Марфе заботиться и суетиться о многом, а самому (при чтении Писания) сесть с Марией к ногам Иисуса и слушать слово Его (Лк. 10, 39)! Поистине, если человек уразумеет сие, то это будет для него тем одним, что только нужно (Лк. 10, 42) для истинного и спасительного понимания Писания. Итак, кто в глубине сердца, собранного внутрь себя в простоте, пребывает с Богом, тот стоит во свете, как сказано: во свете Твоём мы видим свет (Пс. 35, 10), и как размышляет о том богомудрый Фома Кемпийский: «Чем больше человек собирается в себя самого и упрощается внутренне, тем большие и высшие вещи он постигает без труда и утомления, ибо он приемлет свет разумения свыше»[105].

12. Пятое и последнее средство к достижению истинного понимания Священного Писания есть благословенный крест, внутренний и внешний. Искушения учат внимать слову Божию (Ис. 26, 16). Пока человек спокойно проводит свои дни в рассеянных, текущих по заведённому порядку мыслях и чувствах, у него вряд ли появится горячее стремление почерпывать из Священного Писания советы Божии для своего спасения; если он и читает Библию, то по другим побуждениям, без подлинного устремления сердца к Богу. Но едва посетит его Бог какой-либо скорбью – расстройством дел, бедностью, болезнью, или иным чем, – то его внутреннее расположение меняется: он берётся за Писание, начинает усерднее ходить в церковь и т. п. Хотя такое благочестие нередко может быть и лицемерным, но в любом случае из этого видно, что может крест и скорбь. Уже гораздо серьёзнее идёт дело, когда кто при начальном покаянии, Божией благодатью, вводится в болезненное чувствование своих грехов, падшести, нищеты и великой опасности для души. Когда всё это касается сердца человека в истинной своей силе, и ответ на вопрос: что мне делать, чтобы спастись? (Деян. 16, 30) становится для него самым насущным и главным, тогда он обращается к Библии с неизмеримо большим желанием и благоговением. Тогда он смотрит на неё другими глазами; тогда слово Божие отзывается в нём; тогда начинает он понимать Писание, которое до этого было для него запечатанной книгой. Таким-то образом приводит нас внутренняя скорбь к истинному свету.

13. Но на этом наше обучение отнюдь не заканчивается. Нужно всячески хранить себя от этой пагубной ошибки – думать, что ты уже всему научился. Ещё предстоят всевозможные искушения и испытания, внутренняя тьма, страдания и скорби со всех сторон и т. д., – но только из этого рождается чистейший свет и глубочайшее, от одной меры в другую, проникновение в Священное Писание. Даже праведник, если он не имеет опыта, знает мало (Сир. 34, 10); а мы в большинстве своём думаем о себе, что мы-то знаем гораздо больше. Пока не исторгнут человека из этого заблуждения скорби и искушения, он склонен много учить; когда же будет вразумлён ими, то уже далеко не всё сможет сказать (Сир. 34, 12, – как прекрасно передал это Лютер в своём переводе[106]). После таких испытаний человек научается вместе с праведным Иовом налагать руку свою на уста свои (Иов 39, 34) и исповедовать свою немощь и слепоту. И это непременное правило: насколько верующая душа выдерживает крестное испытание, настолько обретает она чистое и основательное познание Бога, себя самой и всех истин Священного Писания, так что по миновании искушений человек от всего сердца восклицает с Давидом: благо мне, что я пострадал, дабы научиться уставам Твоим (Пс. 118, 71)[107]. Посему, кто хочет право уразуметь Священное Писание, тот прежде да уготовится к кресту и страданиям, а иначе он никогда не поймёт слово Божие. Да даст он учащему нас Духу (Ин. 14, 26) ввести себя в истинное покаяние, и да подклонит он свою выю под крестное иго Христово (Мф. 11, 29); тогда несомненно из тьмы воссияет ему свет (2 Кор. 4, 6). Где крест, там свет. Смотри также Сир. 4, 18–21; 6, 25–29.

14. Итак, мы видим, что является главнейшим и абсолютно необходимым средством и путём для достижения правого и основательного разумения Священного Писания – именно эти пять классов небесного училища. Ибо душа, наученная 1) молитве, 2) исполнению того, что она уже познала, 3) самоотвержению, 4) внутрь-собиранию и 5) несению скорбей становится всё более способной к восприятию божественного просвещения, ибо таким образом отверзается и проясняется, пробуждаемый неложным светом истины, её чистый приимательный ум[108], или око души (Еф. 1, 18). Этот божественный свет, которому приобщается человек, просвещает не только рассудок (как того желало бы самолюбие – чтобы всё знать, говорить и писать и тем самым услаждать себя), но, будучи помазанием от Святого (1 Ин. 2, 20), всё более и более пронизывает собой и прочие силы души, то есть всего человека, освящая его и исполняя опытным познанием истины.

Душа, приобщившаяся этому божественному помазанию, по слову Апостола Иоанна, знает всё (1 Ин. 2, 20) – особым, так сказать, «свёрнутым» (имплицитным) знанием, поскольку она имеет в себе принцип, ключ и основание всякого природного и сверхприродного знания. Но к частному, подробному (эксплицитному) знанию всего она не стремится, не желая знать ничего более, чем только то, что Богу будет угодно ей открыть. Такая душа, в меру её освящения и просвещения, имеет в себе ум Христов и Дух Божий (1 Кор. 2, 16), и по этой причине она без всякого труда и со многим удостоверением (1 Фес. 1, 5) обнаруживает тот же Дух и в Священном Писании, имея в своём несомненном опыте живой комментарий и изъяснение Писания. Такая душа, если смысл того или иного библейского изречения неясен ей на первый взгляд, не нуждается в том, чтобы вдаваться во всевозможные научные изыскания; ей нужно только поднести это изречение к свету, или, как говорит Псалом, войти с ним во святилище Божие и уразуметь его до конца (Пс. 72, 17), посредством обращения внутрь себя в простоте и поставления себя в духе пред Богом. Тогда душа скоро уразумевает истинный и ясный смысл текста.

Кто почитает всё это за мечтательство и заблуждение, тот путь остаётся при своём мнении, пока Бог не откроет ему глаза. На таковых слепцов не должно гневаться, но относиться к ним с состраданием; они, не будучи в состоянии видеть сами, считают обольщением всё то, что другие люди рассказывают о красках или о дневном свете.

15. Но позвольте, – возразят тут мне, – неужели всякая научность должна быть совсем отринута и забыта? Не следует ли в качестве важнейшего и необходимейшего средства для понимания Писания поставить на первое место и всячески рекомендовать изучение древних языков и истории, точнейшее исследование времён, мест, лиц, образов речи, обычаев народов и тому подобного, равно как и употребление лучших комментариев и подробных толкований библейского текста? Ответ: мы отнюдь не забываем про это; но здесь мы занимаемся только одним предметом и говорим о том, способствует ли, и насколько способствует ему всё вышеназванное. Предмет этот – то, что является первой, неизбежной, главной и, можно сказать, всеобъемлющей необходимостью для достижения истинного и полного разумения Священного Писания. Это пять указанных выше средств. Кто воспользуется ими, тот несомненно станет настоящим богословом и подлинным знатоком Священного Писания, недалёким от Царствия Божия (Мк. 12, 34), пусть он даже совсем ничего бы и не знал о древних языках, библейской критике и прочих человеческих учёностях. Кто же овладел всей наукой, но не поставил на первое и преимущественное место в своей жизни молитву, исполнение того, что он узнал из Писания, самоотвержение, внутрь-собирание и несение креста, тому вся его учёность совершенно бесполезна[109]; тот не разумеет Писание ни в малейшей степени, он слеп и вождь слепых (Мф. 15, 14), хотя бы все почитали его за высокодуховного, учёного и просвещённого человека. Именно от таких людей, по слову Писания, исходит нечестие (Иер. 23, 15), тяжкие грехи против ближних (Ис. 29, 21), заблуждения (Иер. 10, 21), ереси и раздоры (1 Тим. 6, 3–5), гонения на праведников (Ин. 16, 2–3) и всяческое несчастье для всего мира.

16. Задумаемся со всей серьёзностью: Дух Божий хочет чрез Писание дать нам познать Свою волю, Свои мысли, Свои намерения. Но природный человек никоим образом не может принять того, что от Духа Божия (1 Кор. 2, 14): пути и мысли Бога не суть наши мысли (Ис. 55, 8). Это ведь то, чего не видел глаз, не слышало ухо, и что не приходило на сердце человеку (1 Кор. 2, 9); это вещи иного мира, о которых мы не можем составить себе никакого представления, никакой идеи. И тут можно идти и учить все восточные языки, всю церковную и светскую историю, прочитать все энциклопедии, лучших языческих авторов и что там кому ещё угодно, – и неужели это будет подходящий метод, чтобы понять Духа Божия в Священном Писании? И если бы всё это было непременным требованием для понимания Писания, то как тогда быть бедным и неучёным людям? Разве Писание дано только учёным мужам, а не всем людям?

17. Совсем другое дело – когда верующий человек в юности, или до своего просвещения от Бога, учится всему этому, а после сего приобщается божественному свету. Такой человек, познав и отвергнув вкупе с Апостолом Павлом всякое надмевающее и рассеивающее человеческое знание (1 Кор. 8, 1) как тщету и сор в сравнении с превосходством познания Иисуса Христа (Фил. 3, 8), может впоследствии, в должном порядке и мере, применять свою учёность. Так, чрез знание древних языков он может доставить своим ближним немалую пользу, точно переведя Библию на их родной язык или же способствуя её пониманию, прояснив в том или ином месте Писания к назиданию ближних какое-нибудь тёмное место, выражение и т. п., чего не смог бы сделать тот, кто не знает языков. Понимая образ речи или обычаи того или иного народа, равно как и особенности мест, времён и иных обстоятельств, описываемых в Библии, он может иногда разрешить недоумение по поводу тех или иных текстов Писания и сделать их ясными для ближнего и т. д. Поэтому никак нельзя безусловно и без разбора совсем отвергать подобного рода человеческую учёность при изъяснении Священного Писания, когда она исходит от таких людей[110]. Наоборот, этим приобретённым знаниям, также как и прочим освящённым природным дарованиям, поставленным на службу Богу, следует воздавать должное, применяя их на благо ближних. Только надо хорошо понимать, что всё сие есть лишь привходящие, побочные средства, которые не абсолютно необходимы, и всю пользу от того, когда верующая душа с помощью научных методов открывает нечто в Священном Писании, надлежит приписывать не им самим, но благодати Божией. При этом нужно иметь великую осторожность и тщательно следить за тем, чтобы не слишком увлекаться научностью, не слишком вдаваться в разнообразие, не слишком долго занимать себя всем этим, но от времени до времени прекращать свои занятия и вновь и вновь с детским, простым и приимательным сердцем представлять себя внутреннему свету Божию, если душа не хочет впасть в величайшую опасность и заблуждение.

18. Наш действующий ум, или активный рассудок, похож на деятельного художника, постоянно занятого тем, чтобы рисовать всевозможные портреты и изображения сообразно тому, что предстанет пред ним и на что он направит своё внимание, будь то духовное или телесное, доброе или злое, полезное или вредное. Если (продолжая наше сравнение) око этого художника, или, по слову Апостола Павла, очи сердца (Еф. 1, 18), то есть наш приимательный разум, в своём воззрении на духовные предметы будет отверст и просвещён Божией благодатью, так что мы познаем в Божием свете истину и узрим её как стоящую пред нашими глазами, то наш художник, не отводя своих очей от сей прекрасной девы, чистой Божией истины, и в течение долгого времени созерцая её в безмолвии, возможно, сумеет создать её портрет, который, будучи показан тем, кто её не знает, побудит их возлюбить и взыскать её. Но если он сам в процессе своего художества не будет время от времени, и довольно часто, прерывать свою работу и вновь устремлять свой взор на оригинал, – то каких только искажений и ошибок он не наделает! И если, благополучно завершив свою работу, наш художник захочет после сего иметь больше дела со своим рисунком и безжизненным образом, чем с живым оригиналом, не удостоит последний ни единым взглядом, но только будет возиться со своей картиной и мудрить над нею, – то не явится ли это величайшим безумием?

Пусть же сие сравнение послужит нам серьёзным предостережением, которое я хочу подтвердить ещё и свидетельством одного знаменитого английского богонаученного мужа[111], говорящего так: «Учащийся в небесном училище должен принести в жертву свои очи, а точнее сказать, свою слепоту. Он должен на всякое время пленять свой ум и приимательно предоставлять его Духу Божию. О той маленькой искорке Духа, какую он получит, ему надлежит со всем усердием пещись, ни в коем случае не допуская, чтобы она заглушилась активной деятельностью его ума, и взирать на истину только тем оком, которое он принял от Бога».

Глава третья