ВОПРОС: В чем разница между пассивностью и струением с рекой?

ОТВЕТ: Огромная разница. И не только в количестве, но и в качестве, в направ­лении, уровне, измерении. Тут надо достигнуть глубокого пони­мания, потому что разница очень тонкая.

Может показаться, что пассивный ум течет вместе с рекой, но в то же время пассивный ум не течет вместе с рекой: в нем есть опреде­ленная позиция пассивности.

Пассивный ум это тоже ум. Для того чтобы плыть вместе с рекой, нужно немыслие. Во все века многие обманывались этим сходст­вом. А взращивать пассивность легче, чем плыть с рекой. Распо­ложить ум к пассивности очень легко. Вот почему раньше, да и сейчас существовали и существуют монастыри, монахи, саньяси — люди, отказывающиеся от мира.

К чему они стремились на самом деле? Они стремились стать абсо­лютно пассивными. Но их пассивность — отрицание. Они выбра­ли некое отношение. Прежде эти люди были слишком активны в мире: суета, желания, амбиции. Их ум был активен: возбужден желаниями, будущим, надеждами. Затем они потерпели круше­ние; на что бы вы ни надеялись, это никогда не сбудется. Все на­дежды безнадежны, все желания становятся фрустрацией, все ожидания уже несут в себе семя фрустрации.

Так что, рано или поздно, каждый неизбежно приходит к такой жиз­ненной точке, когда деятельный ум кажется настоящим адом. Излишняя активность - и никакого результата. Лежать, бежать - и ни до чего не добегать. Если вы умны, это произойдет достаточ­но быстро. Если глупы, на беготню уйдет много времени, но все равно это случится. Если вы очень умны, вы поймете это уже в юности. Если не так умны, то уже в зрелом возрасте. Но рано или поздно каждый начинает чувствовать, что жизнь, когда ум акти­вен, очень болезненна; она ни к чему не приводит. Много обеща­ет, но никогда не выполняет эти обещания. Оставляет неприят­ный привкус во рту, неудовлетворенность существованием. Чело­век чувствует усталость, изношенность, поражение. Чувствует, что все было тщетно.

Как только ум это чувствует, то сразу предлагает: "Попробуй противо­положное". Потому что ум живет в противоположностях, в двойственном. Он говорит: "Ты испробовал активность. Теперь попро­буй пассивность. Ты слишком замотался в мире, теперь откажись от него. Ты слишком был привязан к деньгам. Откажись от денег. Ты слишком был увлечен женщиной, детьми. Оставь их, удались от всего этого".

Ум предлагает испробовать противоположное: это кажется естествен­ным и логичным. В одном вы потерпели неудачу — попробуйте те­перь другое. Может, это получится.

Таковы прежние саньяси, монахи: монастыри, Гималаи. Разочаровав­шись, они ушли от деятельности. Они испытывают противопо­ложное. Они стараются не желать, но пытаться не желать это то­же желание. Они пытаются оставить мир, но само их усилие ос­тавить мир вызывает их привязанность.

Если вы на самом деле не привязаны, то какой же смысл оставлять что бы то ни было. Отказаться от чего-то можно лишь, будучи привязанным к этому. Вы уходите от женщины, но это только по­казывает, что ваш ум еще мечтает о женщинах. Куда бы вы ни двинулись, даже к противоположному, вы остаетесь тем же. Это надо понять: вы никогда не изменитесь, переходя к противопо­ложному. Кажется, что вы изменились, но вы остались тем же.

Это очень важно понять, иначе вы снова попадете в ту же ловушку. Те­перь это будет ловушка не желания, а пассивности, непривязан­ности, невзволнованности. Прежде мир был полем вашей дея­тельности, теперь он стал вам безразличен. Но вы остались тем же! Теперь полем вашей деятельности станет Бог, мокша, даль­ний мир где-то в небе, где все прекрасно. Этот мир стал внушать отвращение, теперь красота перенесена в другой мир. Изменился объект вашего желания, но вы не изменились. Прежде вы стре­мились к деньгам, теперь стремитесь к медитации, но — жажда осталась. Прежде вы стремились к чему-то в этом мире, теперь вы стремитесь к тому, что в мире ином. Но стремление осталось, оно то же самое.

Те, кто смотрят на вас со стороны, могут быть введены в заблуждение, потому что внешне вы полностью переменились: вы не притраги­ваетесь к деньгам, у вас мало собственности, живете в хижине или под деревом, вы голый факир. Миряне станут молиться на вас: они думают, что вы преобразились, а они все еще в мире. Приходя к вам, они сравнивают. Они думают, что вы достигли полного мира: вид у вас такой спокойный. Пассивность может казаться миром. Но это не мир; это мертвенность. Мир — это жизнь; пассивность — это смерть.

Представьте, к примеру, что вы плаваете в реке, пытаетесь плыть про­тив течения, боретесь, вы активны. И мертвое тело, плывущее по реке: никакой борьбы, просто дрейфует вниз по течению. Но оно мертвое, недвижный труп. Жизнь — борьба. Смерть пассивна.

Но тот, кого я называю действительно струящимся вместе с рекой, ни жив (в понятии борьбы), ни мертв, как труп. Он течет вместе с рекой, но течет сознательно. Он течет вместе с рекой не потому, что он мертв, а потому что сотрудничает. Он течет вместе с рекой не потому, что не хочет бороться, но потому что, наконец понял, что борьба тщетна, и не ринулся в противоположное.

Он течет. Он общается с рекой. Он стал единым с ней. Иногда вы уви­дите его действующим, иногда бездействующим. Активность и пассивность — не две полярности, из которых надо выбирать; он принимает и то и другое. Вот что я называю "струиться с рекой".

Иногда вы встретите его па рынке, и весьма активным. Иногда встре­тите его в храме, глубоко пассивным. Но теперь он не закрепляет свои состояния. Он может от активности перейти к пассивности, и наоборот. Нет никакого барьера, он не создал вокруг себя изгоро­ди. Он плывет, течет, струится. Иначе сама пассивность может стать тюрьмой.

Я слыхал такую хасидскую притчу. Один человек отправился наве­стить своего друга. Тот был фермером в небольшой долине, ук­рытой в горах. Подойдя ближе к дому своего друга, он увидел зре­лище, ошеломившее его.

Он увидел полянку. Но странно и дико: тысячи зверей и птиц столпи­лись на этой полянке. Тысячи! Не счесть. Жуткая давка, яблоку негде упасть. А во всем прекрасном лесу вокруг поляны не было ни одной птички, ни одного зверька. Человек глазам своим не ве­рил: "Почему они устроили себе такую давку? Почему они не ле­тят на небо, другие — на деревья? Ведь им доступно беспредельное пространство". Звери и птицы производили жалкое впечатление: возбужденные, напряженные, расстроенные, явно чувствовали се­бя очень плохо.

Конечно же, каждому нужно некоторое жизненное пространство, что­бы жить. Когда это пространство стеснено, возникает нервоз­ность. Но никто не мешал им разлететься и разбежаться, не было даже изгороди. Войдя в дом своего друга, человек первым делом спросил: "Что за несчастье обрушилось на птиц и зверей?"

Друг ответил: "Я точно не знаю, я только слышал, что давным-давно жил здесь хозяин, очень жестокий человек, садист. Он в свое удо­вольствие наслаждался жестоким экспериментом. Построил вы­сокую ограду вокруг полянки, поставил стражу и приказал ей убивать всякую живность, пытающуюся убежать за нее. Силой нагнал тысячи животных в эту тюрьму. Так длилось многие го­ды: убивали всякого пытавшегося бежать. Постепенно звери и птицы прижились, приняли тюрьму. Забыли о свободе, она ассо­циировалась у них со смертью. Хозяин умер, стража исчезла, ог­рада разрушилась. Никто больше не мешал им уйти. Но они со­здали ограду в своем уме. Они на самом деле видят ограду! Она глубоко укоренилась в них, стала условием их существования".

"Но почему же никто не пытается их переубедить?" — спросил гость.

"Многие добрые люди пытались это сделать, но птицы не слушают. Они не только сами верят в ограду, они воспитывают детей в этом представлении. Ограда вошла в их кровь и плоть, стала час­тью их видения мира. Дети рождаются с мыслью об изгороди. Добрые люди пытались, пытаются и сейчас. Но невероятно: зве­ри набрасываются на этих людей. Они не хотят, чтобы их трево­жили. Они даже создали свою философию, что они свободны, мир вокруг них — это тюрьма. Все же добрые люди продолжают попытки, но, кажется, невозможно убедить их, что ограды нет, что они свободны, что они могут лететь в небо".

Мне нравится эта притча.

С этим приходили к вам, зверям и птицам Иисус, Ваал, Моисей, Махавира, Будда, но вы создали ограду в своем уме; вы им не вери­те. Вы или активны или пассивны, но и то и другое — не за оградой,  а в уме.

Представьте деревянную изгородь: одна доска белая, другая — черная; белая, черная... Деревянная изгородь, покрашенная в два цвета: одна доска белая, другая черная — это и есть ум. Стремление к ак­тивности — стремление к пассивности, инь — ян, хорошо — плохо, приятно — неприятно, мир — нирвана, — все это доски одной и той же изгороди.

И вы продолжаете выбирать. То вы выбираете белую, потом пресыща­етесь ею. Тогда начинаете любить черную, молиться на нее; но черная доска такая же часть вашей тюрьмы, как и белая.

Ум активен; ум пассивен. Но и то и другое — состояние ума. А то, что я имею в виду, говоря "струитесь с рекой" — вне пассивности, бело­го и черного, дня и ночи, любви и ненависти, мира и Бога. Пере­шагните через все это. Поймите ситуацию в целом: активное пе­реходит в пассивное, пассивное снова перейдет в активное. Это я вижу постоянно.

Живущие в мире слишком активны. Но, где-то в глубине, они тоскуют и желают отказаться от всей этой чепухи. И я знаю монахов, всю свою жизнь проживших в монастыре; говоря со мной, они созна­вались, что постоянно думают, что упустили жизнь. И всегда мечтают вернуться обратно в мир. Активность хочет стать пас­сивной, пассивность хочет стать активной.

Выбор от ума! Отсутствие выбора — это струение вместе с рекой. Вот почему хасидизм и я не советуем оставлять мира. Откажитесь от него, и будьте в нем! Уму кажется трудным, почти невозможным уразуметь это. Ум может понять мир и отказ от мира; и то и дру­гое вмещается в его схему. Но когда ум слышит, как я говорю: "Будьте в мире, но не от мира", ему очень неуютно. Непонятно: что такое он говорит?

Ко мне приходят и говорят, что желали бы стать саньяси, но живут в мире. "А как же возможно в мире быть саньяси?" Особенно абсур­дным это выглядит в Индии. Саньяси — те, кто оставляет мир. Но я говорю: саньяси — тот, кто живет в мире и все же он не принад­лежит миру. Когда я говорю это людям, они смущаются. Говорят: либо то, либо другое. Я говорю; и то и другое.

Когда вы принимаете и то и другое, пассивность и деятельность, они отрицают друг друга; вы становитесь нейтральным. Тогда вы не мужчина и не женщина, ни инь и ни ян, не тело и не душа. Вы перешагнули через двойственность, стали трансцендентны. Эта трансцендентность и есть "струение вместе с рекой".

Струение с рекой - величайшее искусство. Это означает быть в одно и то же время деятельным и пассивным в глубокой согласованно­сти с существованием. Что-то делать надо. Надо жить, зарабаты­вать на жизнь. По меньшей мере, приходится дышать, приходит­ся двигаться. Надо быть деятельным. И надо расслабляться. Ина­че активность станет невозможной.

Так что, будьте иногда активны, иногда пассивны, но не отождеств­ляйте себя ни с тем,  не с другим. Оставайтесь в стороне. Поль­зуйтесь активностью, пользуйтесь пассивностью, но оставайтесь ни тем и ни другим. Как с одеждой: иногда в белом, иногда в чер­ном. Так же, как днем вы работаете, а ночью спите. Точно так же. Пользуйтесь обеими сторонами двойственности. Это средства; не отождествляйте себя с ними. Тогда вы будете течь вместе с рекой. И это весть хасидизма.

Хасиды — величайшие люди, живущие в мире и, все же, не дающие ми­ру купить и испортить себя. Легко отправиться в Гималаи и стать неподкупным. Очень легко! Потому что кто ж вас здесь купит? Живя с горами, человек делается невинным, но эта невинность может оказаться лишь видимостью. Вернитесь в мир. Ярмарка, рынок — ваше испытание. Вы должны прийти туда, чтобы прове­рить, действительно ли вы невинны, потому что возникает воз­можность купить вас; только тогда вы узнаете, можно ли все еще купить вас, или нет. Гималаи, их молчание могут обмануть вас. Они обманули тысячи людей. Хасиды говорят: живите на рынке. Общайтесь с людьми, потому что люди — это ваше окружение.

У Сократа кто-то спросил: "Почему вы не отправитесь в горы для по­стижения? Рядом с горами, реками, деревьями, зверями и птица­ми". Он ответил: "Мы слышали о древних мудрецах, удалявшихся далеко в горы, чтобы жить там и постигать природу. Моя приро­да — люди. Чему меня могут научить деревья? Чему меня могут научить горы? Они хороши, чтобы расслабиться. Чему меня мо­гут научить реки? Мои реки, мои горы, мои деревья — люди. Лю­ди - мое окружение".

Всю свою жизнь Сократ прожил в Афинах. Жил там и умер там. В лю­дях. И был прав.

Настоящий мудрец не станет беглецом. Он будет жить в людях и учиться, как остаться неподкупным, неиспорченным, когда все искушает и покупает вас. Тогда вы достигаете высочайшей вер­шины.