Жизнь – обман с чарующей тоскою,

 

 

Жизнь – обман с чарующей тоскою,

Оттого так и сильна она,

Что своею грубою рукою

Роковые пишет письмена.

 

Я всегда, когда глаза закрою,

Говорю: "Лишь сердце потревожь,

Жизнь – обман, но и она порою

Украшает радостями ложь.

 

Обратись лицом к седому небу,

По луне гадая о судьбе,

Успокойся, смертный, и не требуй

Правды той, что не нужна тебе".

 

Хорошо в черемуховой вьюге

Думать так, что эта жизнь – стезя

Пусть обманут легкие подруги,

Пусть изменят легкие друзья.

 

Пусть меня ласкают нежным словом,

Пусть острее бритвы злой язык, ‑

Я живу давно на все готовым,

Ко всему безжалостно привык.

 

Холодят мне душу эти выси,

Нет тепла от звездного огня.

Те, кого любил я, отреклися,

Кем я жил – забыли про меня.

 

Но и все ж, теснимый и гонимый,

Я, смотря с улыбкой на зарю,

На земле, мне близкой и любимой,

Эту жизнь за все благодарю.

 

Август 1925

 

Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело

 

 

Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело

Вспомнить, что ли, юность, ту, что пролетела?

Не шуми, осина, не пыли, дорога.

Пусть несется песня к милой до порога.

 

Пусть она услышит, пусть она поплачет.

Ей чужая юность ничего не значит.

Ну, а если значит – проживет не мучась.

Где ты, моя радость? Где ты, моя участь?

 

Лейся, песня, пуще, лейся, песня звяньше.

Все равно не будет то, что было раньше.

За былуп силу, гордость и осанку

Только и осталась песня под тальянку.

 

Сентябрь 1925

 

Я красивых таких не видел

 

Сестре Шуре

 

 

Я красивых таких не видел,

Только, знаешь, в душе затаю

Не в плохой, а в хорошей обиде ‑

Повторяешь ты юность мою.

 

Ты – мое васильковое слово,

Я навеки люблю тебя.

Как живет теперь наша корова,

Грусть соломенную теребя?

 

Запоешь ты, а мне любимо,

Исцеляй меня детским сном.

Отгорела ли наша рябина,

Осыпаясь под белым окном?

 

Что поет теперь мать за куделью?

Я навеки покинул село,

Только знаю – багряной метелью

Нам листвы на крыльцо намело.

 

Знаю то, что о нас с тобой вместе

Вместо ласки и вместо слез

У ворот, как о сгибшей невесте,

Тихо воет покинутый пес.

 

Но и все ж возвращаться не надо,

Потому и достался не в срок,

Как любовь, как печаль и отрада,

Твой красивый рязанский платок.

 

Сентябрь 1925

 

Ах, как много на свете кошек

 

Сестре Шуре

 

 

Ах, как много на свете кошек,

Нам с тобой их не счесть никогда.

Сердцу снится душистый горошек,

И звенит голубая звезда.

 

Наяву ли, в бреду иль спросонок,

Только помню с далекого дня ‑

На лежанке мурлыкал котенок,

Безразлично смотря на меня.

 

Я еще тогда был ребенок,

Но под бабкину песню вскок

Он бросался, как юный тигренок,

На оброненный ею клубок.

 

Все прошло. Потерял я бабку,

А еще через несколько лет

Из кота того сделали шапку,

А ее износил наш дед.

 

Сентябрь 1925

 

Ты запой мне ту песню, что прежде

 

Сестре Шуре

 

 

Ты запой мне ту песню, что прежде

Напевала нам старая мать.

Не жалея о сгибшей надежде,

Я сумею тебе подпевать.

 

Я ведь знаю, и мне знакомо,

Потому и волнуй и тревожь ‑

Будто я из родимого дома

Слышу в голосе нежную дрожь.

 

Ты мне пой, ну, а я с такою,

Вот с такою же песней, как ты,

Лишь немного глаза прикрою ‑

Вижу вновь дорогие черты.

 

Ты мне пой. Ведь моя отрада ‑

Что вовек я любил не один

И калитку осеннего сада,

И опавшие листья с рябин.

 

Ты мне пой, ну, а я припомню

И не буду забывчиво хмур:

Так приятно и так легко мне

Видеть мать и тоскующих кур.

 

Я навек за туманы и росы

Полюбил у березки стан,

И ее золотистые косы,

И холщовый ее сарафан.

 

Потому так и сердцу не жестко ‑

Мне за песнею и за вином

Показалась ты той березкой,

Что стоит под родимым окном.

 

Сентябрь 1925

 

В этом мире я только прохожий

 

Сестре Шуре

 

 

В этом мире я только прохожий,

Ты махни мне веселой рукой.

У осеннего месяца тоже

Свет ласкающий, тихий такой.

 

В первый раз я от месяца греюсь,

В первый раз от прохлады согрет,

И опять и живу и надеюсь

На любовь, которой уж нет.

 

Это сделала наша равнинность,

Посоленная белью песка,

И измятая чья‑то невинность,

И кому‑то родная тоска.

 

Потому и навеки не скрою,

Что любить не отдельно, не врозь ‑

Нам одною любовью с тобою

Эту родину привелось.

 

Сентябрь 1925

 

ПЕРСИДСКИЕ МОТИВЫ

 

Улеглась моя былая рана

 

 

Улеглась моя былая рана ‑

Пьяный бред не гложет сердце мне.

Синими цветами Тегерана

Я лечу их нынче в чайхане.

 

Сам чайханщик с круглыми плечами,

Чтобы славилась пред русским чайхана,

Угощает меня красным чаем

Вместо крепкой водки и вина.

 

Угощай, хозяин, да не очень.

Много роз цветет в твоем саду.

Незадаром мне мигнули очи,

Приоткинув черную чадру.

 

Мы в России девушек весенних

На цепи не держим, как собак,

Поцелуям учимся без денег,

Без кинжальных хитростей и драк.

 

Ну, а этой за движенья стана,

Что лицом похожа на зарю,

Подарю я шаль из Хороссана

И ковер ширазский подарю.

 

Наливай, хозяин, крепче чаю,

Я тебе вовеки не солгу.

За себя я нынче отвечаю,

За тебя ответить не могу.

 

И на дверь ты взглядывай не очень,

Все равно калитка есть в саду...

Незадаром мне мигнули очи,

Приоткинув черную чадру.

 

1924

 

Я спросил сегодня у менялы,

 

 

Я спросил сегодня у менялы,

Что дает за полтумана по рублю,

Как сказать мне для прекрасной Лалы

По‑персидски нежное «люблю»?

 

Я спросил сегодня у менялы

Легче ветра, тише Ванских струй,

Как назвать мне для прекрасной Лалы

Слово ласковое «поцелуй»?

 

И еще спросил я у менялы,

В сердце робость глубже притая,

Как сказать мне для прекрасной Лалы,

Как сказать ей, что она «моя»?

 

И ответил мне меняла кратко:

О любви в словах не говорят,

О любви вздыхают лишь украдкой,

Да глаза, как яхонты, горят.

 

Поцелуй названья не имеет,

Поцелуй не надпись на гробах.

Красной розой поцелуи веют,

Лепестками тая на губах.

 

От любви не требуют поруки,

С нею знают радость и беду.

«Ты – моя» сказать лишь могут руки,

Что срывали черную чадру.

 

1924

 

Шаганэ ты моя, Шаганэ!

 

 

Шаганэ ты моя, Шаганэ!

Потому, что я с севера, что ли,

Я готов рассказать тебе поле,

Про волнистую рожь при луне.

Шаганэ ты моя, Шаганэ.

 

Потому, что я с севера, что ли,

Что луна там огромней в сто раз,

Как бы ни был красив Шираз,

Он не лучше рязанских раздолий.

Потому, что я с севера, что ли.

 

Я готов рассказать тебе поле,

Эти волосы взял я у ржи,

Если хочешь, на палец вяжи ‑

Я нисколько не чувствую боли.

Я готов рассказать тебе поле.

 

Про волнистую рожь при луне

По кудрям ты моим догадайся.

Дорогая, шути, улыбайся,

Не буди только память во мне

Про волнистую рожь при луне.

 

Шаганэ ты моя, Шаганэ!

Там, на севере, девушка тоже,

На тебя она страшно похожа,

Может, думает обо мне...

Шаганэ ты моя, Шаганэ.

 

1924

 

Ты сказала, что Саади

 

 

Ты сказала, что Саади

Целовал лишь только в грудь.

Подожди ты, бога ради,

Обучусь когда‑нибудь!

 

Ты пропела: "За Евфратом

Розы лучше смертных дев".

Если был бы я богатым,

То другой сложил напев.

 

Я б порезал розы эти,

Ведь одна отрада мне ‑

Чтобы не было на свете

Лучше милой Шаганэ.

 

И не мучь меня заветом,

У меня заветов нет.

Коль родился я поэтом,

То целуюсь, как поэт.

 

19 декабря 1924