Глава 64. Ласка. Часть вторая

 

Взяв флейту, Вэй Усянь сыграл нужный отрывок. Как и ожидалось, мелодия оказалась разорвана. Ноты на первой странице относились вовсе не к той песне, что была записана на второй.

 

Между ними должна была находиться еще одна страница, но ее вырвали — аккуратно, незаметно.

 

Сделавший это действовал с огромной осторожностью. От страницы не осталось ни следа, потому и обнаружить пропажу оказалось так сложно. Вэй Усянь перевернул книгу и посмотрел на темно-синюю обложку с написанным на ней названием из трех иероглифов.

 

Он прочитал:

- “Собрание Смятения”? Что это за книга? Мелодии в ней звучат несколько странно.

 

Лань Ванцзи ответил:

- Это собрание запретных песен из Дун Ин[189].

 

Вэй Усянь переспросил:

- Из Дун Ин? Так вот почему звук немного отличается от местных мелодий.

 

Выражение лица Лань Сичэня было неоднозначным.

- Если верить легендам, “Собрание Смятения” — это темные песни, собранные одним из заклинателей Ордена Гусу Лань за годы странствий, когда он путешествовал по воде и добрался до Дун Ина. Если заклинатель вложит духовную энергию, исполняя песни из этой книги, он сможет причинить вред другим людям: от ослабления тела и раздражения разума вплоть до волнения души и ограничения пяти чувств… Могущественный заклинатель мог бы забрать жизнь человека, исполнив всего лишь семь нот.

 

Вэй Усянь хлопнул ладонью по столу:

- Вот это оно и есть!

 

Он так обрадовался, что, ударив по столу, едва не опрокинул бумажный фонарь. Лань Ванцзи вовремя успел его отодвинуть. Вэй Усянь заговорил:

- Глава Ордена Лань, есть ли в “Собрании Смятения” песня, которая могла бы пошатнуть самообладание человека, вызвать у него раздражение, волнение, агрессию, вспыльчивость?

 

Лань Сичэнь чуть помедлил.

- Должна быть…

 

Вэй Усянь продолжил:

- Духовных сил Цзинь Гуанъяо недостаточно, чтобы забрать жизнь человека с помощью семи нот. Более того, подобное убийство было бы слишком очевидным. Он явно не стал бы выбирать столь могущественную мелодию. Но если бы он под предлогом успокоения нрава названого брата играл для него песнь очищения сердца и продолжал бы исполнять ее еще три месяца, то могла эта мелодия подействовать как медленный яд и спровоцировать срыв Чифэн-цзуня?

 

И снова Лань Сичэнь ответил не сразу.

- Да.

 

Вэй Усянь подытожил:

- Что ж, в таком случае мое предположение не лишено смысла. Фрагмент мелодии, не являющийся частью Омовения, находится на пропавшей странице “Собрания Смятения”. Все песни Дун Ин, записанные в нем, довольно сложны и тяжелы в освоении. У Цзинь Гуанъяо не было времени скопировать ноты в потайной комнате, так что ему пришлось вырвать страницу… Нет, все не так! Ему достаточно лишь одного взгляда, чтобы запомнить написанное на всю жизнь. Он вырвал страницу не потому, что не мог запомнить мелодию. Цзинь Гуанъяо понимал, что если эта запись исчезнет, у нас не останется ни единого доказательства. Он позаботился, чтобы никто не смог найти источник этой мелодии, если однажды все выплывет наружу или его поймают на преступлении. Все его действия были предельно осторожны. Перед вами он явно играл правильную версию Омовения. Чифэн-цзунь не пытал особой страсти к искусству. Глава Ордена Гусу Лань, он слышал Омовение в вашем исполнении и в общих чертах представлял, как оно должно звучать. Поэтому Цзинь Гуанъяо не осмелился открыто исполнять для него темную песню, а вместо этого пошел долгим путем — решил соединить две мелодии разных стилей с противоположным воздействием, что у него превосходно получилось. Они звучат так, словно являются единым целым. Музыкальные способности Цзинь Гуанъяо воистину превосходны. Полагаю, в Омовение он вкладывал совсем мало духовной силы и использовал ее по-настоящему именно в отрывке с мелодией из “Собрания Смятения”. В конце концов, Чифэн-цзунь не был знаком с этой стезей заклинательства и именно поэтому, конечно, не мог осознать, что Цзинь Гуанъяо заменил одну из частей песни темным, забирающим жизнь мотивом!

 

После довольно продолжительного молчания Лань Сичэнь тихо произнес:

- Цзинь Гуанъяо часто бывал в Облачных Глубинах, но я никогда не говорил ему о потайной комнате в библиотеке Ордена Гусу Лань.

 

Вэй Усянь сказал:

- Глава Ордена Лань, простите меня за прямоту, но во время Аннигиляции Солнца Цзинь Гуанъяо являлся шпионом в Безночном городе Ордена Цишань Вэнь. И шпионом весьма хорошим. Ему даже удалось обнаружить тайный кабинет Вэнь Жоханя, пробраться внутрь незамеченным, запомнить все карты и свитки, затем по памяти записать всю информацию и отправить ее в Башню Карпа. Для подобного человека обнаружить потайную комнату библиотеки Ордена Гусу Лань — плевое дело.

 

Художник 千二百 / yipianchibang

 

Лань Сичэнь взял в руки листок с записанным на нем отрывком мелодии, порассматривал его какое-то время, затем решил:

- Я найду способ испытать эту мелодию.

 

Лань Ванцзи вопросительно произнес:

- Брат?

 

Лань Сичэнь сказал:

- Когда брата не стало, осада Луаньцзан давно закончилась, а молодого господина Вэя больше не было в нашем мире. Если после испытаний этой части мелодии действительно выявится ее способность влиять на разум, если подтвердится, что это не просто догадка, я…

 

Вэй Усянь поспешил вставить слово:

- Цзэу-цзюнь, испытание этой песни на живых людях может противоречить правилам Ордена Гусу Лань.

 

Лань Сичэнь ответил:

- Я испытаю ее на себе.

 

После столь нелепых слов, произнесенных главой Ордена Гусу Лань, становилось ясно: на сердце у него было неспокойно. Лань Ванцзи слегка повысил голос:

- Брат!

 

Лань Сичэнь подпер лоб рукой, словно пытаясь сдерживаться, его голос звучал мрачно:

- Ванцзи, Цзинь Гуанъяо, которого знаю я, совсем не похож ни на того, кем его видишь ты, ни на образ, сложившийся в головах всех остальных людей! Все эти долгие годы в моем представлении он переносил испытания, заботился о людях, ко всем относился с уважением. Все это время я был абсолютно уверен, что неодобрительные замечания в его сторону шли лишь от недопонимания, считал, что наверняка знаю истину. А теперь вы хотите, чтобы я в одночасье поверил, будто все, что мне известно об этом человеке, — ложь. Поверил в то, что он планировал убить одного из своих названных братьев, а я тоже был частью его плана и даже помогал ему… Пожалуйста, позвольте мне самому все обдумать, прежде чем принимать решение.

 

Лань Сичэнь научил Цзинь Гуанъяо песни очищения сердца, помня о неприязни между Цзинь Гуанъяо и Не Минцзюэ и надеясь, что они смогут вернуться к прежним добрым отношениям. Он сам попросил, чтобы Цзинь Гуанъяо вместо него помог успокоить дух Не Минцзюэ. Кто мог знать, что его доброта предоставила возможность воплотиться жестокости Цзинь Гуанъяо? Как примириться с самим собой после такого?

 

Все трое хранили молчание. Только когда они вышли из библиотеки, Лань Ванцзи наконец сказал:

- Я пойду к дяде.

 

Молчавший все это время Лань Сичэнь тоже заговорил:

- Я провожу обратно молодого господина Вэя. Ты можешь прийти позже.

 

Лань Сичэнь вел Вэй Усяня по выложенным белым камнем тропинкам Облачных Глубин, пока они не вернулись к окруженному цветами горечавки уединенному домику в глубине гор. Вэй Усянь замешкался, стоя перед дверью.

- Знает ли Учитель Лань, что Ханьгуан-цзюнь…

 

Лань Сичэнь мягко перебил его:

- Дядя только недавно очнулся. Я сказал, чтобы ему не говорили ничего лишнего.

 

Узнай Лань Цижэнь, что они с Лань Ванцзи делали в Башне Карпа, он явно разозлился бы до такой степени, что наверняка тут же снова потерял сознание сразу после пробуждения. Вэй Усянь сказал:

- Большое спасибо Учителю Ланю за все, что он сделал.

 

Лань Сичэнь кивнул:

- Дядя и правда сделал очень много.

 

Спустя некоторое время он произнес:

- Молодой господин Вэй, вам известно, что это за дом?

 

Вэй Усянь пожал плечами:

- Цзэу-цзюнь, почему вы думаете, что мне это может быть известно?

 

Лань Сичэнь взглянул на него:

- Именно в этом доме в Облачных Глубинах жила моя мать.

 

Мать Лань Сичэня была и матерью Лань Ванцзи. Вэй Усянь счел это несколько странным. Все поколения глав Ордена Гусу Лань жили в ханьши, и этот домик, запрятанный в потаенном уголке Облачных Глубин, точно не был на нее похож. Неужели родители Лань Ванцзи состояли в неудачном договорном браке, как Цзян Фэнмянь и Мадам Юй, а потому жили раздельно?

 

При всем старании нельзя было найти положительную причину тому, чтобы глава ордена проживал отдельно от своей жены. Да и ходили слухи, что супруга предыдущего главы Ордена Цинхэн Цзюня была слаба телом, большую часть времени она отдыхала, и ей претило встречаться с другими людьми. О ней изначально мало что было известно. В других кланах ходило множество догадок и предположений о том, что «болезнь» могла быть чем-то постыдным, например, шрамом на лице или иным увечьем. Поэтому Вэй Усянь не слишком лез в это дело и теперь хранил молчание, ожидая, пока Лань Сичэнь сам решит продолжить.

 

Лань Сичэнь сказал:

- Молодой господин Вэй, вы должны знать, что мой отец обычно медитировал в уединении и очень редко общался с остальным миром. Все эти годы Орденом Гусу Лань почти единолично управлял дядя.

 

Вэй Усянь кивнул:

- Это я знаю.

 

Лань Сичэнь опустил руку вдоль тела. Ладонь, в которой была зажата Ле Бин, спряталась в рукаве. Он медленно продолжил:

- Причиной тому, что отец ушел в затвор, была моя мать. Этот дом был… скорее местом заточения, чем жилищем.

 

Вэй Усянь был потрясен.

 

Отец Цзэу-цзюня и Ханьгуан-цзюня, Цинхэн Цзюнь, когда-то тоже являлся знаменитым заклинателем. Он снискал славу еще в юном возрасте, и ему прочили большое будущее. Однако в возрасте двадцати лет он неожиданно оставил этот путь и объявил о своей женитьбе. Цинхэн Цзюнь также перестал интересоваться мирскими делами. И хотя то, чем он занимался, называлось уединенной медитацией, по сути это больше напоминало уход на покой. Люди придумывали множество причин такому поведению, но ни одна из них не находила подтверждения.

 

Лань Сичэнь склонился к кустикам горечавки и аккуратно погладил тонкие, нежные лепестки.

- В молодости отец, вернувшись однажды с ночной охоты, увидел мою мать в городе Гусу. – Он улыбнулся. – Говорят, что это была любовь с первого взгляда.

 

Вэй Усянь тоже расплылся в широкой улыбке:

- Молодые часто поддаются чувствам.

 

Однако Лань Сичэнь пресек его веселый настрой:

- Но вот та женщина любви к нему не чувствовала. К тому же она убила одного из учителей моего отца.

 

Подобное просто невозможно было представить. И хотя Вэй Усянь понимал, что задавать слишком много вопросов считается дурным тоном, речь шла о родителях Лань Ванцзи, поэтому он просто обязан был узнать.

- Почему?!

 

Лань Сичэнь ответил:

- Я не знаю, но могу предположить, что тут имела место некая вражда.

 

Вэй Усянь не стал углубляться в этот вопрос и постарался усмирить любопытство. Вместо этого он спросил:

- А… что было потом?

- А потом, — последовал ответ Лань Сичэня, — когда мой отец об этом узнал, то, конечно же, испытал ужасную боль. Но даже столкнувшись с такими трудностями, он все равно тайно забрал женщину к себе в Орден. Не обращая внимания на возражения клана, он молча преклонил вместе с ней колени перед Небесами и Землей[190], а после объявил всем, что она будет ему женой до конца жизни. Цинхэн Цзюнь также добавил, что всякому, кто захочет причинить ей вред, придется иметь дело с ним.

 

Вэй Усянь округлил глаза.

 

Лань Сичэнь продолжил:

- После завершения церемонии мой отец нашел дом, запер в нем мать, а в другом доме закрылся сам. Хоть это и называлось уединенной медитацией, но на самом деле было покаянием. — Он чуть помолчал, а потом снова заговорил: — Молодой господин Вэй, вы понимаете, почему он все это сделал?

 

Вэй Усянь помедлил секунду и ответил:

- Он не мог простить убийцу своего учителя, но вместе с этим не желал видеть смерть любимой женщины. Ему оставалось только жениться, чтобы защитить ее жизнь, и заставить себя не видеться с ней.

 

Лань Сичэнь поинтересовался:

- Как вы считаете, правильно ли он поступил?

 

Вэй Усянь ответил:

- Не знаю.

 

Лань Сичэнь казался каким-то потерянным.

- Тогда что, на ваш взгляд, было бы правильным?

 

Вэй Усянь снова ответил:

- Я не знаю.

 

Помолчав, Лань Сичэнь прошептал:

- Можно было бы сказать, что отец сделал это, ни о чем больше не заботясь. Все старшие члены клана пребывали в ярости, но все они являлись его наставниками с малых лет, им ничего больше не оставалось, кроме как охранять эту тайну, намекая всем остальным, что жена главы ордена Гусу Лань страдает невыразимым недугом и не может видеться с людьми. Сразу после рождения нас с Ванцзи забрали и передали на воспитание другим людям. Как только мы подросли, нас отправили учиться к дяде. Мой дядя… он от природы всегда был бесхитростным и открытым. Поскольку отец из-за матери разрушил собственную жизнь, он еще сильнее начал ненавидеть людей, не желающих вести себя подобающе. А потому вложил все силы в наше с Ванцзи обучение. При этом он был особенно суров. Нам позволяли видеть мать лишь раз в месяц, в этом доме.

 

Дети, которые каждый день общались лишь с суровым дядей и проводили все время за трудными уроками и кипами книг. Несмотря на усталость, им приходилось выпрямлять слабые спины и становиться самыми выдающимися адептами клана, примерными учениками в глазах других людей. Они почти не виделись с ближайшими родственниками, не могли подурачиться в объятиях отца, не могли покапризничать рядом с матерью.

 

Но они очевидно не заслужили подобного.

 

Лань Сичэнь продолжил:

- Когда мы с Ванцзи навещали мать, она никогда не жаловалась на то, как скучно сидеть взаперти, без возможности даже шагу ступить за порог. Лишь спрашивала про нашу учебу. Ей особенно нравилось дразнить Ванцзи, но он… чем больше его дразнишь, тем меньше он разговаривает, тем хуже выражение на его лице. Он был таким с самого детства. Однако, — Лань Сичэнь коротко рассмеялся, — пусть даже Ванцзи никогда этого не говорил, я знал, что он каждый месяц с нетерпением ждал дня встречи с матерью. Точно так же ждал ее и я.

 

Художник 九条 轮 / Jiǔ Tiáo Lún / Цзю Тяо Лунь / 你的 专 属腿毛

 

Вэй Усянь вообразил юного Лань Ванцзи в объятиях матери, представил себе розовый румянец на его белоснежных щечках и тоже рассмеялся. Улыбка все еще играла на его губах, когда Лань Сичэнь продолжил:

- Но однажды дядя сказал нам, что больше не нужно сюда приходить. Матери не стало.

 

Вэй Усянь осторожно спросил:

- Сколько тогда было Лань Чжаню?

 

Лань Сичэнь ответил:

- Шесть. — Помолчав, он произнес, — он тогда был еще слишком мал и не мог понять, что значит “не стало”. Сколько бы другие ни утешали его, сколько бы дядя ни бранился, Ванцзи все так же приходил сюда каждый месяц, садился на веранде и ждал, когда кто-нибудь откроет ему дверь. С возрастом он понял, что мать больше не вернется, что эта дверь уже никогда не откроется для него, но все равно продолжал приходить сюда.

 

Лань Сичэнь поднялся. Взгляд его темных глаз остановился на Вэй Усяне.

- Ванцзи с самого детства был настолько упрямым.

 

Подул ветерок, шелестя листьями и беспокоя цветы горечавки, отчего в воздухе разлился горьковатый аромат. Вэй Усянь, окинув взглядом деревянную веранду, почти мог увидеть маленького ребенка с лентой на лбу, сидящего в подобающей позе перед домом и тихо ожидающего, пока откроется дверь.

 

Художник 老 历 茅台 / Lao Li Maotai

 

Он сказал:

- Госпожа Лань, должно быть, была очень ласковой женщиной.

 

Лань Сичэнь ответил:

- В моих воспоминаниях мать и правда была такой. Я не знаю, почему она тогда сотворила подобное. И, если по правде, я… — Он глубоко вдохнул, а потом признался, — вовсе не хочу знать.

 

Немного помолчав, Лань Сичэнь закрыл глаза. Он достал Ле Бин, и порыв ночного ветра подхватил и унес прочь плачущий звук сяо. Звук глубокий, словно вздох.

 

Вэй Усяню уже доводилось слышать игру Ле Бин. Ее звучание было точно таким же, как сам Лань Сичэнь: теплым и изящным, словно легкий ветерок и весенний дождь. Но сейчас, несмотря на то, что мастерство исполнения оставалось все таким же превосходным, звук Ле Бин пробуждал в слушателе странный осадок чувств.

 

Порыв ветра слегка растрепал волосы Лань Сичэня и привел в беспорядок лобную ленту. Однако глава Ордена Гусу Лань, который всегда тщательно следил за внешним обликом, не обратил на это никакого внимания. Лишь закончив играть, он отнял Ле Бин от губ.

- В Облачных Глубинах музыка ночью запрещена. Сегодня я много раз вышел за рамки дозволенного. Прошу прощения, молодой господин Вэй.

 

Вэй Усянь спросил:

- За что? Цзэу-цзюнь, вы разве забыли, что перед вами стоит человек, нарушивший большинство правил…

 

Лань Сичэнь улыбнулся.

- Орден Гусу Лань никогда не открывал посторонним наше с Ванцзи прошлое. Мне не следовало вам рассказывать все это. Но сегодня мне вдруг захотелось сбросить с души этот груз, я поддался наитию.

 

Вэй Усянь ответил:

- Я не из тех, кто много болтает. Не беспокойтесь, Цзэу-цзюнь.

 

Лань Сичэнь сказал:

- Как бы то ни было, могу предположить, что Ванцзи все равно не стал бы ничего от вас скрывать.

 

Вэй Усянь покачал головой:

- Если он не хочет о чем-то говорить, то я не стану спрашивать.

 

Лань Сичэнь возразил:

- Но учитывая характер Ванцзи, как сможет он поведать хоть что-то, если не задавать ему вопросы? Есть то, о чем он не скажет, даже если вы спросите.

 

Вэй Усянь собрался было что-то сказать, но услышал звук шагов за спиной. Обернувшись, он увидел залитую лунным светом фигуру Лань Ванцзи, который приближался к ним. В обеих его руках находилось по округлому сосуду, запечатанному красным сургучом. Взгляд Вэй Усяня загорелся.

- Ханьгуан-цзюнь, ты очень предусмотрительный!