Одного лишь «хорошо» недостаточно: новый способ похвалы

Следующее занятие открыла Рослин, молодая, энергичная мать. Она очень подробно рассказала о случайной встрече со своей соседкой по университетскому общежитию.

– Я взглянула на нее, и произошла удивительная вещь. Я сделала вид, что не узнала ее. Не знаю почему. Она всегда была такой милой. Но мне захотелось так сделать… я почувствовала ужасную неуверенность…

Я уже собралась повернуть назад, но подумала: «Это ужасно! Я же взрослая женщина… У меня есть собственная семья!»

«Привет, Марша! – сказала я, словно только что ее заметила. – Давно не виделись!»

Она была так рада мне, что я почувствовала укол совести из-за желания от нее спрятаться. Она обняла меня: «Рослин, ты живешь поблизости? Я только что сюда переехала!» Несколько минут мы вспоминали старые времена, показывали фотографии наших детей. Потом она спросила, чем я интересуюсь, чем занимаюсь. Я не хотела говорить об этом. Кому хочется говорить о том, что главный его интерес в жизни – это общение с психологом с целью стать хорошей матерью? Но когда Марша упомянула, что она преподает детям-инвалидам, я подумала, а почему бы и не сказать ей? Все то, о чем мы узнали здесь, будет полезно и для учителя.

И я начала рассказывать о наших занятиях. О том, как мы научились выражать гнев, не причиняя вреда детям. О том, как мы помогаем детям стать самостоятельными. О том, что происходит, когда мы признаем и подтверждаем чувства детей. Она слушала с большим интересом. А потом я упомянула новый способ похвалы. И сразу же почувствовала, что она меня не одобряет.

«Описывать то, что ты видишь или чувствуешь? – переспросила она, нахмурившись. – Это глупость. Зачем прибегать к таким ухищрениям, если можно просто рассказать ребенку о своих мыс-лях? Не вижу никакого вреда в том, чтобы назвать ребенка, который показывает сделанную им поделку, молодцом. Но если работа не удалась, вполне можно не скрывать и это. Я никогда не верила в заискивание перед детьми».

Я попыталась объяснить, что описание – это не заискивание. Описание избавляет нас от необходимости оценки и осуждения.

И это ей не понравилось. «А что плохого в оценках? – холодно спросила она. – Задача учителя в том, чтобы ставить реалистические оценки. Как ребенок добьется прогресса, если никто не будет его критиковать? Мои ученики знают, что я всегда говорю честно, и это очень важно. Мне не приходится прибегать к уловкам. Если они делают ошибки, то я указываю на них – сразу! Если они делают глупости, я не выбираю слов. Я говорю: «Это глупость!»

Я была потрясена. «Ты называешь детей глупыми?» – переспросила я.

«Я не называю их глупыми. Я говорю, что они сделали глупость. Это большая разница!»

«Но, Марша, если кто-то назовет мои действия глупостью, я неизбежно почувствую себя глупой!»

«Это не так. Ребенок ощущает разницу. Все зависит от отношения. Я по опыту знаю, что если отношения хорошие, то я могу сказать ребенку все, что угодно – могу назвать его тупицей и глупцом. Он не обидится, потому что знает, что он важен для меня и что я пекусь о его благе. Может быть, тебе будет интересно узнать, что все мои ученики учатся превосходно».

Доктор Гинотт, я не знала, что ей ответить. И хуже всего то, что это я смутилась. Она действительно заботится о детях, она уверена в себе и добивается хороших результатов. Разве она может ошибаться?

Все заговорили одновременно. Всем было, что сказать. Доктору Гинотту пришлось взяться за колокольчик, чтобы его услышали.

– Рослин, – начал он, – вот как я понимаю эту проблему. Самый драгоценный подарок, какой мы можем сделать ребенку, это позитивное и реалистическое представление о себе. Как же формируется самооценка? Конечно, не сразу. Она формируется постепенно, опыт за опытом.

Давайте представим, что детская самооценка – это сырой цемент. Каждая наша реакция оставляет на этом цементе отпечаток и формирует характер ребенка. И это накладывает на родителей и учителей огромные обязательства. Мы должны быть абсолютно уверены в том, что, когда цемент затвердеет, нам не придется сожалеть об оставленном нами отпечатке.

Взрослые не должны недооценивать влияние собственных слов. Помнишь, Джен, что недавно сказал тебе Дэвид? Он сказал: «Мы с друзьями постоянно называем друг друга дураками, и это просто шутка. Но когда дураками называют нас родители или учителя, это совсем другое дело. Сразу думаешь, что это правда – ведь они должны знать!»

Что же происходит с ребенком, который принимает слова взрослого за истину? Как он будет справляться с новой ситуацией? Очень просто. Он скажет себе: «Я глуп, так к чему стараться? Если я не буду пытаться, то не потерплю неудачи». С другой стороны, если на протяжении многих лет взрослые адекватно оценивали его сильные стороны, то он будет жить с совершенно иным убеждением. Он будет говорить себе: «Я – умный человек, поэтому я обязательно сделаю попытку. Если у меня не получится, то я попробую по-другому».

Но, Рослин, я понимаю твою подавленность. Осознать эти идеи нелегко, и нелегко донести их до других. Понять концепцию описательной похвалы непросто. Я не раз говорил об этом родителям, врачам, учителям. Все соглашались с тем, что постоянная негативная критика очень вредна, но лишь немногие понимали разницу между позитивной оценкой характера ребенка («хороший мальчик») и позитивным описанием его действий.

– Всех сомневающихся посылайте ко мне! – заявила Кэтрин. – Я с радостью объясню им разницу, потому что на себе проверила оба подхода. На протяжении многих лет дети не слышали от меня ничего, кроме «хороший мальчик» и «плохой мальчик», в зависимости от их поведения. Точно так же со мной разговаривала моя мать.

Рослин слушала с несчастным видом.

– Если я расскажу об этом своей бывшей соседке, она поднимет меня на смех. Она пожмет плечами: «Что плохого в том, чтобы для начала назвать мальчика честным? К чему такие экивоки?»

– Давайте ответим на этот вопрос, – предложил доктор Гинотт. – Предположим, муж Ли сказал бы сыну: «Майкл, ты очень честный мальчик – самый честный в мире!» Что бы подумал Майкл?

Он бы подумал: «Если бы папа знал, сколько раз я не говорил ему правду!»

И тогда ему стало бы тревожно. Он получил награду, которой не заслуживал. Планку ему подняли на недостижимую высоту. Родители загнали его в угол, сами не желая того. Как же выбраться из этой ловушки? Может быть, сделать что-нибудь такое, чтобы отец понял, что он вовсе не ангел?

Многие родители удивляются, что их дети после похвалы начинают вести себя далеко не идеально. Но психологу тут все ясно. Психолог знает, что дети стремятся избавиться от глобальной похвалы – она слишком утомительна. Просвещенные родители должны знать, что, хваля детей подобным образом, они сами провоцируют проблемы. Я имею в виду такие похвалы, как «Ты всегда так хорошо мне помогаешь. Ты – самый хороший ребенок в мире. Ты невероятно умен!»

– О! – сказала Хелен. – Ваши слова мне знакомы до слез. Общая похвала – это мой конек. Я никогда не упускаю возможности прямо сказать детям, какие они молодцы. Я всегда считала, что чем сильнее похвала, тем приятнее комплимент.

Но мои дети никогда не ведут себя плохо. Они просто не верят мне. Билли показывает мне рисунок, я восклицаю: «Великолепно!», а он переспрашивает: «Рисунок тебе действительно нравится?» Я повторяю: «Да, да, он мне действительно нравится. Очень нравится». И тут он говорит: «Ты просто хочешь сделать мне приятное!» Только когда я детально пересказываю, что он нарисовал, Билли выглядит по-настоящему довольным.

Рослин, мне кажется, что, если бы твоя подруга Марша хоть раз увидела такое выражение на лицах своих учеников, она бы никогда больше не стала вести себя по-прежнему!

Рослин замешкалась с ответом.

– Не знаю, смогу ли я объяснить ей это. Ей нужен точный пример, который был бы связан с ее классом.

– Я могу тебе помочь, – сказала Хелен. – Ты говорила, что, когда ученик приносит ей сделанную им коробочку, она хвалит его: «Хорошая работа». Может быть, вместо этого ей попробовать сказать: «Как замечательно ты подобрал цвета! Розовый прекрасно сочетается с оранжевым», или «Мне нравится, что полоски идут вертикально. Это напоминает мне картины Мондриана», или «Твоей маме наверняка понравится эта замечательная коробочка ручной работы», или «Твоя коробочка такая прочная, что не развалится, даже если упадет со стола. Это очень хорошо!».

– Вот что я называю точной, описательной похвалой, – улыбнулся доктор Гинотт. – Сказать ребенку, что он «хороший», не плохо. Просто этого недостаточно. Этого слишком мало. Описательная похвала Хелен позволит ребенку взглянуть на себя под другим углом. Он обратит внимание на то, о чем раньше не задумывался: что может сделать что-то полезное для другого человека, что у него есть чувство цвета, что он может сделать нечто уникальное и красивое. Он узнает, что его стиль похож на стиль знаменитого художника. «Кто такой Мондриан?» – спросит ребенок. И учитель получит возможность рассказать ему нечто новое и интересное.

– Я прямо слышу ответ моей подруги, – сказала Рослин. – «Теоретически это интересно. Но разве есть идеальные учителя, которые способны постоянно реагировать подобным образом?»

– Мы говорим не об идеале, – возразил доктор Гинотт. – Это сосредоточенность. Мне бы хотелось, чтобы вы были сосредоточенными семьдесят процентов времени. Но даже десять процентов – это очень хорошо. Когда вы голодны, даже малое количество пищи лучше, чем ничего.

Я слушала его слова с нарастающим нетерпением. Никто еще не говорил о том, что беспокоило меня больше всего.

– Рослин, – произнесла я, – я все это время представляла себе ребенка-инвалида, который принес учителю свою поделку, над которой долго трудился и услышал, что его работа «плоха». И твоя Марша гордится своей честностью! Не могу представить, чтобы кто-нибудь – ребенок или взрослый – стал лучше, услышав, что его работу называют плохой. Кроме того, разве она не замечала, что в такой ситуации дети быстро соглашаются с негативной оценкой своего труда?

Доктора Гинотта мои слова явно заинтересовали.

– Джен, ты подняла очень важную тему. Как мы можем помочь детям справиться с разочарованием? Предположим, ребенок говорит: «Моя коробочка плохая». Что можно ответить? Можно сказать:

«Вижу, тебе не нравится то, что у тебя получилось».

«Да, она неаккуратная».

«А что именно тебе не нравится?»

«Швы неровные».

«Значит, швы нужно выровнять, чтобы стенки были вертикальными и горизонтальными».

«Точно!»

Такой разговор помогает ребенку сконцентрироваться на том, чего он хочет добиться. Теперь он может развиваться и меняться. Когда же мы называем его работу плохой, то тем самым останавливаем его. Мы лишаем его желания двигаться дальше.

Рослин задумчиво вздохнула.

– Как бы мне хотелось, чтобы в тот день, когда я встретила Маршу, вы были со мной, доктор Гинотт! Вы убедили бы ее. Нет, она согласилась бы с вами не сразу. Она всегда и во всем ищет недостатки. Я ее знаю. Она бы сказала: «Все это хорошо для ребенка, который уже понимает, когда что-то не так. А если он просто не видит собственных ошибок? Что делать, если ребенок с ужасным почерком, считает свой почерк идеальным? Нужно ли закрывать на это глаза и позволять ему и дальше пребывать в своем заблуждении? Вы же понимаете, что тем самым причините ему вред!» Что бы вы ответили ей?

Доктор Гинотт повернулся к группе.

– Кто-нибудь хочет ответить?

Вызвалась я.

– Я готова к такому вопросу, Рослин.

Не уверена, что этот пример понравился бы твоей подруге, Рослин. Ей могло показаться, что я преувеличиваю. Но я не представляю, как можно работать с детьми, не начав с похвалы.

Рослин ничего не ответила. Она отвлеклась от моей истории еще в середине. Я видела, что она погрузилась в собственные мысли. Но доктору Гинотту понравился мой пример.

– Ты дала Дэвиду свободу и показала способ развития и улучшения почерка.

Родители могут оказать огромную помощь ребенку, раздавленному критикой. Какую? Нужно расшифровать эту критику для него так, как это сделала Джен. Мы можем перевести негативную оценку в конкретные предложения. «Безобразный почерк»… Это означает, что все буквы должны находиться на одной строчке… «Отсутствие способностей к счету»… Это означает, что нужно больше считать… «Отвратительное поведение»… Это означает, что нужно ждать, пока все закончат, и только после этого говорить, или выражать свой гнев, не оскорбляя других… Такие разъяснения будут чрезвычайно полезны для ребенка.

Но лучшая защита от вредоносной критики – это высокая самооценка. Ребенок, который хорошо думает о себе, быстрее справляется с подобной ситуацией, чем тот, кто полон сомнений.

Я недавно понял, что родитель находится в лучшем положении, чем психотерапевт. Родителям легче поднять самооценку ребенка. Родители могут похвалить не только поведение ребенка в настоящем, но еще и вернуться в прошлое, чтобы подкрепить самооценку. Только мать или отец могут напомнить Джимми о том, что он очень рано начал говорить, что он всегда жалеет бездомных кошек, что он может многое починить. Кто еще вспомнит об отремонтированных ребенком часах на кухне, об устроенной им самим вечеринке, о том, как он приготовил завтрак для всей семьи, когда мама заболела. У каждого ребенка в жизни есть множество событий, которые отличают его от остальных. И каждый родитель является живым складом напоминаний об этих моментах.

Ли энергично закивала.

– Как повезет ребенку, если его родители будут помнить все! – воскликнула она. – Достижения ребенка в прошлом смогут его утешить, даже если мама его самого близкого друга отнеслась к нему не лучшим образом.

Хелен с улыбкой спросила:

– Ты имеешь в виду кого-то конкретного?

Ли сухо улыбнулась.

– Да, я говорю о Майкле.

Доктор Гинотт слушал с большим интересом.

– Мне кажется, – сказал он, – что ребенок, сумевший все так сформулировать, будет счастлив. У него есть защита от бездумных оскорблений, которым дети подвергаются каждый день. Люди не смогут навесить на него ярлыки – «лжец», «безответственный ребенок», «ленивец», «глупец». Он точно знает, кто он такой. И его самооценка – это ключ к свободе.

Ли, вы с мужем дали Майклу этот ключ. Он снова и снова будет вспоминать свои особые качества и способности, о которых вы говорили с такой любовью. Вы помогли ему на самом глубинном уровне понять, в чем его сила. Он понял, кто он.

А у ребенка, которого непрерывно оценивают, таких знаний почти никогда не бывает. Жизнь для него сложнее. Он часто остается зависимым человеком. Ему нужно, чтобы окружающие говорили ему, кто он такой, что он может делать и насколько хорошо.

Неожиданно оживилась Рослин.

– Подождите-ка минутку! – воскликнула она. – Вы правы! Это все объясняет! Теперь я знаю, что нужно сказать Марше. Я скажу ей: «Ты не имеешь права оценивать других людей. Твоя задача – помочь детям, которых ты учишь, поверить в себя. Они не смогут этого сделать, если ты будешь постоянно их оценивать. Неужели ты хочешь, чтобы они всю жизнь носили свои коробочки для оценки другим людям? Наступает время, когда ребенок должен посмотреть на свою коробочку и сказать себе: «Мне нравится то, что я сделал» или «Нет, мне это не нравится». Раньше или позже он сам сможет решить, что для него правильно. Что было бы с Фултоном[3], Колумбом или братьями Райт[4], если бы они всю жизнь зависели от мнения других людей?.. Что вы думаете, доктор Гинотт?

– Я думаю, – улыбнулся он, – что вы согласились бы с теми психологами, которые считают, что у здорового человека все оценки проистекают изнутри!

– Я вам это докажу! – воскликнула Рослин. – Я обязательно скажу об этом, когда встречу Маршу в следующий раз. Вы не представляете, что она почувствует!

Неожиданно Рослин прижала руку ко рту.

– Что я говорю! Только послушайте меня! Я все еще пытаюсь убедить ее в своей правоте! Получается, что, для того чтобы ощутить уверенность в себе, мне нужно ее одобрение! Вы понимаете, что я делаю? Я передаю Марше право оценки – я завишу от ее восприятия, от ее представлений о добре и зле, о том, что правильно, а что нет. Я позволяю ей делать со мной то же самое, что она делает со своими учениками!

Рослин повернулась к Ли:

– Повтори мне, пожалуйста, поговорку Майкла.

– Важно не то, что думают они; важно, что знаю я …

– Сделай мне доброе дело, Ли, – сказала Рослин. – Попроси Майкла написать эти слова еще раз. Скажи ему, что ты встретила женщину, которая хотела бы иметь такое напоминание перед глазами. Скажи, что я тоже собираюсь повесить его записку на холодильник.

Глава VII

Роли, которые мы навязываем

Неудачник

Когда мы собрались вновь, стало ясно, что наше занятие, посвященное похвале, возымело большое действие на наших детей. За последние две недели наши отпрыски услышали в свой адрес больше похвал, чем за последние два года.

– Ты правильно произнес очень сложное слово!

– Мне нравится твой вопрос – он заставил меня задуматься.

– Ты собирал головоломку целый час? Какая настойчивость! И сосредоточенность!

Никогда прежде наши дети не слышали таких похвал. Мы чувствовали себя «очень хорошими» матерями.

Если мы и видели в себе какой-то недостаток, то лишь чрезмерную увлеченность. Слишком большое количество похвал – даже самой полезной разновидности – начинало оказывать на наших детей сильное давление. Хелен рассказала, что Лори заявила ей: «Мама, не нужно каждый раз, когда я играю на пианино, говорить мне, что это доставляет тебе неземное удовольствие!»

Хорошая фраза. Нам нужно было следить за собой. Но факт оставался фактом: описательная похвала находила путь прямо к сердцам детей. Мы с радостью слушали, как каждая участница нашей группы делится своими успехами в использовании описательной похвалы.

Нелл сидела на последнем ряду, в стороне от остальных. После очередного увлекательного рассказа она покачала головой. И это заметил доктор Гинотт.

– Нелл, – обратился к ней он. – Похоже, у вас есть какие-то сомнения?

Смущенная тем, что ее заметили, Нелл замялась:

– Не то чтобы сомнения… Мне кажется, что я делаю что-то не так… Все остальные так хорошо… – Голос ее дрогнул, а потом она выпалила: – Доктор Гинотт, я не могу найти в своем сыне ничего, что было бы достойно похвалы!

– И это вас беспокоит, – кивнул психолог.

– Это ужасно – не видеть в собственном сыне ничего хорошего! Если кто и не заслуживает похвал, так это Кеннет. Он совершенно не уверен в собственных силах. Ему кажется, что он ничего не может сделать хорошо. Думаю, он считает себя бесполезной посредственностью – он неважно учится, у него нет успехов в спорте…

– А как вы воспринимаете его? – спросил доктор Гинотт.

Нелл на минуту задумалась.

– Честно говоря, он действительно не очень способный ребенок. Я знаю, что должна быть более внимательной и чуткой, но порой он меня страшно раздражает. Я вижу, как он, ссутулившись, бродит по дому… А это выражение побитой собаки на его лице! Мне кажется, что он нарочно строит из себя плаксу!

– Вы считаете, что он сам придумал для себя роль и старается ей соответствовать?

– Именно! – воскликнула Нелл. – Даже когда с ним происходит что-то хорошее, он находит способ не получить от этого удовольствия.

Нелл нахмурилась.

– Может быть, он действительно разыгрывает роль? Но если это так, то зачем он это делает? Ему это нравится? Он останется таким, когда вырастет?

– Все возможно, – ответил доктор Гинотт. – Если, конечно, кто-то и когда-то не увидит его другим…

Нелл была удивлена.

– Не уверена, что правильно вас поняла, доктор…

– Нелл, ребенок не может противиться ожиданиям родителей. Если у нас низкие ожидания, то и настрой наших детей будет соответствующим. Если родители говорят: «Наши дети ничего не добьются», то это пророчество почти наверняка сбудется.

– Но, доктор Гинотт, – запротестовала Нелл, – вы же говорили, что самооценка должна быть не только позитивной, но еще и реалистической! Высокие ожидания были бы в нашей семье нереалистическими. Он просто не может хорошо учиться. Он действительно ненадежный человек. Он слишком беззаботный.

– Весь вопрос в том, – сказал доктор Гинотт, – как мы можем помочь ребенку из ненадежного стать надежным, из посредственного ученика – отличником, из беззаботного превратиться в серьезного и вдумчивого.

Ответ одновременно и прост и сложен. Мы относимся к ребенку так, словно он уже стал таким, каким мы хотим его видеть.

Нелл была поражена.

– Я все еще не понимаю, – сказала она. – Вы хотите сказать, что я должна мысленно представить, каким должен стать Кеннет, а потом вести себя так, словно он таков и есть? – Она беспомощно пожала плечами. – Но я не представляю, каким он может быть.

– Нелл, вот как я вижу вашего сына, – медленно произнес доктор Гинотт. – Мне кажется, что он мальчик, который отчаянно старается стать мужчиной.

Нелл сморгнула появившуюся слезу.

– Конечно, но как он сможет…

Доктор Гинотт остановил ее.

– Мы затронули сложную тему. Вам нужно время, чтобы все обдумать.

Кто-то поднял другую тему. После короткого обсуждения доктор Гинотт сообщил нам о своем расписании. Он сказал, что ему предстоит долгий лекционный тур, и следующая наша встреча может состояться только через месяц.

Спустя месяц

После приветствий доктор Гинотт огляделся и обратился к Нелл.

– Похоже, вам есть, что нам рассказать.

Нелл застенчиво улыбнулась.

Нелл сглотнула и замолчала, собираясь с мыслями. Потом она продолжила:

Доктор Гинотт улыбнулся.

– Стиль – это внешнее, настроение – это внутреннее, – сказал он. – Когда я слышу о том, что отношения между людьми кардинально изменились, как это произошло у вас, Нелл, то мне интересно, понимают ли родители, как помогают своим детям. Вы очень поддержали сына, когда он сокрушался по поводу своих ошибок. Раньше вы отрицали чувства Кеннета: «На самом деле ты делаешь не так уж и много ошибок. Ты очень умный. Ты гораздо умнее, чем думаешь». Такая «поддержка» только усиливала его сомнения и тревогу.

Я заметил, что Кеннет не сразу согласился с вашим новым восприятием. Ребенку проще сохранять старое восприятие – оно, по крайней мере, ему знакомо.

Нелл внимательно слушала.

– Ваши слова объясняют нашу проблему с деньгами! – воскликнула она. – Может быть, Кеннет попытался доказать мне, что моя уверенность в нем ни на чем не основана. Сейчас расскажу…

– Представляете, как он меня назвал? Я даже не уверена, что правильно его поняла! А подпись! Он никогда раньше не называл себя «Кен».

Я смотрела на Нелл и не узнавала ее. Она всегда говорила очень тихо, одевалась и вела себя очень старомодно. Откуда она взяла мудрость и смелость сделать то, что только что сделала? И ведь ее даже не поддерживал муж! Мне было интересно, что скажет доктор Гинотт.

Он не сказал ничего. Он просто смотрел на Нелл, ожидая продолжения.

– Я могу еще кое-что рассказать, – застенчиво произнесла она, – но, может быть, я и так отняла у вас много времени?

– Нелл, вы можете говорить столько, сколько захотите, – сказал доктор Гинотт. – Пожалуйста, продолжайте. Мы все учимся у «мамы с половинкой».

Нелл покраснела.

– Но вы не понимаете! – воскликнула она. – Этого не случилось бы, если бы я не пришла сюда. Вы сделали мне огромный подарок. Я стала с большей любовью относиться к Кеннету. Все кардинально изменилось. Навыки, которым вы меня научили, помогли мне поддержать собственного сына так, как я и не предполагала. На последнем нашем занятии вы говорили о том, что родители должны хранить в памяти лучшие моменты жизни детей. Я никогда об этом не думала. После нашего занятия я стала рассказывать Кеннету о его детстве, и его это очень заинтересовало. Особенно ему понравился мой рассказ о детском саде.

– Расскажите и нам, – предложил доктор Гинотт. – Только сделайте это так же, как вы рассказывали Кеннету.

Нелл немного помолчала, а потом заговорила.

Все слушатели восторженно ахнули. Кто-то заговорил, но доктор Гинотт нас остановил. Он знал, что Нелл еще не закончила.

– Я не уверена в том, что Кеннет станет кардиохирургом, – продолжила она. – Но очень важно, что он задумался об этом. Человек с низкой самооценкой никогда не поставил бы перед собой подобной цели, верно? И знаете, что мне нравится больше всего? То, что я сама начинаю в это верить!

Доктор Гинотт, не слишком ли много значения я придаю всему этому? Не преувеличиваю ли я влияние моего нового отношения? С одной стороны, мне кажется, что я права – эти перемены произошли благодаря мне. Но с другой стороны, я задаюсь вопросом: «Как такое может быть? Ведь я потратила на это всего несколько минут!»

– Нелл, – торжественно произнес доктор Гинотт, – прививка от полиомиелита занимает несколько секунд. Но она защищает человека на всю оставшуюся жизнь.

Именно это и хотела услышать Нелл. Она села и глубоко вздохнула.

После этого никто не захотел выступать. Несколько женщин глубоко задумались, а другие подошли к Нелл, чтобы выразить ей свое восхищение. Я собирала свои вещи и неожиданно вспомнила вопрос матери, на который так и не смогла ответить во время утреннего телефонного разговора:

– Джанет, дорогая, только не говори мне, что ты снова собираешься на занятия к этому доктору! Неужели ты сама всего этого не знаешь? Ты занимаешься уже целых два года. Чему тебе еще учиться?

Многому, мама. Очень многому.

Принцесса

Три недели спустя

Тема ролей оказалась настолько увлекательной, что нам никак не хотелось с ней расставаться. У нас было множество вопросов. С чего это начинается – когда ребенок выбирает себе роль? В какой момент он становится «хулиганом», «ябедой», «мечтателем», «ботаником», «душой компании», «трудным ребенком»?

Он таким рождается? Может быть, судьба его определяется местом в семье (старший, младший, единственный)? Может быть, самооценка определяется его ростом или весом? Или здоровьем? Или интеллектом? Или физической привлекательностью, или непривлекательностью? Или на него влияют сверстники? Может быть, они говорят ребенку, кто он такой? А может быть, неизгладимый след оставляют какие-то жизненные события – например, смерть кого-то из родственников?

Естественно, что на ребенка влияет множество факторов, которые не поддаются контролю.

Но может ли родитель изменить самооценку ребенка к лучшему или худшему? Нам хотелось об этом поговорить, но на этот раз мы хотели погрузиться в эту тему более глубоко.

Одна из женщин рассказала о том, как самые благонамеренные родители пагубно влияют на самооценку ребенка. Ее собственный отец постоянно ее поддразнивал. Он называл ее Ленивкой, мисс Неуклюжесть и Большероткой. Он всегда «просто шутил». Но девочке было не смешно. Даже став взрослой, она не смогла забыть его слов. Она и сейчас считает себя ленивой, неуклюжей и болтливой.

Доктор Гинотт одобрительно кивнул.

– Зато вы поняли, что даже шутливые ярлыки могут оказать пагубное влияние на ребенка.

Мы замолчали, обдумывая его слова.

– Иногда мать наносит ребенку вред, и стараясь помочь ему, – сказала другая женщина. – Она искренне верит, что, указав на ошибки, она побудит ребенка к переменам.

Доктор Гинотт согласился с ней.

– Вы дали нам точное описание того, как диагноз становится болезнью.

В разговор вступила другая женщина.

– Порой родители бессознательно навязывают ребенку определенную роль, совершенно не желая того.

Доктор Гинотт снова кивнул.

– Ваши подозрения справедливы. В обоих случаях дети понимают скрытый смысл слов родителей: «Не обращай внимания на мои жалобы. Продолжай оставаться «ужасом школы». Оставайся перфекционисткой. Мама именно этого от тебя ждет». Когда ребенок действует в рамках навязанной роли, то родители должны задуматься над тем, какие сигналы они сами ему посылают.

В разговор вмешалась Ли:

– Думаю, я должна была задать себе этот вопрос семь лет назад, когда родилась Сьюзи. Впрочем, сомневаюсь, что от этого была бы какая-нибудь польза. Сьюзи казалась мне маленьким чудом – девочка после двух мальчишек. У нее было все, чего не было у меня: золотые локоны, нежная кожа, ласковый нрав. Я была просто очарована.

Теперь же мне становится ясно, какой сигнал вербально и невербально я посылала ей по сотне раз на дню: «Ты – моя драгоценность, мой ангел, маленькая принцесса».

Но мне пришлось понять, что принцессам не место в реальной жизни. Они живут в сказках. А в жизни жить рядом с принцессой – тяжкий труд.

Доктор Гинотт усмехнулся.

– Когда же вы обнаружили, что ваше дитя – королевской крови?

– Но что сделано, то сделано, – вздохнула Ли. – Вопрос в том, что делать теперь? Как превратить принцессу в нормального, хорошего человека?

Ее вопрос повис в воздухе. Мы смотрели друг на друга и ничего не говорили. Мы даже не представляли, что в жизни Ли возникли такие трудности. Ли всегда казалась нам очень сильной, уверенной и спокойной – когда общалась с двумя своими сыновьями. Но одной маленькой девочке удалось полностью деморализовать эту сильную женщину. Нам хотелось бы предложить Ли хоть какое-то решение.

Но Ли не ждала наших ответов.

– И вот, – продолжила Ли, – я начала воплощать свою программу в жизнь. Надеюсь, я на правильном пути, потому что пока что меняюсь только я. От Сьюзи я еще не получила никакого отклика.

– И как же вы изменились? – спросил доктор Гинотт.

Ли вытащила папку с бумагами.

– Боюсь, мой рассказ займет все оставшееся время.

– Не волнуйтесь, – подбодрил ее психолог, – нам очень интересно вас выслушать.

Ли села на свое место и заговорила.

– И что же она для вас значит? – спросил доктор Гинотт.

Несколько женщин в зале зааплодировали.

– Не радуйтесь, – печально сказала Ли. – Я была очень жестокой, верно? И ведь у меня по-прежнему нет ответов! Но поверьте, если бы муж не поддерживал меня, я уже давно сдалась бы и отступила.

– Приведите нам пример, пожалуйста, – попросил доктор Гинотт.

Ли на минуту задумалась, а потом сказала:

– Умение справляться со сложными ситуациями, не поступаясь своими ценностями, приносит глубокое удовлетворение, Ли, – сказал доктор Гинотт. – Я редко делаю предсказания, но думаю, что вы скоро заметите перемены. Ни один ребенок не сможет долго сопротивляться такому подходу. Сочетание силы и человечности – очень мощное средство.

– Надеюсь, вы правы, – откликнулась Ли. – Иногда мне хочется опустить руки. Но вчера произошло нечто такое, что позволило мне надеяться на прорыв.

– И что же случилось? – спросили сразу несколько женщин.

Слушая Ли, мы тоже ликовали. Несколько женщин подошли, чтобы поздравить ее, но она их остановила.

– Послушайте, я не обманываюсь! Я знаю, что это еще только начало. Я семь лет делала из дочери принцессу, и на то, чтобы превратить ее обратно в человека, потребуется еще семь лет. Но теперь я не собираюсь останавливаться.

Ли мечтательно посмотрела вдаль.

– Знаете, на моем подоконнике стоял небольшой цветок. Я никогда не понимала, почему он настолько несимметричный. И только потом поняла: одна сторона цветка вообще не получала света. Я стала поворачивать его. И постепенно цветок стал симметричным и пушистым.

Именно так я теперь думаю о детях. Они похожи на тот небольшой цветок. Если поворачивать их к солнцу, они вырастут гармоничными людьми.

– А если недостаточно будет повернуть цветок, – задумчиво сказал доктор Гинотт, – то нужно повернуть солнце.