Иксан сказал: “Почему вы спорите о Боге? Вы говорите, что не верите в Бога. А ваш друг говорит, что он верит в Бога. Хорошо. Но это одно и тоже, ибо вы оба не имеете своего опыта”.

 

Человек, который не верил в Бога, до сих пор в Субуде, а тот человек, который верил в Бога, перестал ходить на латихан после трех-четырех раз.

Через реку

В течение года Иксан приезжал на Цейлон три раза - дважды сам и один раз с Бапаком. Казалось, в его душе было особое место для цейлонской группы, но возможно, такое ощущение было у каждой группы, которая с ним познакомилась. Мы высоко ценили его здравое отношение к жизни, его неизменное чувство юмора и готовность рассмеяться. Но это были внешние проявления его натуры. Никто из нас не был способен оценить его внутренние качества, но когда они проявлялись в его суждениях, советах и поступках, оказывая воздействие на внешнее окружение, нам открывалась удивительная зрелость его души, которая, хотя он был в Субуде всего лишь четыре года, казалась древней, как сама жизнь.

 

Когда цейлонская группа проходила через неизбежный период болезненного очищения, Иксан наблюдал за нами и вел нас через хорошо знакомые всем раздоры из-за зависти, через фракционность, группировки, духовное соперничество и стремление к должностям. Иксан был моложе многих других помощников в группе в Коломбо, но он обладал одним из ценнейших свойств мудрости - он никогда не принимал чью-либо сторону в наших ссорах и никогда не сказал никому плохого слова. Но он был твердым и прямым в своих решениях. Мы убедились в том, что он был беспристрастным в отношениях с нами, потому что как Помощник Субуда он просто не был способен на пристрастность или субъективизм. Он часто напоминал нам:

 

“В Субуде, перед Богом, нет ни отца, ни матери, ни брата, ни сестры, ни учителей, ни высших, ни низших, ни врагов и ни друзей. Есть один лишь Бог”.

 

В те первые дни, - а возможно, и сейчас - во многих группах среди членов с более выраженными интеллектуальными наклонностями была большая озабоченность вопросом, нужна ли подготовка к Субуду. Многие из них, несомненно, из благих побуждений, считали, что для вступления в Субуд и достижения прогресса в латихане необходимо или, по крайней мере, предпочтительно перед этим пройти через дисциплину какой-либо духовной практики. Это приводило к ненужной мелочной зависти во многих группах, где люди могли претендовать на превосходство, если до прихода в Субуд они были членами какого-нибудь духовного ордена, дисциплины или системы. Зачастую с такими тяжеловесными проблемами приходили к Иксану, чтобы он рассудил или высказал свое мнение. По его лицу легко можно было видеть, что он изумлялся - с некоторой долей отвращения, - как люди, вкусившие латихан, все еще могли задавать такие нелепые вопросы. Но он никогда не уходил от ответа, если это представлялось важным для человека, задавшего вопрос.

 

Кто-то, чье имя мы не будем здесь называть, заметил, что он почувствовал, как его подготовка к Субуду в виде некоторой системы знаний помогла ему в Субуде. Иксан: “Помогла вам прийти в Субуд или почувствовать прогресс в латихане?”

 

Вопрос Иксана дал мне ключ к оценке функции "подготовки" к Субуду. Возможно, некоторым, таким, как я, была нужна какая-то дисциплина, система подготовки, чтобы они хотя бы почувствовали необходимость в поклонении Богу и заинтересовались духовными вопросами. Но не может быть и речи о каком бы то ни было превосходстве одной системы подготовки по отношению к другой, если все они подводили человека к просьбе о контакте.

 

Многим другим не нужна была никакая другая подготовка, кроме их сырого опыта жизни, в том виде, в каком они его получили.

 

Мне стало совершенно ясно, что проблемы возникали в том случае, если люди постоянно рассказывали о свежих ощущениях, полученных в Субуде, используя терминологию и язык тех доктрин и истин, которым их обучили в предсубудской духовной практике. Таким образом, каждое свежее переживание сводилось к подтверждению или модификации прежнего опыта, что прекращало или тормозило развитие нового понимания.

 

Члены нашей бывшей группы самоанализа отвергали свое прежнее учение двояко. Некоторые начинали насмехаться над идеями, которые мы когда-то так высоко ценили и даже оскорблять наших учителей, так глубоко уважаемых до нашего прихода в Субуд. Произошло нечто вроде процесса духовной десталинизации. Другим было трудно отречься от старых привычных идей, и они описывали наши ощущения в тех же знакомых выражениях, какие мы использовали раньше. Именно Иксан помог нам увидеть, что оба подхода были незрелыми и не способствовали нашим возможностям роста в Субуде. Картина прояснилась из рассказанной им притчи:

 

“Один человек пересекает реку на лодке и перебирается на другую сторону, где перед ним лежит прекрасная открытая дорога. Увидев это, он плюет в лодку от отвращения, переворачивает ее, осыпает ругательствами владельца лодки и сердито шагает по дороге. Другой человек тоже пересекает реку и, взвалив лодку на спину, тащит ее по открытой дороге и, хотя ему тяжело, отказывается ее оставить. Наконец, третий человек переплывает реку, с благодарностью выходит, бережно пришвартовывает лодку для того, кому она понадобится, и легко шагает по дороге”.

 

Иксан подвел нас к такой тонкости понимания без лекций и поучительных бесед. Он также помог нам осознать, что тем, кто пришел в Субуд после какой-либо практики, следует понять, что необходимость в ней исходила от их собственного "я" и беспомощности, и что подготовка или следование какой бы то ни было практике до Субуда вовсе не обязательны. Ведь, фактически, слово "латихан" означает "тренировка", в данном случае - тренировка в поклонении Богу.

 

Однажды вечером, когда мы возвращались домой из кинотеатра после просмотра фильма о войне, Иксан сказал мне: “Знаешь, Тарзи, ты искал Бога пять лет, мистер Беннетт - сорок лет. Иксан никогда не искал. Все, что Иксан любил раньше, - это воевать. Иксан воевал в партизанах. Он не интересовался духовной жизнью”.

 

Во время своего следующего приезда в Индонезию я узнал от моих коллег по газете, что Иксан - они знали его под именем "Капитана" Мухаммада Ахмада - был известен как самый молодой и один из самых находчивых лидеров партизан, которые боролись за независимость Индонезии. Рассказывают, что Иксан возглавил набег на японский штаб и захватил огромную сумму денег, существенно пополнившую денежные средства, на которые была основана индонезийская армия.

 

Подготовка к Субуду явно имела много граней и возможностей.

Это должно выйти

“Это должно выйти” - таков был неизменный совет Иксана всем нам. Бесполезно подавлять или запрещать чувства, воображение и поступки людей, проходящих через свой первоначальный период очищения. Когда Иксан уезжал в Джакарту после завершения своего первого визита на Цейлон, он сказал некоторым из нас в аэропорту: “В последующие несколько месяцев вы увидите много странного. Это кошмар. Я вам так сочувствую”, - и он засмеялся, как будто забавнее этого ничего не мог себе представить.

 

Вскоре нам стало отчетливо ясно значение этого загадочного замечания, когда люди, в том числе те из нас, кто слышал его предостережение, начали проявлять отталкивающие стороны своего внутреннего естества. Покров внешних приличий, скрывавший раньше эти качества, был сорван, а слабые узы радушия, руководившие нашими прежними отношениями, были быстро разорваны. Чтобы еще больше углубить метафору, Иксан открыл крышку ящика Пандоры по принципу “это должно выйти”.

 

И оно выходило с мщением. Мы прошли через взрыв боли и мук, одни из нас страдали больше, другие меньше, но когда в следующий приезд Иксана мы стали просить его издать декрет о мире и тем самым положить конец нашим неприятностям, он громко и долго смеялся, а потом сказал свою классическую фразу: “Да, это ужасно. Но это должно выйти”.

 

Психиатры в нашей группе изумлялись тому, насколько глубоко, по-видимому, проникает латихан в их подсознание и в подсознание других людей. Высококомпетентный последователь психоанализа Фрейда на Цейлоне, в котором откровенный скептицизм по отношению к Богу и поклонению сменился почтительным уважением к латихану в течение года после его вступления в Субуд, однажды заметил: “Программа нашего обучения психиатрии включает интенсивный курс глубокого анализа. Но до тех пор, пока я не испытал процесс очищения в латихане, я никогда не осознавал, как глубоко покоятся наши самые сильные побуждающие воздействия”. Иксан ответил: “Да, возможно. Но это тоже должно выйти”.

 

Вилли Грильмайер, нейропсихиатр из Вены, работавший на Цейлоне, пришел в Субуд, потому что его забавляло и интриговало то, что такие твердолобые журналисты, как его друзья Виттачи и Коллетт, увлеклись, как он выразился, столь “иррациональными вещами”. Он старался, как мог, объяснить те явления, которые он замечал в себе и других после открытия, приклеивая им привычные ярлыки из терминологии психиатрии: "самовнушение", "самогипноз", "самовозбуждение моторной функции" и т.п., но его никогда это полностью не удовлетворяло. Он сильно сомневался в целительских свойствах латихана и добродушно, но с неприкрытым недоверием посмеивался на австрийский манер, если слышал истории об "исцелениях" в Субуде.

 

Но когда он обнаружил, что многие люди, чье мнение он уважал, думают иначе, он решил протестировать целительские возможности Субуда. У него был пациент, парализованный душевнобольной, прикованный к постели в течение девяти лет. Он испробовал все известные лекарства, в том числе длительный курс лечения змеиным ядом и мерионом, предложенный доктором Роттманом из Вены. Он спросил Иксана, не протестирует ли он с этим пациентом. Иксан согласился сделать латихан с Вилли у кровати больного. Через минуту или две после начала латихана пациент, который был неподвижен в течение многих лет, начал шевелиться и вдруг схватил амулет, висевший на его шее, и запустил его в ноги Вилли. Вилли рассказывал группе о том изумлении, которое охватило его при этом. Иксан ринулся в туалет, где его вырвало. Затем он поднял амулет и сказал Вилли, что теперь больному должно стать лучше. Мы открыли амулет и обнаружили в нем маленький клок волос, кусочек кости и пару нераспознаваемых предметов. “Низшие силы, - сказал Иксан. - Болен из-за влияния сатанинских сил. Теперь это вышло”.

 

Вилли не мог слова вымолвить от изумления, он пытался изо всех сил найти "научное" объяснение, но в книгах такой случай не описывался.

 

Через несколько недель, идя с Иксаном к машине, чтобы отвезти его в аэропорт, мы увидели шедшего нам навстречу человека. Это был пациент Вилли, который хотел знать, сколько он должен заплатить Иксану. Иксан раскатисто расхохотался и сказал: “Делай латихан. Амулеты, заклинания не нужны. Это должно выйти”.

 

С неизменными терпением и добросердечием Иксан помогал нам увидеть те проблемы, с которыми мы столкнемся как помощники, и показывал, как следует обращаться с приходившими к нам людьми. Одна женщина как-то пришла к Иксану в крайней степени возбуждения и сообщила: “Иксан, прошлой ночью у меня было переживание, о котором я должна немедленно тебе рассказать”. Я поднялся, чтобы оставить их одних. Иксан сказал: “Нет, останься. В Субуде нет секретов”. Я остался и выслушал красочное описание сна, в котором сатанинские силы преследовали ее по темным коридорам и когда, казалось, все пропало, спустился ангел в образе Иксана Ахмада, чтобы в мгновение ока спасти ее. Иксан выслушал ее до конца и сказал: “Хороший сон. Славное переживание”.

 

Затем, когда женщина, мурлыча, ушла, он спросил меня: “Ты знаешь, что все это - воображение?” “Да, - сказал я. - Это было явное воображение”. “Конечно, - согласился Иксан, - но разве она поверила бы мне, если бы я сказал ей об этом? Это должно выйти. Само по себе. Да, именно так. Оно должно само выйти”.

 

И он дал мне совет, что нам как помощникам никогда не следует быть язвительными или откровенно высокомерными и недоверчивыми, как я, или говорить кому-либо, что переживание, о котором тот рассказывает, - это просто плод его воображения или чистая выдумка - даже если мы уверены, что так оно и есть. Люди вдавались в такого рода фантазии, потому что они находились на стадии развития, где им необходима такая подпорка в их духовном поклонении. В конечном итоге, сказал он, все это уйдет, если они будут прилежно делать латихан. Если же они не будут продолжать делать латихан, то это уже не наша проблема. Это мне неоднократно советовали мои старшие братья в Субуде Шафрудин, Прио Хартоно, Анвар Закир и Мас Сударто, но, боюсь, без особого успеха с моей стороны. В моем случае это все еще должно уйти.

 

Последние дни

Бапак приезжал на Цейлон в ноябре 1958 г. и пробыл там почти сорок дней. Он привез с собой Хардийати, Рахайю, свою внучку Индру и Иксана. Как и можно было ожидать, приезд Бапака вызвал большое оживление на Цейлоне - отчасти положительное, но частью неизбежно неприятное. Я говорю “неизбежно”, так как нам объяснили, что когда Бапак приезжает куда-нибудь впервые, низшие силы сплачиваются для защиты своей сферы и мешают людям истинно поклоняться Богу. Через пару дней мы увидели, что Иксан ходит подавленный. Что-то изменилось в его манере общения и даже во взаимоотношениях с нами. Налини Джайятилака и Сунетра часто спрашивали его, почему он выглядит грустным. “Я не грустный. В Субуде быть тяжело, - неизменно отвечал он и насмешливо добавлял: - Скажите своим друзьям, чтобы они не вступали в Субуд, если они думают, что Субуд - это легко”.

 

Я думаю, он определенно имел в виду трудности и бремя, которое несут помощники в Субуде. Но каждый из нас узнал на своем опыте, что путь Субуда нелегкий, на какой бы стадии мы ни находились. Иногда понимание приходило столь внезапно, что было трудно сохранять спокойствие.