Эрьмезь. Песни 51-57. Перевод с эрзянского

Вирява

Сказание о древнем времени. Эпическая поэма Якова Кулдуркаева.
Эрьмезь. Песни 51-57. Перевод с эрзянского

51
Молотом Эрьмезь не стучит, не бьёт.
Наковальнею не звенит. Всё ждёт
Красну девицу, что Котовой звать, —
С думою о ней ночи коротать.
Вперил очи он, да не сводит взор,
Думу думает молодой орёл,
Да от думы той завострился нос,
Удлинился нос, словно к ницу рос.
Сколько дней-ночей в думах тех прошло?
Знает только он — былью поросло.
Мысли привели молодца к Суре,
Вздумал потонуть во речной воде.
На брегу стоит, смотрит в воду он,
Отражаясь в ней, плачет, обречён:
«Матушка Сура, ты меня прости,
В воды сурские молодца впусти,
Чистою водой тело омочи,
Сон свой утолю до полуночи.
Высплюсь — поднимусь посреди Суры,
С месяцем играть буду до зари,
По Суре родной буду плыть да плыть,
Звёзды в небесах стану я ловить:
Вот схвачу с небес я звезду одну —
Брошу рыбине, что снуёт по дну,
Новую звезду следом вновь ловлю —
Рыбине другой тотчас подарю.
Звёзды все раздам сурским рыбам я —
Озарится вмиг рыбная Сура,
Плещется в воде рыба да снуёт —
Заискрится гладь звёздных сурских вод…»

52
Не успел Эрьмезь песню завершить —
Стайка девушек, глядь, к нему спешит.
Красны девицы из мокшанских сёл
Прибыли к Суре — осветлился дол,
Сурскою водой лик свой омывать,
Цветики-цветы на брегах срывать…
Лишь Котова меж девушек грустна,
Как увядший цвет среди них она.
Впереди Дыдай путался-юлил,
Журавлиный путь словно прочертил.
Дев Дыдай привёл да достал свирель,
Перед ними сел, зачиная трель.
С ногу журавля длинная свирель,
С прибаутками так Дыдай запел:

— Кто смеётся надо мной?
Кто меня изводит?
Кто тревожит мой покой,
Шутит-колобродит?
Кузов дряхлый на главу
На мою напялил,
Иль я столб, иль во долу
Выросшая пальма?
Вот я встану-поднимусь,
Девицу поймаю!
Ласточкою вьётся пусть
Девица младая!
Отыщу её средь вас –
По красивой шали,
На главе её платок –
Краше есть едва ли.

Кузов водрузив, шутит свинопас,
Девицы округ да пустились в пляс:

— Сперва-наперво поймай
Бойкую ворону,
Распознай у ней, Дыдай,
Не видала ль в кроне
Ласточку? Да расспроси,
Отчего по гати
Во лаптях ей не ходить,
Их не обувати.
Ласточку затем поймай,
По её платочку
Острокрылую спознай,
Ты, Дыдай-дружочек.
Руки-ноги изловчи,
Иль неповоротлив? —
Не поймаешь пташку ты
Воли её против.
Долговязому тебе —
Словно пышка пышешь! —
Мерить надо по себе:
Ростом — вышки выше.

Прибаутками сыплет свинопас,
Веселит девиц — дело выйдет враз.

53
Лишь Котова меж девушек грустна,
Песен не поют девичьи уста, —
Сурским бережком девица бредёт,
Слёзы горькие полнят русло вод.
Смотрит в гладь реки — видит там себя,
Отражению говорит, скорбя:

— Дивной сказкою на брегу стоишь,
Счастье отчего растерялось лишь?
Отчего-зачем в жизни столько бед,
Сломана судьба, сведена на нет?
Сердцем злым почто век растоптан твой? —
Словно зверя сон пробуждён весной.
Бел-берёзоньку обломал злой рок,
Выпустила лишь первый свой листок!
Плачь, плакучая, долгий век рыдай,
Белоствольная, слёзы ниц роняй!
Слово некому за тебя сказать,
Знать, заступника не судьба сыскать:
Нет среди мокшан, русичей среди,
Об эрзянах речь даже не веди!

По реке-Суре плач Котовы плыл,
Суть её речей ветер разносил.
Услыхал Эрьмезь горькие слова,
Разорвав панар, вскинул рукава,
Бросился в Суру — в круговерть воды,
Смыты волнами молодца следы.

54
Мать-Сура, поймав, молодца спасла,
Знать, хозяйка вод, не держала зла.
Молвила ему матушка-Вода:
— Ты кого спросил?
Ринулся куда?
К девице-красе подходить не смей
Да вокруг неё жизнь свою не вей.
Не годится ей быть твоей женой,
Не готова жить девица семьёй.
Шерсть в тугую нить не умеет прясть,
Холст льняной она не умеет ткать,
Руцю расшивать примется ли вдруг —
Нити спутает около да вкруг.
Вай, вернись, Эрьмезь, ты на берег тот,
Будет рад тебе твой эрзянский Род!

Крутит головой вопреки Эрьмезь.
Матушки-Суры всё печальней плеск:

— Что есть в закромах девицы-красы?!
Ни пожитков нет, лишь обман да сны,
Парь с приданым, вишь, полон пустотой:
Нижних нет рубах, нет и расписной
Руци. Только мышь затаилась здесь,
Плачет да пищет, дел привычных без:
Нет ни щёточки, нет веретена,
Пух свалявшийся не сокроет дна.
Вай, вернись, Эрьмезь, ты на берег тот,
Будет рад тебе твой эрзянский Род!

Крутит головой вопреки Эрьмезь.
Матушки-Суры всё печальней плеск.

55
Молвила ему матушка-Сура:
— Эта девица хуже, чем змея, —
Обведёт тебя да изменит вмиг:
С молодцем другим дух твой истомит.
С молодцем одним, с молодцем другим:
Кто сегодня мил, завтра нелюбим.
Вай, вернись назад, слушай, мать-Суру!
За тебя отдам доченьку свою.
Семь есть дочерей у меня, Эрьмезь,
Выбирай жену — семеро все здесь.
Речь свою Сура лишь произнесла —
Взволновалась гладь — за волной волна,
Словно небосклон воссияло дно —
Звёздами оно до краёв полно…
Водорослей вдруг заискрился мрак:
Будто месяц всплыл — ярк кокошник так —
И Эрьмезю встречь вышло семь сестёр,
Неземной красой ослепляя взор.
Матушка-Сура дочерей своих
За руки ведёт да знакомит их:
«Выбирай, Эрьмезь, по душе ли стать?
Кто желанней, ту в жёны след и брать».

Не взглянул Эрьмезь на красу сестёр,
Лишь к Котове он устремил свой взор.

Плачем изошлась матушка-Сура!
Плач с причётами лился до утра.

А Эрьмезь, меж тем, плыл на тот на брег,
Где мокшанских дев раздавался смех.
Молодца узрев, девицы бежать
Бросились — простыл след,их не видать.

Бродит лишь одна княжеская дочь,
Страшен ей венец, да бежать невмочь.
И Котова так молвила пловцу:
— Ты, Эрьмезь, ступай к моему отцу,
Вновь к нему ступай, низко поклонись,
Слова доброго от него дождись…

Пусть Котова льёт слёзы, ей в ответ
Подхватил Эрьмезь девицу — совет
Друга не забыл: держит что есть сил,
Не на миг её с рук не отпустил.

В камыше Дыдай лодку раздобыл,
Усадив друзей, на тот брег поплыл.
И Котовы плач вскоре смолк, затих:
С ними вся печаль растворилась вмиг,
Где всплакнёт — там смех раздаётся вслед,
Разогнал Эрьмезь тучи прежних бед.

56
Весть о дочери до отца дошла.
Ко Пургасу он спроводил посла,
Послан был один, вслед за ним второй,
Третий поскакал следом верховой…
Возвернулись все с ношею пустой.
Князь Пурейша двор собирает свой
Да такую речь перед ним ведёт:
— Добры молодцы, весь мокшанский Род,
Зов расслышьте мой — созываю вас! —
Обращается к вам Пурейша-князь!

Вот честной народ князя окружил,
Словно лес густой горизонт затмил.
Все на зов пришли — встали как один,
И Пурейша-князь обратился к ним:
— Княжичем эрзян выкрадена дочь.
Кто из удальцов сможет мне помочь?

А ему в ответ восклицал народ:
— Мы на смерть пойдём за мокшанский Род!
За Котову нас биться посылай!
С тем отправились во эрзянский край.
День идут — эрзян подпалив село,
Следующий день — десять сожжено.
Добрых молодцев убивает рать,
Жёнам во плену, знамо, погибать:
Надругаются — не поднять лица.
А насилию не видать конца.

57
Вести разнеслись о несчастье том,
Да одна к одной входят в каждый дом,
Сотнями пришли в каждое село —
Во краю эрзян, ох, невесело!
Входят уши чрез — лезут изо рта,
Ухо ловит весть — разнесут уста,
В помощь им язык — лишь лови слова,
Понеслась округ горькая молва.
Слушает народ, устрашается —
Лишь один Пургаз сомневается,
Верить ли молве, аль не доверять,
Князь эрзян молчит — на устах печать.
Раз заслышал речь за спиной Пургас:
— Долго ли зевать будет этак князь?
Видно, ждёт весны да скворцов прилёт —
С юга залетят прямо князю в рот.
Смысл дошедших слов князя уколол.
В тот же день созвал из эрзянских сёл
Всех старейшин, весь свой эрзянский род —
И на зов его прибыл вмиг народ,
Княжеским речам внемлет, встав округ:
— До меня дошёл о недобром слух,
Но не верю я — может, это ложь,
В пустоту молвы верить мне не гож.
Вере быть моей, ежли здесь, сейчас,
Огласите весть во единый глас —
Мне поведайте, что известно вам?
Отзовусь душой честным лишь словам.

И в единый глас восклицал народ:
«Терпит много бед наш эрзянский Род,
Сёла и поля пламенем горят,
Плачу наших жён князь Пурейша рад».

Неспеша, в ответ молвил им Пургас:
— Смолкнет скоро плач, пусть дождутся нас!
Слёзы женские языком сотрём
Да Пурейше их кровью возвернём.
Добры молодцы, ой вы, гой еси!
Повелю я вам край родной спасти!

Словно грозный гром в тучах загремел:
Рать эрзянская — каждый воин смел.
На войска мокшан накатила рать:
Сёлам не гореть, жёнам не рыдать!

Длилась так три дня да три ночи сечь,
Во крови земля — плоти не сберечь,
Тучи в небесах плачем изошлись —
Битва не на смерть — за живую жизнь!
Но никто не мог победить, вверх взять:
Ни войска мокшан, ни Пургаза рать.
На четвёртый день в клочья разорвал
Свой кафтан Пургаз да в лицо кидал
Ратникам своим, вызвав тем их гнев,
Воинов-эрзян раззадорил всех:
Сильно разозлил — вспучились глаза,
Дыбом поднялись ратников власа.
С новой силою ринулись опять,
Здесь Пурейша дух зачал испускать.