Батрадз и пестробородый уаиг

Уаиг с пестрой бородой появился в нартских горах. Не пускал он на пастбища нартские табуны, и стада, и отары. Стал погибать нартский скот. И тогда старейшие из нартов решили устроить пир, собрать на этот пир весь народ и выбрать пастуха, который сумел бы уберечь скот от пестробородого уаига.

Послал Урызмаг гонцов ко всем трем нартским родам скликать на этот пир нартов. Из дома Хамыца пришел на пир сам Хамыц. Собрался народ к Урызмагу, помолился Урызмаг и сказал, подняв куваггаг — священное приношение — три пирога с начинкой из сыра и лодыжку быка:

— Тому, у кого хватит смелости стать нашим пастухом и спасти наши стада от пестробородого уаига, предназначено это.

Но никто не осмелился принять куваггаг. Еще раз послал Урызмаг глашатаев.

— Плохо приглашали вы первый раз. Обойдите все дома нартов, и чтоб из мужчин ни одна живая душа не осталась дома, чтобы все пришли на пир!

Еще больше собралось народа, еще раз помолился Урызмаг, опять сказал свое короткое слово — и опять не нашлось смельчака, который взял бы из рук старого Урызмага куваггаг.

И тогда Урызмаг спросил строго гонцов:

— Не остался ли все-таки дома кто-нибудь из нартов?

И ответил старший из гонцов:

— Только из дома Хамыца мальчишка один не пошёл на пир, босоногий малютка. Сидит он в золе возле очага.

— Скорей, скорей приведите его сюда! — сказал Урызмаг.

Старший гонец сам пошел за этим мальчиком и пригласил его на пир. И Урызмаг, увидев Батрадза, сказал еще раз:

— Тому, у кого хватит смелости стать нашим пастухом и спасти стада от пестробородого уаига, предназначаю этот куваггаг.

Но Батрада не понял Урызмага. Громче прежнего повторил Урызмаг свое слово, но Батрадз, встретившись на пире со сверстниками своими, такими же мальчиками, как и он, занялся какой-то игрой и опять не услышал слов Урызмага.

Тогда Урызмаг велел всем присутствующим повернуться к нему.

— Кто сослужит службу нартскому народу, погонит наши стада на пастбища и защитит их от уаига пестробородого, тот пусть возьмет этот куваггаг! — снова громко сказал Урызмаг.

И тут наконец услышал Батрадз его слова и понял их. Вскочил он с места и подошел к старому Урызмагу. Взял он из рук Урызмага лодыжку быка и три больших пирога с начинкой из сыра, широко открыл рот и съел все сразу.

На следующий день утром рано выгнали нарты свой скот, и каждый захватил подарки для пастуха — кто чувяки, кто сумку, кто шапку.

Вот пригнал Батрадз нартские стада на высокогорные пастбища, в пышные травы. Еще не было видно там пестрой бороды уаига. Батрадз убил косулю, натянул ее шкуру и сделал себе шатер. А из мяса косули стал готовить себе шашлыки.

В это время пестробородый уаиг был в походе. Но весть о том, что нартский скот пригнали на пастбища, которые он захватил, дошла до него. И он, весь искрясь от гнева, подошел к Батрадзу.

— Что за осел? Что за собака? Кто это расположился тут на моей земле?

— И собака — ты сам! И осел — это ты! — ответил ему Батрадз. — Чего ты пришел сюда брызгать своей слюной?

Услышав такой дерзкий ответ, понял уаиг, что перед ним Батрадз, сын Хамыца, сразу перестал он браниться, смиренно подошел поближе и спросил:

— Не знаешь ли ты, юноша, нарта Батрадза?

— Как же мне не знать его!

— А не знаешь ли ты, в какие игры он играет?

— Я покажу тебе его любимую игру, — ответил Батрадз.

С силой толкнул он уаига, и тот, не удержавшись, рухнул на землю. Батрадз отрубил ему голову, насадил ее на кол и, высоко подняв ее перед собой, понес в нартское селение.

Вышли к вечеру нарты встречать Батрадза, увидели издалека голову пестробородого уаига и, подумав, что это он сам идет к ним, испугались. Но тут Батрадз подошел ближе, рассмотрели они, что несет он голову уаига, и страх их сменился радостью. Все нартское селение приветствовало Батрадза.

С тех пор скот нартов свободно пасется на просторных пастбищах.

КАК БАТРАДЗ ЗАКАЛИЛ СЕБЯ

Годы шли, и стал задумываться Батрадз:

«Нельзя мне оставаться таким, как я есть. Если не закалюсь я, то какой-нибудь враг непременно осилит меня. Пойду-ка я лучше к небесному кузнецу Курдалагону, пусть он закалит меня».

Поднялся Батрадз с земли на небо, предстал перед Курдалагоном и так сказал ему:

— Ты должен меня закалить, Курдалагон.

— Не проси меня об этом, мое солнце. Хороший ты малый, и жалко мне сжечь тебя.

— Не испугаешь ты меня этими словами! — ответил Батрадз и сам залез в горн.

Курдалагон забросал его углями и стал дуть на него, да сам себе сказки рассказывать.

Не пронял огонь Батрадза, и просит он опять Курдалагона, чтобы тот не спорил с ним, а закалил бы его.

Согласился тут Курдалагон закалять Батрадза и сказал ему:

— Один месяц ты будешь жечь уголь, а другой месяц будешь возить белый кремень с реки.

Так и сделал Батрадз. За один месяц он много угля нажег, а за другой месяц много привез белого кремня с реки.

И тогда Курдалагон бросил Батрадза в свой громадный горн и гору белого камня, кремня, навалил сверху. С двенадцати сторон двенадцать мехов поставил он вокруг горна и целый месяц со всех двенадцати сторон дул на Батрадза. Сменился месяц, и подумал Курдалагон: «Сгорел, наверное, бедный сын Хамыца. Надо выгрести из горна кости его». Подошел он к горну со своими большими щипцами, и вдруг из раскаленного горна закричал на него Батрадз:

— Ты что, шутишь, что ли, со мной? Ведь не пронимает меня твой огонь. Скучно здесь у тебя в горне. Хоть бы ты фандыр мне принес, я бы увеселял себя песней.

Принес Курдалагон фандыр и подал его Батрадзу. Вновь насыпал он на Батрадза черного угля и белого камня и еще целую неделю с двенадцати сторон дул на него. А все жалуется Батрадз, что не пронимает его огонь. И тогда сказал ему Курдалагон.

— Нет, видно, простым углем я тебя не согрею. Найди-ка драконово гнездо да убей побольше змеев-драконов. Вот если из них мы выжжем уголь, этот уголь должен прогреть тебя.

Нашел Батрадз драконово гнездо, много истребил он змеев-драконов, принес их всех Курдалагону, и пережгли они на уголь тела драконов. Потом Батрадз опять полез в горн, и целую неделю с двенадцати сторон дул на него Курдалагон. А через неделю подошел он к горну, и кричит ему оттуда Батрадз:

— Кажется, я достаточно накалился! Не держи меня здесь, высоко на ветру, а кинь меня в море!

И ухватил Курдалагон щипцами своими раскаленного нарта Батрадза и со всей силы бросил в море. Закипело, забурлило море, и вода облаком поднялась к небу. Все рыбы — и большие и малые — остались на сухом дне и бились на горячем песке о голые камни. Батрадз же превратился весь в синюю сталь. Но одна кишка его не успела закалиться, потому что вода в море уже испарилась. Вышел из моря Батрадз, а вода вновь упала в море, и снова заиграла морская волна. Очнулись большие и малые рыбы, и снова привольно им стало плавать в морской глубине. А Батрадз поднялся к Курдалагону и сказал ему:

— Если ты как следует не закалил меня, горе твоему очагу! Я голову сорву с твоих плеч! — И тут Батрадз положил ногу свою на наковальню Курдалагона и ударил по ней молотом: по стальному звону узнал Батрадз о том, что он закален хорошо, и сказал: — Теперь мне ничего не страшно!

КАК БАТРАДЗ СПАС УРЫЗМАГА

В дальний поход ушли все славные мужи Ахсартаггата. Только старый Урызмаг остался дома. Долго не возвращались нарты Ахсартаггата, и стали говорить в народе:

— Сильны Ахсартаггата, но, видно, встретились они с мужами, что сильнее их! Наверное, истреблены уже Ахсартаггата.

Издавна не в ладу жили друг с другом род Бората и род Ахсартаггата — враждовали они. Род Ахсартаггата не был многочислен, но силы и мужества исполнены были мужчины Ахсартаггата. Бората же были многочисленны и богаты, но не хватало у них силы и отваги.

Когда услышали Бората о том, что нартские мужи из рода Ахсартаггата не вернулись из похода, то сказали:

«Нет больше из рода Ахсартаггата никого живого, и ждет их добро, чтобы кто-нибудь взял его. Уцелел, правда, старец один, пойдем убьем его и унесем все их добро!»

Собрались Бората, подумали и решили:

— Устроим пир, позовем на него старого Урызмага, напоим его и убьем. Тогда все добро Ахсартаггата останется без хозяина, и мы присвоим его.

И вот Бората в своем большом общем доме устроили пир.

— Кого бы послать, чтобы пригласить Урызмага? — советовались между собой Бората.

И Сырдон, который случился здесь, предложил:

— Я схожу за ним и приведу его.

Пришел Сырдон к Урызмагу, сел перед ним на корточки и сказал:

— Устраивают Бората пир в своем прославленном большом Доме клятвы и приглашают на этот пир тебя. Захочешь — придешь, а не захочешь — не придешь.

— Что это ты мне говоришь такое? — сказал Урызмаг. — Разве так гостей приглашают?

— Бывает, что и так приглашают, — ответил Сырдон.

— Ну так пойди, поблагодари их и скажи им, что болен старый Урызмаг и не сможет прийти он на пир и пробыть там до конца.

Ушел Сырдон, и сказал Урызмаг Шатане:

— Эх, совсем состарился я, хозяйка, и перестали нарты чтить меня! Разве почетных людей так приглашают: «Захочешь — придешь, не захочешь — не придешь»?

— Правда, состарился ты, хозяин моей головы, что не можешь понять смысла того, что тебе говорят. Злое дело задумали против тебя Бората, и Сырдон дал тебе это понять.

Когда Сырдон передал мужам из рода Бората, что не придет Урызмаг, стали Бората советоваться между собой, что им делать, и решили послать за Урызмагом молодую невестку. По обычаю, приглашающей невестке отказать нельзя было, и потому, — говорили Бората, — если сохранилась еще душа в теле Урызмага, он обязательно придет на пир.

Подошла молодица к дому Ахсартаггата и постучала в дверь. Вышла к ней Шатана.

— Устраивают наши пир в нашем прославленном большом Доме клятвы и прислали меня пригласить на этот пир вашего старика.

Вернулась Шатана в дом и передала Урызмагу приглашение молодицы.

Забеспокоился тут Урызмаг. «Да не простит Бог приславшим ее!» — подумал он и сказал Шатане:

— Выйди, мое солнышко, и скажи ей: «Нехорошо, конечно, нарушать обычаи нартов и нужно бы уважить слово молодой невестки, приглашающей на пир, но нездоровится, мол, старику нашему, и пойти он не сможет. Очень просит он за это прощения!»

Шатана вышла и передала невестке ответ своего старика. Что еще оставалось делать невестке? Без хорошего ответа вернулась она обратно.

Тогда Бората послали за Урузмагом женщину, носящую одежду печали по покойному. Подошла она к дверям Урызмагова дома и позвала: «Кыс-кыс!» Не позволял ей обычай в присутствии мужчины назвать Шатану по имени[62]. И к ней тоже вышла Шатана:

— О Шатана! Чванливые Бората не дали мне даже снять одежду печали и прислали меня к Урызмагу с приглашением на пир. Прошу тебя, скажи ему — пусть не опозорит меня отказом!

Зашла Шатана к Урызмагу и поведала ему то, что сказала женщина.

Урызмаг покачал головой и сильнее прежнего забеспокоился. Но что ему еще оставалось делать? Невозможно сказать «нет» женщине в одежде печали.

— Скоро буду сам! — такой ответ передала Шатана женщине, носящей одежду печали.

Вернулась Шатана обратно и сказала Урызмагу:

— Не тревожься, старик мой. Вот тебе шелковый платок, и когда трудно придется тебе, брось этот платок на землю, и придет тебе помощь. Возьми с собой вот эту длинную трубку и спрячь ее под шубу. Сядешь на войлочный тюфяк и, когда захотят тебя споить, выливай хмельное в трубку — и будет оно через трубку уходить в войлок.

Взял с собой Урызмаг платок и трубку, положил их за пазуху, накинул на плечи соболью шубу, нацепил на пояс меч и тоже спрятал его под шубу. И пошел он на пир Бората.

Когда Бората увидели Урызмага, все встали ему навстречу — и старшие, и младшие.

— Мир дому вашему и да будет пир ваш угоден Богу, Бората! — сказал Урызмаг.

— Здравствуй, здравствуй, Урызмаг, — ответили ему Бората и притворились, что очень рады Урызмагу.

Повели они его и посадили на самое почетное место, во главе всех семи рядов. Начался пир. Семь чаш ставили перед Урызмагом при каждой здравице. Но он выпивает столько, сколько принимает душа его. Остальное незаметно льет в трубку, и в войлок уходит излишнее зелье.

Но недаром зовут Сырдона хитростью земли и коварством неба. Заметил он уловку Урызмага и тихонько указал на это Бората.

— А теперь подымем чашу всадника, отправляющегося в путь, — сказали старшие Бората и встали.

Пришлось встать и Урызмагу. Грустно покачал он головой, но посчитал, что не подобает ему отказаться от этой чаши. Не смог он вылить в трубку излишек хмельного зелья, выпил все семь чаш, и стало его качать. И тут он услышал слова:

— Пришло время зарезать нашего старого быка.

Это сказал Бурафарныг Бората, обращаясь к младшим Бората. Понял тут старый Урызмаг, о ком идет речь, смекнул, что подходит конец его жизни, и бросил он на землю шелковый платок Шатаны. И тут же вернулся этот платок к Шатане. А она уже не стала мешкать. Быстро приготовила три медовых пирога, и, держа пироги, побежала на священную горку, на которой молились нарты, и, поставив там пироги и кувшин с ронгом, взмолилась:

— О Бог богов, мой Бог! Если я еще для чего-нибудь нужна тебе, то пришли ко мне сейчас мальчика Батрадза. У донбеттыров гостит он сейчас.

И только кончила Шатана молиться, выскочил Батрадз из моря и встал перед Шатаной.

— Что случилось, мать моя, меня не родившая? — спросил он ее.

— Бесславная смерть грозит твоему старому дяде. Бората собрались и хотят убить его.

— Где собрались? — спросил Батрадз.

— В своем большом Доме клятвы.

Батрадз побежал. Достиг он дома Бората и крикнул с порога. Содрогнулись от этого крика потолочные балки, и многолетняя сажа посыпалась вниз на пирующих. И многие из тех, кто сидел за столами, от одного этого крика попадали в обморок.

— Эй, старик мой, откликнись: ты живой или мертвый? — позвал Батрадз Урызмага.

И, услышав голос Батрадза, почувствовал Урызмаг, что силой наполнилось его сердце. От радости пропал у него голос, и ответил он еле слышно:

— Я еще не мертвый, но чуть держится жизнь во мне.

— На этой охоте будешь ли ты сидеть в засаде или будешь гнать гай? — спросил его Батрадз.

— Не в силах я больше гнать гай, но в засаде могу еще посидеть, — ответил ему Урызмаг, и, выйдя на порог дома, выхватил из-за пояса меч, и, точно мост, протянул его от одного дверного косяка к другому.

Сырдон первый смекнул, к чему клонится это дело. Страх придал ему силу, прыгнул он вверх и через дымоход удрал на волю.

А Батрадз выбил один из столбов, на которых держался дом, замахнулся и — пусть всякого, кто проклянет тебя, постигнет такая же участь! — погнал он всех Бората, избивая их этим столбом. Кого ударял он, тот падал на землю, расплющенный в лепешку; те, которые хотели спастись бегством, натыкались на меч Урызмага, и туловища их валились наружу, а головы падали обратно в дом.

Потом Батрадз приподнял главный столб, на котором держалась вся крыша, и в щель между крышей и домом кинулись те из Бората, что остались в живых. Но тут опустил опять крышу Батрадз и раздавил этих последних Бората.

Так погибли Бората, и со времени Сухского побоища не было побоища, подобного этому[63].

Истребив всех, кто покушался на жизнь старого Урызмага, Батрадз, поддерживая под руку своего старика, привел его к Шатане.